Чёрно-белый человек

ГЛАВА 19

Видео провисело на их канале два дня и собрало всего лишь чуть больше сотни миллионов просмотров. Для кого-то такой результат был бы пределом мечтаний, но для Виктора с Машей это уже не имело никакого значения. Им было важно, как говорится, «прокукарекать, а там хоть не рассветай». Его даже не все подписчики успели посмотреть. Но, видимо успели посмотреть те, кому по долгу службы положено было отслеживать всякие «странности». А дальше события понеслись вскачь с такой пугающей скоростью, что стало непонятно, сумеют ли наездники удержаться в сёдлах. А даже если и удержатся, совершенно непонятно, куда унесут их обезумевшие скакуны.

К концу второго дня без предупреждения примчался Арсентьев и с порога огорошил их странным заявлением:

— Если вы не удалите своё последнее видео, придётся искать людей, которые будут нам передачи носить.

— А ты тут при чём? — перепугалась Маша. То, что ей и дядюшке могут грозить точно такие же «неприятности», она в тот момент даже не задумалась.

— А за компанию. Чтоб вам не так скучно было, — попытался пошутить Алексей.

— Почему об этом говоришь нам ты? — спросил Руденко, — почему нет никакого официального требования, просьбы или разъяснения?

— Скорее всего никто светиться не хочет. Даже таким образом. Похоже, многие вообще перестали понимать, что из всей этой бодяги может получиться. И нового видео боятся. Или такого, как уже было, или даже как вы в какую-то контору входите, куда вас могли бы вызвать.

— А тебе Сергей Сергеевич предложил с нами поговорить? — скорее не спросила, а сделала вывод Маша.

— Пожалуй, стоит прислушаться, — совершенно без сожаления сказал Виктор после утвердительного кивка старшего лейтенанта. — Результата мы добились, похоже. Правда, пока непонятно — какого…

Какого — стало понятно ещё через пару дней. Видео они удалили, но было поздно. Похоже, что «компетентные органы» по всему миру не зря ели свой хлеб, какая-то очень и очень серьёзная информация у них уже была, скандальное видео легло на хорошо подготовленную почву и стало, как говорится, последней каплей, переполнившей чашу терпения людей, наделённых правом принимать решения.

Совместные заявления Евросоюза, Штатов, Канады, Японии, Швейцарии и Австралии стали не просто громом среди ясного неба, а поистине тропическим дождём в Сухих Долинах Антарктиды, где дождей не было около двух миллионов(!) лет. Тем более тропических.

«В целях предотвращения действий, могущих привести к нежелательным последствиям, и в качестве предупреждения, наши страны приостанавливают действие виз нижеперечисленных категорий граждан и их ближайших родственников. Также ограничения накладываются на все их активы, находящиеся в нашей юрисдикции…»

В список попали депутаты, сенаторы, сотрудники Администрации Президента, руководство всех силовых ведомств, министры иностранных дел, финансов, юстиции, все их заместители и руководство Центрального Банка. Дополнительных разъяснений не последовало. Но и без этого было понятно, что ситуация если не критическая, то очень близка к ней. Наступившее во всём мире шоковое состояние длилось почти двое суток. С российской стороны пока никаких официальных заявлений не было. Это интриговало и пугало одновременно. Журналисты, как ни странно — с обеих сторон, совершенно справедливо возмущались творимым беспределом и изгалялись кто как мог, выдвигая версии одна фантастичнее другой. Понимания причин столь резких действий со стороны «запада» не было ни у кого, а «официальные лица» делиться информацией не торопились. Поползли слухи, что Президент Лагутин совсем неважно себя чувствует и, возможно, поэтому не отвечает сам и не дает команду подготовить ответ хоть кому-нибудь. А без его прямых указаний никто брать на себя ответственность не хотел. Но, как обычно бывает в моменты полной неопределённости, всё равно находятся люди, поражающие то ли своей смелостью, то ли глупостью. Группа депутатов, по всей видимости, абсолютно, вообще, совсем, «ни грамма» не понимающая, что происходит и, самое главное, из-за чего весь сыр-бор, выступила с законодательной инициативой о национализации собственности компаний из стран, посягнувших, как они выразились: «на священное право частной собственности». То, что никакого сочувствия к упомянутым в «проскипционном списке» людям народ не испытывает, их нимало не смущало. Мало того, соцсети после пресловутого заявления запестрели ехидными комментариями, типа: «Да так им и надо!» Ну всё как всегда. Вместо выяснения причин столь резкой эскапады западных стран и просчёта последствий предлагаемых ответных мер главное было — «дать сдачи». Так-то дело нужное. Правильное и полезное. Но не в таких ситуациях, не на таком уровне и не таким способом. Никакой реакции и никаких возражений со стороны исполнительной и всяких других ветвей власти депутатская инициатива не вызвала. Все словно воды в рот набрали. И это породило панику. В течение двух месяцев один за другим стали закрываться фирменные магазины электроники и бытовой техники, одежды и косметики, мебели и хозтоваров, закрывались фастфуды и кофейни… Объявили о приостановке работы авто- и пивоваренные заводы, производители бытовой химии, накрылись «медным тазом» почти все логистические компании, рухнул рынок рекламы… Десятки, а то и сотни тысяч людей лишились если не целиком зарплаты, то были переведены на минималку с абсолютно туманными перспективами. А кто-то из западных компаний вообще в сердцах хлопнул дверью, списав в ноль все свои российские активы. Таких было не много, но их работники вообще оказались на улице ни с чем.

Начались стихийные митинги. Сначала у офисов ушедших или вставших «на паузу» компаний. Потом, когда подключилась так называемая «несистемная оппозиция», эти люди стали потихоньку перемещаться к городским, областным Думам. Ну и к Государственной, само собой. Народу нужно было выплеснуть на кого-то свои страхи, недовольство, разочарование и потребовать… Чего потребовать, было не понятно. Президент молчал, правительство молчало. Зато у всех на виду и на слуху были действия «народных избранников», приведшие к многочисленным проблемам. Закономерно появились лозунги с требованиями досрочных выборов всего депутатского корпуса. Куча партий, пролетевших мимо депутатских кресел на последних выборах уцепились за эту идею руками и ногами. Митинги, до этого собиравшие от силы по несколько десятков тысяч, грозили превратиться в миллионные…

За эти два с лишним месяца настроение Маши менялось почти каждый день по нескольку раз. Если сначала она радовалась, что именно из-за их работы стали разворачиваться такие грандиозные события, то потом, когда стало понятно, какого жестокого джинна они выпустили из бутылки, пришла в ужас. Она то порывалась поудалять все клипы вообще, то загоралась идеей нового ролика с извинениями и пояснениями, то принималась лихорадочно вырисовывать эскизы Кремля, Биг Бена, Тадж-Махала, египетских и мексиканских пирамид, часами смотрела разные мультики, всматриваясь в персонажей, надеясь «поймать за хвост» какую-нибудь идею. Кончилось тем, что девушка поклялась больше никогда в жизни ничего не придумывать и не рисовать, если из-за их злосчастного клипа начнутся ещё бо́льшие проблемы. То, что «Теремок» был не причиной, а всего лишь поводом, её не волновало, она просто не задумывалась над такими тонкостями…

Виктор же, хоть и предполагавший с самого начала, что последствия могут быть гораздо более серьёзными, чем после всех их предыдущих работ, сначала растерялся. Он считал, что последствия будут серьёзными только для них самих, поскольку тема была спорной и неоднозначной, но, раз не было никаких «спецпожеланий», то никаких особых «общественных эффектов» не будет. А тут впору было вспоминать горе-электрика из старой рекламы Twix, который, починив свет в одной квартире, вырубил целый район и после этого с недоумённым видом вопрошает: «Ё-моё, что ж я сделал-то?». Руденко теперь прекрасно понимал, что готовилась какая-то крупномасштабная провокация, которая могла перерасти во что угодно. Непонятно, правда, с чьей стороны. Был этот пресловутый «Южный проект» наступательным или оборонительным, так и не прояснилось. Задать «кому следует» прямой вопрос и получить честный ответ ни у кого никакой возможности, естественно, не было. И ему было абсолютно НЕпонятно, — сделали они только хуже, ускорив события, или наоборот, смогли внести какие-то положительные изменения в написанный сценарий. От бесконечных размышлений, переживаний и самокопания Виктор однажды сильно надрался, но, увидев, с какой мукой, молча, смотрела на него в это время его Натуська, решил больше таких экспериментов по «очищению» сознания не проводить. И снов никаких не было…

Наталья, глядя на мучения мужа и племянницы, попыталась разделить с ними ответственность, заявив как-то, что это она своими рисунками теремков всё испортила. На что Маша бесцеремонно заявила: «Не мели чепухи!», предварительно покрутив пальцем у виска. Наташа сначала на такую грубость сильно обиделась, но потом, поразмыслив, поняла, что племянница таким образом просто старалась не допустить увеличения «поголовья кающихся и посыпающих голову пеплом».

Кульминацией «разброда и шатаний» стало приглашение баллотироваться в депутаты от нескольких мелких партий, типа «Партия свободного выбора», и «ПМП» («Прогрессивная молодёжная партия»). В том случае, если удастся добиться новых выборов уже в этом году. Типа — вы кашу заварили, давайте, помогайте расхлёбывать. У первых получилось заловить на разговоры и дискуссии Виктора, у вторых — Машу. Её возраст «молодёжных» партийцев совсем не смутил. Ей предложили стать «лицом партии», как становятся известные актёры или спортсмены лицом какого-нибудь брэнда. Правда, денег никаких за это не пообещали, зато попытались раскрутить на спонсорство. Она даже сначала не сразу сообразила, что же на самом деле от неё хотят, уж слишком в тот момент голова другим была занята. А когда сообразила, ругалась так долго и витиевато, что боцманы и прапорщики, услышь они её, точно стали бы честь отдавать.

Все стали нервными, раздражительными, любые попытки начать разговор о новой работе проваливались, едва начавшись. Всё казалось либо пресным, либо никчёмным, либо слишком простым. От того, чтобы окончательно не переругаться друг с другом, спасло то, что пришло, наконец, время ехать в Италию на растерзание акул Высокой Моды. Каким-то чудом февральские договорённости оставались в силе, никаких изменений не произошло и двадцатого июня Маша и Виктор с Натальей улетели в Рим. Алексей на этот раз с ними не поехал, у них в министерстве практически всем запретили отпуска. Маша, когда узнала об этом, стала мрачной и неразговорчивой. Только уже в самолёте немного отошла, предвкушая интересную и весёлую поездку. Они собирались там пробыть недели две минимум. Обратные билеты были с открытой датой, если погода позволит, решили накупаться вволю, отдохнуть от московских проблем и попытаться на свежую голову придумать что-нибудь новенькое. Тем более забронированный отель, судя по рекламным проспектам и рекомендациям Людмилы, был на пять с плюсом. От Рима до него было не больше часа неторопливой езды, что, для привыкших к многокилометровым пробкам москвичей, было вообще не расстояние.

Уехать туда они собирались после завершения всех намеченных мероприятий в Пизе. А вот с этим возникли неожиданные проблемы. В римском аэропорту нашу троицу встречал Серджио Гуерра, который назначил себя их итальянским куратором, как он сам как-то выразился. Журналист был чем-то расстроен, а вот молодая женщина, представившаяся менеджером рекламного агентства, была, наоборот, преувеличено радушна. Синьорита Франческа, едва представившись, жизнерадостно сообщила, что их компания ведёт дела с Армани, но Версаче и Прада ради этого проекта тоже согласились с ними сотрудничать.

— Сейчас мы заедем в ваш отель, у вас будет полтора-два часа, привести себя в порядок с дороги, перекусить и отдохнуть, а потом сразу поедем в студию…

— В какую студию? — удивились Маша с Виктором. — Мы же через час должны лететь в Пизу.

— Мы не летим в Пизу, — мрачно поведал синьор Гуерра, — позавчера в сетях появилась информация о вашем визите и туда ломанулась половина Италии. Рядом с Башней целый палаточный городок вырос. Мне позвонил мэр Пизы и умолял не приезжать. Город оказался совершенно не готов принимать так резко и быстро выросшее количество туристов. В кафе и ресторанах надо отстоять приличную очередь, чтобы выпить хотя бы чашку кофе, отели переполнены, коммунальные службы не справляются с вывозом мусора, туда направлены дополнительные силы полиции и карабинеров, но и они не успевают разбираться с многочисленными авариями, даже штрафы выписывать за нарушения правил и неправильную парковку и то не успевают. Похожая ситуация уже давно, с месяц примерно, а в последние два дня вообще дурдом. Работать там будет совершенно невозможно. Хорошо ещё, что в новостях про это практически ничего не говорят, а то бы вообще светопредставление началось… Так что всё перенесли в одну из римских студий. Со всеми всё согласовали.

— Да-да, — по-прежнему бодренько затараторила Франческа, — студия замечательная, там будет очень удобно работать. Все коллекции уже там. А задний план с Пизанской башней потом с помощью компьютерной графики добавят.

— А-а-афигеть! — Маша очень точно выразила общее состояние.

Пока Серджио говорил, Виктор стоял ни жив, ни мёртв. В буквальном смысле. Если бы не Наталья, крепко вцепившаяся в его локоть, он, наверное, просто грохнулся бы на пол.

«Вот тебе и клип без потусторонней помощи!» — набатом стучало в висках. — «И это он ещё совсем невинный был… А последний?? Если сейчас такие дела творятся, то что же дальше будет?! Все как с ума посходили. Надо как-то всё это останавливать! Кто бы ещё подсказал — как!»

Когда добрались до студии, Руденко немного успокоился. Едва добравшись до отеля, он опустошил минибар под горестные вздохи Наташи и завалился, не раздеваясь, на кровать. Алкоголь немного притупил горечь от осознания собственного бессилия и неизбывности человеческой глупости, так что к моменту начала съёмок из глаз исчез лихорадочный блеск и появилась способность адекватно реагировать на просьбы фотографов, визажистов и костюмеров. Хорошо хоть говорить ничего не требовалось, а то бы он точно что-нибудь не то ляпнул. Но вот почти пять часов бесконечных переодеваний, улыбочек и статичных поз, от которых уже через пару часов ломило руки, ноги и спины, закончились, последние формальности улажены и вот она впереди — свобода! И море!

Когда приехали в отель, Маша снова загрустила. Её не радовали ни удобные, очень стильно обставленные номера, ни прекрасные виды с огромных балконов, ни изумительной чистоты море в небольшой бухточке с частным, отлично оборудованным пляжем, ни отлично вышколенный и очень дружелюбный персонал, ни прекрасный ресторан.

— Машунь, тебе что, нездоровится? — с беспокойством спросил Виктор, глядя, как девушка вяло ковыряет ложечкой своё любимое фисташковое мороженое в изящной креманке.

— Да нет, нормально всё. Просто… жалко, что Лёшка всего этого не видит.

— Ну, даст бог, на следующий год сюда приедете, — утешила Наталья…

От Машиной хандры через день не осталось и следа. Не зря Наталья назвала Людмилу доброй волшебницей. Программу с ней согласовали уже давно, так что денёк отдохнув, накупавшись и отъевшись, встретились с ней недалеко от Рима и поехали, как и договаривались, в Неми. Через полчаса после встречи Маша уже вместе со всеми хохотала от Людиных рассказов, исторических баек и итальянских анекдотов. А уж когда добрались до этого земляничного рая, все мысли, кроме одной — с чего начать дегустацию, были напрочь забыты.

Начали, само собой, с земляники с шампанским. Не зря же Ричард Гир в «Красотке» предлагал Джулии Робертс: «Заешь клубникой. Она выявит вкус шампанского». Надо же было проверить, — земляника действует так же, как клубника, или как-то по-особенному. Ну-у-у… То ли земляника была особой, то ли шампанское, то ли снизошедшее на всех умиротворение от красоты городка и окружающих пасторальных пейзажей, кто знает? Просто всем стало хорошо и спокойно.

Потом была земляника с мороженым, со взбитыми сливками, с шоколадной крошкой и с горячим шоколадом, земляника в вафельных рожках без мороженого, просто отборная, огромная — в кулёчках и плошечках. Были ювелирные лавочки, где Маша с Натальей набрали и себе, и на подарки, серёжек, кулонов и подвесок с ягодами земляники, действительно выглядевшими так, будто их минуту назад сорвали с кустика.

Когда дело стало двигаться к закату, стали собираться домой. Отпускать Людмилу совершенно не хотелось, хотя впереди должна быть не одна и две экскурсии.

— Поехали к нам в отель, поужинаем вместе, — предложил Виктор, — судя по вчерашнему ужину шеф-повар там такой же мастер, как Вы — гид.

— О! После таких комплиментов совершенно невозможно отказаться, — тут же согласилась Люда. — Тем более, что сегодня в ваш отель ещё мои давние клиенты должны приехать. Так-то мы с ними только завтра должны будем увидеться, но вдруг и сегодня встречу.

Она угадала. На входе в ресторан нос к носу столкнулись с супружеской парой примерно Людиного возраста, около пятидесяти. Последовали радостные восклицания, бурные обнимашки и представление друг другу. За ужином ни о чем важном не говорили, обсуждали итальянскую кухню, природу, отели, море и самих итальянцев. Делились планами, забавными случаями и воспоминаниями. Вскользь пообсуждали и клип с Пизанской башней. Новые знакомые — Владимир Андреевич и Яна Александровна отозвались о нём очень тепло и уважительно. Людмила, отказавшись от десерта и кофе, уехала домой, а за столом продолжился неспешный разговор.

— Вы знаете, — вдруг сказала Яна Александровна, когда возникла пауза в очередном раунде обсуждений особенностей пиццы и равиоли, — если позволите, я бы хотела сказать о вашей работе. Не только о клипе с Пизанской башней, обо всех. Мы их, кстати, все по несколько раз пересматривали. — Она чуть поклонилась в знак признания и уважения. — Вы в своих клипах соединяете то, что до вас никто и не думал соединять. Мне это кажется очень интересным и… зна́ковым, что ли. Зна́ковым в том смысле, что, — невозможного нет, если стоишь на стороне добра… Ну, собственно ваши результаты как раз об этом и говорят… Прошу прощения за столь высокопарные слова, — она смущенно развела руками, — просто… если вы ещё не были в аббатстве святого Нила в Гроттаферрате, спросите о нём у Людмилы при встрече. Там есть монастырь, в библиотеке которого есть один… даже не знаю, как назвать… экспонат, который, я уверена, вам будет очень интересно посмотреть. Я думаю, Людочка вас с удовольствием туда отвезёт. Когда мы там с ней были, она была хорошо знакома с настоятелем, мы ходили по таким местам, куда обычно туристов не пускают. Было очень интересно. Съездите туда — не пожалеете. И, кстати, этот монастырь — тоже пример соединения, казалось бы, несоединимого. Он, на сегодняшний день, остается последним греко-византийским монастырём на территории насквозь католической Италии.

Маша с Виктором, немного растерявшись от такой трогательной оценки своего труда, молчали, словно размышляя, действительно ли им подходит роль «паладинов света». Наталья, приобняв мужа, смотрела вокруг с чувством некоторого превосходства: «Вот, смотрите! Такой талантливый и такой замечательный во всех отношениях человек, — мой муж!»

Владимир Андреевич, видя, что слова супруги явно смутили их новых знакомых, поспешил вмешаться:

— Я вспомнил одну историю, тоже на тему соединения несоединимого. — Он посмотрел на жену, — я хочу о Фабио рассказать.

— О! Точно! История как раз с этим отелем и связана.

— Когда мы здесь были первый раз… Это было лет двадцать назад, мы тогда здесь ещё с детьми были, — начал Владимир Александрович…

Так вот… когда мы пришли на свой первый ужин, нас усаживал за столик сам метрдотель — мужчина непонятного возраста, ему можно было дать и тридцать пять, и сорок пять, одетый в строгий костюм и умопомрачительную жилетку. Объяснив порядок ужина (можно было выбирать один из трех салатов, антипасту — тоже одну из трёх, рыбу или мясо в качестве основного блюда и десерт или мороженое), он показал на рояль, посетовав, что сегодня только четверг, а живая музыка у них только в пятницу и субботу. Потом он начал рассказывать о шеф-поваре, какой он классный и все такое. А в конце мы были просто добиты сообщением о том, что, если мы предпочитаем какую-то определенную рыбу, нам надо сказать об этом кому-нибудь из официантов и на следующий день шеф постарается именно такую рыбу купить на ближайшем рыбном рынке, куда он ездит каждое утро. Ну а представление всех официантов поименно прошло уже как само собой разумеющееся.

Английский Фабио (так в самом начале представился мэтр) был безукоризненным, как сказала супруга. Подвергать сомнению мнение преподавателя с многолетним стажем, естественно, никто не стал, о чем тут же и было во всеуслышание заявлено.

— Приходится соответствовать, — усмехнулся Фабио.

— Соответствовать чему? — удивились мы.

— У меня студенты… из разных стран, — немного смутился наш мэтр.

— О! И где же Вы преподаете? — спросил я, подозревая, что сейчас начнётся рассказ о каких-нибудь крутых курсах кулинарии, которые нам обязательно нужно будет посетить.

— Я… преподаватель философии и теологии в Ватикане…

Вы когда-нибудь видели наяву статуи людей с упавшими на пол челюстями?? Нет? Я тоже до того момента думал, что это метафора — и про остолбеневших людей, и про упавшие челюсти. Оказалось, нет — вот они мы — наяву.

Видимо, наше обалдение настолько выходило за обычные рамки, что в качестве доказательства причастности и к теологии, и к философии, нам тут же была подарена написанная им книга: Fabio Miele, «LA REALTA DELLA CHIESA Il risveglio la visibilita nel pensiero di Romano Guardini» («Реальность Церкви. Осознание явственности в мышлении Романо Гуардини»[35])… С дарственной надписью — как положено! — И Владимир Андреевич, порывшись в телефоне, показал фотографию книги. — Перевод, понятное дело, — приблизительный, но мы уточнять не стали.

— Оказалось, что его братья занимаются ресторанным бизнесом, он им помогает, когда есть возможность, и вот сейчас, во время отпуска, постигает, так сказать, тонкости. Вот такое «хобби» у человека было, — со смехом закончил рассказчик.

— Мне кажется, — рассмеялась и Яна Александровна, — мы тогда выглядели точно так же, как вы сейчас. Даже дети прониклись, хотя им тогда было всего двенадцать и четырнадцать.

На следующую экскурсию, согласовав с Людмилой изменение программы, отправились в Гроттаферрату. После интригующих рекомендаций Яны Александровны захотелось побывать там немедленно.

— Тот настоятель, о котором говорили Володя с Яной, отошёл от дел, — старенький уже совсем стал, — рассказывала Люда по дороге, — но с новым я тоже познакомилась, так что разрешённый для нас маршрут остался тем же самым. И в библиотеку, конечно, тоже заглянем.

— А что же за экспонат такой, ради которого мы туда едем? — живо поинтересовался Виктор. — Какая-то особенная книга? Или что-то другое?

— Ты неправильно спрашиваешь, — подколола дядюшку племянница, — понятно, что в библиотеке что-то особенное будет именно с книгами. Правильный вопрос — в чём особенность?

— Ну почему с книгами? Может, там какие-то особые потайные шкафы или ещё что в таком роде, — возразил Руденко.

— Нет-нет, — Людмила прервала спор, — Маша права. Но, конечно, заранее я вам ничего не скажу. Терпение. Нам ехать осталось минут десять…

Приехав в аббатство, Люда нашла настоятеля, взяла, на правах старой знакомой, ключи от внутреннего дворика, где вся компания устроилась в тенёчке, слушая как всегда интересный рассказ. Потом отдали должное интерьерам базилики Святой Марии и отправились, наконец, в библиотеку. Войдя в просторный, но отнюдь не гигантский, зал, разбрелись в разные стороны. Людмила осталась стоять у двери, поглядывая в коридор, словно ожидая кого-то.

Наталья больше обращала внимание на архитектурные решения интерьера, сравнивая с недавно увиденным. Их фирма всего пару недель назад закончила проектирование нового здания областной библиотеки в одном из российских городов-миллионников, и она тогда вволю насмотрелась в интернете фотографии и старинных, и современных библиотек в разных странах мира. Налюбовавшись на детали декора, она посмотрела по сторонам и увидела, что Маша замерла у одной из полок. Девушка осторожно протягивала к чему-то руку, но затем испуганно отдёргивала, не решаясь прикоснуться. Наташа оглянулась на Людмилу, и, увидев, как та покивала головой, подтверждая — да, именно там и находится тот самый особенный экспонат. Быстро подошла к мужу, который внимательно разглядывал книги в другом конце зала, и потащила его к племяннице. Когда стала видна та часть полки с книгами, которую Маша закрывала от них спиной, Виктору сначала показалось, что из одной книги выползает змея. Или, наоборот, заползает в неё. Но, подойдя на пару шагов ближе, он наконец понял, что это такое. Из книги торчал здоровенный осколок снаряда или бомбы. Рядом стояла табличка.

— В 10 часов утра 1-го июня 1944-го года в библиотеку упала американская бомба. Её осколки застряли в книге, — перевела тихонько подошедшая Людмила.

Маша, ещё раз посмотрев на чуть обугленные, рваные края пробоины, оставленные осколком в книге, подняла на Виктора взгляд и чуть слышно спросила:

— Ты понимаешь, что это значит?.. Помнишь?… «Рукописи не горят!»…

Сзади вдруг раздался мужской голос, говоривший по-английски с сильным акцентом:

— И не только это!

Рядом с Людмилой стоял священник. Видимо — сам настоятель. Поворачиваясь, и Наталья, и Виктор с Машей успели заметить, как Люда, наклонясь к уху святого отца, поясняет Машины слова, а тот согласно кивает в ответ. Затем она действительно представила всем отца Доме́нико как настоятеля.

— Я очень рад видеть вас здесь. Синьора Людмила предупредила меня о вашем визите. И вот что я хотел бы сказать, — святой отец помолчал несколько секунд. — Вы же наверняка помните: «В начале было слово», — священник перекрестился, обвёл рукой полки и стеллажи. — И мы верим, что слово может останавливать зло, — он показал на «раненую», но не «убитую» книгу. Мир наполнен символами и знаками. Надо только научиться их видеть и правильно понимать, — он снова сделал паузу и загадочно улыбнулся, — даже то, что это аббатство основано на руинах виллы знаменитого римского оратора Цицерона, — тоже можно считать символом. И знаком свыше.

«Как интересно!» — подумал в этот момент Виктор, — «и Яна Александровна тоже о знаках так… горячо говорила. Неспроста так всё один к одному складывается, ох, неспроста».

— А вы, — продолжил тем временем святой отец, — если я правильно понял, уже научились и видеть, и понимать. Может быть и неосознанно, но научились… Я видел все ваши работы. Правда, должен честно признаться, сначала мне показали фильм про Пизанскую башню, и только потом я посмотрел всё остальное. — Отец Доме́нико замолчал и внимательно посмотрел каждому в глаза. — И должен сказать: вы, вне всякого сомнения, делаете богоугодное дело. Даже если и не задумывались о таких вещах. И даже если вам кажется, будто своими фильмами вы вносите смуту в чьи-то умы, это… всего лишь испытание…

«Эх, святой отец!» — усмехнулся про себя Виктор, — «знали бы Вы, с чего, или, точнее, с кого, всё началось»…

Настоятель тем временем ещё раз перекрестился сам, перекрестил всех вокруг и произнёс как-то особенно торжественно, но в то же время умоляюще:

— Вы должны продолжать то, что вам так хорошо удаётся. А мы здесь будем молиться за вас.

Виктору показалось, что вслед за такими словами должно что-то произойти: громыхнёт гром, задрожат стены, погаснет свет… Но нет, ничего такого не происходило. Напротив, установилась тишина, которую сторонний наблюдатель вполне мог бы назвать благоговейной. Руденко украдкой вглядывался в лица жены и племянницы, пытаясь разглядеть признаки иронии, или хотя бы сомнения, но видел в глазах только отблески благодарности и надежды. В тишине прошла минута, другая. Вдруг у Натальи вырвалось:

— The show must go on! — было видно, что она хочет сказать что-то ещё, но боится испортить торжественность момента.

Все удивлённо посмотрели сначала на неё, потом на отца Доме́нико. Тот одобряюще улыбнулся и медленно кивнул, соглашаясь и с такой трактовкой своего благословления. Наташа, не увидев негативной реакции, тихонько продекламировала.

— Вчерашней сказки дух, взрослея, не умрёт…

А затем, поняв, что сейчас будут вопросы, пропела почти как в оригинале (с поправкой на женский голос):

— Fairytales of yesterday will grow, but never die, — это же оттуда, из песни, строчка, пояснила она.

«Не слишком ли много символов и знаков вокруг? Рехнуться можно!» — заторможенно подумал Виктор, наблюдая за племянницей, готовой расплакаться от переполнявших её эмоций.

Маша подскочила к тётушке, крепко обняла, чмокнула в щёку, потом повернулась к священнику, поклонилась ему и горячо поблагодарила. Затем подошла к Людмиле и прошептала её на ухо:

— Если у нас нет в планах чего-то ещё более интересного, то мне надо срочно на улицу или куда-нибудь, где прилично будет уткнуться в телефон минут на десять-пятнадцать.

Люда кивнула и, выдавая Машу, как говорится, «с потрохами», спросила у настоятеля:

— Падре, синьорите пришла в голову какая-то новая идея и ей срочно нужно её записать, пока муза не улетела. Если позволите, мы отлучимся на некоторое время.

— О! Я очень рад, что новые идеи приходят в головы в таком месте. Ну а мне, к сожалению, уже пора. Дела ждать не будут. — он в очередной раз осенил всех крестом, попрощался и ушел.

Пока святой отец шёл к дверям, Виктору казалось, что он слышит, как тот мурлычет под нос мотив легендарной песни.