Чёрно-белый человек

ГЛАВА 10

В рождественский сочельник на улицах Нью-Йорка было, как всегда многолюдно и весело. Даже погода в этом году жителей мегаполиса баловала. Прошедший накануне снегопад добавил блеска к и так богатой иллюминации. Город стал похож на одну гигантскую зажженную бенгальскую свечу. Нью-Йорк отдыхал. Праздновал. Пил шампанское и глинтвейн, поедал индейку, гамбургеры и хот-доги, сладости и мороженое, приправляя всё это праздничным настроением и радостным смехом. Тысячи и тысячи туристов глазели на богато украшенную ёлку у Рокфеллеровского центра, шатались по Центральному парку, любовались лазерным шоу на вокзале Гранд-Централ, фейерверками и… иллюминацией на многочисленных небоскрёбах. Гигантские красочные картины на высоченных стенах были так искусны, что каждое окно, в котором горел свет, выглядело словно ненужная безобразная клякса на совершенном произведении искусства.

На стоэтажной башне крупнейшей в мире транснациональной фармацевтической компании Fizer&Fizer, которую почти двести лет назад организовали два брата, таких клякс было целых три. Светились окна в трёх огромных кабинетах: главы корпорации Джереми Файзера Восьмого, руководителя аналитического департамента Уильяма Бёрнса и главы службы безопасности Роберта Корнстейбла. Причиной их присутствия на рабочих местах в предпраздничный вечер было внезапно сильно пошатнувшееся положение компании. Но если первый лихорадочно искал выход из сложившейся ситуации, второй пытался найти причину сползания в пропасть, то третий пытался вычислить, кого безболезненно можно назначить на роль стрелочника, ответственного за всё. Мистер Бёрнс в который раз за последние недели пересматривал отчёты, докладные записки и аналитические выкладки своих сотрудников, выискивая крупицы здравого смысла в одних документах и откладывая в «мусорную» стопку другие. Вторая неизменно оказывалась гораздо выше. Последние листы он хотел не перечитывая отправить в «мусор», посмотрев на имя составителя, но вдруг вспомнил, как внуки хохотали над клипом каких-то русских ребят, имена которых как раз и упоминались в оставшемся документе. Стажёр, его составивший, не писал ни о фармацевтике, ни о статистике продаж, ни о региональных особенностях, ни о чём, что обычно интересовало руководство корпорации. Собственно, именно поэтому его опус неизменно отправлялся в более высокую стопку. «Интересно, что же там всё-таки есть такого, что заинтересовало этого птенчика?» — с внезапно проснувшимся интересом подумал главный аналитик… «… На основании анализа неструктурированных данных больших объёмов с помощью новейших аппаратно-программных методов можно утверждать, что данный продукт, или — произведение искусства, если его можно так называть, на сегодняшний день является единственным, где в комментариях присутствуют неоднократные упоминания о некоем обезболивающем эффекте после его просмотра». — прочитал он в самом конце и схватился за голову.

— Почему?! Ну почему я ни разу не дочитал эту чёртову записку до конца? Он что, побоялся лично обратиться ко мне, посчитав, что его выводы сочтут бредом? Или каким-то невероятным образом оказался не в курсе того, что почти 85 процентов потерь последних месяцев — от сокращения продаж обезболивающих и антидепрессантов? — Уильям Бёрнс яростно вцепился в остатки шевелюры на своей изрядно облысевшей голове, рискуя избавить её от остатков растительности. — Ну… в общем, правильно боялся. Я же уже неоднократно игнорировал его писанину. И не собирался продлевать с ним контракт после стажировки… Даже если это действительно полная чушь, будет очень удобно пустить по этому следу Корнстейбла. Роберт ведь так любит разоблачать заговоры. Особенно иностранные, — он порадовался удачно пришедшей мысли и снова забеспокоился. — Чёрт! Дерьмо собачье! Ведь записка была подана уже почти три недели назад!.. Ладно, придётся врать, что до неё не доходили руки из-за огромного объёма работы… К тому же, это просто мнение некоего начинающего аналитика, чьим словам не принято доверять… Не очень логично, но… другого всё равно ничего нет. Как там говорят эти русские, «За неимением гербовой пишем на простой»? А нам сейчас даже туалетная подойдёт.

Немного поколебавшись, набрал внутренний номер босса.

— У тебя что-то важное, Уильям? — раздался в трубке недовольный голос.

— Не уверен, — всё-таки признался аналитик, но пока это единственное, что я могу предложить для обсуждения.

— Ладно, заходи. Нашего Цербера я тоже позову, если ты не против. Он тоже сегодня без предпраздничного ужина.

— Ну, может для чего и пригодится.

Файзер и Корнстейбл, перечитав выделенное Бёрнсом дважды или трижды, вопросительно уставились на него.

— Ты хочешь сказать, что вот это — Файзер брезгливо потыкал пальцем в лежащие перед ним листки, — причина?

— Я и мои люди в декабре работали кто в полтора, а кто и в два раза больше обычного. И не смогли найти ничего, кроме этого. Никаких зацепок.

— Может быть не там искали? — не упустил случая вставить шпильку главный секьюрити.

— Может. Если ты, Роберт, подскажешь более подходящие места, мы покопаемся и там.

— Ну хватит! — приструнил подчинённых Файзер. — Лучше давайте свои свои соображения по поводу того, — можем ли мы как-то это проверить? Ведь если твой стажер встал на верный след, это… ядерная бомба не только под нас, но и под всю фармацевтику в целом.

— Может, пока будет идти проверка, этих русских… того… — Корнстейбл покрутил в воздухе пальцами и гаденько ухмыльнулся.

— Я знаю, что ты недолюбливаешь русских, но сейчас не время для шуток. Тогда уж заодно надо и весь Ютуб… «того», как ты выражаешься, — фыркнул главный босс.

— А за что их любить?

— Меньше надо CNN смотреть, — съязвил Бёрнс.

— Уильям! Ну уж ты хоть не начинай! — упрекнул Файзер.

— Можно попробовать купить у них права на клип, — предложил аналитик.

— Хм… возможно, возможно, — хозяин кабинета посмотрел на безопасника и спросил: — как быстро твои ребята смогут выяснить всю подноготную об этих, — он бросил взгляд на бумагу, — Руденко и Нечаевой?

— Праздники, сэр, — виновато развел руками Корнстэйбл, — раньше середины двадцать седьмого, боюсь, ничего существенного не найдём.

— Даже если не найдёте, на чём кого-то из них можно подцепить на крючок, придумайте, кого на них можно будет натравить, чтобы были сговорчивей. — Сколько им будет достаточно, — он снова обратился к Бёрнсу, — пары миллионов хватит? Или парой сотен тысяч можно будет обойтись?

— Если верить цифрам, которые иногда мелькают, у настолько популярных ютуберов это доход от рекламных контрактов за пару месяцев, а то и за один. И да… я говорю о миллионах. Сколько имеют именно эти авторы, я, естественно, пока не в курсе.

— Значит твои люди, Роберт, которые будут ими заниматься, должны подготовить что-то достаточно серьёзное, чтобы у этих двоих было меньше возможностей для торговли. Без юридического департамента обойдётесь, чтобы лишних ушей и глаз не было? — Джереми Файзер Восьмой пристально посмотрел на своего, пожалуй, самого доверенного сотрудника, провернувшего уже не одно сомнительное дельце.

— Я всё понял, сэр, — Корнстэйбл медленно кивнул добавил, — мы справимся своими силами.

— А если стажёр вытянул пустышку? — спросил Бёрнс, решив на всякий случай перестраховаться. — И мы потратим на них время впустую?

— Мы потратим, Уильям! Мы. Не вы, — резко возразил глава службы безопасности, — а вы… вы попробуете за это время найти что-то более существенное. И более материальное.

На Рождество Маша с Алексеем отправились в парк Горького покататься на коньках. Маша — после вынужденного трёхлетнего перерыва, а Алексей вообще впервые, хотя скрывал этот прискорбный факт до последней секунды. Ну никак не мог он сознаться, что не умеет кататься, когда девушка сказала, что ей просто ужасно хочется проверить, осталось ли у неё хоть что-то от прежних умений. В секцию фигурного катания она никогда не ходила, её учил отец, получивший звание Мастера спорта по фигурному катанию ещё в школе, но потом забросившего это дело. Она со второй половины августа начала заниматься в фитнес-клубе с тренером (точнее — с тренершей) и к концу года уже набрала вполне приличную форму.

Конечно, Маша больше катала Алексея, чем каталась сама, но это ничуть не мешало им получать огромное удовольствие от чудесной погоды, отличной прогулки ну и, естественно, от обнимашек во время многочисленных падений. Накатавшись, нападавшись и нахохотавшись, усталые, но довольные, они наконец завались в какую-то кафешку там же — в парке, набрали ватрушек к чаю и уселись за столик отдыхать и делиться впечатлениями.

Насладиться второй чашкой чая и такой же по счёту ватрушкой им помешал какой-то невысокий, довольно бедно одетый парнишка.

— Извините, Вы Мария Нечаева? — спросил он и шмыгнул носом.

— Да, а что такое? — удивилась девушка.

— Вам просили передать, — он достал из-за пазухи конверт формата А5 и, положив на стол, развернулся, чтобы уйти.

— Стоять! — неожиданно жёстко приказал Алексей, вставая. — Кто попросил? Когда?

— А чё такое-то? Просто попросили и всё! — незадачливый курьер боком шустро семенил к двери.

— Сиди здесь и никуда не отходи. Конверт не трогай. — бросил на ходу Арсентьев Маше, выскакивая на улицу вслед за парнем.

Догнав «почтальона» и показав удостоверение, начал выяснять детали.

— Да мы с пацанами у ворот тусили, а тут подходит этот перец, предложил пятихатку за то, чтобы конверт передать. Ну я и вызвался.

— А если в конверте наркота?

— Не, он сначала открытый был. Мужик показал, что там только лист бумаги, на котором что-то напечатано, и заклеил сразу. Сказал, что увидит с улицы, как я передавать буду. Деньги сразу отдал. Ещё сказал, что, если не сбегу, он здесь часто бывает, будет работёнку подкидывать.

— Ладно, топай. — Алексей не стал больше ничего выяснять, понимая, что подробности могут оказаться совершенно ненужными, а он только зря потеряет время.

Вернувшись в кафе, Алексей застал перепуганную Машу, нетерпеливо теребившую телефон.

— Успокойся. Ничего страшного. Можешь конверт открыть сейчас, если хочешь.

— А почему ты так резко с ним заговорил? — взволнованно спросила девушка.

— Да было несколько случаев, когда нар…, — он прикусил язык, — начинающие курьеры ошибались и передавали посылки не в те руки. А у людей потом неприятности на ровном месте начинались.

Маша недоверчиво посмотрела на Алексея, спрятала руки под стол и попросила:

— Открой, пожалуйста.

Молодой человек открыл конверт, достал лист бумаги, развернул его и, быстро пробежав глазами, нахмурился.

— Что там?

— Боюсь, ничего хорошего, — виновато произнёс он и протянул ей.

Прочитав написанное, девушка встревожилась по-настоящему.

— Позвони, пожалуйста Вику, — попросила она, — а я наберу дедуле.

Через час они втроём сидели дома у Руденко. Виктор, выслушав рассказ Алексея, молча встал, вышел в прихожую и принёс точно такой же конверт, ещё не распечатанный.

— Утром из почтового ящика достал. Когда с пробежки возвращался. Прямо при мне тоже какой-то парень в ящик бросил. Я подумал, что какая-то реклама, в прихожей на полку бросил и забыл о нём.

Открыв свой конверт, достал такой же одинокий лист бумаги. Из-за его плеча в короткий текст впились глазами и Маша с Алексеем. Он был идентичен полученному девушкой:

«Если не хотите, чтобы у вас или у ваших близких начались неприятности в самом ближайшем будущем, настоятельно рекомендуем не отказываться от предложения, которое поступит в течение двух дней, начиная с сегодняшнего».

— Прям «Крёстный отец»! Только уж больно низкопробный какой-то детектив в нашем случае получается, — презрительно пробормотал Виктор и спохватился, — ох, извините, Алексей, к Вам это, естественно, не относится.

— Э-хе-хех, — вздохнул лейтенант, — конечно, я обиделся… шучу, шучу. Просто вы даже не представляете себе, какие тараканы водятся в головах тех, кто занимается, или пытается заняться чем-то незаконным. И на какие выкрутасы они способны. А уж какие заявления приходится иногда читать! Сценаристы фильмов ужасов или детективных сериалов обзавидуются, если их увидят.

— Так что всё это значит, — нетерпеливо спросила Маша.

— Ну, судя по всему, вас собираются каким-то образом шантажировать. Вопрос только — чем? Как я понимаю, никаких особых грехов за вами не числится. Или есть что-то?

— Пожалуй… нет, — протянул Руденко. — По крайней мере таких, за сохранение которых в тайне я готов был бы заплатить. — И он перевёл взгляд на племянницу.

Та в ответ только отрицательно помотала головой и снова спросила:

— И что теперь делать?

— Как минимум — дождаться этого непонятного предложения, — развёл руками Алексей. — И уже тогда решать. По обстоятельствам… Давайте так сделаем: вы сейчас напишите заявления в произвольной форме и отдадите мне. Я их на всякий случай зарегистрирую. А когда объявится тот, кто будет делать предложение, от которого рекомендовано не отказываться, я поеду с вами. И если у вас есть адвокат, его тоже следует поставить в известность.

— В агентстве Антонова есть адвокат. Мы пользовались его услугами при заключении рекламных контрактов. Он, правда, скорее корпоративный юрист, но лицензия у него есть, — ответил Виктор. — Кстати, может эта фигня как раз от тех рекламодателей, которым мы отказали?

— Возможно, — не стал отрицать лейтенант, — но… это было бы с их стороны очень неразумно — пытаться угрожать. Доказать их причастность труда не составит. А это уже чистая уголовщина. Давайте дождёмся… э-э-э… развития событий.

Утром, ещё девяти не было, Маша с Виктором получили одинаковые смс-ки:

Немедленно созвонились между собой и с Алексеем. Арсентьев их обрадовал, что получил разрешение заниматься этим делом официально. Договорились снова встретиться у Руденко дома через два часа, чтобы лишний раз не беспокоить Машиных бабушку с дедом. Ирину Сергеевну с Андреем Кирилловичем и так пришлось отпаивать валерьянкой после звонка внучки накануне. Успокоили, как могли, тем, что рассказали версию о недоразумениях с рекламными контрактами. Виктор тоже созванивался с родителями. Предупредил, что если к ним кто угодно будет обращаться с какими-либо просьбами или предложениями насчет него или Маши, сразу посылать по известному маршруту, но немедленно ставить их в известность.

На встречу с Пугачёвым Алексей поехал в форме. Что вызвало явное замешательство Дениса Андреевича, который оказался лощёным мужиком около сорока, в явно на заказ сшитом костюме, тщательно причёсанным, с маникюром и перстнем-печаткой на среднем пальце левой руки. Он поначалу пытался возражать против присутствия третьих лиц, но после решительных заявлений Виктора и Маши, что все подробности любых переговоров в любом случае немедленно будут известны присутствующему здесь лейтенанту полиции, отступился. Однако всё же спросил, чем вызвано участие в переговорах представителя правоохранительных органов.

— А Вы что же, — саркастически поинтересовался Арсентьев, — считаете, что угрозы в адрес наших граждан могут остаться безнаказанными.

Недоумение и растерянность Пугачёва были столь явными и не наигранными, что слова о его абсолютном неведении подобных фактов показались всем вполне искренними.

— Давайте уже перейдём к сути, — предложил после длинной неловкой паузы Руденко.

— Но сначала поведайте нам, кто является Вашим клиентом, — притормозил Виктора Алексей.

— При всём моём желании… в сложившихся обстоятельствах… я не могу этого сделать. Только… в случае возбуждения уголовного дела… — замямлил адвокат, или кто он там был на самом деле. — Но послушайте, у меня поручение провести переговоры по делу, которое никоим образом не может считаться чем-то незаконным. Речь идет всего лишь о продаже авторских прав на один из ваших клипов, — затараторил он, кое-как справившись с волнением.

— На какой? — спросила Маша, недоумённо переглянувшись со своими.

— На тот, — Пугачёв заглянул в лежащие перед ним бумаги, — который появился на видеохостинге «Ютуб» первого июля. Наш клиент предлагает сумму, эквивалентную двумстам пятидесяти тысячам долларов. В рублях по курсу ЦБ на момент подписания договора. По официальному договору. С…

— Не интересно, — прервала Маша.

— Э-э, — заёрзал адвокат, — сумма может быть пересмотрена в случае… расширения договора на другие ваши произведения.

— Абсолютно бессмысленный разговор, — поддержал племянницу Руденко и медленно поднялся, хотя больше всего ему сейчас хотелось бежать отсюда опрометью. Его примеру тут же последовали и Маша с Алексеем.

— Что ж. В случае, если ваше решение изменится, у вас есть наши координаты, — грустно вздохнул Денис Андреевич, тоже вставая.

Не отвечая и не прощаясь, все трое покинули эту в высшей степени странную контору, уселись в ожидавшую их машину и тут Машу прорвало:

— Да они охренели, что ли?!!

— Ну-ну, не надо, успокойся, — уже никого не стесняясь, обнял её Алексей, — всё оказалось гораздо проще, чем мы думали. Кому-то просто не дают покоя ваши лавры.

— А угрозы?! — не унималась девушка.

— Блеф. Всего лишь блеф. Чтобы сбить цену, если бы вы были готовы к реальному обсуждению.

— И их никак нельзя прижучить за эти письма?

— Я думаю, что это просто посредники. И, действительно, о письмах могут ничего не знать. Но, в любом случае, я попробую оперативно «покопать», как у нас говорят, и вычислить их реального клиента. И тогда разговор будет совсем другой.

Виктор же в этот момент размышлял немного о другом. «Вот ведь засада! Тот давний сон очень даже пророческим оказался. И что же это такое — обычная зависть, или мы кому-то действительно любимую мозоль отдавили? Но если так, то — кому??… Пожалуй… никто, кроме фармацевтов на роль обиженных и не подойдет. Только вот кто из них? И что могут сделать? Не бандиты же, в конце концов… Надо что-нибудь почитать про крупнейшие компании, чтобы хоть представлять их возможности, а то ведь и названий фирм то почти не знаю, как-то не было необходимости интересоваться, к счастью… Ладно, посмотрим, что наш лейтенант раскопает… И, да, надо с Машей обсудить…».

Поделившись позже с племянницей своими соображениями, не упоминая, естественно, ни про сон, ни про свои «пожелания», услышал в ответ только её любимое «Охренеть!» А на просьбу молчать об этих обстоятельствах даже под страхом смертной казни, Маша даже обиделась.

— Ты же меня «Мудрейшей» называл! Чего ж сейчас за дурочку держишь?

— Понял, извини. Просто всё так закрутилось лихо…

Лейтенант управился с «раскопками» за два дня. И на очередных посиделках рассказал, что почти со стопроцентной вероятностью заказ на покупку пришёл от «Fizer&Fizer». Но огорчил, что доказательства таковы, что предъявить их в суде «не представляется возможным». На вопрос: «Почему?» ответил, что они получены «за счет средств фонда, чьи расходы не подлежат оглашению нигде и никогда». Сам же поинтересовался, чем Виктор с Машей так насолили фармацевтам, но те только дружно удивлённо пожали плечами. Алексей посмотрел на них с подозрением, похмыкал, но устраивать допрос с пристрастием не стал.

Руденко эти же два дня провел, почти не отрываясь от экрана ноутбука или планшета. И по мере чтения о лидерах фарминдустрии приходил в ужас. От данных о доказанных(!) фактах фальсификации клинических испытаний, о мошенническом рекламировании некоторых препаратов, о рэкете и коррупции. Волосы дыбом вставали от количества поданных против них судебных исков и от выплаченных сумм компенсаций. И всё это в открытом доступе! «Вот живёшь себе спокойно, ни о чём таком даже не задумываясь, — кипятился Виктор, — а чуть копнёшь, и оказывается, что под тонким слоем показного человеколюбия и громогласных заявлений о благе человечества вообще и о здоровье людей в частности скрываются огроменные кучи… навоза».. Зато он теперь знал, как ответить, если против них посмеют сделать какую-нибудь пакость.

К сожалению, пакость не заставила себя ждать. В понедельник, тринадцатого, в нескольких бульварных, но весьма популярных американских и российских газетах появились статьи под похожими заголовками типа «Не чудесные чудеса видеорынка» и «Гримасы видеоиндустрии». Где старательно поливали грязью каждый клип. Не гнушались ничем, ни глупостями, ни откровенным враньём. От: «Авторы сознательно искажают историческую реальность…» — это о том, что на самом деле архитектурные шедевры строили люди, а не вымышленные персонажи; до: «Все персонажи этих скандальных низкопробных клипов были украдены без зазрения совести у авторов мультфильмов…» Ну и, конечно же, «вишенкой на торте» было: «Вся прогрессивная общественность требует немедленного удаления контента, порочащего труд многих поколений людей…»

Виктор, предполагая что-то подобное, подготовил открытое письмо, в котором перечислял все прегрешения Fizer&Fizer (правда, не называя её), выкопанные им за два дня в сети, напоминал о гигантских убытках почти в три миллиарда долларов после обвинения в провоцировании совсем недавней опиоидной эпидемии, о продолжающихся судебных разбирательствах, которые в случае проигрыша приведут к банкротству корпорации и тюремному заключению многих высокопоставленных сотрудников. В общем, готовился воевать с фармацевтами, а пришлось… защищать журналистов.

Уже после полудня около редакций каждой из газет, опубликовавших гнусные статейки, собралась довольно приличная толпа с требованиями удались эти пасквили, извиниться перед Нечаевой и Руденко и выплатить компенсацию. Как всегда водится в таких случаях, нашлись излишне горячие головы. В зданиях побили стёкла, нескольким сотрудникам, неосторожно выглянувшим на улицу, намяли бока, а двоих журналистов (одного в Москве и одного в Нью-Йорке) даже пришлось отправлять в больницы. Но что самое интересное, полиция, оперативно прибывшая для пресечения беспорядков, была настроена к митингующим вполне лояльно. Даже якобы не замечали бросающихся камнями по стёклам людей. Только аккуратно приняли драчунов, своротивших носы и челюсти журналистам. После этого толпа немного поредела, но отнюдь не исчезла.

Ближе к вечеру к Маше и Виктору приехал Арсентьев. Они сразу после получения конвертов в пожарном порядке сняли на время дом в охраняемом коттеджном посёлке «Заречное» по по Новорижскому шоссе совсем недалеко от Москвы и только вчера переехали сюда, забрав с собой и Ирину Сергеевну с Андреем Кирилловичем. Дом был совсем не огромный, но все разместились вполне комфортно. Алексей прямо с порога начал плакаться. Правда, это больше походило на похвальбу:

— Вы представляете! — заявил он, театрально заламывая руки и при этом едва сдерживаясь, чтобы не расхохотаться. — Мне позвонил наш министр, сам министр! И пообещал, что если я не уговорю или не заставлю вас что-нибудь сделать, меня сожрут вместе с фуражкой и погонами!

— А чего ж он сразу нам то не позвонил? — ехидно спросила Маша.

— Не знаю, — лейтенант пожал плечами, уже не сдерживая довольной улыбки, — наверное, помощникам мой телефон первым под руку попался.

— Ну-ну, — прокомментировал Виктор. — и что же мы должны сделать? Самостоятельно добивать журналистов и разгонять митингующих? — с явным сарказмом добавил он.

— Не-не-не, экстремистов и без вас хватает, — снова попытался пошутить Алексей, но, наткнувшись на сердитые взгляды, сразу стал серьёзным. — Запишите, а лучше в прямом эфире на своём канале сделайте заявление о том, что вам известны заказчики публикаций и в ближайшее время вы подадите на них в суд. А мы распространим это заявление ещё и по своим каналам.

— А они нам уже известны? В смысле — официально? — уточнил Руденко.

— Пока нет, — погрустнел Арсентьев, — просто смысл этого действия в том, чтобы отвлечь ваших фанатов.

— Ну, тогда про суд и заикаться не стоит. Но про заявление — идея здравая. Только надо сделать не заявление, о обращение. К нашим подписчикам и поклонникам… Плюс к этому у меня возникла идея, как обойти судебные вопросы. Давайте текст обсудим.

В результате полуторачасовых споров, предложений, добавлений, вымарываний и исправлений родилось «Обращение», которое сразу перевели на английский, консультируясь на всякий случай по телефону с мамой Машиной лучшей подруги, которая была целым профессором кафедры английского языка в МГИМО. Перед камерой уселись вдвоём. На русском озвучивал Виктор, на английском — Маша. По очереди. По одному предложению, так же, как они озвучивали свои закадровые тексты для клипов.

Выключив камеру, Виктор нажал enter на ноутбуке и на личную почту Джереми Файзера Восьмого (адрес добыл Алексей через своего министра, который, в свою очередь, получил его от министра здравоохранения) ушло чуть-чуть исправленное то самое открытое письмо. Где в конце он дописал:

Через два часа после «Обращения» у злополучных редакций не осталось ни одного человека, через два дня пришло письмо от главы Fizer&Fizer с извинениями, в котором говорилось, что данный инцидент — частная инициатива одного из высокопоставленных менеджеров корпорации, что он уже с позором уволен и что сама корпорация не имеет к этому ни малейшего отношения. «Ну-у, формально — выкрутились, поганцы!» — примерно так выразились Маша с Виктором, прочитав послание.

Ещё через три дня им передали две чековые книжки. В каждой было по десять чеков на один миллион долларов каждый. К ним прилагалось сопроводительное письмо, где было сказано, что поскольку «Компания не признаёт за собой вины, но понимает, что невольно стали источником причинения беспокойства. Поэтому просит принять, в знак солидарности с заявленными благородными целями помощи благотворительным организациям, пожертвование в размере…». Посовещавшись, решили, что с паршивой овцы хоть шерсти клок. И не стали настаивать на увеличении суммы.

Потом практически целый день они провели в головном офисе Сбербанка, подписывая гору бумажек по передаче чеков и перераспределению денег на счета благотворительных фондов. Устали так, что казалось, будто марафон с мировым рекордом пробежали.

Отчитавшись о проделанной работе так же — в прямом эфире (пришлось «обойти молчанием» реальные суммы), вздохнули, наконец, свободно и решили на недельку куда-нибудь исчезнуть, — отдохнуть. Не тут-то было! В понедельник, двадцатого, им передали приглашение в китайское посольство.