Со времени утреннего купания Смита прошло не менее часа, прежде чем Чарли Чан, стоя у окна своей спальни, взглянул на океан. Он представлял собой изумительное зрелище, и инспектор целиком ушел в его созерцание.
Он хорошо выспался, сон вернул силы и уверенность в себе. Чтобы решить задачу, стоящую перед ним, надлежало действовать быстро и решительно. Чан вспомнил поговорку об аисте, который уморил себя голодом, тщетно ожидая, пока высохнет море, чтобы иметь более удобную возможность ловить рыбу. Он решил не следовать его примеру.
Прислушавшись к шуму в доме и удостоверившись, что день начался как обычно, Чан начал одеваться. Одиннадцать детей превращали его жилище в сумасшедший дом. Вечно слышались голоса, восклицания, смех, крики, плач.
В столовой он застал сидящих за столом двух старших детей. На этот раз они проявили к отцу необычный интерес. Его появление породило ряд восклицаний и вопросов. В этом были повинны утренние газеты. Дети прочли об убийстве их любимой кинозвезды и теперь категорически потребовали от отца сурового наказания преступника. Тщетно пытались они добиться ответа на вопрос, почему убийца еще не обнаружен и не наказан.
— Тише! — прикрикнул Чан. — Разве человек может размышлять, сидя под деревом, на котором чирикают воробьи?
Он посмотрел на часы и обратился к старшему сыну:
— Тебе давно пора быть в школе.
— Я уже иду, — ответил Генри. — Но сначала, отец, ты должен мне сказать, что произошло с Шейлой Фен.
— Ты ведь читал газеты? Кто-то убил ее.
— Но кто? — спросила Роза. — Мне бы очень хотелось услышать ответ на этот вопрос.
— В этом твое желание совпадает с желанием очень многих людей.
— Ведь ты ведешь это дело?
— А кто еще в Гонолулу мог бы взяться за него?
— А когда ты собираешься накрыть преступника? — бесцеремонно продолжал Генри.
Чан тяжело вздохнул.
— Я не раз говорил о том, что твоя манера выражаться ни в коей степени не соответствует тому почтению, которое ты должен питать к своему отцу. К сожалению, мне пока не удалось установить, кто преступник, и поэтому я лишен возможности назвать тебе его имя.
— Но тем не менее ты поймаешь его? — настаивала Роза.
— Когда я был молод, — строго посмотрел на нее отец, — то полагал, что нет более тяжкого греха, чем сомневаться в мудрости родителей. Подобные вопросы и сомнения были тогда немыслимы.
Роза, улыбнувшись, обняла отца.
— Времена изменились, папа. Разумеется, тебе удастся установить, кто убийца, мы в этом не сомневаемся. Просто нам не терпится узнать имя преступника, и мы просим тебя поторопиться с его поимкой.
— Тебе сегодня вечером нужна будет машина, отец? — спросил Генри.
— Да, она мне понадобится.
Генри нахмурился.
— Придется купить собственную машину, — сказал он. — Мне предлагают в рассрочку одну подержаную…
Чан пожал плечами и принялся просматривать газеты. Но это занятие было прервано появлением миссис Чан, очень полной маленькой женшины с живыми глазами.
— Какая ужасная история случилась с Шейлой Фен! — сказала она.
— Что ты знаешь о Шейле Фен? — буркнул ее супруг.
— Я слышала, как дети говорят — Шейла Фен, Шейла Фен. Я думаю, что Шейла Фен действительно замечательная женщина. Ты должен поймать преступника.
— Обязательно, иначе я лишусь покоя в собственном доме.
Допив чай, Чан встал. Жена поспешила принести ему шляпу. Казалось, все домочадцы только и ждали, когда он приступит к действиям.
Инспектор сел в машину и отправился в деловую часть города. Все его мысли были заняты вчерашним убийством.
Проезжая мимо китайского кладбища, где покоилась его мать, Чан подумал о том, что давно не был на ее могиле. Последние годы мать прожила у него в доме. Что сказала бы она о своих внуках и внучках: о мечтающем о собственной машине Генри, о Розе, осенью возвращающейся к занятиям в американском университете, о шустрых малышах? Несомненно, она стала бы печалиться о прежних временах и нравах. Впрочем, и он жалел о происшедшей перемене. Но не в его силах было изменить ход событий.
Вздохнув, инспектор остановился у отеля «Вайоли». Оказалось, что Файф ушел в сопровождении какого-то человека. Описание, данное швейцаром, рассеяло все сомнения относительно того, кто был его спутником.
Чего ради Смит навестил Файфа? Что он услышал под окном павильона? И чего ради Файф признался в преступлении, которого не совершал? Он не мог быть убийцей, если только его показания соответствовали истине. Надо проверить.
Чан направился в театр. Там шла репетиция. Он вошел в зрительный зал и подошел к рампе.
— Что вам угодно? — недружелюбно спросил его режиссер в нахлобученной на лоб фетровой шляпе.
— Я хочу сказать несколько слов мистеру Файфу.
Тот, услышав свое имя, вышел на авансцену и вгляделся в погруженный во мрак зрительный зал.
— Ах, это вы, инспектор! Я попрошу вас подняться. Чем могу служить? — любезно спросил он у с трудом поднявшегося на сцену Чана.
— Вам, должно быть, помнится, что я снабдил вас вчера великолепным алиби. Я желал бы формальности ради удостовериться в нем.
— Разумеется. Вайн, можно вас на минутку?
Мужчина в фетровой шляпе не спеша приблизился к ним.
— Это наш режиссер — мистер Вайн. Инспектор Чан желал бы знать, когда вы вчера дали сигнал начать представление.
— В двенадцать минут девятого, — проворчал режиссер. — Мы немного опоздали.
— Я стоял рядом с вами в это время?
— Совершенно верно. Но где вы изволили находиться, когда я барабанил в дверь вашей гримерной, ведомо одному дьяволу.
— Инспектору это тоже известно, — ответил Файф.
— Благодарю вас, — пробурчал Чан и пригласил Файфа следовать за ним.
Он лихорадочно соображал. В двенадцать минут девятого Шейла Фен была еще жива, а Файф ожидал за кулисами выхода на сцену. В последующие восемнадцать минут он был лишен возможности вернуться на виллу. Таким образом, алиби Файфа безупречно. И все же…
— Я все еще размышляю над тем, почему вы вздумали возвести на себя обвинение в убийстве Шейлы Фен, — сказал Чан.
— Я и сам думаю об этом.
— Мне ясно, что вы непричастны к убийству.
— Боюсь, вы решите, что я не совсем в своем уме.
— Как раз наоборот. Я считаю вас очень здравомыслящим человеком. Несомненно, у вас были какие-то причины сделать это признание.
— Увы, я уже забыл об этих причинах.
— Вы напрасно пытаетесь затруднить мне работу.
— Это не так, инспектор. Я с нетерпением ожидаю результатов вашего расследования.
— Что-то не верится. Вы видели сегодня утром вашего приятеля Смита?
Файф ответил не сразу.
— Да, я его видел. Он явился ко мне сегодня утром.
— Зачем?
— Разумеется, за деньгами. Я подозреваю, что он попытается призанять немного денег у всех, с кем ему пришлось вчера встретиться.
— И вы снабдили его деньгами?
— Да, я дал ему несколько долларов. Мне стало жаль беднягу. Он неплохой художник…
Файф внезапно умолк.
— Откуда вам это известно?
— Он оставил мне одну из своих картин.
— Не эту ли? — Чан указал на стул, на который Файф в попыхах положил картину Смита. — Вы позволите мне взглянуть на нее?
Файф промолчал.
— Вы правы, — сказал Чан, рассматривая картину. — Смит, несомненно, талантлив. Как жаль, что он опустился до шантажа.
— До шантажа? — удивился Файф.
— Да. Я мог бы вас арестовать, несмотря на алиби. Вы препятствуете моим розыскам. Я вас спрашиваю в последний раз: что удалось Смиту подслушать из вашей беседы с мисс Фен?
Режиссер приблизился к рампе и окликнул Файфа.
— Простите, инспектор, — сказал тот, — но я задерживаю репетицию. Мне, право, пора.
Чан пожал плечами и отпустил Файфа. Он был очень зол на актера. Безусловно, Шейла Фен сообщила бывшему мужу какую-то важную тайну. Но как заставить Файфа рассказать об этом? И тут инспектора осенило. Газеты! Надо просмотреть газетные сообщения об убийстве Денни Майо. Возможно, в них удастся найти хоть какую-нибудь зацепку.
Чан почти выбежал из театра и поспешил в библиотеку.
Узнав, что его интересует, миловидная библиотекарша из читального зала попросила инспектора заполнить бланк. Через пять минут она вернулась.
— К сожалению, этот комплект «Лос-Анджелес таймс» я выдала одному из посетителей.
— Выдали? — удивился Чан. — А вы не опишите мне его внешность?
— Он еще здесь. Вон там, у окна, видите?
Чан взглянул на посетителя. Над столом, низко склонившись, сидел ван Горн. Инспектор шепотом сообщил библиотекарше, что его интерес к газетам внезапно исчез, и поспешил удалиться.