Гленн вовсе не собирался тратить два утренних часа на разговоры с соседями, обсуждая смерть Джойс Коттрел, но так уж получилось. Когда к дому Джойс подкатила первая полицейская машина и блюстители порядка получили возможность оклеить недвижимое имущество жертвы яркой предупредительной лентой, зеваки только еще собирались. Через десять минут, когда подтянулись еще две бело-голубых патрульных машины и один скромный «форд», приметная окраска которого прямо свидетельствовала о принадлежности к полицейскому департаменту, на тротуаре топтался уже добрый десяток любопытных. Одна из соседок наконец не выдержала и постучала в дверь дома Джефферсов. Это была Мардж Херли, переехавшая с семьей в дом напротив четыре года назад и жившая наискосок от Джефферсов. С тех пор как Мардж въехала, она безуспешно пыталась объединить жильцов близлежащих домов и устроить грандиозную вечеринку, ошибочно полагая, что нравы обитателей Капитолийского холма ничуть не отличаются от привычек жителей уютного тупичка, расположенного в болотистом пригороде неподалеку от озера Вашингтон, откуда семейство Мардж благополучно сбежало.
Отказавшись удовлетвориться простейшим объяснением Гленна, что Энн обнаружила тело Джойс утром в парке Волонтеров, Мардж сначала вытеснила Гленна на порог его собственного дома, а затем увлекла за собой в гущу толпы, собравшейся на тротуаре. Там, среди соседей, Гленн был вынужден повторить слово в слово то, что он ранее сказал Мардж. Тем временем возбужденные соседи, не получавшие никакой информации от полицейских, находившихся в доме, обменивались разного рода догадками по поводу происшедшего. В течение нескольких лет Джойс Коттрел считалась наиболее эксцентричной дамой из всех, проживавших в округе, и это даже после смерти сослужило ей дурную службу. Ее характер и завершившаяся теперь жизнь разбирались фрагмент за фрагментом, пока кто-то не вылез с предположением, что она торговала наркотиками (украденными скорее всего из аптеки госпиталя) или снималась в порнографических фильмах. Последнее хоть как-то объясняло тот факт, что она постоянно отваживала людей от своего жилища. Как только было покончено с моральным обликом Джойс, на повестку дня встал наиболее животрепещущий вопрос — кто же ее все-таки убил? Ближайших соседей, разумеется, тут же исключили. «Мы же тут всех знаем, не правда ли?» — обратилась к толпе Мардж, которая только что познакомилась с добрым десятком людей, которых раньше и в глаза не видела.
Устав под конец от сплетен и догадок самого чудовищного толка, Гленн удалился под тихий кров своего дома, но, как выяснилось, лишь для того, чтобы услышать через несколько минут мелодичный перезвон дверного звонка. Сначала он не обратил на звонок никакого внимания, предположив, что за дверью снова стоит Мардж, жаждущая еще разок услышать рассказ о том, как было обнаружено тело, однако звонок тренькал не переставая. Когда Гленн все же открыл дверь, он увидел мужчину с полицейским значком в руке.
Мужчина улыбнулся:
— Вот мы и встретились наконец.
Гленн посмотрел на него в упор. Улыбка исчезла, и мужчина слегка покраснел.
— Ведь вы Гленн Джефферс?
Гленн кивнул, но по-прежнему молчал.
— Я — детектив Блэйкмур. Марк Блэйкмур.
Наконец Гленн понял. Широко распахнув дверь, он жестом предложил детективу войти в прихожую.
— Приятель Энн, — сообщил Гленн во всеуслышание, обращаясь к толпе зевак, которая уже заметно уменьшилась. Те, словно по команде, переключили внимание с дома Джойс на дом Джефферсов.
— Насколько я понимаю, это не визит вежливости?
— А жаль, — вздохнул Марк Блэйкмур. — Боюсь, что мне придется задать вам несколько вопросов о событиях прошедшей ночи.
Гленн кивнул и провел детектива на кухню, где налил гостю и себе по чашке кофе.
— Мне его пить не разрешают, поэтому я надеюсь, что вы ничего не скажете Энн. Договорились?
Марк почувствовал, что снова краснеет, но Гленн, казалось, ничего не заметил.
— Договорились, — произнес детектив, принимая чашку. — Мне особенно важно выяснить, не слышали ли вы чего-нибудь подозрительного прошлой ночью.
Гленн заколебался. Вместо того чтобы прямо ответить на вопрос, он задал вопрос сам:
— В какое время?
Блэйкмур пожал плечами.
— Трудно назвать точное время, — ответил он. — Но мы знаем, что Джойс Коттрел ушла с работы в одиннадцать и направилась домой. Даже если она забежала куда-нибудь выпить кофе, в полночь она должна была оказаться дома. В полночь или получасом раньше. Таким образом, давайте вести отсчет с одиннадцати часов пятнадцати минут.
Гленн по-прежнему колебался. Он вспомнил, что образ Джойс Коттрел возник у него перед глазами, как только он узнал, что в парке нашли тело женщины. Он покачал головой.
— Я бы с удовольствием вам помог, но думаю, что это не в моих силах. Ее убили в доме?
— Наверху, в спальне, — сказал Блэйкмур. — Нет никаких признаков взлома, но это мало что значит. Многие прячут ключи от дома поблизости от входных дверей, и налетчикам отлично известно, где их искать. Теперь о друзьях. Друзья у нее были?
— Возможно, но я о них ничего не знаю, — ответил Гленн. — Если вы успели переговорить с людьми, собравшимися у дома, то могли уяснить себе, что Джойс считалась странной женщиной.
Если у Марка Блэйкмура и были собственные мысли насчет Джойс, то это никак не отразилось на его лице.
— Странной? — тихо переспросил он. — Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду, что она была… хм… странная, — не совсем уверенно произнес Гленн. Он уже успел пожалеть, что использовал это слово. — Она относилась к тому типу женщин, глядя на которых, невольно думаешь, что дом у них пребывает в запустении. Такие женщины, знаете ли, собирают всякую дрянь, вещи у них валяются в полном беспорядке, ну и все такое. По-моему, она никуда, кроме работы, не ходила и — уж совершенно точно — никого не приглашала к себе. — Гленн беспомощно пожал плечами. — Я ничего не утверждаю, просто высказываю свои догадки… — начал он было снова, но голос его предательски задрожал.
— Ваши догадки не соответствуют истине, — сказал Блэйкмур, вспомнив удивительный порядок, царивший в жилище Джойс. Там было удивительно чисто, если не считать кровавых пятен… Блэйкмур обнаружил их не только в спальне, где Джона убили и частично выпотрошили, но и по всему дому. Убийца даже не пытался скрыть следы крови, когда тащил труп из спальни вниз по лестнице, а потом через столовую и кухню к выходу. Он вынес тело на улицу через черный ход, и уже там, за пределами дома, дождь смыл все следы.
— Она была, можно сказать, весьма аккуратная чудачка.
— Вот и говори после этого, что мы с Энн разбираемся в людях.
— Многие люди не соответствуют нашему представлению о них, — раздумчиво протянул Блэйкмур. — Но вы до сих пор не сказали мне, слышали ли вы что-нибудь подозрительное прошлой ночью.
Гленн все еще колебался, но Блэйкмур на этот раз настаивал:
— Так вы слышали что-нибудь ночью?
Гленн собрался было снова покачать головой, но передумал. Отчего не сказать детективу правду?
— Я не уверен, — начал он, — и не знаю, стоит ли вам об этом рассказывать, но, с другой стороны, и в самом деле приключилась какая-то чертовщина, когда сегодня утром я отправился в парк на поиски Энн.
Со всей возможной точностью Гленн объяснил Блэйкмуру причину, по которой он отправился в парк, и даже рассказал об образе Джойс Коттрел, возникшем у него в мозгу в тот момент, когда он узнал, что в кустах нашли тело убитой женщины.
— Хотелось бы мне знать, отчего это вы о ней вдруг вспомнили? — с хорошо разыгранным равнодушием спросил Блэйкмур.
Гленну ничего не оставалось делать, кроме как рассказать детективу остальное.
— Дело в том, что Джойс видела меня вчера на заднем дворе и сказала об этом Энн. Она, то есть Джойс, утверждала при этом, будто я был абсолютно голым.
Блэйкмур вперил в собеседника испытующий взгляд.
— Вы находились во дворе у себя или у нее?
— Конечно, у себя, — поспешил заверить его Гленн. — Да и голым я не был.
Детектив равнодушно пожал плечами.
— А если и были, то что же? В конце концов, вы находились на своем участке, не так ли?
— Но я не был голым, — продолжал настаивать Гленн, хотя в тот самый момент, когда он произнес эти слова, его уверенность в их справедливости в значительной степени поколебалась.
Детектив позволил себе улыбнуться, вернее, изобразил слабое подобие улыбки одними уголками губ.
— Ну и рассердились вы, должно быть, на эту Джонс Коттрел, а?
Гленн собрался было ответить, но вовремя заметил, какое опасное направление принимает разговор. Он закрыл рот, и в тот же самый момент с лица детектива исчезла улыбка.
— Так вы рассердились на нее? Да или нет? — повторил Блэйкмур свой вопрос. — Если бы меня обвинили в чем-нибудь подобном, я бы с ума сошел от ярости.
— И сошли бы с ума до такой степени, что постарались бы ее убить? — поинтересовался Гленн. — Вы к этому клоните?
У Блэйкмура заходили скулы.
— Я лично ни к чему не клоню, — сказал он. — Я только задаю вопросы.
— А я на них отвечаю. Всего-навсего, — подхватил Гленн. — Так вот, я и в самом деле разозлился на Джойс. Но не до такой степени, чтобы ее убить.
— Но вы мгновенно о ней вспомнили сегодня утром, когда услышали о найденном трупе, — напомнил ему Блэйкмур. — Почему?
— Я и сам пытаюсь понять — почему? — сердито бросил Гленн. — И еще я пытаюсь понять другое — почему я сижу сложа руки и не пытаюсь позвонить своему адвокату. Если вы собираетесь обвинить меня в убийстве Джойс Коттрел…
Блэйкмур поднял ладони вверх, пытаясь тем самым остановить готовый сорваться с губ Гленна поток не слишком лестных слов.
— Эй! Поумерьте-ка свой пыл. Я вас ни в чем не обвиняю. Если же хотите позвонить адвокату — Действуйте. На самом же деле я провожу опрос свидетелей, и ничего больше. Поймите, мне нужна информация, и я никого ни в чем не обвиняю.
Губы Гленна сами собой сложились в подобие улыбки.
— Тем не менее все, что я скажу, может быть использовано против меня в суде? — спросил он со смешком, повторяя знаменитую фразу, которую настолько затаскали в кино и на телевидении, что она превратилась в штамп.
Блэйкмур сдавал позиции одну за другой.
— Мы произносим это заклинание, только когда берем кого-нибудь под арест, — коротко заметил он. — Тем не менее вы имеете полное право пригласить адвоката.
Гленн некоторое время обдумывал слова детектива и почувствовал, что ситуация выходит из-под контроля. Если он станет настаивать на присутствии адвоката, не бросит ли он тем самым на себя тень? Ведь он ни в чем не виноват. Он ничего не видел и не слышал и уж точно не сделал ничего дурного!
Да, но как быть с провалами в сознании?
Как объяснить свой вчерашний поступок, когда он очевиднейшим образом временно спятил и выкинул бритву на помойку, а вдобавок ничегошеньки об этом не помнил?
А если он оказался способен на такое, то…
Гленн отмахнулся от неприятной мысли, догадываясь, куда она может его завести.
Наконец он принял решение: он ничего дурного не совершил, поэтому адвокат ему не нужен.
— Я, признаться, всего-навсего размышлял о том, что могло заставить меня подумать в это утро именно о Джойс. По-видимому, я и в самом деле что-то слышал прошлой ночью — просто не помню что. Должно быть, во сне я услышал какой-то звук, который отложился у меня в подсознании. Подсознание же помимо моей воли увязало этот звук с образом Джойс и с убийством. Вот почему она сразу же пришла мне на ум, когда нашли тело. Я хочу сказать, что если кто-то услышал подозрительный шум, находясь в полусне… — и снова голос Гленна предательски задрожал, и он в очередной раз пожалел о том, что не в меру разболтался.
Детектив и Гленн посмотрели друг на друга в упор, и хотя никто из них не произнес ни слова, возник невысказанный вопрос, который провел между ними невидимую черту: а что, если во сне Гленн слышал не только шум? Что, если это был крик?
Что, если он, Гленн, был свидетелем убийства?
Когда Марк Блэйкмур спустя несколько минут выходил от Гленна, эти вопросы все еще оставались незаданными.
Но и Гленн, и Блэйкмур пытались найти на них ответы.