Чёрно-белый человек

ГЛАВА 18

Вернувшись в Москву, плотно занялись «Теремком». До отъезда в Италию успели только подобрать мультяшных героев: Мышку-норушку, Лягушку-квакушку, Зайчика-попрыгайчика, Лисичку-сестричку, Волчка-серого бочка и Медведя косолапого. Последний вызвал ожесточённые споры. Какие только варианты не предлагались: и из сериала «Маша и медведь», и Балу из «Книги джунглей», и Винни-Пухи (советский и американский), и несколько «настоящих» медведей из мультиков про «Теремок», но… к единому мнению так и не пришли. Решили оставить окончательный выбор на потом. Мол, в Италии отмякнем, подобреем, глядишь и договоримся.

Зато Наталья нарисовала такие замечательные теремки для каждого персонажа, что к ним никаких вопросов вообще ни у кого не возникло. Особенно хорошо они смотрелись на фоне первоначального — маленького, кривенького и убогого…

— Эхе-хех! Надо было в Италии договариваться, — ворчал Руденко после очередного спора, — как-то Москва не способствует успешному переговорному процессу. — Он специально выдал такой официозный перл, давая понять, что, по крайней мере, его терпению скоро придет конец.

Даже Алексей на этот раз не смог подсказать ничего путного, только пробурчал после объяснений чего от него хотят:

— Видит бог, что-то неладное вы затеяли, если никак договориться не получается. Может что другое сочините?

Виктор готов был его горячо поддержать, но сдержался. Уж слишком сильно Маша была поглощена идеей этого клипа и бросить всё на полпути точно бы не согласилась. Потратив впустую пару дней, решили обратиться к Антонову. Олег Васильевич, выслушав спорщиков, попросил день-два на размышления. Выглядел он при этом очень недовольным и хмурым. Таким Маша с Виктором видели его впервые.

— Уж слишком вы тему непростую выбрали. И неоднозначную, — Антонов, впервые услышавший новый сценарий, помассировал лицо руками и тяжело вздохнул. — Приглашайте завтра-послезавтра в гости, хоть знаменитых рыбных пирогов Вашей бабушки попробую…

Он приехал в «Заречное» в воскресенье к обеду. Рыбные пироги были на месте, аппетит тоже никого не подвёл. Вот только благодушествовать Олег Васильевич вовсе не собирался.

Руденко позвал всех в «кабинет», где можно было расположиться с комфортом и относительно свободно. Наталья решила самоустраниться от решения «идеологических» вопросов, честно заявив, что если придется выбирать, на чью сторону вставать, разорваться она не сможет. Антонов с Машей уселись в кресла у журнального столика, а Виктор развернул своего рабочего «монстра» и пододвинулся к ним поближе. Это супер-кресло он заказал у самого Фридриха Вилкхана[33].

Стоило оно столько, что казалось, будто каркас делали из чистого золота, а потом зачем-то замаскировали хоть и не дешёвым, но всего лишь полированным алюминием. Когда он проговорился Маше о цене этого чуда, она покрутила пальцем у виска. На что Руденко с важным видом заявил, что компьютерное кресло — инструмент не менее, если не более, важный, чем сам комп. Вот в нём Виктор с удобством и устроился.

— Поймите, Маша, — начал Олег Васильевич, — вы с новым клипом собираетесь выйти на тропу войны. Да-да! — Антонов остановил девушку, явно готовую ему что-то возразить. — Вы с этими отдельными теремками хотите поменять идею сказки ровно на противоположную. Что вместе — плохо, а порознь — хорошо. А это может быть воспринято в штыки очень и очень многими. И хорошо, если не в буквальном смысле.

— Но ведь каждый новый теремок звери вместе строить будут! — не выдержала Маша. — Мне казалось, что эта идея как раз и есть самая главная!

— Это, конечно, верно. Но где гарантия, что она будет верно истолкована. Вы же хотите рассказать, так сказать, «альтернативную» сказку, сильно отличающуюся от «реальной».

— Да что ж тут реального, если лиса и мышь, волк и заяц в одном доме жить собираются? — Маша возмущённо засопела.

— И тем не менее сказка проверена временем, никто никогда не пытался так кардинально её менять. А вы хотите за десять минут разрушить привычную картину мира и нарисовать принципиально новую.

— Ну, разрушитель там уже есть один, — вмешался Виктор, — этот бугай косолапый может и не со зла, но разрушает ведь всё. Последствия? Не, не слышали. Эт чё такое?

— Кстати, о медведе, — перебил Антонов, — почти во всех вариантах он только разрушитель, и лишь Сутеев придумал, что звери новый теремок строят, где места всем хватает. А что такое «медведь»? Символ России. То есть, получается, что Россия и есть разрушитель? Конечно, вы не это имели ввиду, но сколько людей подумает именно так, когда посмотрит ваш клип? А посмотрят его сотни миллионов как минимум. И это сейчас, когда на Россию и так всех собак спускают по любому поводу. Надо честно признаться, не всегда безосновательно, но именно — не всегда.

— Олег Васильевич! — Маша резко встала. — Скажите честно, Вы можете что-то предложить? Или Вы за прекращение этого нашего проекта?

— Ну как я могу быть против! — Антонов всплеснул руками, и тоже встал, — хотя я прекрасно понимаю, что предстоит пройти по канату над пропастью без страховки, поэтому я… я предлагаю всех запутать. Пусть сказка будет русской, а персонажи — разные. Мышкой пусть будет Микки Маус, лягушка, заяц и лиса — не важно какие, волк — Акела из Маугли, а медведь — диснеевский Винни-Пух… Именно диснеевский.

— О! А мне нравится! — у Маши загорелись глаза.

— Да уж тебя хлебом не корми, дай только Штаты пнуть, — добродушно проворчал Виктор и повернулся к Олегу Васильевичу. — А не произойдет у зрителей, как сейчас модно говорить: «когнитивный диссонанс»?

— Это почему же, — недовольно спросила Маша.

— Почему могут не понять? — переспросил Виктор. — Да потому что охренеют от такого набора.

— Ну и хорошо, — рассмеялась девушка, — значит посмотрят ещё несколько раз, чтобы понять.

— Угу, — не согласился Руденко, — или будут писать в комментариях: «Ничего не понял. Хрень какая-то!»

— Х-хех! — коротко хохотнул Антонов. — такие комментарии иногда могут работать не хуже любой рекламы. Молодёжь, как Вы только что сказали: «хлебом не корми», дай посмотреть «хрень какую-то».

— Ну вот! — Виктор, бросив быстрый взгляд на племянницу, демонстративно понурился, поняв, что за понравившийся ей вариант она будет стоять насмерть, — опять мне переделывать мышек-норушек в Микки-Маусов всяких. Как бы так сделать, чтобы мои идеи другие в жизнь претворяли, а не наоборот.

— Да ладно тебе, — укорила его Маша, — пока и не сделали ничего, что переделывать-то?

После этого «совещания» работа над клипом закипела. За неделю Маша быстро отрепетировала строительство теремков по эскизам Натальи, Виктор, вдосталь насмотревшись мультиков про Микки Мауса и Винни-Пуха, выбрал, наконец, нужные кадры и ракурсы и был готов к монтажу. Дело оставалось за музыкальным сопровождением. И тут снова всё застопорилось. Поначалу Маша предложила в качестве звукоряда использовать «Дом восходящего солнца», она просто фанатела от этой музыки и готова была слушать её по сто раз в день.

— По-моему очень символичненько получится. «Теремок» — это и есть дом, а восход солнца — надежда на лучшее и всё такое…

— Э-э, а ты когда последний раз оригинал-то слушала, — удивился Виктор.

— Да я только инструментальные каверы слушаю. — смутилась Маша, — мне вот этот особенно нравится, — и она запустила запись на своём смартфоне.

— Понятно! — Руденко потыкал в экран своего смарта, — музыка божественная, не спорю… а теперь вслушайся в слова, которые изначально, до всяких слёзно-романтических переводов были. Там же какой-то декаданс сплошной, позитива ни грамма. — и он запустил свой вариант, специально выбрал с титрами. — Так что пойдёт только как вступление. На несколько секунд, не больше. И без слов, само собой.

— Ну и ищите сами другую музыку! — обиделась Маша.

Два дня она на всех дулась, даже с бабушкой и дедом почти не разговаривала. Руденко тоже пребывал в не самом радужном настроении, без конца терзаясь сомнениями по поводу перспектив незаконченного клипа. Наталья же, слышавшая Машин разговор с Виктором по поводу шедевра группы «The Animals», но тогда не сказавшая ни слова, два дня просидела за ноутбуком, не снимая наушников. И когда племянница в воскресенье, двадцать восьмого, вернулась домой в приподнятом настроении после очередного свидания с Алексеем, после ужина поскреблась к ней в комнату.

— Машунь, — робко проговорила Наташа, входя к племяннице после приглашения, — мне кажется, я нашла то, что может подойти…. Тут, — она протянула племяннице флэшку, — две песни. Можно «Дом восходящего солнца» как заставку использовать, а потом — вот эти. Только я не знаю, в какой последовательности. Это вы уже с Витей решите… Если понравится, конечно.

Маша, удивлённо посмотрев на тётушку, молча взяла флэшку, сунула её в свой ноутбук и надела наушники. Она слушала, закрыв глаза и беззвучно пощелкивая пальцами. Иногда она принималась что-то рисовать в воздухе, покачивая головой в такт звучащих песен. Судя по времени, девушка прослушала обе композиции раза по три. Потом резко сняла наушники и начала что-то быстро-быстро набирать. Её пальцы летали по клавиатуре так стремительно, что у Натальи зарябило в глазах, когда она перевела взгляд на Машины руки. Затем племянница резко встала, выскочила из комнаты и через некоторое время притащила Виктора. Наташа, пока никого не было, еле успела пробежать глазами текст. Усадив дядюшку перед экраном, Маша ткнула пальцем в набранный текст.

— Читай! А потом слушай, — она кликнула пару раз мышкой, показывая, что именно и в какой последовательности. — И только попробуй потом сказать, что тебе не понравилось.

Услышав так оригинально высказанную похвалу, Наташа облегчённо выдохнула и стала наблюдать за реакцией мужа. Прочитав текст, он посмотрел на своих женщин ничего не выражающим взглядом и запустил первый трэк. Послушав второй, снова вернулся к первому, уже постоянно скользя глазами по тексту. Проделав то же самое со вторым, посидел пару минут не шевелясь, и наконец повернулся к Маше.

— Говорить, что это гениально, я не буду… — Руденко стоически выдержал пару гневных взглядов и сердитое сопение, — это и так понятно…

— Вот ты… зануда, — укоризненно сказала Наталья, хотя по её глазам было видно, что она готова прямо сейчас расцеловать Виктора за такие слова.

— Между прочим, это наше совместное творчество, — заметила Маша, — текст мой, прямо сейчас за пять минут написанный, песни — Наташины.

— Ну, я к ним, естественно, отношения не имею, только нашла их, — усмехнулась Наталья в ответ на вопросительный взгляд мужа.

— Единственное… — Виктор задумчиво потёр подбородок, — можно с текстом поколдовать… Но, возможно, вот так спонтанно родившийся, лучшим вариантом окажется.

— Поколдуем, конечно, — согласилась Маша, — да и подводку какую-никакую по-любому сделать надо.

«Колдовство» затянулось аж до двух часов ночи, пока случайно проснувшийся Андрей Кириллович не пристыдил и не разогнал полуночников. Пришлось продолжить утром, сразу после завтрака. Закончили к обеду, после которого, довольные собой, приступили к записи. Как обычно — по очереди, по одной фразе или строчке. Получилось длинновато — из-за пауз и выделения стихотворных строк, но пытаться что-либо сокращать на этот раз не стали. И Виктор, и Маша понимали, что здесь слова важны не меньше, если не больше, чем видеоряд:

Показали готовый результат Наталье, которая в «колдовстве» практически не участвовала. Посмотрев, она только покачала головой.

— Никогда не думала, что, изменив несколько слов, можно настолько усилить впечатление от текста. А у меня ещё одна песня была заготовлена, но там столько аллюзий и подтекста, который будет понятен только русскому человеку, что я не решилась вам её показывать.

— Ну-ка, ну-ка, — хором потребовали Маша с Виктором.

— Это Высоцкий. «Сказка о старом доме на Новом Арбате», — и Наташа включила свой смартфон. — Да, пожалуй, — согласилась Маша, когда запись закончилась. — Даже я, хоть и русская, не вполне понимаю.

— Ну, тем более хорошо, что не показала, — кивнул Виктор Наталье. — Антонову будем показывать? — он посмотрел на племянницу.

— Надо бы… Но я буду биться за каждую запятую.

— Я буду участвовать[34], — с интонациями Леонида Ярмольника ответил дядюшка под смех женской половины собрания. — Только давай сначала и сам клип сделаем, а то, боюсь, там много возни будет с подгонкой нужных слов в песнях к подходящим действиям всех зверушек. Ну и готовый продукт у него меньше желания критиковать будет…

Управившись за три дня со съёмками и монтажом, поехали на суд к Олегу Васильевичу. Тот, посмотрев клип, к удивлению авторов, не стал высказывать никаких возражений или пожеланий.

— Ну что ж, — вздохнул Антонов после недолгих размышлений. Он словно бы собирался с духом, прежде, чем что-то сказать. — С Богом, как говорится. Осталось только в церковь сходить, свечку поставить. За то, чтобы количество собак, которых на нас спустят, было меньше того количества, от которого мы сможем отбиться… Когда думаете запускать?

Отвечать никто не торопился. Виктора эти слова сильно озадачили. Он догадывался о причинах беспокойства Олега Васильевича и чувствовал, что после «Теремка» они снова могут столкнуться с чем-то неприятным. Конечно, факт отсутствия (как и в итальянском клипе) каких-либо «спецпожеланий» давал надежду, что всё обойдется, но вдруг появившаяся тревога не исчезала. К тому же он прекрасно понимал, что Маша ни за что не отступит. Ни при каких обстоятельствах.

— А давайте восьмого, — предложила девушка после долгой паузы, — может ради праздника меньше злопыхателей будет.

— Годится. Только не забудьте титры на английском и китайском добавить, — напомнил Олег Васильевич. — Предложил бы ещё на французском и итальянском, но это, наверное, будет перебор.

Восьмого марта, в день выхода клипа, действительно, ничего особо выдающегося не происходило. Количество просмотров не зашкаливало, но было примерно таким же, как в китайском и американском клипах. Что Виктора очень радовало, поскольку и на этот раз не было никаких «тайных» пожеланий, он о них даже не вспомнил. Хотя изо всех сил и старался не показывать своё ликование. «Уфф-ф! — мысленно вытирал он пот, — всё-таки мы с Машей кое-что и без потусторонней помощи можем. Не был итальянский клип случайностью, не был. И дал неплохой результат отнюдь не по инерции. Имя и репутацию мы себе заработали, можно сказать, „почти“ честно».

Но потом начались странности. Просмотры росли как на дрожжах, начиная обгонять по темпам все предыдущие ролики, а вот количество комментариев и лайков было рекордно низким. Несколько дней на это не обращали внимания, решив, что народ не может понять, что же он такое только что посмотрел и пересматривал по несколько раз, осмысливая увиденное и услышанное. Так продолжалось неделю.

А в понедельник, пятнадцатого, произошло невозможное, невероятное, непредставимое… МИД России, Госдепартамент США и МИД Китая почти одновременно выпустили коммюнике, посвященные не каким-либо крупным международным событиям, а одному-единственному видеоклипу. Прямо об этом, естественно, не говорилось, но все причастные сначала сильно удивились, а потом также сильно напряглись.

Первым был российский МИД, который в лице своего пресс-секретаря Михаила Макарова выдал на-гора́ шедевр в стиле: «Я не такая, я жду трамвая…». В своём обычном стиле, якобы ироничном, но отдающем разборками соседей на коммунальной кухне из-за оставленной грязной посуды, господин Макаров на весь мир заявил: «Вы опять со своими „хайли лайкли“ до нас докапываетесь? Так дайте нам расписание того, что и когда мы хотим разрушить. Мы свои отпуска спланируем, чтобы по сто раз всем подряд не объяснять, что мы ни при чём…»

Не сильно отстал и Госдеп. У этих стиль был другой. Они как будто получили индульгенцию не от какого-то там кардинала Ришелье, а от самого Господа Бога. Там, судя по всему, как у Дюма в «Трёх мушкетёрах», было написано: «То, что сделал предъявитель сего, сделано по моему приказанию и для блага государства». Только слово «государство» было заменено на слова «всего человечества». Смысл их заявления был прост и понятен: «Если мы что и разрушали, то делали это в интересах и с согласия всего цивилизованного мира. Мнение не-цивизованного мира нас не волнует и волновать не будет».

Китайцы, выступили последними и были, как всегда, аккуратны. В их заявлении были тщательно выверенные дипломатические формулировки, которые в переводе на простой язык звучали следующим образом: «Э-э-э, ребята! Вы там поаккуратнее. Если надумаете чего порушить, это вам дорого обойдётся. Мы никому помогать не станем, но и своего не упустим. Можете не сомневаться».

Причем было понятно, что между собой никто ни о чём не договаривался. Потому что на уши встали все: политики и политологи, журналисты и блогеры, экономисты и финансисты, дирижёры и кинорежиссёры, бывшие и действующие вояки, депутаты всех уровней и даже популярные музыканты и актёры.

Простой народ от такой активности маленько прибалдел и озадачился вопросом — с чего это вдруг? Потом нашёлся кто-то сообразительный и в комментариях к клипу прямо связал активность публичных персон с «Теремком». И это был тот самый камешек, который запустил лавину. Конечно, тот или иной фильм, книга или песня и раньше не раз провоцировали бурные обсуждения или, выражаясь казённым языком, «вызывали широкий общественный резонанс», но сейчас, помноженное на гигантское число людей, посмотревших «Теремок», это было скорее похоже на супер-экстра-мега-цунами, грозившее его виновникам не только полной потерей свободного времени, но и лишением сна и аппетита от не всегда безобидных бесконечных звонков, странных просьб и таких же странных или, наоборот, слишком заманчивых предложений.

Мало того, что Виктору с Машей понадобилось пригласить ещё пару человек в помощь к уже давно работающим с ними редакторам и парочке модераторов, им пришлось через неделю поменять номера телефонов и буквально прятаться от настырных журналистов, требующих дать им хотя бы коротенькое интервью. Хорошо хоть морально были готовы к такому экстриму благодаря Олегу Васильевичу, позвонившему им на следующее утро, шестнадцатого. Антонов не удержался от ехидства: «А я говорил! Я предупреждал!» И добавил с некоторой озабоченностью в голосе:

— Мне кажется, что вы заварили кашу гораздо более серьёзную, чем даже мне представлялось. Я не исключаю, что могут понадобиться услуги очень хорошего адвоката. И лучше бы найти его заранее и проконсультироваться по поводу разных вариантов.

Адвоката искать не стали, а вот с одним интересным человеком старший лейтенант Арсентьев через пару дней их свёл. Встречались они в Сокольниках. Прогуливаясь по уже высохшим под ярким и уже достаточно тёплым солнышком дорожкам, неспешно беседовали, замолкая, каждый раз, если кто-то проходил мимо. Алексей, представляя Сергея Сергеевича, сказал только, что он из их конторы и к его анализу ситуации стоит прислушаться более, чем внимательно. На вопрос Виктора о причинах или мотивах согласия этого «интересного человека» на встречу, Алексей с улыбкой ответил, что, как бы это ни показалось странным, он большой ваш поклонник. А потом уже серьёзно добавил: «Ну и задолжал он мне кое-что».

— На сегодняшний день ситуация такова, — объяснял коллега и, скорее всего, начальник Алексея, — что по всем признакам начата подготовка к какому-то весьма и весьма крупному… э-э… проекту на юге. Все засекречено по самому высшему разряду. Подробностей не знаю даже я, хотя мне это и некоторым образом положено по должности. Вы же, каким-то невероятным образом смогли посеять сомнения в целесообразности этого проекта. Это не более, чем мои догадки, но я не смог пока найти ничего, что их бы опровергало.

— И… это может иметь для нас какие-то серьёзные негативные последствия? — спросил Руденко, когда «Сергей Сергеевич» сделал паузу.

— Серьёзные — очень маловероятно, но этого… нельзя исключать. Поскольку любой крупный проект — это всегда большие деньги. И если он не важно по каким причинам задерживается или, тем более, прекращается… ну, дальше понятно, я надеюсь.

— Это абсурд какой-то! Где мы и где всё то, о чём Вы говорите? — не выдержала Маша, с очень хмурым видом слушавшая разговор. — Мы же всего-навсего сказки рассказываем! Пусть с подтекстом, но всего лишь сказки. Никого не обвиняем, не разоблачаем…

— Машунь, — перебил её Виктор, — ты свою задачу выполнила блестяще. Кашу заварила. Давай теперь оценивать ситуацию будут люди, менее подверженные эмоциям.

Он говорил преувеличенно спокойно, но именно от этого спокойствия Маше вдруг стало не по себе.

— Я?! А ты что, в сторонке стоял? — девушка готова была расплакаться от обиды.

«Лучше бы стоял», — чуть не ляпнул Руденко и сжался от страха, что вполне мог сейчас произнести это вслух.

Он уже которую ночь во сне видел свою первую встречу с тем самым чёрно-белым псевдо-Воландом. Точнее, видел его саркастическую усмешку и слышал единственную фразу: «Надеюсь, это не что-то типа мира во всем мире?» Каждый раз Виктор от этого просыпался, долго не мог уснуть, ворочался, просыпалась Наталья, тревожно смотрела на него, он затихал неподвижно, давая ей снова заснуть. А сам лежал без сна с закрытыми глазами, и вопросы без ответов ползали по его извилинам как по бесконечной ленте Мёбиуса, поворачиваясь разными гранями: «Надо ли было остановить Машку с её идеей? Не подтолкнули ли мы кого-то ближе к краю пропасти? Можно ли что-то исправить, если станет хуже?…»

От этих вопросов иногда не было покоя даже днём. И вот сейчас, в очередной раз вспомнив ночные кошмары, Руденко с ужасом понял, что впервые в жизни рассердился на племянницу по-настоящему. Рассердился не как на ребёнка, разбившего по неосторожности очередную чашку, а как на взрослого человека, совершившего опрометчивый поступок, который может принести серьёзные проблемы. То, что он был соучастником, только добавляло раздражения. Из этой мерзкой, липкой, противной до тошноты, почти физически ощущаемой, паутины страха Виктора вырвал голос Сергея Сергеевича:

— Друзья мои! Вы напрасно ссоритесь и заранее пугаетесь. Могу вас успокоить: такого рода анализом у нас занимается от силы несколько десятков человек. И с нашей стороны точно никакой инициативы исходить не будет. Сколько в других странах — не знаю, врать не буду. Но не думаю, что их число сильно отличается. К тому же никого, кроме наших, вообще опасаться не стоит, поскольку ничьих других интересов вы своим клипом, судя по всему, не затронули. Заявления американцев и китайцев — всего-навсего реакция на… перлы господина Макарова. Да-да, не удивляйтесь, на мидовцев многие давно уже смотрят с некоторым раздражением, — пояснил он, заметив кривые ухмылки после «перлов».

— Для вас главное, — продолжил Сергей Сергеевич, — помнить, что ни один серьёзный разговор с незнакомыми людьми не стоит вести без видео- и аудиозаписи. И эти записи никак не редактировать и не монтировать. И ещё. Я могу ошибиться, но, поскольку вы стали очень крупными и очень влиятельными инфлюенсерами, то официально к вам вообще вряд ли кто-то будет претензии предъявлять. Огласки может и не боится никто, но избегать её будут стараться. Скорее, для начала, какое-нибудь «частное лицо», — он показал пальцами кавычки, — попытается прощупать вас и попробует получить обещание чего-либо в обмен на… ну-у, вариантов может быть множество. Так вот — сразу ничего не обещайте, набивайте себе цену и ни на что не соглашайтесь… А пока — ждём. И живём своей обычной жизнью…

Насколько точен анализ и насколько полезны советы, Виктор с Машей смогли убедиться гораздо быстрее, чем им хотелось бы.

Виктор Анатольевич Скоропадский позвонил своему полному тёзке и лучшему клиенту через два дня, двадцатого и слёзно попросил о срочной встрече. Руденко, согласовав с Машей время, пригласил его вечером в Заречное.

Скоропадский примчался даже минут на двадцать раньше оговоренного времени и прямо с порога стал умолять Машу с Виктором принять одного его знакомого для важного и, возможно, выгодного разговора.

— И кто же это такой, что Вы так просите за него, — удивился Руденко, с нескрываемой иронией наблюдая за сильно нервничающим полным тёзкой.

— Это Боровский Михаил Борисович. Два года назад он ушёл с Лубянки и теперь возглавляет такое же, как у нас, агентство. Только их контора, насколько я слышал, выполняет заказы его бывших коллег частным, так сказать, образом.

— Фабрика-прачечная. Понятно. — от Машиного замечания Скоропадский дернулся и расплескал стакан с водой, который она поставила перед ним, заметив, как он постоянно облизывает губы.

— А почему он обратился к Вам? — спросил Руденко.

— Мы давно знакомы. А узнать, что вы — наши клиенты, для… определённого круга лиц большого труда не составляет.

— Он Вам что-то обещал за содействие?

— Да… — Скоропадский немного помялся, — подкидывать выгодные заказы.

— А в случае отказа? Угрожал?

— Нет-нет, что Вы! Но и так понятно, что при желании можно кому угодно жизнь отравить совершенно законными… проверками, запросами… особенно в нашей сфере.

— Ну хорошо, — Руденко переглянулся с племянницей и, не увидев отрицания, кивнул. — Всё равно не отстанут, как я понимаю. Так что лучше уж через Вас. Давайте договоримся на…

— Послезавтра, — Маша заглянула в своё расписание на экране телефона, — так же, вечером. После восьми.

— Спасибо огромное! Вы меня очень выручили, — гость вскочил и, прощаясь уже на бегу, запрыгнул в свою машину и рванул обратно в Москву.

Боровский Михаил Борисович был больше похож на преуспевающего банкира или адвоката, чем на чекиста, пусть и бывшего. Отличный сидящий, явно не от «Большевички», костюм, дорогие туфли, ещё более дорогие часы, которые он носил почему-то на правой руке, чуть затемнённые очки «Авиаторы» в цвет галстука и изящный кожаный портфель однозначно говорили о процветании его конторы. Да и приехал он отнюдь не на Рено Логане. Абсолютно чистый серебристый BMW X6, оставленный у ворот участка, тоже говорил сам за себя.

Гость с первых же секунд повел себя достаточно нагло. Едва усевшись в указанное кресло, он посмотрел на Машу и процедил снисходительно:

— Будьте любезны, сделайте мне зелёного чаю.

Маша удивлённо посмотрела на дядюшку, пожала плечами и точно таким тоном ответила:

— Прислугу я уже отпустила на сегодня. Вода — вон, в графине, — она кивнула на кувшин для поливки цветов, стоящий на подоконнике, — пейте сколько хотите.

Боровский не сказать, что опешил от такого ответа, но желваками на скулах поиграл. Виктор про себя племяннице поаплодировал, но смотрел преувеличено укоризненно, мол «Ну зачем так сразу-то человека опускать?» Михаил Борисович тем временем развернулся всем корпусом к Руденко, давая понять, что будет разговаривать только с ним.

— Есть мнение, — начал он, — что вам нужно выступить с разъяснениями своей позиции, отражённой в вашей последней работе. С какими именно разъяснениями, я уточню чуть позже…

— Чьё мнение? — резко спросила Маша, — если перефразировать известное изречение товарища Кагановича, у каждого мнения должны быть имя, фамилия и должность.

Вот теперь Боровский откровенно растерялся. Он явно не ожидал ни таких слов, ни такого напора от девчонки.

— Ка-а-кого Кагановича? — он даже запнулся от неожиданности.

— Ну как какого? — поддержал племянницу Виктор, — сталинского наркома.

Ничего удивительного в таком слаженном троллинге их собеседника не было, но это если знать, что Руденко сам пару дней назад зачитывал Маше выдержки из статьи, на которую случайно наткнулся. Там говорилось и о выражении «есть мнение», и о фразе «у каждой ошибки есть имя и фамилия», которую приписывали аж самому Сталину, и которую на самом деле первым сказал действительно Лазарь Каганович, но сказал: «У каждой аварии есть имя, фамилия и должность». Боровский, естественно, про это не знал и сейчас лихорадочно соображал, как повернуть разговор в нужное русло. Изначально он рассчитывал немного припугнуть этих «чёртовых блогеров», а потом в качестве «спасительной шлюпки» предложить им задёшево, если вообще не задаром, сделать пару рекламных роликов на тему сказочных перспектив «Южного проекта».

— Ну вы же понимаете, что не моё личное мнение. Мне… поручили провести предварительные переговоры… Но если у вас уже есть поддержка со стороны… э-э… определённых сил…

— Наша поддержка — это миллиарды наших зрителей, — многозначительно сказал Виктор. Помолчал и переспросил, — так о чьём мнении Вы говорите?

Про себя же Руденко без всяких задней мысли с иронией произнёс: «Давай же, Гюльчатай, открой личико». То ли таким оригинальным способом высказанное «пожелание» сыграло свою роль, то ли гость вдруг сам решил пооткровенничать, но дальше он повёл себя так, будто ему вкололи слабенькую дозу «сыворотки правды».

«Похоже, придётся часть карт на стол выкладывать, — в этот же момент думал Боровский, удивляясь самому себе, — чёрт их знает, кто на самом деле за их фантастическими результатами стоит. А у нас частенько правая рука не ведает, что творит левая».

— Речь идёт о согласованном мнении руководства некоторых силовых ведомств и высокопоставленных чиновников со Старой площади. И в ближайшее время оно будет соответствующим образом оформлено в виде законодательных актов, ведомственных приказов и инструкций. А ваши разъяснения потребуются в связи с подготовкой крупного проекта на наших южных границах, в результате осуществления которого существенно изменится политико-социальная и экономическая ситуация сразу в нескольких регионах. Будут задействованы очень крупные… ресурсы. И эффективность их использования зависит в том числе от поддержки населением этих регионов готовящихся… инициатив. — Выдав эту тираду, Михаил Борисович с некоторым страхом размышлял: наговорил ли он сейчас только на начальственный рык, или уже на расстрел. — «И как у меня язык-то повернулся! Хорошо хоть ни одной фамилии не назвал!»

— А от нас-то Вы чего хотите, — прервала Маша его самокопание.

— Ну как же, — взял себя в руки Боровский, — вы же сейчас самые популярные инфлюенсеры в мире. Поэтому ваши разъяснения нашей позиции…

— Нашей? — то ли уточнил, то ли спросил Виктор с заметным сарказмом.

— Да-да, конечно, — гость никакого подвоха не заметил, — вы же как истинные патриоты не можете не понимать всей важности крупных национальных проектов…

— Мы же всего-навсего сказки рассказываем. Сказки, понимаете. — Руденко почувствовал накатывающее раздражение от такого неприкрытого официоза.

— Которые посмотрели огромное число людей. Которые вас любят и к вам прислушиваются. Это необходимо использовать в… общественных интересах, а не только в частных.

В таком духе разговор продолжался ещё почти час. Маша с Виктором пытались добиться конкретики, Боровский вертелся как плохо насаженный червяк на крючке и на прямые вопросы, особенно Машины, отвечал в основном лозунгами или общими фразами. В конце концов выудив обещание подумать над «ихними» (он именно так и сказал) предложениями, Михаил Борисович распрощался.

«Вот ведь чертовка! — думал он о Маше по дороге в Москву. — Прям не девчонка, а комиссар госбезопасности в юбочке и с косичками. Вот бы такую кобылку объездить, цены бы ей не было… О, господи!! Я ведь из-за неё забыл даже предупредить, чтобы не смели запись выкладывать, если делали её. Камеры-то стояли, но индикаторы записи вроде бы не горели. Хотя… даже если и делали, и выложат, то и чёрт с ней. Ко мне меньше вопросов будет. Никто не сможет сказать, что я не старался изо всех сил…»

А Руденко с племянницей в это время как раз проверяли качество записи. Виктор поставил на запись сразу три камеры. Причём одна была совсем старая, пишущая на плёнку. Он подумал, что если гость включит какую-нибудь хитрую штуку, мешающую работе цифровой техники, то этот антиквариат может и устоит. Во всех трёх он специально отключил индикаторы записи, которые своими яркими красными светодиодами выдали бы их с головой. Записи на всех трёх оказались вполне качественными, и они выдохнули с облегчением.

— Что скажешь? — спросила девушка, когда они закончили просмотр.

— Скажу, что Сергей Сергеевич со своим анализом попал точно в десятку. Так что благодари Алексея, с очень полезным человеком он нас свёл.

— Это да, — согласилась Маша, а потом, недобро прищурившись, спросила:

— А чего это ты так пренебрежительно о сказках говорил?

— Ну ты скажешь тоже — пренебрежительно, — возмутился Виктор. — Просто отделаться от этого типа хотел побыстрее.

— Хорошо, если так, — девушка помолчала и продолжила, — знаешь, что сказал о сказках Виктор Михайлович? Который Васнецов, — она открыла свой смартфон и прочитала с экрана: «Я всегда был убеждён, что в жанровых и исторических картинах, статуях и вообще в каком бы то ни было произведении искусства — образа, звука, слова — в СКАЗКАХ, песне, былине, драме и прочем, сказывается весь цельный облик народа, внутренний и внешний, — с прошлым и настоящим, а может быть, и будущим»… У него много разных офигенных работ, но самые известные — как раз на сказочные мотивы.

— Да, сильно сказано, — согласился дядюшка, — ты где эту цитату выкопала?

— А это мы с Танькой на той неделе, после выставки Серова в Новой Третьяковке, в дом-музей Павла и Сергея Третьяковых зашли. Он совсем рядом. Там и увидела. И знаешь, — Маша вдруг резко помрачнела, — я там прочитала ещё оду цитату… я простояла около неё минут пять… и ревела… Это из письма Василия Васильевича Верещагина Павлу Михайловичу Третьякову от третьего мая 1879-го года: «Передо мною, как перед художником, война, и я её бью, сколько у меня есть сил; сильны ли, действенны ли мои удары — это другой вопрос, вопрос моего таланта, но я бью с размаху и без пощады». А рядом — его «Апофеоз войны».

Маша быстро отвернулась и зашмыгала носом. Виктор, поражённый такой реакцией племянницы, еле слышно спросил:

— Ты думаешь, что то, что наговорил этот… Боровский…

— Да не думаю я ничего, — сердито отмахнулась девушка. — Сидит у меня занозой эта Лёшкина командировка… Муторно как-то… Вот и лезут всякие дурные мысли в голову…

— Давай выложим сегодняшние записи, — после длительного, тягостного и, наверное, неизбежного молчания предложил Руденко.

— Наверняка этот… Борисыч докопается ведь. В суд подаст или ещё чего удумает, — тяжело вздохнула Маша.

— Ну удалим. Штраф заплатим, — пожал плечами Виктор. — Но сколько-то народу успеет увидеть.

— А давай!