Честь рыцаря

Глава 10

С ней было как в раю, она пахла лепестками роз, должно быть, от мыла, которым она только что пользовалась. Том сгорал от желания, забыл обо всем, кроме того, как хорошо держать ее в своих руках, как она задрожала, когда он поднял ее и стал ласкать ее грудь. Она больше не сопротивлялась, поэтому он отпустил ее руки, чтобы обхватить бедра и вжаться между них. Наконец-то он почувствовал, как ее руки обхватили его за плечи, как ее пальцы скользнули в его волосы. Ее ноги с неожиданной силой обвились вокруг его бедер, теперь она стремилась к нему, стремилась к наслаждению, которое он мог дать ей. Он застонал, губами добрался до другой груди, ими же отодвинув ткань. Он ласкал ее ртом, трогал языком твердые пики ее сосков. Он терял самообладание от ее нежных стонов. Его ладони легли на ее голые ягодицы, пальцы оказались близко к горячему, влажному средоточию сладострастия. Ему хотелось сорвать простыню с ее тела, их уже ничего не разделяло.

— Это всегда так бывает? — вдруг выдохнула она.

Когда она оторвалась от его груди, все еще обхватывая ногами его талию, он поднял голову, увидел буйство в ее глазах и приоткрытыми губами стал тереться о ее губы.

— Когда овладевает страсть? — хрипло уточнил он. — Да, и не надо отрицать, что вы чувствовали ее с самого начала.

Он целовал ее, а она шептала:

— Но разве это настоящая страсть, если вам пришлось прибегать к силе? Ведь я не давала вам своего согласия!

Он поднял голову и посмотрел на нее сверху вниз, раздражение в нем мешалось с желанием.

— Как бы это ни началось, теперь вы обнимаете меня. Разве не так?

Ему не нравились нотки сомнения в ее голосе, как если бы Диане нужно было убеждать себя. Не так он представлял себе то, что будет происходить между ними. Когда она разжала ноги, он дал ей соскользнуть вниз по его телу, чувствуя, что ее бьет дрожь. Она отвернулась от него, и на миг он увидел манящую белизну ее голой спины, сильной и узкой, прежде чем она натянула простыню выше и плотно завернулась в нее.

— Вы знаете, что я не отступлюсь, — сказал он глухим голосом. — Утро я провел в обществе Сесили. После обеда наступит ваша очередь развлекать меня.

В ее глазах вспыхнул гнев. Какая наглость!

— Ваши люди должны видеть, что я поочередно ухаживаю за обеими сестрами, особенно за вами, всеобщей любимицей.

— Я не любимица. Просто я стараюсь обходиться с людьми уважительно. Вам это несвойственно. Что же касается нас с сестрой… Наверное, теперь настала очередь Сесили? Начнете соблазнять ее?

— Я не собираюсь…

— Позвольте предупредить вас, что Сесили даже самую грубую демонстрацию ваших плотоядных намерений встретит с восторгом.

— Так уж и грубую! — Он знал, что она подобными выражениями провоцирует его, но, оказавшись рядом с ней, он терял способность контролировать свои эмоции.

— Если вы начнете искушать Сесили, она будет добиваться, чтобы вы дошли до конца. Вы знаете, она отчаянно хочет замуж и согласна выйти за любого мужчину.

Он негромко рассмеялся.

— Я не буду пытаться совращать вашу сестру, не бойтесь. Роль соблазняемой я отвожу только вам. Я подумываю о том, чтобы жениться на Сесили, так что стану ухаживать за ней так, как подобает ухаживать за невинной молодой девушкой.

Он видел, как она содрогнулась, но, даже зная, что делает ей больно, не смягчился.

— Вы ведь не хотите того, чего хотят обычные женщины, а, Диана?

— Немедленно уходите!

В ее низком голосе было столько ярости, что он внутренне собрался, ожидая нападения.

Вдруг открылась дверь, и вошла рыжеволосая женщина; притворив за собой дверь и разглядев, что происходит, она замерла с открытым ртом. Том нисколько не озаботился тем, как они выглядели: Диана, едва прикрытая простыней, он — в помятой одежде. Том сразу же узнал служанку.

— Так это вы верная помощница, — язвительно сказал он, — которая предлагает себя ничего не подозревающим мужчинам и опаивает их по приказу своей мистрис?

Девушка вжалась в стену, как будто ждала, что он накинется на нее, и Том наконец понял, что теряет контроль над собой. Он отвернулся от женщин и провел рукой по волосам, в глубине души понимая, что ведет себя глупо. Он снова был, как в детстве, грустным мальчиком, который страстно желал того, чего, как он знал, у него никогда не будет.

— Мэри всего лишь повиновалась мне, — произнесла Диана, чеканя каждое слово. — Она ни в чем не виновата.

Он повернулся к ним.

— Мэри, вы здесь ни при чем. Вам нечего бояться. Что до вашей мистрис, тут другое дело.

Бросив на Диану пытливый взгляд, он вышел из комнаты.

Диана почти не заметила, как дрожащие руки Мэри сомкнулись вокруг нее.

— Мистрис, что он сделал с вами? Мы сможем когда-нибудь покончить с этим?

Диана погладила ее по спине и мягко отстранилась, обхватив себя руками. Только сейчас она почувствовала холод, о котором забыла в руках Баннастера. Девушка пребывала в смятении, ощущала незнакомое прежде томление плоти, как будто жаждала чего-то, что только он один мог ей дать.

— Мне надо было постучать, — продолжала ворчать Мэри, двигаясь по комнате, вешая на огонь котелок, чтобы подогреть воду, дрожащими руками складывая принесенное чистое белье. — Вы могли бы отослать меня прочь, и он никогда бы не увидел меня. Но тогда вы… тогда он… ох, мистрис, что, если он помнит меня по замку Баннастер? Он поймет, что и вы там были, что вы связаны с его прошлым.

— Я видела выражение его лица, Мэри, — успокаивающе сказала Диана. — Он помнит тебя только по постоялому двору. Разве не ты говорила, что он редко бывал в замке Баннастер, так как все время занимался со священником?

Мэри кивнула с отсутствующим видом, словно перед ее глазами проходило прошлое.

— Я хорошо знаю, что его брат любил проделывать с женщинами. А лорд Баннастер — Ее голос прервался, потекли слезы.

Диана обняла ее, зная, что, хотя Мэри оправилась от того, что сделал с ней покойный виконт, все равно она никогда этого не забывала.

— Нет, Мэри, вы не должны вспоминать то ужасное время. Этот лорд Баннастер не похож на своего брата. Но он все же побаивается своей натуры, и я могу использовать это в своих целях.

— В своих целях?

— Я должна, ты ведь понимаешь? Он в любой момент может узнать правду о смерти брата. К тому же виконт еще не решил, как наказать меня за свое заточение.

Мэри бросила быстрый взгляд на простыню, укрывающую тело Дианы.

— Наказание? В духе своего брата? Я видела, как он похотливо смотрел на вас, когда думал, что никто не видит его… А вы такая соблазнительная…

Диана отвернулась, чтобы Мэри не почувствовала ее замешательства. Ступая обратно в бадью, она начала мыть ноги.

— Не думаю, что он намеревается наказывать меня на манер своего брата. Он еще не решил, что предпримет. Виконт пытается понять, почему я посадила его в подземелье. Сейчас, когда он живет здесь, ему нетрудно заметить, в каких отношениях мы с сестрой. Он теперь знает, что опека Сесили не является моей единственной целью. Мне, Мэри, нужно быть очень осторожной.

— Да, конечно, мистрис, — рассудительно сказала Мэри, поднося горячую воду и невольно любуясь наготой госпожи. — Потому что, представляется мне, вы испытываете к нему то, что, может, и не хотите…

Диана поливала себя из ковшика, радуясь теплой воде.

— Ах, Мэри, сама не знаю, что со мной.

— Вы сможете выдержать, мистрис, хоть это и нелегко. Он, конечно, красивый мужчина, но и перед его взглядами можно устоять.

Как будто дело в его взглядах, грустно подумала Диана. Нет, все в нем неудержимо притягивало ее, но не могла же она сказать это Мэри. Она только вздохнула и согласно кивнула, показывая, что ценит преданность милой служанки.

— Ты не должна бояться его, Мэри, — вернулась к разговору Диана, когда служанка помогала ей одеться. — В лишении свободы он винит меня одну.

— Я понимаю, мистрис, и благодарю вас за вашу доброту. Но я не хочу оставлять вас одну. Сможете ли вы защититься?

— У меня хватит сил для этого, — уверила девушку Диана, завязывая на талии пояс. Она, как обычно, спрятала в нем кинжал — так она увереннее себя чувствовала.

— Будем надеяться, мистрис, — вздохнула Мэри.

В ее глазах Диана читала неуверенность, но что она могла ей сказать? Томас Баннастер был ее проблемой, и ничьей больше.

«Что еще он собирается делать сегодня? — гадала она. — И как противостоять ему?»

Все же… она не может просто не замечать его, разве не так? Если она выполнит задание, Лига обеспечит ей убежище. Возможно, она уже знает достаточно, чтобы отослать первое донесение. Она начнет писать его этой же ночью.

Но что она сообщит им? Что, хотя Баннастер преследовал ее, движимый желанием выведать секреты и наказать, она не перестает думать о его теле, о его губах, ласкающих ее груди, о том, какое наслаждение росло в ней, когда его бедра вжимались между ее бедрами? И теперь она мучается, злая и несчастная, не зная, как ей вести себя, когда они снова останутся вдвоем.

Нет, она должна подумать, о чем писать. Надо собраться с мыслями.

Утром на турнирном ристалище Тома радостно приветствовали трое его людей и — настороженно — солдаты Уинслоу. Том достаточно долго упражнялся в военных искусствах и знал, что достиг многого. Он переоделся в другую одежду, все еще носящую следы пребывания в подземелье, и ему подобрали кольчугу. С мечом в руке он чувствовал себя куда лучше, вполне на своем месте. Солдаты в Керкби не знали, что он не новичок в рыцарском искусстве, и видели в нем только пэра Англии. Ему это было на руку, иначе ему было бы труднее заслужить их уважение.

После часа разминки, убедившись, что не утратил ничего из достигнутого тяжким трудом, он вдруг осознал, что пытается забыть кое-что из того, что случилось в спальне Дианы.

Том явился к ней с намерением вывести ее из равновесия, заставить мучиться, гадать, что он замыслил, всегда в любой момент опасаться его появления. Ведь она была той ниточкой, потянув за которую можно попытаться узнать, находится ли в Керкби-Кип человек Лиги.

Но вместо Дианы-воительницы он увидел Диану-девушку с пленительными линиями тела и гладкой, влажной кожей.

Еще он узрел шрамы и синяки, полученные девушкой во время тренировок. Глупо, но, когда Том схватился в поединке с Толботом, его мысли были далеко.

Почему она тренировалась наравне с мужчинами? С какой целью? Это никак не могло помочь найти мужа. Сам он учился искусству воевать, чтобы возглавить своих людей и быть готовым защитить принадлежащую ему собственность, будь то земля или замок. Но в распоряжении Дианы были солдаты. И хотя она ведет хозяйство в Керкби-Кип, ей совсем не обязательно сражаться самой. Что за причуды?

Том шел к ней, чтобы получить ответы на свои вопросы, с вполне определенной целью — и все испортил. Он не смог удержаться от того, чтобы не потрогать ее, невольно спровоцировал ее. А когда она попыталась остановить его, он силой взял то, что хотел, — целовал ее в губы, обнимал, добился того, что она прекратила сопротивляться. Это угнетало. Он выместил свое недовольство на Толботе, с такой яростью ударяя по его затупленному мечу, что Толбот оступился и упал.

Том протянул ему руку и помог подняться.

Толбот покачал головой, воткнул свой меч в землю и оперся на него.

— Болезнь не ослабила вас, милорд, — произнес он, тяжело дыша.

Том вспомнил долгие часы, которые он провел в подземелье, упражняясь, чтобы сохранить силу.

— Рад слышать это.

Мысли о подземелье перешли в беспокойные размышления о Диане. Ему нельзя вести себя с ней подобным образом. Он ничего не узнает, если она станет остерегаться его. Разумеется, он не утратил намерения соблазнить ее, потому что убедился: она питает слабость к нему. Девушка подпадет под его чары без всякого принуждения, и он узнает правду о ее связи с Лигой.

Плотно запахнув плащ, поскольку дул холодный ветер, Диана, укрывшись за углом конюшни, наблюдала за поединком Баннастера и Толбота. Когда она впервые увидела Баннастера, он был бледным, тихим мальчиком, погруженным в молитвы, что отдаляло его ото всех. Теперь он действовал мечом с мастерством, позволяющим ему одолеть более крупного и мощного противника.

Том хотел стоять во главе своих воинов в сражениях, вот чего он добивался, поняла она. Он способен перехитрить противника, предвосхитить его действия и не дать добиться успеха. И всему этому молодой человек научился всего за несколько лет, тогда как у большинства мужчин на это уходит вся их сознательная жизнь.

Она не может не восхищаться им, неохотно призналась она себе. Из робкого юноши Томас Баннастер превратился в настоящего мужчину, воина. Ничто не могло остановить его.

Она так и напишет в Лигу — виконт обладает упорством и не отступит от намеченной цели. И конечно, он проявил эти качества совсем недавно, когда собирался жениться на женщине, которая отвергла его. Только что хорошего в упорстве, если оно использовалось в дурных целях?

К обеду мужчины закончили тренировки и, по обыкновению, стали сбрасывать с себя верхнюю одежду, чтобы почиститься. Они раздевались до пояса, и если было лето, то обливались водой из ведра. Но зимой они только торопливо смывали пот и грязь. Диана сказала себе, что должна уйти, но продолжала смотреть на Баннастера. И не потому, что не видела его раньше почти без одежды. Он постарался продемонстрировать ей свое тело, когда мылся на ее глазах в подземелье. А не далее как сегодня она могла бы поклясться, что он охотно сбросил бы с себя всю одежду, попроси она его об этом.

Эти сильные руки держали ее, она сама самозабвенно прижималась к нему, терлась об него, не чувствуя стыда.

«Господи, — думала Диана, страдальчески прикрывая глаза, — дай мне силу выполнить задание и не наделать глупостей».

Когда она открыла их, то ее охватил озноб. Баннастер повернулся спиной, на которой оказалось множество старых шрамов — жутких меток, оставшихся от ударов хлыстом, которые были и у ее солдат, — те с удивлением смотрели на них и тут же отводили глаза.

Кто посмел так ужасно наказывать сына виконта? Он, должно быть, потерял много крови. Случалось, что после таких наказаний умирали. А Баннастер сохранил способность беспечно улыбаться любому собеседнику, как если бы прошлое больше не имело над ним власти.

За обедом Баннастер снова ухитрился в результате ловкого маневра оказаться между Дианой и Сесил, и Диана решила поговорить с сестрой позже, указав на его поведение как на доказательство того, что у него нет серьезных намерений в отношении Сесили, — что хороший муж из него не получится. Разве бы он сел рядом с Дианой, если бы намеревался всерьез ухаживать за сестрой?

Но конечно, Сесили и слушать ее не станет. Она поймет это по-своему. Она просто решит, что ей надо приложить больше усилий, чтобы завоевать виконта, и будет делать все наперекор Диане. Для доказательства того, что Баннастер недостойный человек, надо придумать что-то другое.

Но за обедом сделать это было затруднительно. Он развлекал их рассказами о жизни при дворе, и Сесили часто заливалась смехом и ахала от восхищения. Даже Диане пришлось бороться с собой, чтобы оставаться невозмутимой и не улыбаться.

До улыбки ли тут, когда она не могла забыть, что он заставил ее испытать этим утром? Может быть, он проделывал то же самое и с другими женщинами, которыми мимолетно увлекался? Ей не хотелось думать об этом, она всегда считала, что ревность не может иметь к ней никакого отношения.

— Лорд Баннастер, — заговорила Сесили, — вы уже решили, чем заняться после обеда? А завтра утром, представляется мне, вы, наверное, захотите отправиться на охоту с нашими людьми — к празднику Рождества… — Она умолкла и взмахнула ресницами, явно, ожидая приглашения разделить его общество.

— Я думал над этим, миледи, — сказал он, отодвигая стул так, чтобы иметь возможность уделять внимание обеим женщинам.

Диана насторожилась.

— Считаю, что будет справедливо после того, как я провел утро в вашем обществе, — проговорил он, обращаясь к Сесили, и, повернувшись к Диане, закончил: — теперь столько же времени уделить вашей сестре.

Диана увидела, как округлились глаза Сесили за спиной Баннастера, а потом превратились в узкие злые щелки.

— Это не обязательно, милорд, — возразила Диана, гадая, какое еще наказание для нее он задумал. — У меня перед Рождеством много дел.

Сесили открыла было рот, но Баннастер опередил ее:

— Именно поэтому вам надо найти время для отдыха. Помните, король наказал мне, чтобы я получше узнал вас обеих? А приказ монарха надо выполнять.

— Я не хочу, чтобы вы делали то, к чему вас вынудили, — глухо проговорила Диана.

Сесили заулыбалась, посчитав, что их перепалка ей на руку.

— Вздор! Леди Сесили много потрудилась, показывая мне ваше хозяйство. Вы проведете меня по окрестностям. А если вам непременно надо что-то делать, — добавил он, видя, что она собралась ответить, — мы можем поискать омелу для украшения большого зала.

При слове «омела» лицо у Сесили стало красным, и Диана подумала — она вот-вот взорвется.

— Егерь попросил меня взглянуть на дерево, которое он выбрал для рождественского полена[2], — быстро сказала Диана. — Вы можете пойти с нами, если хотите. — У него не будет возможности остаться с ней наедине, и это устроит обеих, ее и сестру.

Баннастер растянул губы в улыбке:

— Идеальное решение. — Он повернулся к Сесили и вновь направил на нее все внимание.

Удачный предлог — искать омелу, думала Диана, стараясь казаться приветливой.