Черный пасодобль

19

Она вздрогнула. Теперь она всегда вздрагивала, с тех пор, как в ее душе поселился страх. Она боялась возвращения Геннадия, боялась, что ее привлекут за дачу ложных показаний, поскольку Геннадий (это она узнала от Вали, а та, в свою очередь, от Марка Садовникова) написал в своем заявлении, что они давно уже были любовниками, что она женщина легкого поведения, требовала от него денег. Столько грязи вылили на голову Милы, что найти слова, которые опровергли бы это и помогли очиститься от этой клеветы, она просто не могла. Садовников дал почитать Валентине то, что написал Геннадий Строев (полицейский, оперативник!!!), и она, возмущаясь, но скрывая некоторые подробности, пересказала это подруге.

– Главное, что ты начала действовать, что ты написала заявление, поэтому теперь ничего не бойся, – говорила она, не отходя от Милы и всячески поддерживая ее. – Пусть теперь он, этот Строев, боится.

– Валя-а, – скулила Мила, свернувшись на диване и поджав под себя колени, – он же служит в полиции! Он отмажется! Больше того, раз он полицейский, то и дружки у него такие же, и даже если его накажут, так он найдет способ мне отомстить. Что мне делать? Господи, за что мне все это?! Я же никому зла не желала… И как мог Роман со мной так поступить?! Что я ему сделала?

– Да ничего ты не сделала, – отмахивалась, готовая вот-вот расплакаться Валентина. – Просто ты красивая, вот и все. Думаю, что Строев видел тебя с Романом, ты ему понравилась. Наверное, у них были какие-то темные делишки, скорее всего, Роман куда-то влип и попросил Строева ему помочь, тот помог и вместо платы попросил тебя.

– Как это – меня? Насовсем, что ли?

– Мила, дорогая, я не знаю! Может, на какое-то время… Господи, как же это все гадко! И как тяжело об этом говорить! Но ты не должна раскисать, надо держаться, найти в себе силы идти до конца. Важно то, что у нас есть Марк Садовников. Он честный, порядочный мужик, и он все понимает. Я уверена, что он не верит Строеву, что он на нашей стороне. Ты же его видела.

– Хорошо, пусть он на нашей стороне и поможет, и если даже Строева посадят, но на этом все не закончится! Он из тюрьмы достанет меня! А если не посадят, то так и будет приходить сюда!

В дверь позвонили.

– Да не дрожи ты! Пойду открою, – сказала Валя.

– Подожди… Сначала посмотри, кто там! – Мила скорчилась, как от боли, и зарылась головой в плед. До того ей никого не хотелось видеть.

Валя вернулась через мгновение. В глазах – страх и удивление.

– Мила, ты только не волнуйся…

– Полиция? – упавшим голосом спросила Мила.

– Нет… Там… это… букет цветов… а за ним… твой Роман!

– Роман? Но зачем?

– Если с цветами, значит, пришел прощения просить.

– Я не хочу его видеть и никогда не прощу!

– Послушай, у тебя появился шанс узнать, что вообще произошло, как так могло выйти, что он, как ты говоришь, продал тебя Геннадию! Может, он расскажет что-то такое, что поможет нам посадить Строева!

– Но я боюсь, я не готова!

– Мы же договорились с тобой – идти до конца. Открой ему, а я спрячусь в спальне. Если что, в руке у меня телефон, и я всегда могу позвонить Марку Александровичу.

– Валя!!!

– Только не вздумай переодеваться. Оставайся в пижаме.

– В смысле? Почему?

– Пусть не думает, что ты все еще хочешь ему нравиться, пусть увидит, до чего он тебя довел…

Мила поднялась с дивана, подошла к зеркалу, взглянула на себя и ахнула, зажав рот рукой. Опухшее от слез лицо, покрасневший нос, растрепанные волосы.

Она привела в порядок пижаму и пошла открывать дверь. Взглянула в глазок – ну, точно, букет бордовых роз, таких, какие она любит. И за букетом – растерянное и раздутое, изуродованное толщей стекла лицо Романа.

Она открыла дверь. Хотела его прожечь презрительным взглядом, как вдруг Роман куда-то исчез, и перед ней появился Строев с букетом. С этим же букетом. Она повернула голову и увидела забившегося в угол лестничной клетки Романа. Строев использовал его как приманку, чтобы она открыла дверь. И Валя ничего не знает… Она не успеет ничего предпринять, ни позвонить, ни просто помочь, она слабая женщина, к тому же, как выяснилось недавно, беременная! Ну и кашу они заварили!

– Я закричу, – сказала Мила тихо, но внятно, побелев.

Но он не стал с ней церемониться. Втолкнул внутрь квартиры и запер за собой двери. В руке его по-прежнему находился тяжелый букет.

– Вот, это тебе, Мила.

Он впихнул ей розы.

– Ты пришел меня убить?

Он продолжал напирать, подталкивая ее в комнату.

– Сядем, поговорим, – сказал он, а она, вся покрытая мурашками, едва стояла на ослабевших ногах.

Сели за стол. У Милы не было сил даже поставить цветы в воду. Она всегда относилась к срезанным цветам, как к рыбам без воды. Ей казалось, что без воды цветы задыхаются и медленно и мучительно умирают. Вот как она сама сейчас.

– Ты это… ты прости меня…

– Что происходит? – спросила она, набравшись храбрости и понимая, что только сейчас, вот в эту минуту она и может выяснить, вытрясти из Строева что-то очень важное, что потом поможет ей засадить его. И еще – наказать предателя и гада Цылевича. – Объясни мне, как так могло случиться, что Роман продал меня тебе? Я что, рабыня? Я – вещь? Скажи, я похожа на вещь? Ты не заметил, что я живая?

Ей было трудно говорить, рыдания сдавили горло.

– Я все понимаю… Я вел себя как свинья, но ничего не мог с собой поделать. А с Романом… Он подлец, и он сам это знает. Да об этом знают все, кто с ним имел дело. Просто он задолжал мне деньжат, вот и все.

– И он предложил тебе меня, чтобы расплатиться? – Она не могла в это поверить. – Но так не бывает! Мы в каком веке живем? К тому же… Тебе что, деньги не нужны? Зачем тебе я? Или ты не знал, чем все это может кончиться? Может, ты намеревался меня потом убить? Чтобы я никому не рассказала о том, что ты со мной делал? А??? Я не верю тебе…

– Я видел тебя с Романом, несколько раз…

Строев, этот безжалостный Строев с ненавистным ей теперь именем Геннадий, которого она много раз видела голым и который вызывал в ней отвращение, сидел перед ней и смотрел на нее с болью. Он испугался тюрьмы. Он, полицай, очень боялся тюрьмы. Но она должна найти в себе силы, чтобы упечь его туда, надолго.

– И что? Меня многие видели с Романом. Но что-то никому не приходило в голову сделать меня своей наложницей. Кто ты такой, что о себе возомнил? Полицейский… ты почувствовал власть над людьми, вот и пользуешься ею… ты даже представить себе не можешь, как же я тебя ненавижу… Ты… ты… Даже слова такого нет, чтобы сказать тебе, кто ты есть на самом деле! Как ты мог сказать Садовникову, и тем более написать, что я – шлюха!!! Что я тебе сделала плохого? За что?

Он вдруг с рычанием бросился к ней, упав на колени, грубо схватил ее ногу и, задрав пижамную штанину, принялся целовать ступню. Он держал крепко, страшно, но эти поцелуи его отличались от тех, прежних, которыми он высасывал из нее все силы… Сейчас он вкладывал в них всю свою нежность.

– Боже, как ты прекрасна! Как же я люблю тебя, просто умираю… Хочу откусить эту розовую пятку, понимаешь? И всю тебя искусать, изорвать на куски и проглотить… Я не могу без тебя жить, ты понимаешь? И это просто невероятно, что Роман, которого я знаю тысячу лет, обратился ко мне за помощью… Это был шанс, понимаешь?! Я знал, что рано или поздно он должен будет расплатиться со мной, и тут-то я и предложу ему заменить долг тобой!

– Уходи… – она, не зная, как это вышло, наотмашь ударила его по лицу. – Уходи!!! Я буду кричать так, что услышат все соседи! Стены тонкие!

– Я люблю тебя, дура! – вдруг заорал он таким громким, хриплым и страшным голосом, что Милу прошиб пот.

Его услышала Валя, затаившаяся в спальне и наверняка уже позвонившая Садовникову. Его звериный вопль раздался по всему дому!

– Ты – зверь, ты не умеешь любить, – она тянула время, чтобы люди Садовникова успели приехать и спасти ее. – Ты – вообще не человек! О какой любви ты говоришь?! Ты насиловал меня все эти дни, ты вел себя как последняя скотина… Ты набрасывался на меня, на девушку, которая тебя не хотела, и заводился от этого… Садист! Маньяк! Неужели ты думаешь, что тебе все это сойдет с рук?

– Выходи за меня замуж!

Она захохотала. Нехорошо, нервно захохотала.

– Что, испугался тюрьмы?

– Брось… Меня все равно не посадят.

– Потому что ты – опер? И тебе все можно?

– Выходи за меня замуж. Я буду носить тебя на руках. Раздобуду много денег, ты никогда ни в чем не будешь знать нужды. Ты будешь счастлива со мной, это правда. Ты думаешь, что я не понял, какая ты чистая, невинная? То, что у тебя было с Романом, я забыл и никогда не вспомню. Ты – просто кристально чистая, неиспорченная, ты совсем не похожа на тех девок, которыми забит наш город! Да ты – богиня!

Он достал из кармана розовую бархатную коробочку, открыл ее, и Мила увидела кольцо. С большим бриллиантом. Он сошел с ума, этот Строев. Решил вот так грубо купить ее! Да что они себе позволяют, эти мужики! Один – продает ее, другой – покупает!

– Забери это! Немедленно! И запомни – я не продаюсь! И если бы я обладала такой же физической силой, как ты, я бы убила тебя! Ты слышишь?! Ты – преступник! Ты переступил ту черту, которая отделяла тебя от людей. Ты – зверь, и твое место – в тюрьме! И я сделаю все, чтобы ты там оказался! И Роман мне в этом поможет, понятно?

Она сказала это намеренно, чтобы спровоцировать Строева на новую порцию информации. Вот сейчас он расскажет ей о Романе и их отношениях все…

– Телок этот твой Роман. И никому он не поможет. Ему бы самому отмыться, придурку… Он по уши в дерьме, я так тебе скажу…

– Что он сделал?

– Он сделал очень нехорошую и подлую вещь. И не одну…

– Занял у тебя денег… Но это не подлость. Да, кстати, ты простил ему этот долг?

– Простил…

Он все еще продолжал сидеть на ковре и терзать ее ногу. Коробочка с кольцом лежала на диване, в складках пледа.

– Выходи за меня замуж. Я буду хорошим мужем. Не стану тебе изменять. Буду любить тебя с утра до ночи, круглые сутки. Я умею баранину хорошо готовить…

– Уходи! И забирай свое кольцо!

– Оно теперь твое.

– Я все равно не заберу заявление.

– Меня не посадят. Пойми. Сейчас решается твоя судьба…

И тут неожиданно тишину разорвал грохот открываемой кем-то двери, топот, шум, женский испуганный вскрик… Как-то очень быстро комната заполнилась людьми в камуфляжной форме, масках и с оружием. Они вывели Строева из квартиры, и стало очень тихо.

Перед потрясенной Милой возникла Валя.

– Ты – молодец, – услышала она расплывающийся голос подруги и начала ввинчиваться в какой-то темный страшный омут.