Черный пасодобль

20

Она не переменила решения, они с Мирой действительно летят в Болгарию. Марк уже и не знал, как ему к этому отнестись. Конечно, ничего такого уж оскорбительного для него в этом не было, действительно, почему она должна подчиняться ему и отказываться от своих планов, раз это для нее так важно, но, с другой стороны, она полностью пренебрегла его мнением, и ей глубоко безразличны его переживания и страхи, связанные с тем риском, которому она подвергнет себя там, в чужой стране.

Да, он был согласен, что поездка в Болгарию может многое прояснить, но туда мог, к примеру, вылететь Лева Локотков. Он – профессионал, он знает, как себя вести, чтобы не подставить свою голову под удар. И если Колосов, по мнению Риты, действительно жив, то, значит, с ним действительно что-то случилось. Он мог влюбиться и остаться там, мог заболеть, потерять память, влипнуть в какую-нибудь опасную историю… Или же он мертв, и по телефону говорил какой-то мошенник.

Ладно. Хорошо, что едут вдвоем с Мирой. Неплохая компания, если разобраться. Вполне адекватный, неглупый человек, на которого можно положиться, которому можно довериться. Они замечательно ладят с Ритой.

Дело Марии Ивановой стояло на месте. Была проделана большая работа, чтобы выявить связи Ивановой, опрошено огромное количество людей, и все бесполезно: ни с кем она не дружила, не общалась. С мужчиной ее тоже не видели. Однако кто-то ведь ей дал денег. Или же она их у кого-то украла. Пришлось даже спрашивать в больнице, у заведующей отделением, где работала Маша, не пропадали ли деньги у кого-то из медперсонала. Но и такой информации не было. Хотя кто ее знает, может, она нашла деньги на улице? А что, и такое тоже случается. Но только не в случае с Машей. Иначе бы ее не убили. Эти деньги, на которые она прогулялась в Болгарию, были не ее. Возможно даже, ей пришлось совершить преступление, чтобы заполучить их.

Лева Локотков в обход официальным методам расследования установил даже в ординаторской видеокамеру, чтобы послушать разговоры врачей и медицинских сестер об Ивановой. Понятное дело, что он своими вопросами о ней поднял волну, и они не могли остаться равнодушными к этой теме. Ведь Машу убили. И медперсонал, собираясь в ординаторской, обсуждал эту тему, пытаясь понять, кто и за что мог убить ничем не примечательную санитарку. Люди додумались даже до того, что она могла оказаться наследницей квартиры или денег, но тогда, рассуждали они, ее убили бы до получения наследства, чтобы перевести стрелки на других, заинтересованных в наследстве родственников, а это свидетельствует только о том, что до поры до времени у Маши просто не могло быть своих денег. Если ей действительно обломилось наследство, то большое, иначе люди, решившие посягнуть на ее жизнь, не стали бы марать руки в крови из-за пустяка. Получается, что наследство было большим. Если же она умудрилась успеть вступить в права наследования, то зачем, спрашивается, она продолжала мыть полы в больнице? Ей что, больше делать было нечего?

Так, рассуждая, все пришли к выводу, что ни о каком наследстве и речи быть не могло. Что, скорее всего, у Маши завелся поклонник, который и подкинул ей деньжат.

И кто такой этот таинственный мужчина?

Каким-то невероятным образом переплелись судьбы Андрея Татаринова с погибшим, а потом воскресшим Виталием Колосовым, который, оказывается, остался в Болгарии вместе с Валерией Бариновой. В записной книжке Татаринова оказался номер телефона Романа Цылевича (как выяснил Локотков, старинного приятеля Татаринова), который продал Строеву свою невесту… Получался какой-то запутанный клубок…

И Марк решил встретиться с Андреем Татариновым, чтобы поговорить с ним, выяснить, какие отношения его связывали с Романом Цылевичем. Получив разрешение на встречу с ним, он приехал в СИЗО уже вечером.

В маленькой комнате, освещенной тусклой лампой, он увидел сидящего за столом молодого мужчину с копной спутанных, поседевших волос, с темными глазами и большим выразительным ртом. Взгляд его был настороженным. Он видел Марка первый раз в жизни.

– Меня зовут Марк Александрович Садовников, я следователь прокуратуры. Так случилось, что ваша знакомая, Зоя, познакомилась с моей женой и рассказала ей вашу историю. Вот откуда мне известно о вас. Соглашусь: то, каким образом вы оказались здесь, вызывает подозрение. Какая-то странная драка в то время, как вы были далеко от места преступления. Словом, налицо грубо сфабрикованное дело. Как вы думаете, кому понадобилось сажать вас? Зачем?

– Понятия не имею, – он поднял глаза и посмотрел на Марка. – Мне очень жаль Зою… Она, бедняжка, не знает, что и делать, чтобы вытащить меня отсюда.

– А может, вы все-таки что-то скрываете, да только не хотите, чтобы об этом узнала Зоя?

– Нет! – Казалось, он ответил даже раньше, чем закончил говорить Марк. – Скажите, я могу позвонить?

Марк протянул ему телефон. Андрей схватил его и принялся быстро, на память, набирать номер. Затем замер, пот выступил на его лбу.

– Зоя? Это я… У меня мало времени…

Он, разговаривая с Зоей, посматривал на Марка, словно тот мог в любой момент вырвать у него телефон.

– Зоя, родная… У меня Марк Александрович… Он говорит, что от тебя…

Чувствовалось, что он собирался сказать ей что-то очень важное, то, чего он, быть может, не мог сказать при личном свидании, в присутствии охранника, поэтому он нервничал, лицо его раскраснелось, и пот катился с него градом. Он пользовался моментом, чтобы сказать Зое то, о чем думал все те дни, что находился один на один со своими мыслями.

– Тебе надо уехать из города, спрятаться. Ты слышишь меня? Да, это все, что я хотел тебе сказать. И еще, конечно, что люблю и скучаю… Зоя, уезжай! Все, целую.

Он отключил телефон и вернул его Марку.

– И что все это значит? Ей грозит опасность?

– Не знаю, но чувствую. А как же иначе? Ведь то, что я здесь, разве не говорит о том, что я кому-то мешал? А мешать я мог только тому, кому нужна Зоя. Без меня, понимаете? Она – красивая женщина… Я сколько раз говорил ей, чтобы она уходила оттуда, из варьете!

– И почему же она не уходила?

– Не знаю… Должно быть потому, что ей нравилась ее работа. В этом, я думаю, проявлялся ее независимый характер. Я одновременно и уважал ее за это, и иногда готов был просто стащить со сцены… Но она всегда заявляла мне, что никогда не будет ничьей собственностью. Говорила, что верна мне, а это самое главное. Вот такое мучение эта Зоя…

– Скажите, Андрей, почему вы не наняли хорошего адвоката? Почему из всех вы выбрали самого мелкого и продажного адвокатишку? Ведь у вас есть деньги…

– Да потому, что я сам могу защищать себя в суде. Я же никого не убивал, ни с кем не дрался. Я вообще не понимаю, как можно было вот так состряпать дело! Я в шоке! А деньги… Ладно. Зоя сказала мне, что я могу быть с вами откровенным. К тому же у меня просто нет другого выхода! Я действительно продал квартиру и получил приличную сумму. Положил в банк. Собирался на эти деньги сыграть свадьбу, поехать в свадебное путешествие с Зоей, купить машину… Словом, строил обычные житейские планы. И тут ко мне приходит мой приятель, Роман Цылевич, и просит у меня денег. Он знал, что я продаю квартиру, вернее, уже продал. Попросил в долг. На месяц. Сказал, что ему через месяц должны выдать кредит, чтобы открыть еще одну кондитерскую… Надо сказать, что у Романа уже есть кондитерские… Может, слышали, «Буше»… Сказал, что я на этом заработаю двадцать процентов, ну я ему и поверил. Такая вот простая история.

– И вы дали ему деньги?

– Дал.

– Расписку взяли?

– Взял, а что толку? Он спустя неделю позвонил мне и сказал, что на него наехали какие-то люди, отобрали деньги, что он влип в историю, что его могут убить… Он клялся и божился, что продаст свою кондитерскую, чтобы расплатиться со мной… Да что там – он плакал в трубку! Сам-то не пришел, побоялся… Я не знал, что мне делать. Я же собирался жениться, мне и самому были нужны эти деньги.

– Андрей, вы сами-то себя слышите?

– Да, я все понимаю… Но я и раньше давал ему деньги, и он возвращал, с процентами… Я доверял ему.

– Но он не продал кондитерскую.

– Вам это известно? Точно?

– Да он, ваш Роман, процветает! Он обманул вас.

– Он потом, еще через пару дней, позвонил, сказал, что, возможно, говорит со мной в последний раз, спрашивал, где бы ему еще занять деньги, чтобы откупиться…

– Он сказал, что с ним случилось?

– Нет… Я так понял – обыкновенный наезд. Еще сказал, что люди, с которыми он связался, очень опасны, и чтобы я даже не пытался найти их и что-то предпринять… Сказал, что они уже знают, что эти полтора миллиона – мои, и вообще знают, кто я, знают и про Зою… И что если я не угомонюсь или обращусь в полицию, то они покалечат Зою.

– Да уж… Ваш Роман редкая сволочь, – сказал Марк. – Но вы-то взрослый человек. Как вы могли попасться на такой простой, я бы даже сказал элементарный, мошеннический развод? Как можно было ему поверить? Вы что, на самом деле подумали, будто у Романа вашего неприятности? Не понимаю, что вас вообще может связывать с таким человеком?

– Дворовая дружба. Согласен, он всегда был нечист на руку, вечно водил дружбу с какими-то сомнительными личностями, разными путями добывал деньги, ничем не гнушался. Но я не думал, что он такими же методами будет действовать и со мной, с человеком, который всегда выручал его, помогал…

– Так вы с самого начала подозревали его?

– Нет, не сразу. Сначала мне казалось, что меня просто с кем-то перепутали, о чем я и сказал следователю… Но потом, когда я был уже в СИЗО, ко мне пришел один человек от Романа и передал записку. Я должен был ее прочесть и разорвать.

– И что было в этой записке?

– Чтобы я подумал о Зое.

– И все?

– Да.

– Этот человек так и сказал вам, что он от Романа?

– Да. И вот тогда я понял, что все это подстроил он. Думаю, ему просто не захотелось отдавать мне деньги, и он нанял людей, которые устроили эту подставу. И вот теперь я сижу здесь и не знаю, что мне делать. Я очень боюсь за Зою. Она всегда на виду, и там, где она танцует, бывают разные люди. Вполне вероятно, что кто-то и положил глаз на нее… Но уж точно не Роман. Его вообще, как мне думается, интересуют только деньги.

– Вам о чем-нибудь говорит фамилия Строев?

– Нет.

– У Романа был друг или приятель, которого звали Геннадием?

– Понятия не имею. А кто такой этот Геннадий?

– Предполагаю, что именно этот человек и помог вашему Роману. Не буду ничего обещать, но постараюсь помочь вам.

– Пожалуйста, убедите Зою, чтобы она куда-нибудь уехала. Пожалуйста! Бог с ними, с этими деньгами. Мне бы только выйти отсюда, я бы взял Зою, и мы бы куда-нибудь уехали.

Марк, слушая Андрея Татаринова, спросил себя, а как бы он сам повел себя в подобной ситуации? Конечно, вряд ли он вообще доверился кому бы то ни было в плане денег и никогда не одолжил бы человеку с сомнительной репутацией такую крупную сумму. Другое дело, дать деньги близкому другу – выручить, спасти. Хотя и друзей надо уметь выбирать… Но уж отказаться от денег ради спасения любимого человека – сам бог велел.

Что же касается Зои, то Марк едва сдерживался, чтобы не высказать свое мнение по поводу ее работы в варьете. «Возможно, я консерватор и ханжа, – проговаривал он мысленно про себя, обращаясь к Татаринову, – но уж точно не позволил бы своей девушке работать танцовщицей в ресторане».

Самое неприятное в этом было то, что Зое нравилось танцевать полуголой перед людьми, а в этом он усматривал элемент порока, и никто не смог бы переубедить Марка в обратном. Возможно, поэтому он изначально был против того, чтобы Зоя появлялась в его собственном доме, пусть даже в качестве натурщицы. Вот как чувствовал, что ничего хорошего из этого не выйдет. И Рита получит одну головную боль. Или две. Или три… Не встреть она на улице Зою, не собралась бы, к примеру, в сомнительную поездку в Болгарию.

– Вы не могли бы назвать мне фамилию вашей соседки, которая подтвердила бы, что вы в момент убийства находились дома?

Он вышел из СИЗО в некотором замешательстве. Получалось, что вполне адекватный человек, Андрей Татаринов, одолжил своему другу детства, настоящему прохвосту, крупную сумму денег, которую тот изначально не собирался возвращать. И чтобы избавиться от кредитора, этот сомнительный друг, Роман Цылевич, решил просто-напросто упрятать его за решетку. За помощью обратился, судя по всему, к Геннадию Строеву, с которым его, вероятно, тоже связывали какие-то похожие на дружеские отношения. Можно предположить, что как раз в это самое время Строев занимался поисками убийцы Виталия Колосова (или того, кого приняли за Колосова). Вот так, можно сказать, с потолка, из воздуха взялся первый и единственный подозреваемый в этом деле – Андрей Татаринов, против которого быстренько и завели уголовное дело. Подтасовали факты, подкупили свидетеля-пьяницу, сфабриковали улики, подкинули Татаринову куртку жертвы в «колосовской» крови, выдав ее за вещественное доказательство. Очень грубая работа. Удивительно, что следователь Соснов, который вел это дело, не взял на себя труд проверить факты. Хотя зачем он стал бы проверять опера, с которым возможно, работает уже много лет?! Главное – раскрытое по горячим следам дело!

Если все обстояло именно так, то теперь понятно, за что Роман Цылевич задолжал Строеву и каким образом он за эту его услугу расплатился: отдал ему в «вечное» пользование свою невесту, ничего не подозревающую Милу Орешкину. Подлецы!

Уже садясь в машину, Марк знал, как будет действовать.

Он припарковал машину напротив стеклянных дверей кондитерской «Буше». Сверкающая витрина, за которой дизайнер усадил за стол с тортами и пирожными семейство манекенов в одежде позапрошлого века, так и манила зайти и съесть что-нибудь сладкое. Бутафорская выпечка, сложенная в празднично украшенные лентами и виноградными листьями корзины, заставляла прохожих останавливаться перед витриной и любоваться роскошным оформлением. И все это, понятно, стоило больших денег. Хотя, зная теперь немного о Романе Цылевиче и представляя себе его манеру общения с людьми, можно было предположить, что с дизайнером и художниками, работавшими на него, он расплатился в лучшем случае пирожками да ромовыми бабами.

Марк нашел Цылевича в кабинете, в глубине кондитерской. Прохладная комнатка, заставленная уютной мебелью (явно антикварной, выбранной хозяином с любовью к красоте и комфорту), цветы на подоконнике в красивых горшках, кружевные занавески.

– Роман Цылевич? – спросил Марк, обращаясь к молодому мужчине в просторном белом льняном костюме.

– Да, это я… – брови его вздернулись вверх, глаза уставились Марку прямо в лицо. Он явно пытался вспомнить, где он мог видеть его раньше. – Мы знакомы?

– Не думаю, но есть повод познакомиться, – сказал Марк раскрыв свое удостоверение. – Марк Александрович Садовников, следователь следственного комитета при прокуратуре.

– Садитесь, пожалуйста… – тонкая белая рубаха прямо на глазах начала темнеть, напитываясь потом. Взгляд Романа стал беспокойным, движения нервными. – Чай? Кофе? А вы, собственно говоря, по какому делу?

Бисеринки пота выступили на его крупном розовом носу.

– Значит, так. Недавно из окна своей квартиры выпала одна девушка и разбилась насмерть. Девушка эта – ваша хорошая знакомая, вас часто видели вместе. В ее квартире полно отпечатков ваших пальцев. Известно, что вы находились с ней в связи…

– Мила?! – невольно вырвалось у Цылевича.

– Почему Мила? Нет, ее зовут Мария Иванова. Надеюсь, вы помните такую?

– Иванову? – переспросил изумленный Цылевич. – Какую еще Иванову? Да у меня сроду не было знакомых с такой фамилией! Тем более Мария… Нет, я не знаю такую девушку.

– У меня есть свидетели, утверждающие, что вы с ней находились в связи. Кроме этого, вас видели в ее доме, – Марк назвал адрес, – незадолго до трагедии. Отпечатки ваших пальцев сохранились на подоконнике… Скажите, Роман, что произошло между вами? Зачем вы выбросили Машу из окна?

Цылевич стал багровым, налился злостью, но вот выплеснуть ее он пока не мог, потому что не понимал, что происходит. Розыгрыш это или что-то другое… К тому же он первый раз видел перед собой этого уверенного, с надменным лицом и плотно поджатыми губами человека, представившегося следователем. Садовников… Кажется, он что-то о нем слышал. Или нет?

– Послушайте… надеюсь, что вы явились сюда не для того, чтобы развлекать подобными нелепостями… Какая-то Маша выбросилась из окна, и вы пришли ко мне, чтобы обвинить меня в том, что это я постарался… Вы в своем уме? У вас есть доказательства? И какие еще отпечатки? У меня никто никогда не брал отпечатков пальцев. Я чист, как слеза.

– Отпечатки ваших пальцев имеются на зубной щетке и бритвенных принадлежностях в квартире упомянутой вами раньше Милы – Людмилы Орешкиной. Скажете, и Милу вы тоже не знаете? Вообще с ней незнакомы? Собирайтесь, Цылевич, поедете со мной.

Роман начал озираться по сторонам, словно где-то в кабинете, за кадкой с пальмой или за книжным шкафом, мог прятаться кто-то, способный его спасти.

– Я никуда не поеду! Я не знаю никакой Маши! Что за бред!

– Скажите спасибо вашему приятелю, Строеву, это он подсказал нам, где вас можно найти…

– Гена? – закашлялся Цылевич. – Что вообще происходит? Гена не мог вам ничего такого сказать…

– Вы здорово его подставили с этим изнасилованием…

– С каким еще изнасилованием?! – Он начал терять терпение. – Что вы мне тут лепите! Я позвоню своему адвокату…

– Его фамилия случайно не Полубояринов? Михаил Семенович Полубояринов… По-моему, прекрасный адвокат, а?

Цылевич судорожным движением схватил со стола телефон и принялся, близоруко щурясь, искать нужный номер. Руки его при этом дрожали.

– Вы лучше позвоните Геннадию Строеву, и он вам сам все расскажет… – Марк сидел в кресле напротив Цылевича, сцепив кисти рук на колене, с видом обвинителя. – Расскажет, поскольку при сложившихся обстоятельствах ему нет уже смысла молчать, и он все расскажет о вас, о ваших делишках… О том, что он не такой дурак, чтобы не понять, как вы его с Орешкиной развели, как она подстроила эту сцену с изнасилованием… Чтобы вы, посадив его, избавились от него…

– Мила?! Подстроила? Да вы с ума сошли! Мила – чистая и кроткая девочка! Согласен, может, я и поступил с ней не очень-то хорошо, бросив ее… но в жизни случается всякое, это не криминал… Многие мужчины бросают своих девушек накануне свадьбы…

– Да при чем здесь ваша свадьба?! Строеву светит реальный срок за изнасилование Людмилы Орешкиной, и в этой ситуации, когда Мила может забрать обратно свое заявление по моей просьбе, или же я постараюсь как-то помочь ему избежать тюрьмы, ему не остается ничего другого, как сотрудничать с нами. И если Мила, повторяю, может забрать свое заявление и написать другое, мол, никакого изнасилования не было, просто я хотела наказать своего любовника за жадность или грубость, то с Марией Ивановой, вашей любовницей, Цылевич, дело обстоит куда серьезнее, ее нет в живых. Ведется расследование ее убийства, и вы – главный подозреваемый!

– Какая еще любовница?! Я не знаю никакой Ивановой!

– Собирайтесь, я задерживаю вас по подозрению в убийстве Марии Ивановой.

– Да подождите вы! Я не могу дозвониться до своего адвоката!

– Не думаю, что ваш адвокат сможет как-то повлиять на ход событий… Маша мертва, есть свидетели, повторяю, которые видели вас в квартире Марии незадолго до ее смерти.

– Да я и адреса такого не знаю! Первый раз слышу о существовании улицы Лунной!

– Думаю, приблизительно в такой же ситуации находился и Андрей Татаринов, дело которого вы со Строевым состряпали буквально из воздуха…

Роман, грузный, большой, тяжело опустился в свое кресло. На кончике носа его висела крупная капля пота. Он тяжело дышал.

– Человек одолжил вам деньги, поверил вам, что в случае, если он не поможет, вас могут убить, и вы в благодарность за это решили его посадить в тюрьму за убийство, которого он не совершал. Да он вообще ни сном ни духом не знал о существовании какого-то там Колосова… Вот вы только что сказали, что не знаете названия улицы, где жила Иванова, так и он не знал, что происходит на другом конце города, что кто-то кого-то избил, убил… Вы что же, думали, что таким образом избавились от своего кредитора? Вероятно, Геннадий Строев представился вам в этой ситуации просто волшебником, способным из ничего сотворить улики, свидетельские показания… Алкоголик Аржанухин, пропивший свои мозги и совесть, думаю, даже и не понял, что совершил, выступая в роли свидетеля в этом деле. Или взять куртку жертвы, перепачканную ее кровью, и представить в деле как важную улику, как куртку, принадлежащую Татаринову, – неужели вы надеялись, что все это пройдет для вас безнаказанным? Но вы и на этом не остановились. Вы, Цылевич, человек, для которого в этой жизни нет ничего святого, кроме денег, решили воспользоваться тем, что в отличие от вас у Андрея есть любимая женщина, и приказали ему молчать, пригрозив расправиться с Зоей в случае, если он попытается добиваться правды. Но и этих подлостей вам показалось мало, и вы решили расплатиться со Строевым девушкой, которая вас любила, девушкой, которая вам верила, собиралась выйти за вас замуж, вы просто-напросто продали ее Строеву! И он, мерзавец, приходил к ней от вашего имени и насиловал ее несколько дней… У вас сердце-то есть?

– Ее никто не заставлял… Значит, она сама захотела…

Марк не выдержал, вскочил и в ярости заехал Цылевичу по физиономии. Кондитер, не привыкший, чтобы с ним так обращались, растерялся. Держась за щеку, он смотрел на Марка, и взгляд его не выражал ничего, кроме страха. Не осталось ни тени ненависти или злости.

Раздался звонок. Это был Локотков.

– Марк, есть информация из российского консульства в Болгарии об одной пассажирке, летевшей вместе с Ивановой и Колосовым в самолете в Варну и проживавшей в отеле «Голубая лагуна», – Валерии Бариновой. Около двух недель назад она уехала на экскурсию и в отель не вернулась, и приблизительно в это же время в заповеднике на озере Серебряном, неподалеку от Силистры, был обнаружен труп молодой девушки. Горничная и администратор «Голубой лагуны» опознали в ней пропавшую Баринову. Визовая служба подтвердила, что Баринова не возвращалась в Россию, не проходила паспортный контроль, да и копия ее паспорта указала на то, что убитая действительно является Валерией Бариновой. Виталий Колосов, летевший одним рейсом с Бариновой, также не вернулся, только он проживал в другом отеле – в «Гларусе», расположенном по соседству с «Голубой лагуной», но его трупа обнаружено не было. Он исчез… Хотя об этом тебе, я думаю, и без того известно… – Локотков сделал паузу, после чего добавил: – Ты знаешь от Риты, что он, предположительно, жив…

– Хорошо, Лева, спасибо…

Марк посмотрел на Цылевича. Так захотелось еще раз ударить его, встряхнуть, заставить испугаться до полусмерти!

– Собирайтесь, Цылевич, вы поедете со мной!