Чёрная Пешка

ХОД 22

Саракш, остров Казхук

Островная империя

04 часа, 9-го дня 3-ей недели Бирюзового месяца, 9590 года от Озарения

К Муравьиной шахте добирались окольными подходами, долго и трудно. «Шаман» клялся и божился, что мог бы провести прямой тропой, да транспортерам по ней ходу не будет. Заметив выползающую из-за горы колонну, шахтеры тут же предусмотрительно распахнули бревенчатые ворота, закрывающие единственный прорубленный в скале вход в узкое ущелье.

Шахтерский поселок располагался за плотиной и прудом. Ниже запруды зеленели грядки, росли ягодные кусты. Мощная струя воды шумно падала с плотины на лопасти верхнебойного колеса, приводя в движение какой-то примитивный механизм, укрытый в большом сарае. Оттуда слышались скрежещущий гул и раскатистые удары. Из труб поднимались столбы черного густого дыма. На островке посреди пруда что-то пекли под навесом. Деревянные бараки лепились к нависающей стене серой туфолавы, надежно укрытые ею от непогоды. В бараках не имелось дверей, поэтому было видно, как на соломе спит ночная смена.

Старшины шахты встретили яхт-лейтенанта с настороженной предупредительностью. Пригласили сесть за стол и позавтракать, матросам предложили разместиться подальше от шума. Офицер сообщил о том, что будет произведена обычная проверка, старшины тут же распорядились открыть все помещения. Всеслав заметил, что морские пехотинцы держались как-то скучающе, явно не предвидя эксцессов. С аборигенами не общались, но и не демонстрировали тем свою готовность пустить в ход оружие. Обошли сараи и мастерские, вяло потыкали штыками в солому в бараках, попили что-то на островке, расселись у транспортеров.

— Хотите спуститься в разработки? — предложил Даццаху Хо. — Лично я — собираюсь. По слухам, это незабываемое зрелище.

Лунин кивнул без всякого энтузиазма. Яхт-лейтенант, толстячок-проспектор, инспектор и Всеслав проследовали за старшинами в огромную пещеру естественного происхождения, своды которой было трудно разглядеть. В бесформенное отверстие сверху проникал розоватый свет, однако — странное дело — на поверхность большого естественного бассейна внутри пещеры он падал совсем белесым. В бассейне плавали деревянные ковши. Из расщелины в стене сочилась вода; там где она падала на берег бассейна, росли пышные кристаллические сталагмиты.

— Наша солонка. — пояснили старшины. — соль берем.

За водоемом темнел прорубленный в камне прямоугольный проход с горящими по обе стороны факелами. Оттуда тянуло ощутимой прохладой, которая скоро перестала быть приятной. Старшины, как видно привыкли к ней, а вот гости начали зябко поводить плечами.

— Я рассчитывал протискиваться сквозь узкие и лазы и душные проходы, на спуск в грязных бадьях и прочие неприятные процедуры. — сказал Всеслав. — А здесь такие объемы! Неужели эти люди их вырыли вручную?

— Нет, разумеется, — сказал проспектор. — Это старая шахта, еще дореволюционных времен. Сначала вот здесь выработали большое тело свинцовой руды, а бурение показало наличие богатого медно-серебряного оруденения ниже. Успели построить капитальные и подготовительные выработки для добычи, но в гражданскую войну шахта была заброшена, и после нее в ней обосновалась эта горняцкая банда. Но тесные душные кустарные шахты здесь тоже есть — в них добывают олово и еще что-то.

Помосты и лестницы, умопомрачительно переплетаясь, уходили куда-то вниз. Проспектор испуганно ойкнул, но любопытство, видимо, перевесило страх, и он шагнул на скрипучие доски, держась за перила. Глаза Лунина быстро привыкли к полутьме, рассеиваемой спиртовыми светильниками, да и Даццаху не жаловался. А вот офицер дважды споткнулся и наткнулся раненой рукой на стояк, замысловато выругавшись сквозь зубы на диалекте дзэ-гэ.

Они спускались все ниже. В стенах этой чудовищной шахты виднелись отверстия боковых штреков. Перед ними стояли наполненные добытой рудой бочки. В проемах мелькали тени, слышались удары металла о камень, глухие голоса, визг тачечных колес. Шахта не была мертвой: в некоторых местах Всеслав замечал гроздья белых грибов, странные коконы, крупные лишайники, медленно ползущих крупных мокриц.

— О! — восторженно сказал он, когда на высоте поднятой руки блеснули в камне бирюзовые полоски, — Какая красота!

— Впечатляет. — подтвердил проспектор. — Это руда.

— Мелочи. — не оборачиваясь, заметил старшина. — Не берём. Ниже будет больше.

Нижний уровень представлял собой большую галерею, довольно ярко освещенную горящим в кованых лампах самогоном. Свет отражался, мерцал и дробился в переплетении лиловых и серебристых жил, оплетавших выступы стен. Посреди галереи сверкала большая, в рост человека, груда добытой руды. Двое шахтеров лопатами забрасывали ее в тачки. Все это казалось нереальным, напоминало сцену из фильма-сказки.

Ювелир подбирал обломки породы, рассматривал под лупой, что-то бормотал, хватал старшин за рукава домотканых рубах, расспрашивал, горячился, совал раскрытую записную книжку. «Самоцветы… бу-бу… — доносилось с той стороны, — кристаллы… бу-бу-бу… и это красиво…можно обменять…» Инспектор, оглядываясь по сторонам и ощупывая стены, двинулся к обломкам лестницы у левого края галереи. Лунин шел следом.

— Эй-эй! — всполошились старшины, — Туда лучше не надо!

Словно в подтверждение их слов из крайнего штрека выскользнула тройка рудокопов.

— Муравьи! — вопили они, — Огня дайте!

Ошеломленный Всеслав увидел, как вслед за ними из прохода проворно вынырнуло бледно-серое членистоногое существо размером с крупного дога. Оно поднялось на задней паре коленчатых конечностей и, поводя усиками, издало ритмичный стрекот. За ним появился второй гигантский муравей, потом — третий. Яхт-лейтенант левой рукой неловко рвал застежки кобуры.

Даццаху Хо опустился на колено, поднял пистолет. Первый выстрел в брызги разнес глаз муравья, однако вместо того, чтобы погибнуть, насекомое заметалось по пещере. Горняки с воплями кинулись на лестницы. Еще двумя пулями инспектор свалил муравья. Тот упал на спину и судорожно поджал лапы. Хлопнул выстрел из оружия Лунина, еще один муравей закувыркался, опрокинул спиртовку и превратился в трескучий костер. Последнего муравья одновременно поразили пули, посланные Всеславом и Даццаху.

— О! — только и смог вымолвить Всеслав.

— Мгу! — согласился инспектор, — Мммм…

— Выскакивают, гады… — пожаловался старшина, завистливо покосился на пистолеты, шумно вздохнул. — Может, вы еще вон там погуляете, а?

— Не наглей, кротяра. — буркнул офицер, — Где же ваши самострельщики?

— Да толку-то от них! Стрелы по муравьиным панцирям скользят. Что, поднимемся?

— Пожалуй. — согласился офицер.

Они проделали обратный путь гораздо быстрее, хотя и пришлось обогнать вереницу рудокопов, толкающих наверх тяжелые тачки. Лунин осторожно подошел к перилам, глянул вниз. Там несколько человек склонились над убитыми муравьями.

— Что они вытворяют?

— Разделывают. — пояснил старшина, — Мяса хватит, чтобы сварить суп на полсмены, из желез выдавим кислоту, а панцирь пойдет на изготовление всяких мелочей.

Даццаху Хо что-то поднял с настила и сунул в карман.

— Кристалл на память. — пояснил он в ответ на взгляд Всеслава. — Кстати, а где вы научились так метко стрелять, Да?

Комментарий Сяо Жень:

Когда отчёты моего деда в совокупности с его ментограммами попали в руки специалистов, последовал целый ряд комментариев. Описание представителей эндемичной неодинозавровой фауны Архипелагов ничуть не удивило биологов. В их распоряжении имелось уже много снимков, сделанных роботами-разведчиками. Более того — некоторые животные даже были вывезены с Саракша и с успехом размещены в земных зоопарках.

Но вот в наличие гигантских муравьёв биологи решительно отказывались поверить: «…существование наземного членистоногого, более крупного, чем палеозойские стрекозы-меганевриды с размахом рыльев в 70 см., категорически запрещено особенностями их дыхательной и кровеносной систем (вот в море, при жаберном дыхании, это возможно — трехметровые ракоскорпионы тому примером»)[1]. Открытие В.Лунина было решено проверить ровно через четыре года. И сброшенный к Муравьиной шахте робот-разведчик передал видеокадры разделки тамошними поварами двух гигантских насекомых. После этого в наличии в пещерах Северного Хребта острова Казхук уникальных насекомых сомневаться было невозможно. Правда, вопрос о причинах формирования этого вида, условиях его развития до сих пор остаётся одной из неразрешённых проблем космозоологии.

Дневник наблюдений

Бидзанби Да,

Помощника старшего инспектора социальной службы

Островной империи

Стр.134–135

…шные джунгли. Хотя, надо признать, что обратный путь от Муравьиной шахты к берегу океана приключениями не изобиловал, а выше перечисленное — не в счет.

Экспедиция вышла на побережье в ста милях южнее того места, где была произведена высадка. Там приезжими торговцами как раз была развернута ярмарка, собралось довольно большое число местных жителей. Поскольку мой шеф, чтимый инспектор Даццаху Хо настоятельно рекомендовал в данных дневниковых записях задаваться максимальным количеством вопросов, все недоумения по поводу ярмарки размещаю здесь. Итак:

1) На ярмарке полностью отсутствовало продовольствие, привезенное фермерами для продажи. Это указывает на господство на Казхуке почти абсолютного натурального хозяйства. Судя по всему, фермы, подобные тем, что мне довелось увидеть на острове, кормят собственное население и содержат немногочисленных людей, не занятых в сельскохозяйственном производстве (шахтеров и кузнецов, «шаманов» и «охотников» и прочих). Но такая картина в корне противоречит словам чтимого Даццаху о решении продовольственной проблемы в имперском масштабе!

Отсюда предположение: о. Казхук — исключение, а не правило в аграрной составляющей имперского хозяйства.

2) Местные мастера-ремесленники не предлагали изделий, имевших утилитарное, бытовое предназначение. Не было домотканой одежды, в которой ходят практически все казхукцы, которых я встречал. Не замечалось самодельной керамики, хотя за мизерным исключением именно она стоит на столах островитян. Не привезли для продажи ножей, мотыг, лопат и прочих самодельных орудий труда.

Крепнет допущение: о. Казхук — не правило, а исключение в индустриальной компоненте экономики империи. (Не буду же всерьез рассуждать, будто кузнецы с Муравьиной шахты изготавливают узлы для сборки атомных субмарин!)

3) Казхукцы привезли на ярмарку товары, которые бы я осмелился назвать «колониальными»: сборы пряных и лекарственных трав, экзотические сушеные грибы, редкую вяленую рыбу, шкурки животных и тисненую кожу, жемчуг, самоцветы, золотой песок и слитки серебра, украшения, плетеные коврики, резьбу по кости и ценной древесине и пр.

Стоит ли повторять, что это также наводит на мысль об исключительности хозяйственного положения Казхука?

4) Отмечаю два случая, когда на обмен (продажу?!) выставили запеленатых младенцев! Без комментариев!

5) Всё, что привезли аборигены, выменивалось на промышленные изделия, изготовленные в других местах фабричным способом с применением развитых технологий. Сознательно подчеркиваю термины «фабричный», «промышленный», «высокотехнологичный».

Казхукцам предоставили возможность приобрести ткани, обувь, предметы ширпотреба (иглы, нитки, керосиновые и спиртовые лампы, зеркала), посуду, ручные инструменты (рубанки, пилы, долота и т. п.).

Однако, как я понял, существуют серьезные ограничения или даже запреты на ввоз целого ряда товаров на остров, что неоднократно подтверждал и чтимый Даццаху. Печатных изданий не было вообще, бумаги и принадлежностей для письма и рисования было ввезено крайне мало. Среди импортированного на остров я вообще на увидел фото-, радио- и электронных изделий, электротехники и огнестрельного оружия.

6) Ярмарку охраняли подразделения «океанских змеев», численностью едва ли не равной количеству торгующих. Говорит ли это о необ…

конец документа

Саракш, остров Казхук

Островная империя

05 часов 70 минут, 2-го дня 2-ой недели Зеленого месяца, 9590 года от Озарения

Бранспортеры и плавучие танки один за другим с большими интервалами съезжали в морской прибой и отправлялись прямо в разверстый зев десантного судна.

Кроме корабля десанта в бухте находилась раздутая надводная баржа. От баржи отчаливали понтонные плоты с группами людей на них.

— Моя задача — проследить за тем, чтобы процедура переселения на остров прошла без осложнений. — перекрывая шум мотора, пояснял инспектор. — Как правило, ничего чрезвычайного не происходит, надеюсь и на сей раз все будет соответствовать нормам инструкций. Заверю своими подписями протоколы, наша миссия на сём закончится. Если же, сверх ожидания, будут замечены какие-то отклонения от норм, придется засадить вас за составление многочисленных актов и подшивание объяснительных записок. Хорошую судьбу я, изверг, вам уготовил?

Лунин дипломатично пожал плечами.

Первый понтонный плот причалил к берегу. Оттуда посыпались на сырой желтоватый песок «океанские змеи» и солдаты береговой охраны. Они щелкали затворами карабинов, быстро выстраивались в две цепи, образуя коридор от понтона к небольшому холмику, возвышавшемуся шагах в пятидесяти от кромки прибоя.

— Готово! — сложив ладони рупором, прокричал матрос с повязкой вахтенного. — Выпускайте!

С плота в пространство между шеренгами «змеев» принялись спрыгивать совершенно голые коротко стриженые люди разного возраста. Их оказалось несколько десятков, и подавляющее большинство их было мужчинами. У нескольких руки были скованы. Почти все шумели и держались вызывающе. Один из них раскинул руки, упал плашмя в шипящую пену прибоя и громко заорал на диалекте дзэ-гэ:

— Захагу би дзимгэ, счастье дуре попёрло в натуре и дура теперь никуда не пойдет!

Морпех, находившийся ближе всего к нему, выстрелил «от бедра», не целясь. Пуля взбила фонтанчик рядом с головой упавшего. Тот вскочил:

— Всё-всё-всё, начальник, убедил, больше не буду.

И тут же молодая женщина, сопровождая песню бесстыдными движениями, хрипло загорланила:

Всеслав взглянул на Даццаху Хо и удивленно отметил непривычное для того выражение лица. Инспектор смотрел на разухабистую процессию холодно и брезгливо.

Когда на понтоне никого не осталось, матросы усадили обнаженных людей на холмик, провели перекличку. Боцман при этом делал какие-то пометки в устрашающего вида пухлой картонной папке со скоросшивателем. Затем унтер-офицер призывно махнул рукой инспектору. Тот обреченно вздохнул и зашагал к боцману. Они довольно долго беседовали, жестикулируя и листая папку, доказывали что-то друг другу, водили пальцами по страницам. В конце концов Даццаху развел руками, кивнул, достал авторучку и принялся многократно расписываться. Довольный боцман отсалютовал, инспектор небрежно кивнул и они расстались.

— Хвала всем богам! — с облегчением сказал инспектор, возвратившись. — Тут все в полном порядке. Обошлось без бюрократических ритуалов.

Между тем десантники сняли оцепление и, держа карабины наперевес, стали пятиться к понтону. Голые оживились, выкрикивая угрозы и ругательства, двинулись было следом. Треснувший поверх их голов залп заставил толпу остановиться. Морские пехотинцы взобрались на понтонный плот, он медленно отчалил.

— Пора и нам честь знать. — сказал Даццаху Хо, — Погостили, будет. Милей южнее ссаживают вторую категорию, так что — поехали-ка туда. Садитесь вон в тот бот, Да, его за нами послали.

Матрос оттолкнулся багром, завел двигатель, недобро поглядывая на беснующихся раздетых людей. Бот описал плавную кривую и направился вдоль берега. Инспектор явно ждал вопросов. Но Всеслав молчал, старательно разглядывая скалы под желто-розовым небом.

— Гроза идет. — процедил матрос с отвращением. — Вон тучи какие.

— Успеем? — обеспокоился инспектор. — Не хотелось бы вымокнуть…

— Какое там! — безнадежно скривился матрос. — Думаете, за полчаса управимся? И не надейтесь… Кстати, постойте у руля, пока чехол носового пулемета ремнями затяну.

Второй плот-понтон с баржи уже стоял у берега, поросшего редкими деревцами с плоскими зонтичными кронами. Высадка уже началась. Действия «океанских змеев» выглядели совершенно такими же, что и в первом случае, но здесь порядка среди высаживаемых было куда больше. С плота сходили одинаково одетые в серое люди со стрижеными «под нуль» головами. Женщин среди них было гораздо больше. Группу также сосредоточили на небольшой возвышенности, повторилась процедура подсчета и сверки документов. Инспектор бегло осмотрел группу, проверил отчетность, расписался и поспешил к боту.

«Змеи» закинули карабины за спины и не менее торопливо взобрались на понтон. Кажется, вид темнеющего неба и им весьма не нравился. Оставленные на берегу люди провожали сумрачными взглядами медленно уходящий к барже плот.

— Третья категория сходит еще дальше. — объяснил Даццаху, — Там, за мыском.

Воцарилось полное безветрие. Серо-оранжевое небо покрылось темными пятнами, сливающимися и растущими. Сверху посеялась мельчайшая водяная пыль. От горячего кожуха мотора, шипя, потянулись струйки пара. Где-то в брюхе темной тучи лопнуло, глухо визгнуло, полыхнуло рассеянным светом.

— Извольте мыться. — злобно сказал матрос. Послышался громкий шелестящий шум и секундой спустя с неба обрушились потоки воды. Лунин, инспектор и матрос мгновенно вымокли. Ливень был теплым, но одежда неприятно облепляла тело, в обуви противно хлюпало. Очень скоро большие лужи скопились на дне бота. Прорезиненные рюкзаки пришлось поднять на моторную полку.

Бот обогнул мысок, едва видимый за стеной дождя. Впереди смутно виднелась темная масса, в которой с трудом угадывались очертания плота-понтона.

— Не врезаться бы. — озабоченно сказал Всеслав.

— Под руку не каркайте! — огрызнулся матрос.

Ливень закончился так же внезапно, как и начался. Бот причалил, матрос тут же принялся черпать и выплескивать за борт воду. От мокрых деревянных бортов заструились прозрачные испарения. Рубашки инспектора и Лунина, легкая куртка матроса стали стремительно просыхать пятнами на плечах и груди. Десантники переждали ливень на плоту под импровизированным брезентовым навесом и теперь спихивали в воду людей с картонными коробками в руках. Эта группа была одета весьма пестро, в нее входили и мужчины, и женщины, и подростки (последних, впрочем, было немного). Согнанных на берег, кажется, никто не охранял, но они сами сбились в кучки, прижимая к себе коробки. Некоторые морские пехотинцы даже не снимали карабинов, прочие держали их, небрежно опустив стволами вниз. Как и в предыдущих случаях Даццаху отправился с проверкой, но оказалось, что сопровождающий унтер-офицер даже не спустился с плота. Когда же сутулый детина с петлицами вахтматроса сошел на берег, уселся рядом с инспектором на плоский камень и достал бумаги из затертого портфеля, их рассмотрение затянулось надолго. За это время успели просохнуть не только одежда, но даже снятые ботинки Всеслава. Матрос закончил приводить бот в порядок и улегся вздремнуть. Время от времени Даццаху Хо и вахтматрос указывали в сторону высаженных людей, о чем-то спорили и вновь начинали перелистывать документы. В конце концов инспектор все-таки достал авторучку и произошло подписание.

— Ну вот и все. — с облегчением возгласил инспектор, вернувшись на бот и расталкивая недовольно порыкивающего во сне матроса, — Сейчас бот доставит нас на борт яхты, идущей на север. Наша миссия на «Земле Правосудия» закончена.

— Где? — не понял Всеслав.

— На «Земле Правосудия». — невозмутимо повторил Даццаху Хо, — так еще называют остров Казхук.

Саракш, Островная империя,

Цу, борт десантного корабля «Рыбоящер»,

08 часов 10 минут, 4-го дня 2-ой недели Зеленого месяца, 9590 года от Озарения

Всеслав, пристегнутый ремнём поверх одеяла, лежал на покачивающейся полке. Свет в каюте был выключен. В открытый иллюминатор врывался приятный прохладный ветерок. Пахло морем.

Сегодняшний вечер следовало признать удачным…

Команду «Рыбоящера» муштровали на палубе. Взмыленные матросы носились с брезентовыми шлангами и огнетушителями, сетуя, что «старик совсем озверел — второй учебный пожарный аврал за неделю». Поэтому в кают-компании было безлюдно и тихо. Инспектор, озадаченно поглаживал идеально выбритый затылок. Кажется, он нарвался на достойного противника по игре в «армады» — его акулью эскадру окружил, прижал к берегу и остервенело потрошил средних лет тучный фрегат-лейтенант с нашивками военного юриста.

Всеслав, отказался быть третьим в игре, здраво рассудив, что первым падет в борьбе с асами. Он поудобнее устроившись в кресле, вяло перелистывал еже-недельную газету «Белый натиск». Отчеты о победоносных операциях групп флотов «А», «Б» и «Ц» его мало интере-совали, страничка «Шуточки в строю!» вызвала тоску. Он зевнул и взглянул на игроков.

Даццаху Хо отчаянным усилием прорвал блокаду и обрушил остатки эскадры на флагман военюра. Юрист задумался, инспектор поспешно предложил ничью и фрегат-лейтенант нехотя согласился.

— Пойду, попрошу у кока посудину и заварю кофе. — сказал он поднимаясь, — Вам принести?

— С удовольствием! — сказал Всеслав. Инспектор довольно кивнул. Юрист, покачивая никелированным кофейником, спустился на первый этаж. Вскорости Даццаху потянул носом и довольно сказал: — По аромату чую приближение брата фрегат-лейтенанта. Кажется, кофе он умеет заваривать. Вот выпью и буду плохо спать.

Военный юрист порадовал не только действительно чудесным кофе, но и чрезвычайно содержательной беседой. Очевидно, у служаки было не так уж много внимательных и благодарных слушателей. Даццаху Хо с наслаждением выпил кофе, и тут же начал клевать носом. Извинившись, он удалился, а фрегат-лейтенант долго и обстоятельно отвечал на вопросы Лунина. «Плохо без связи!» — мысленно посетовал Всеслав.

Вплоть до этого момента, правовая сторона социума Островной империи оставалась для него. Как и для всех КОМКОНовцев, загадкой. Первоначально он просто никак не мог увидеть никаких намеков на нее. Всеслав, роясь в школьных учебниках обществоведения, нигде и ни разу, не натолкнулся на термины «суд», «присяжные», «законодательство» и иже с ними. Система государства — притом, планетарного гегемона — без правового элемента? Да что же такое, в самом деле?!

Чуть позже невидимка приобрела облик полупрозрачного фантома — зыбкого и бесформенного.

Надо сказать, что у многих специалистов КОМКОНа-2 к началу операции «Штаб» было впечатление (теперь Всеслав был уверен: обманчивое) чудовищной неразвитости и примитивности имперского права по сравнению как с другими саракшианскими государствами, так и земными аналогами ХХ века. Более того, комконовцы легко склонились к ошибочному выводу о том, что правовая структура общества островитян деградировала и выродилась[2].

Как стало ясно из импровизированной лекции военюра, до Великой революции, Гражданской войны и «коренного переустройства» на Архипелагах существовали разнообразные и разноуровневые суды и трибуналы, полицейский сыск, тюрьмы и каторга, прокуратура и адвокатура, многотомные своды законов и пр. и т. п. Опираясь на услышанное, Лунин предположил, что дореволюционное право островитян имело черты сходства с романо-германской правовой семьей Земли ХХ в.

После бурных социальных потрясений юридические элементы государства стремительно (за одно поколение) и совершенно безболезненно отмерли, исчезли.

Как объяснил фрегат-лейтенант, в настоящее время в Островной империи вообще не существует права как такового. Есть несколько важнейших документов информационного и инструктивного характера, принятых Советом имперских распорядителей, адмиралов и координаторов и подписанных императором. К ним относятся:

1. «Устои Справедливости и Разума». Что-то среднее между конституцией и сводом обязательных морально-этических норм и наставлений.

2. «Лестница званий»[3] с комментариями. Нечто вроде шведской и русской «Табели о рангах», принятых в этих земных государствах в 18–19 вв. Должностная иерархия с кратким описанием полномочий и обязанностей должностного лица. Дает вполне исчерпывающее представление об а)организации государственной власти; б)процедуре занятия должности и освобождения от нее.

3. Большой Свод Частных Кодексов и Уставов («Воинский устав», «Устои Ордена морских рыцарей», «Кодекс чести офицера», «Катехизис предпринимателя и руководителя», «Моральный кодекс трудящихся», «Правила жизни адепта науки», университетские и школьные уставы, внутризаводские распорядки и т. п.).

Но это не законы в полном смысле этого термина, втолковывал Всеславу военный юрист. «Признаками закона, — поучительно постукивал он толстым пальцем о столешницу, — являются:

— Во-первых, учреждение их полномочными законодательными органами. В империи нет таких органов. Более того: отсутствует надобность в них. Поправки в «Лестницу званий» со времени ее создания еще не вносили (незачем), а буде понадобится, Верховный Имперский Совет Полномочных Представителей сделает это оперативно и в рабочем порядке. Большой Свод Частных Кодексов и Уставов изменяется постоянно, переиздается раз в полугодие, а помещенные в нем документы считаются исполняемыми с момента поступления из типографий в магазины и библиотеки.

— Во-вторых, чёткая и недвусмысленная формулировка правонарушения: «НЕЛЬЗЯ ДЕЛАТЬ ЭТОГО, иначе будешь наказан так». Но в империи нет самого понятия правонарушения. Есть отмечаемое обществом нежелание личности жить по моральным нормам данного общества, пренебрежение личности достоинством других личностей и интересами общества в целом. А это в большинстве случаев вообще не выражается в чеканной формулировке.

— В-третьих, чёткая и недвусмысленная формулировка наказания: «Нельзя. делать этого, иначе будешь НАКАЗАН ТАК». Однако, наказания за единственно предполагаемое нарушение — за нежелание жить по нормам морали общества — не могут быть дифференцированными. Кара единственная — отторжение от общества, которого ты не хочешь признавать, нравственным нормам которого не желаешь следовать. И это логично, это справедливо, каждому — свое».

Всеслав усмехнулся. Вот и начинает приходить понимание. Островитяне сделали все возможное, чтобы упразднить разницу между моралью и правом, и как можно точнее и прочнее закрепить в общественном сознании поступки, признанные безусловно аморальными. Если образ жизни какого-то человека отличается от общепринятых, то он подвергается сдержанному, но единодушному осуждению со стороны окружающих. Впрочем, до определенного предела общество проявляет терпимость к инакоживущим, при условии, что те не приносят вреда обществу.

Отсюда и вытекает отсутствие судов, полиции и прочих дорогостоящих, и, по сути, бесполезных атрибутов демократий всякого рода. Этим же, кстати, объясняется полное отсутствие детективного жанра в литературе и кинематографе: отношение к преступнику в обществе Империи сродни брезгливому ужасу, испытываемому к прокаженному. Ни о какой героизации и романтизации преступления и речи быть не может. Равным образом напрочь исчезает возможность почерпнуть из жизни лихой детективный сюжет и «раскрутить» его в литературном и кинематографическом ширпотребе.

Но вот инакоживущий осознанно преодолел предел терпимости общества. А это уже считается преступлением.

Если островитянин преднамеренно убивает островитянина, основной реакцией общества является тщательное и всестороннее обследование психики убийцы. Если первая медицинская комиссия выносит вердикт об умственном расстройстве, вторая и третья — подтверждают его, то при неизлечимости убийцы он будет безболезненно умерщвлен. При возможности исцеления убийцу будут лечить, чтобы по выздоровлении сослать на «Землю Правосудия». В том случае, когда убийца совершенно здоров, вопрос о его дальнейшей судьбе вообще не стоит. Ссылка на Казхук. Навечно и без права возврата. Это вполне укладывается в концепцию Всеобщей Справедливости. Ты убил, реализуя свою внутреннюю потребность в убийстве. Но разве Империя не предоставляла тебе право убивать любыми способами, став морским пехотинцем, надсмотрщиком в лагере, карателем на том же острове Казхук? Отчего ты не использовал свои задатки с пользой для Империи? Ах, тебе нравится вершить насилие не над чужими, а над себе подобными! Что ж, Империя предоставит тебе и такую вероятность. Тебя сошлют на остров, где все будут такими же, как ты… Живи, как нравится, убивай. Если успеешь, конечно, раньше такого же, как ты сам…

Если островитянин похищает имущество островитянина, психиатры столь же тщательно исследуют состояние нарушителя. Душевно-больного будут бережно врачевать. Неизлечимый проведет жизнь в клинике до конца своих дней. Исцеленного ожидает высылка на Казхук. Вора же, находящегося в здравом уме сразу ждет на постоянное жительство «Земля Правосудия». Почему ты украл? Нужда и голод? Чушь, Империя каждому обеспечивает возможность прокормить себя и семью и жить на вполне сносном уровне. Причем уровень материального благосостояния растет с каждым годом. Эксплуатация отсутствует, никто не присваивает твой труд. Разве у тебя не было возможности приобрести ту же вещь, которую ты похитил у соседа? Пусть, благодаря своим талантам, сосед заработал средства на приобретение этой вещи за месяц, а тебе предстоит трудиться и копить год — но ведь оная вещь все-таки доступна для тебя. Значит, кража для тебя лишь средство продемонстрировать свое неприятие морали нашего общества. Пожалуйста, не приемлешь наше общество, существуй в обществе себе подобных на «Земле Правосудия». Насколько хватит…

Воры — среди воров, убийцы — в окружении убийц. Подобное к подобному. Каждому — свое. Торжество Справедливости и Разума.

Всеслав поежился. Если бы ему предложили выбрать материал для скульптуры Девы Справедливости, он предпочел бы замороженную дистиллированную воду. Ледяная статуя символизировала бы кристальную чистоту и обжигающий холод.

Узнав о том, что его собеседник — иммигрант и совершил поездку по о. Казхук в качестве помощника инспектора второго ранга службы социального контроля, военюр оживился. Он принялся вдохновенно описывать имперскую систему наказаний за правонарушения.

Как выяснилось, подвергнутых наказанию правонарушителей, согласно совершенно открытым и достойным всяческого доверия официальным данным — около полупроцента. Это качественный показатель. «Исходя из общей численности населения империи в 257 000 000 человек, — мысленно прикинул Всеслав, — мы приходим к количественному показателю, приблизительно в 1,3 млн. чел. Именно такова численность ссыльных на «Земле правосудия», что создает плотность населения 1,7 чел. на 1 кв. км.»

На Казхук, продолжал военный юрист, высаживают осужденных на изгнание согласно трем категориям приговоров:

— Мягкий приговор подразумевает высылку на остров с тем количеством предметов первой необходимости, которое преступник может унести на себе: одежды, пищи, ручных орудий труда… Естественно, существуют и жесткие ограничения. Категорически запрещается ввоз на остров любой электро- и радиотехники и сложной оптики, огнестрельного оружия, спиртных напитков, географических карт.[4]

— Средний приговор дает право осужденному на стандартный комплект одежды и обуви и на любое количество пищи, которое преступник может съесть перед высадкой.

— Строгий приговор предусматривает высадку преступника на остров без вещей, совершенно обнаженным, а в случае особой опасности осужденного — скованным.

Остров постоянно патрулируется большим количеством судов Белого Флота. Почти все эти корабли принадлежат десантным подразделениям. На мелких островках неподалеку от Казхука и на соседнем крупном острове, принадлежащем к Белому Поясу, находятся пять крупных военно-морских баз, которые заняты исключительно организацией этого патрулирования. Возможность бегства морем с Казхука исключена полностью. Если ссыльные и построят втайне судно, способное преодолеть под парусами 1500–2000 миль до ближайшего острова Желтого Пояса или 20–25 тыс. миль (!) до Материка, то оно неизбежно будет обнаружено и потоплено без предупреждения уже у побережья «Земли правосудия». Более того, такая же судьба ожидает любой плот или лодку, удалившиеся более чем на полмили. Рыболовов у самого берега не трогают, но ловля морской рыбы считается ссыльными довольно рискованным занятием. С тех же баз осуществляются рейды проверки и, при необходимости, карательные акции.

На острове нет законов, обычаев, правил, традиций, отсутствует всякий контроль за соблюдением нравственных и социальных норм. Всякий! Парадоксально, но таким образом основной девиз Империи — «Справедливость и Разум» торжествует и здесь. Аутсайдерам, активно отрицавшим образ жизни Империи и в той или иной степени угрожавшим прочности морально-этических устоев Империи, предоставлена возможность жить вне морали и этики, не устраивающих их. Точнее сказать, дан шанс выжить… Ситуативное поведение ссыльных на «Земле правосудия» целиком и полностью определяется грубым насилием и хитростью по принципу «кто — кого».

Ситуация на острове не может измениться. На «Земле правосудия» исключено возникновение наследуемых из поколения в поколение традиций и обычаев, а, следовательно, и складывание сколь-нибудь системно организованного общества. Постоянно поступающее пополнение ссыльных взрослого возраста лишь поддерживает нигилистические потенции, препятствующие этому. Здесь нет поколений. Женщин на острове меньше, чем мужчин, но, конечно не по этой причине не возникает ничего подобного семьям. Сожительство носит сугубо биологический характер или опирается на какие-то практические выгоды для сожительствующих. Дети при таком сожительстве не рождаются, поскольку это представляется крайне нежелательным женщинам, материнский инстинкт которых, как правило, серьезно деформирован криминальными отклонениями в психике. Но даже если случайно ребенок появляется на свет, от него стремятся избавиться, поскольку он служит всего лишь источником огромных потенциальных угроз. Во-первых, за сокрытие ребенка «океанские змеи» обязаны при карательной акции уничтожить и родителей, и всех, кто причастен к сокрытию. Во-вторых, ребенок делает уязвимым в борьбе за выживание всех, кто берет на себя ответственность за него. Поэтому, в крайне редких случаях рождения детей, младенцев либо тут же уничтожают, либо продают на ярмарках приезжим социальным инспекторам. Так что Казхук можно с полным основанием назвать также «островом взрослых». Когда же на остров попадает осужденный подросток, лишь в исключительных случаях ему удается уцелеть.

Но бесструктурность, конечно же, не может быть абсолютной. Ссыльные, поскольку они неизбежно и вынужденно вступают в контакты, налаживают сосуществование, вынужденно занимают некие ячейки, ниши, которые довольно трудно назвать социальными. Приобретение какого-то статуса неизбежно предполагает исполнение соответствующих функций, ведение надлежащего образа жизни.

Всех обитателей острова можно разделить на две категории: «одиночки» и «стайные».

Среди «одиночек» выделяются «хищники» и «травоядные». И те, и другие появляются, когда высаженным на берег ссыльным удается выжить в экваториальных джунглях изолированно от прочих. Они дичают, теряют человеческий облик, нередко утрачивают навыки членораздельной речи. «Травоядными» движет страх, ими становятся те, кто опасается, что не отвоюет подобающего статуса в столкновении с себе подобными. Они скрываются, в вечном ужасе часто меняют места обитания и, по существу, безопасны. Иное дело — «хищники». Это те, кто после высадки совершенно сознательно избрал одиночество, будучи уверенным в своей силе. Они буйны, агрессивны и встреча с ними в джунглях не сулит ничего хорошего ни животному, ни человеку. Среди них каннибализм — отнюдь не исключение. Ссыльные островитяне относятся к одиночкам как к… зверям. И «хищники» и «травоядные» с утилитарной точки зрения обитателя Казхука бесполезны — они не порабощаемы. Одни трусливы, другие неукротимы. Поэтому ссыльный иного вида, встретив одиночку чаще всего убивает его. На всякий случай.

К одиночкам относятся и «разбойники». Это сильные личности, которые сумели избежать потери умений и навыков. «Разбойники» создают свои гнезда-укрывища, из которых совершают хорошо продуманные грабительские налеты на «торговцев», на фермы и шахты, причем нередко с дьявольской изобретательностью и с немалым успехом. Случается, что «разбойники» для нападения объединяются в банды до дюжины бойцов, но никогда эти банды не существуют дольше нескольких дней.

«Охотники» — наиболее колоритные фигуры среди «одиночек». Они действительно охотятся для собственного пропитания, ради добычи шкур на продажу и обмен. Ищут полезные ископаемые, чтобы продать координаты месторождений добытчикам, не брезгуют ничем, что можно сбыть. Но самая желанная из охот — на новоприбывших. Ссыльного-новичка сразу неподалеку от места его высадки можно скрутить и продать в рабство фермерам или на шахту. Всегда в хорошей цене женщины, особенно молодые.

«Торговцы» — также одиночки. Это, пожалуй, самое прибыльное и сытное занятие на «Земле правосудия». Равно как и самое опасное и хлопотное. Коробейнику, офене, чумаку с Казхука грозит множество бед, причем отказ строптивого покупателя заплатить в их перечень вообще не входит, это мелкая неприятность. А вот разграбление тайных складов-схронов, нападение «разбойников», столкновение с конкурентами грозит потерей не только товара, но и жизни.

В число «одиночек» следует включить «шаманов». Это бродячие лекари, знатоки погоды, мировые судьи и своеобразные почтальоны. Шаманов ценят и чтят, кормят и одевают. «Разбойники» их не трогают. Однако, заработать статус шамана невероятно трудно, его достигает один из тысячи.

«Стайные» островитяне живут совместно. Безусловно, коллективами эти сообщества не назовешь, здесь также каждый сам за себя и против всех. Но условия жизни и работы вынуждают кооперироваться. Так возникают фермы и промыслы.

Во главе фермы стоит ее хозяин. Фермерское хозяйство можно сравнить с ненаследственной феодальной монархией. Хозяин и рад бы завести наследника, но в случае обнаружения ребенка на усадьбе каратели пустят дымом всю ферму. Поэтому преемником приходится выбирать наиболее беспощадного и расчетливого из помощников. Фермера поддерживают охранники-костоломы, кормящиеся с хозяйского стола. Наемные батраки трудятся на него за вознаграждение различного размера и формы. Но слово «нанять» звучит тут весьма двусмысленно. Некоторые работают вообще за пропитание, скудную одежку и относительно безопасное место ночлега. Вокруг центральной фермы лепятся мелкие хозяйствишки полукрепостных арендаторов. Фермеровы костоломы защищают тех от «разбойников», при неприятностях фермер придет на помощь. А арендаторы обязаны исправно отдавать половину, (а то и больше) всего, что создали своим трудом. Есть на ферме и настоящие рабы, чаще всего проданные туда «охотниками». С рабами вообще разговор короткий, за неповиновение предусмотрено единственное наказание — связанного бросают на ночь в термитник.

Фермерские усадьбы — очаги земледелия, скотоводства и ремесла. На фермах не только производят практически все продукты, которыми питаются ссыльные. Здесь рубят и распиливают строительный лес, ловят и заготавливают речную рыбу, разводят пчел. Выращивают фрукты и пряности, заготавливают ценную древесину, за которые у приезжих экспедиторов из всех трех Поясов выменивают ткани, орудия труда, посуду и другие вещи.

Усадьбу окружают рвы и частоколы, охраняют часовые с луками и арбалетами, выглядит она внушительно.

Промыслами на Казхуке называют поселки добытчиков и переработчиков полезных ископаемых. Они также укреплены и, как правило, даже сильнее, чем фермерские усадьбы. Промыслами управляют так называемые «сходы вожаков», то есть своего рода советы специалистов — наиболее умелых кузнецов, перегонщиков нефти, углекопов. Там имеет место некая квазидемократия. Промысловики образуют своего рода артели, поскольку при работе, например, в шахтах не обойтись без взаимопомощи и трудовой кооперации. Ссыльные на промыслах создают также соблазнительные для каждого разбойника «общухи» — запасы разнообразных товаров для обмена. Иногда между промысловиками даже возникает нечто, напоминающее дружбу. По этой причине психологическое напряжение на промыслах несколько ниже, чем на фермах. Но поскольку ничто в мире не дается даром, относительный душевный комфорт компенсируется изнурительностью каторжного физического труда. На промыслах тоже есть рабы, но они принадлежат не кому-либо персонально, а находятся в общей собственности всей артели.

На Казхуке устраивают своеобразные ярмарки. Туда (под обязательной охраной морской пехоты!) приезжают экспедиторы различных торговых организаций Желтого и Черного Поясов империи. Они привозят ткани, орудия труда, лекарства, мыло, посуду… Все это обменивают на лекарственные растения и пряности, изделия «художественных промыслов» ссыльных, намытое в горных реках золото, ценную древесину, шкурки зверей и иные экзотические товары.

Саракш, Островная империя

Зацахское взморье

борт десантного корабля «Рыбоящер»,

7 часов, 9-го дня 3-ей недели Желтого месяца, 9590 года от Озарения

Умение Даццаху Хо даже во время качки чисто брить голову, притом без единого пореза, исполняло Всеслава священным трепетом. Вот и сейчас инспектор возвратился из душа безукоризненно выбритым. Он выдавил на ладонь ароматный крем из пестрого тюбика и тщательно втер в загорелую кожу.

— Поздравляю с первой заработной платой, Да. — сказал он, знакомо щуря серо-голубые глаза — И вижу еще, что вы отнюдь не зря распорядились своим свободным временем на острове Бацуза. Откровенно говоря, я ошеломлен. Пока я ездил сдавать отчеты по Казхуку и оставил вас без присмотра, вы тут же экстерном сдали на высший балл университетские экзамены. За такой короткий срок и в подобном режиме! Как умудрились?

Лунин стеснительно потупился, развел руками: — Нечаянно…

…Операция «Штаб» предусматривала большую самостоятельность прогрессоров при внедрении в Островную империю. Еще покидая Хонти, Пешка и Гурон получили инструкции с Земли. Согласно легенде они были связаны лишь случайным и недолгим знакомством. Легенда подразумевала не только различия в разыгрываемых образах, но и автономность действий, что давало двум землянам гораздо больше шансов на успех.

Гурону предписали разыгрывать вариант «сверх ожидания». Это означало, что островитянам предстояло увидеть в иммигранте именно того, кого они хотели видеть. Если им требовался офицер, Гурону следовало перевоплотиться в старательного служаку. Если имперцы сочли бы, что место иммигранта — в конструкторском бюро или больнице, прогрессору предстояло превращение в прилежного инженера или усердного врача. В результате Гурон должен был занять устойчивую и стабильную ячейку в обществе, гарантировавшую долговременный, выход полезной, пусть даже достаточно скромной, информации[5].

Лунин, напротив, сам предложил для себя вариант «парадокс», который подразумевал нестандартные действия и мог спровоцировать островитян на ответные выбросы ценной информации. Первый эксперимент был произведен еще в лагере «Возрождение» при проверке на загадочном детекторе биосоциальной принадлежности (ДБСП). Всеслав не полностью погружался в гипнотический сон, сохраняя контроль над психикой. И, ощутив детальное сканирование, попытался построить совершенно неожиданный ряд образов. Он вызвал в памяти картины, которые еще в студенческие годы создавал на экране личного вычислителя: фантастический замок с анфиладами комнат и коридоров, с лестницами, балконами и двориками. За надежно заблокированные на Земле отделы сознания он не опасался, но решил лишний раз продемонстрировать их недоступность. Когда полоса сканирования приближалась к ним, он вызывал в воображении хранителя замка, постоянного персонажа своих снов — плюшевого медвежонка. Всеслав не без оснований предполагал, что имперские ментотехники вряд ли слишком часто сталкивались с подобными ситуациями и должны будут проявить интерес. Конечно, это было крайне опасной (не исключался стол бессердечного хирурга-прозектора), но многообещающей игрой, которая могла бы вывести, скажем, на научную элиту империи. Шли дни, Всеслав был обескуражен тем, что островитяне никак не отреагировали на странности в процедуре и в результатах обследования его психики. Возможно, это объяснялось некомпетентностью и невнимательностью персонала, обслуживающего ДБСП в фильтрационном лагере. Быть может, результаты обследований попросту утонули в бескрайнем канцелярско-бюрократическом море… Могли быть и другие причины. Недавно Лунин вторично спровоцировал систему. Освоив содержание учебников и посидев неделю в читальном зале, за три дня заработал университетский диплом по специальности «история и филология». Вряд ли то же самое проделывал каждый иммигрант с материка. Не могут же островитяне вообще не заметить и не оценить наглого напора «новосела». И что они предпримут, заметив? «На каждое действие оказывается равное по силе и обратное по направленности противодействие.» — вспомнил Всеслав и мысленно поежился. Будем ждать. Тем более, что инспектора это, кажется, удивило…

Даццаху Хо не изменял привычкам. Поигрывая трубкой, стремительно и замысловато мелькавшей в его мосластых пальцах, он присел на жесткий бортик откидной койки. От одного созерцания его позы тут же начинали затекать ягодицы.

— Хочу не просто напомнить вам, Да, права, прямо вытекающие из столь триумфальной демонстрации ваших познаний, но и кое-что рекомендовать. Позволите?

— Помилуйте, чтимый Даццаху! Буду рад каждому совету!

— Вот, привез специально вам в подарок справочник по всем ученым советам Черного Пояса. Исходя из личного опыта, предлагаю сообщить об успешной сдаче экзаменов в один из академических советов любого высшего учебного учреждения острова Бацуза. Там Вам автоматически определят пятую степень компетентности и, если не возражаете (а почему бы вам протестовать?), присвоят полагающееся звание лаборанта. Для среднего возраста это, конечно, достаточно скромно, но с этакими-то темпами сдачи квалификационных экзаменов вам да не добраться за год до ступени академика…

— Шутить изволите? — обиделся Лунин.

— Отнюдь. — без тени иронии ответил Даццаху Хо, — Никоим образом. Если желаете, могу прямо сейчас помочь в составлении ходатайства, и, уверен, уже через неделю оно будет удовлетворено. Итак?

— Давайте! — решительно сказал Всеслав.

Примечания:

[1] Архив № 12 КОМКОНа-2 (СомCon-2:\\ World Council\СомCon-2\Archiv № 12 СомCon-2\volume59\file407\p2). Правда, оставшийся неизвестным комментатор-биолог проигнорировал существование огромных ракопауков с планеты Пандора, а также наших земных майских жуков, для которых полёт решительно невозможен по всем законам аэродинамики. Тем не менее ракопауки не знают, что их не может быть, а жуки — что им запрещено летать. Очевидно, поэтому первые обитают на Пандоре, а вторые — летают на Земле. (Сяо Жень)

[2] «Следует отметить, что подобная государственная организация не подразумевает наличия живой и развивающейся культуры. Напротив, оно иллюстрирует в лучшем случае консервацию всей культурной и политической жизни в стране. Так могло быть организовано государство, в недалеком прошлом потерпевшее какую-то национальную катастрофу (либо тяжелое поражение, нанесенное ему извне, либо серьезный внутренний кризис). Так могло быть организовано государство, население которого подсознательно признало бы эту катастрофу, и приняло бы новое политическое устройство, основанное и на пропаганде, и на общественном согласии. Организацию системы трех территориальных округов можно рассматривать как попытку спасения многих профессий и отраслей, попытку компенсировать всевозможным специалистам (гражданам и негражданам) нехватку материальных средств тесным общением с себе подобными. Такое общение и соответствующая субкультура часто выдвигались в качестве альтернативы богатству, материальному достатку. Это политическое мероприятие вполне может быть следствием экономической депрессии в ОИ». БВИ. Ю.Шафранский. Островная Империя. (GPI: \\PW-19283-Analytix-F\S\Shafransky-138\111\p8)

[3] См. приложение к ходу 22 (Сяо Жень)

[4] К слову, если этот запрет нарушает кто-либо из посетителей Казхука, он автоматически приобретает статус ссыльного и остается на «Земле правосудия» навсегда.

[5] Подозреваю, что идея принадлежала лично Экселенцу. Рудольф Сикорски был главным образом озабочен именно тем, чтобы Лев Абалкин оставался на Саракше как можно дольше. Результативность же его деятельности в качестве резидента, по-моему, вообще мало волновала шефа особой службы КОМКОНа-2. (Сяо Жень)