Чёрно-белый человек

ГЛАВА 8

Когда вечером Виктор добрался до племянницы, в квартире всё ходило ходуном. Маша с двумя ближайшими подружками, которые ей немного помогали с клипом, хохотали как оглашенные, тыча в нос друг другу свои смартфоны. И то попеременно орали: «О, ещё!», «Смотри, смотри, скоро двадцать один будет!», то бросались обниматься. Ирина Сергеевна с Андреем Кирилловичем взирали на это с улыбками и немножечко со страхом.

— Витюш, объясни, что происходит? — почти хором взмолились они.

— Происходит рождение мегазвезды, — на полном серьёзе ответил Руденко. — И это надо как следует отметить! — он показал призывно звякнувшие полные пакеты.

Посидели очень даже душевно. Виктор с Машей наслушались поздравлений и комплиментов, барышни и бабушка выпили на радостях по бокалу шампанского, ну а мужчины позволили себе и чего покрепче.

Вернувшись домой уже за полночь, Виктор посчитал, что от избытка сегодняшних впечатлений не сможет заснуть, поэтому завалился на диван и наугад включил какой-то телеканал, рассчитывая хоть так отвлечься.

Он сидел на той же лавочке на Патриарших, что и в прошлый раз, и бездумно смотрел на чуть подрагивающие отражения ближайших фонарей и полной луны в воде. Вокруг не было ни единого человека, не слышно было машин на круглосуточно гудящем Садовом кольце, в окрестных домах не горели окна, только на пределе слуха было слышно, как где-то вдали играет джаз. Вдруг почувствовав, что рядом кто-то уселся, повернул голову. Рядом сидел тот самый мартовский незнакомец, так похожий на булгаковского Воланда. Сейчас он был одет так, будто собрался на театральную премьеру или, наоборот, только вышел из театра: белый смокинг с чёрными лацканами, черные брюки, лакированные чёрные туфли, белая сорочка с чёрными пуговицами-кнопками и галстук-бабочка в мелкую чёрно-белую клетку.

— Эх, юноша, юноша! — печально произнёс псевдо-Воланд, — Вы всё-таки решили облагодетельствовать всё человечество? А между тем могли бы и поинтересоваться: удавалось ли это хоть кому-нибудь? Ведь какие люди пытались! Нет, юноша, воля ваша, но Вы что-то нескладное придумали. Оно может и умно, но больно… зыбко. Не боитесь, что над Вами в конце концов потешаться будут?

— Что ж тут зыбкого? — набычился молодой человек, — всё очень даже реально.

— Ну да, ну да, эти ваши вэб-тех-но-ло-ги-и, — нарочито медленно, по слогам произнес этот таинственный человек, — оч-чень непростая штука оказалась. По воздействию на умы, особенно на умы неокрепшие, запросто может поспорить с воскресными проповедями. Хотя их сейчас и слушает всё меньше и меньше народу. Так что нам, старикам, долго разбираться придется… — он помолчал немного и снова заговорил. — И подумайте на досуге вот ещё о чём: какими бы благородными ни были Ваши попытки, всегда найдётся кто-то, кому они поперёк горла. С ними что делать прикажете?

— Разве с ними надо что-то делать?

— А как же?! Если с ними ничего не делать, то они что-то будут делать уже с Вами.

— В каком смысле?

— Да откуда мне знать? Люди всегда были изобретательны в придумывании гадостей.

— И что же делать?

— Думать! Впрочем, пока Вы не сделали ничего настолько предосудительного, чтобы Вам можно было предъявить серьёзные претензии. Что будет дальше — не известно никому. Слышите — ни-ко-му!

Виктор открыл глаза и сполз с дивана, кряхтя как старый дед.

— Ох! И приснится же такое! Вот спасибо тебе, дорогое подсознание, или что там у нас за сны отвечает? Вот теперь точно не усну.

Опасался он зря. Сон, обычный сон, без всякого вмешательства подсознания, был настолько крепок, что Руденко еле проснулся от повторного трезвона будильника. Без всякого желания, уже просто в силу устоявшейся привычки и чувства долга, быстро напялил майку, шорты, кроссовки и отправился на ежедневную пробежку. Пока бегал и делал свой обычный комплекс упражнений, в голове крутилась (как какой-нибудь одинокий электрон в адронном коллайдере, забывший, с чем же ему там надо столкнуться) единственная мысль: «А всё-таки прав я был тогда, прав, когда сидел на Патриарших — „Делай что должно и будь, что будет“ — самая верная стратегия. Пока есть возможность, надо использовать то, что у меня появилось. Как бы это ни называлось. И как бы кто-то там не был против. Да и нет пока никакого „кто-то там“. Так что только вперёд. Не оглядываясь».

Через неделю Виктор уволился с «Мосфильма», где у него лежала трудовая книжка и отказался от всех подработок. Причём не обошлось без скандала — пытались не отпустить. Освободив себя от необходимости куда-то почти каждый день мотаться, плотно засел чтение сценариев, которые написала Маша. Точнее, это были пока не сценарии, а скорее синопсисы, первый из которых она обещала детализировать ещё через неделю — дней десять. А пока он перелопачивал гору литературы и видеоматериалов по Франции. Никак нельзя было ни в одном кадре показать что-то, что могло бы по недоразумению или по незнанию авторов вызвать ироничные улыбки или у самих французов, или у знатоков Франции.

«Строить» Маша решила Эйфелеву башню. Ну, кто бы сомневался, в выборе самого узнаваемого символа Франции. В качестве помощников выбрали Астерикса и Обеликса. А Кот в сапогах из «Шрэка» должен был выступить одновременно в роли и Маши, и Волка из первого клипа. То есть вроде бы пытается руководить и помогать, но на самом теле только мешает и постоянно попадает впросак. Сначала хотели мультяшную Машу и в новый ролик вставить, уж больно она Маше настоящей нравилась. Но потом всё-таки решили, что в каждом клипе будут новые герои.

Дня три ушло на выбор музыки. Слишком много было шикарных исполнителей с не менее шикарными композициями: Эдит Пиаф, Ив Монтан, Шарль Азнавур, Джо Дассен, Далида, Мирей Матье, Патриция Каас, Милен Фармер, Заз, Индила…[5] Просто глаза разбегались. После жарких споров решили остановиться на не теряющей популярности, а значит — вечной песне «Sous le ciel de Paris» (Под небом Парижа) в исполнении Ива Монтана…

— А как ты собираешься накладывать музыку, если продолжительность песни всего три минуты, а клип предполагается длиной минимум минут пять-шесть? Как тайминг рассчитывать? — ехидно спросила Маша, когда Виктор уломал-таки её выбрать именно этот вариант.

— Нет ничего проще, — после секундного замешательства нашёлся Руденко, — берём ту же песню, но уже в исполнении Эдит Пиаф и чередуем их по мере необходимости. Кусочками нужной длины. Еще и сможем совместить какие-нибудь твои или твоих «помощников» действия с музыкальными акцентами.

— Хм, отличная идея! Действительно, если люди танцуют под музыку на паркете, на сцене или на льду и ценится в первую очередь органичное сочетание музыки и движения, то уж рисовать под музыку, так, как это делаю я — что может быть естественнее? Жаль на первом клипе не догадались такое сделать… Может, переделаем? — спохватилась девушка.

— Зачем? Тебе мало ежедневных десяти миллионов?

— Они в любой момент могут кончиться.

— Что-то мне подсказывает, что это произойдет не скоро. — успокоил племянницу дядюшка. — Кстати, надо завтра во второй половине дня подъехать к Антонову, разобраться с рекламными контрактами, рассказать про новую работу и прикинуть, стоит ли менять схему рекламной компании.

— Может ты без меня съездишь? — спросила Маша и, слегка покраснев, призналась, — мы с Лёшей завтра в кино собрались. Он на полдня отпросился.

— Интере-е-есно! Он уже просто Лёша, оказывается. Чего ещё я не знаю.

— Он меня на следующей неделе к Сипягиной Елене Витальевне записал. На консультацию. Вот! От тебя-то не дождешься!

— Машунь, тебе… не стыдно? — с трудом выговорил Виктор после долгой паузы.

— Прости, Вик! — Маша подошла и уткнулась ему в плечо. — Глупость сказала. Просто… я, кажется, влюбилась.

— Прям вот совсем-совсем?

— Угу, — покивала девушка, не отлепляясь от дядюшкиного плеча, — он такой классный! И он единственный из знакомых парней и мужчин, кто подумал о том, как мне помочь. Ну, кроме тебя и дедули, естественно, — она подняла голову и пристально посмотрела ему в глаза.

— Серьёзный аргумент, — вздохнул Виктор. — Только прошу тебя, держи глаза открытыми. Если почувствуешь, что ты для него просто забавная игрушка… ну, ты поняла, надеюсь.

Маша шмыгнула носом, покивала, открыла рот, собираясь что-то сказать, но передумала. Резко отвернувшись, постояла немного, повесив голову, потом ушла в ванную. Вернувшись через пару минут, спросила, как ни в чём не бывало:

— А что там с рекламными контрактами?

— Олег Васильевич сказал, что нужно бы выбрать, с кем договариваться. Уже больше дюжины предложений появилось.

— Ну… наша аудитория ведь дети и молодежь в основном. Значит, если есть возможность выбирать, надо брать рекламу детских товаров, ну, кроме подгузников каких-нибудь, детской и молодёжной одежды, спорттоваров и, наверное, всяких гаджетов. А всякие там банки, недвижимость и всё такое прочее, видимо, не стоит?

— Вы мудры не по годам, барышня, — вроде бы иронично, но на самом деле абсолютно серьёзно сказал Виктор, уважительно покачав головой.

Приехав на следующий день к рекламщикам, Руденко рассказал об идее нового клипа и о Машиных соображениях по поводу рекламы. Когда Антонов слово в слово повторил сказанное Виктором вчера о мудрости племянницы, тот весело рассмеялся.

— Вы разве не согласны? — удивился Олег Васильевич.

— Нет-нет, что Вы, — замахал руками Виктор, продолжая смеяться. — Просто я вчера ей сказал то же самое. Точь-в-точь! У нас даже интонации совпали.

— Значит мы правы! — тоже заулыбался Антонов. — А стало быть так и надо поступить — оставить только тех, кого одобрила Мария Алексеевна… Да-да, я её только так теперь и буду величать, — добавил он, увидев удивлённо вздёрнутые брови собеседника. — Теперь что касается нового клипа: почему Франция?

— О! Просто у Марии Алексеевны, — Руденко не удержался и подыграл, тоже назвав племянницу по имени-отчеству, — одни из самых ярких детских воспоминаний именно о Франции. Точнее — о поездке в парк Puy du Fou. Действительно — шикарное место!.. Потом, если у второго ролика будут сопоставимые результаты, Маша в качестве вариантов думала о Китае, Штатах и, возможно, Италии.

— Мне кажется, причем очень(!) обоснованно кажется, — Антонов как-то особенно подчеркнул слово «очень», — что сомневаться в сопоставимости результатов не стоит. Вы, я думаю, просто радуетесь каждодневным прибавлениям десяти миллионов просмотров и полумиллиону лайков, а между тем — это уже своеобразный рекорд и по стабильности прироста аудитории, и по количеству повторных просмотров. И… да, а как же Россия? — словно опомнившись, спросил он.

— Ну-у, в первом клипе ведь персонажи из советских и российских мультфильмов, — не очень уверенно ответил Виктор. — Хотя, может в гениальную голову Марии Алексеевны и придет что-то ещё на тему России. Но это пока дело не самого ближайшего будущего. Французский клип мы сделаем недели за две-три, я думаю.

— Отлично! — потер руки Антонов. — Значит к этому времени мы подготовим новый план и… новый закадровый текст. Я… правильно понимаю, что здесь он тоже будет. — Олег Васильевич, хитро прищурившись, посмотрел на Руденко.

— Правильно. Полагаю, что текст должен всего лишь чуть-чуть отличатся. Но смысл оставить тот же, раз уж мы имеем такой неплохой результат. И мы с Машей постараемся прочитать его ТАК ЖЕ хорошо, как и в первый раз.

Хозяин кабинета долго смотрел на гостя, а потом просто молча протянул руку для рукопожатия.

Вторая половина июля наконец-то радовала москвичей по-настоящему летней жаркой погодой. Поэтому для похода в кино Маша выбрала легкое платье-сарафан с крупными принтами в виде васильков и ирисов. Смотреть они с Алексеем собрались недавно вышедший на экраны фильм «Цвет лиловый».[6] Собственно, название и определило выбор платья. Ничего лилового у неё в гардеробе не было, пришлось выбирать наиболее близкое по цвету. Как оказалось, им обоим очень нравился старый фильм с похожим названием («Цветы лиловые полей») — почти сорокалетней давности, с блистательной Вуппи Голдберг, ещё молоденькой. И с удивительной судьбой: одиннадцать номинаций на Оскар и ни одной статуэтки. Но если в старой картине была вот прям драма-драма, то ремейк был проанонсирован ещё и как мюзикл. Подкупало и то, что в обеих картинах был Стивен Спилберг. В старой — как режиссер, в новой — как продюсер.

Идти решили в старый добрый «Ролан», что на Чистых Прудах[7]. Чтобы после сеанса можно было пройтись по бульварам или посидеть в какой-нибудь кафешке неподалёку. Подъехав на такси к кинотеатру, Маша выскочила из машины, огляделась, увидела Алексея и замерла, еле сдерживаясь, чтобы не расхохотаться. Он стоял в нескольких метрах от неё, но смотрел в другую сторону. В руках у него был букет… васильков. Наконец он повернул голову, увидел её, шагнул навстречу и расплылся в улыбке от уха до уха. Потом подошел почти вплотную, виновато развёл руками и сказал:

— Я не нашел ничего лилового!

Несколько секунд он смотрел то на свой букетик, то на Машино платье, то на её улыбающееся лицо. Затем протянул цветы.

— Где ты умудрился найти васильки в городе? Ты ограбил какой-то ботанический сад? — озорно спросила девушка, прикладывая цветы к платью и продолжая радостно улыбаться.

— Ну что ты! Совершенно официально изъял. Сославшись на оперативную необходимость. Даже расписку написал. — якобы обиженно ответил Алексей и расхохотался, увидев, как удивлённо поползли вверх изящные соболиные бровки.

Продолжая смеяться, подхватил Машу под руку и потащил в зал… После фильма, который им понравился даже больше старого, как они признались друг другу едва погас экран, немного погуляли по Чистопрудному бульвару, обсуждая музыку, игру актеров и спецэффекты. Заметив, что Маша стала уставать и уже начинает чуть прихрамывать, Алексей предложил зайти в кафе, посидеть, попить кофе и что-нибудь съесть. Как по заказу совсем рядом оказалась итальянская кондитерская с большим выбором всевозможных сладостей.

Молодые люди уселись за столик и вскоре наслаждались превосходным кофе, чудесными миниатюрными пирожными и говорили, говорили, говорили… Обо всём и ни о чем. Как болтают или близкие люди, или… влюблённые. Когда уже начало смеркаться, девушка засобиралась домой. Выходя из кафе нос к носу столкнулись с Людочкой Варфоломеевой. Маша недоумённо посмотрела на незнакомую молодую женщину, преградившую им дорогу. Та, бросив на неё мимолетный взгляд, с ехидной ухмылкой обратилась к Арсентьеву:

— Лёшик! Вот ты мне и попался! Когда же мы доделаем то, что на даче не получилось? — и она вперила плотоядный взгляд в Алексея.

Но потом, видя, что тот смотрит на неё исподлобья чуть ли не с ненавистью, перевела теперь уже внимательный взгляд на его спутницу.

— А-а, так ты себе Лолиточку нашёл? — её голос в этот момент вполне сгодился бы для приготовления сильнодействующего яда.

Маша с ужасом смотрела на эту безобразную сцену. И вдруг по выражению Лёшиного лица, по чуть дёрнувшимся рукам поняла, что если бы сейчас перед ними стоял парень, то через секунду он бы уже лежал или со сломанным носом, или с выбитыми зубами. «Не-е-т, милый дядюшка, не прав ты был!» — с затаённой радостью вдруг подумала она, — «Так на оскорбление „забавной игрушки“ не реагируют!»

Алексей медленно выдохнул сквозь зубы, молча обошел Людмилу и открыл перед Машей дверь. Все полчаса, что ехали на такси от кафе до её дома, молчали. Когда вылезли из машины и стали прощаться, Маша вдруг сказала:

— Ты знаешь, я очень боялась, что ты станешь как-то оправдываться.

Алексей долго удивленно смотрел на неё и наконец ответил:

— Спасибо! А я очень боялся, что ты начнешь расспрашивать. Но… ты оказалась гораздо… мудрее, чем я мог себе представить.

— О! — капризно надув губки, воскликнула девушка, пряча лукавую улыбку, — ты уже не первый, кто говорит точно так же. Я что, уже выгляжу древней старухой?

Вместо ответа молодой человек нежно взял её руку и, поднеся к губам, поцеловал. И не отпускал гораздо дольше, чем в первый раз, когда они только познакомились.

К Елене Витальевне они попали только в вторник, тридцатого июля. Она позвонила и попросила перенести визит, поскольку были задержки с настройкой аппаратуры. Новый зонд ей прислали ещё две недели назад, но оказалось, что в новую партию успели внести кое-какие новшества, которые ни в какую не желали «дружить» с предыдущей версией той программы, которая была установлена у них в центре. Сипягина сделала Маше все необходимые исследования: МРТ, КТ, рентген, а потом долго сидела и сравнивала старые и новые снимки.

— Очень интересно! — наконец вынесла она вердикт. — Никогда раньше не видела такого прогресса за такой промежуток времени. В сущности, ничего уже можно и не делать, через несколько месяцев всё и так должно совсем в норму прийти. Разве только вот это место чуть-чуть обработать, — она показала небольшое пятнышко на одном из снимков. — Это займёт пять минут от силы. У тебя на бедре, — она посмотрела на Машу, — от прокола, в который будет вводиться зонд, будет след как от укола очень толстой иглой, ну и синяк, конечно. Пройдёт за три-четыре дня. И всё, после этого можешь хоть акробатикой заниматься. Если готова, можно завтра прямо с утра сделать.

Маша посмотрела на обоих молодых людей, напряженно слушавших пояснения врача и решительно мотнула головой:

— Я готова!

— Ну а я уверен, что если ты согласишься, всё пройдет отлично, — бодро сказал Виктор, а про себя добавил: «Вот уж этого я буду не просто желать, а умолять всех кого можно и нельзя, чтобы эта процедура прошла без малейших последствий. И злиться буду на это поганое пятнышко как никогда ни на что не злился».

Алексей молчал, но тоже всем своим видом выражал готовность сделать что угодно, лишь бы эта пустяковая, но всё же операция, завершилась абсолютным успехом. Когда они втроём уже совсем было отправились на выход, Арсентьев попросил подождать его пару минут и вернулся в кабинет.

— Елена Витальевна! Если всё пройдет успешно, я ваш должник! Если что по моему ведомству понадобится, обращайтесь. Не дай бог, конечно, как говорится, но… — он помедлил секунду и добавил, — и, если Вам это необходимо, я могу попробовать закинуть удочку насчёт госконтракта на Ваши услуги.

Сипягина нейтрально поблагодарила и на этом окончательно попрощались до завтра.

На следующий день всё действительно прошло без всяких осложнений. Даже тот самый след от прокола оказался меньше, чем должен был бы быть. И практически без красноты вокруг, на что врач снова удивленно поцокала языком.