После десятилетнего изгнания Мэйроуз вернулась в отцовский дом под видом удрученной старой девы. Волосы она собирала в тугой пучок на затылке, не пользовалась косметикой, лишь густо пудрила лицо и чернила черным карандашом под глазами. В черной шали поверх черного платья она ходила, потупившись, будто стыдилась-поднять глаза.
Винсент глядел на нее и не узнавал в ней ту красивую, жизнерадостную девушку, которую он когда-то изгнал из семьи. За прошедшие годы он часто думал о ней, знал, что она живет в старой квартире, где он мальчиком жил с родителями, из окон которой видна вентиляционная шахта и где слышно, как пищат и возятся крысы у люльки соседского ребенка. Но ему и в голову не могло прийти, что Мэйроуз так изменилась. Поглядев на нее, Винсент заплакал. Он распахнул объятия. Он долго прижимал ее к себе, подпирая макушкой ее подбородок, и не видел торжествующего блеска ее мрачных глаз. Интересно, долго ли она проторчит в этой дыре, прежде чем удастся осуществить задуманное? Мэйроуз надеялась, что за два-три месяца она расквитается с отцом, устранит Айрин и завоюет Чарли. Самое большее, за четыре.
Всю неделю Мэйроуз молча и неустанно трудилась в доме отца, точно кающаяся грешница, и он молчаливо на это взирал, полагая, что женщины созданы для работы по дому. Наблюдая, как его дочь — которая из цветущей девочки, бывшей светом его очей, превратилась в сломленную женщину — поднимается с восходом солнца, скребет пол, стирает белье, готовит, заправляет постели и полирует мебель, винить себя он не мог, поскольку у сицилийцев это не принято, а вина дочери была им прощена в тот момент, когда она попросила об этом. Оставался Чарли. Да, Чарли ведет себя так, точно его силой заставили к ней посвататься. Теперь, когда Винсент день за днем должен был наблюдать результаты их помолвки, видеть эту каргу, которую ему никогда не сбыть с рук, он мог дать волю своей ненависти к Чарли, он мог признаться себе в том, что всей душой ненавидит Чарли. Да, он тайно, по-сицилийски, ненавидит Чарли. Чарли не только отобрал у него красавицу дочь и оставил взамен увядшую неряху, он осквернил честь Прицци. Для Винсента Прицци, как для любого Прицци, нет ничего более святого, драгоценного, чем честь, а Чарли походя расстегнул ширинку и уделал единственное невосполнимое богатство Винсента. И пока Чарли жив, Винсент будет задыхаться от бешенства, слыша его имя.
Винсент начал разрабатывать план мести. С тех пор как Чарли вернулся, убрав Маркси Хеллера, Винсент подозревал, что дело тут нечисто. Кто-то убил Луиса Пало и забрал деньги. Половина оказалась у Хеллера. Ладно. Половина досталась Луису. Чью половину привез Чарли и где еще половина? Должно быть, Чарли присвоил деньги. С каждым днем Винсент все больше убеждал себя, что недостающая половина у Чарли. Какой из него будет босс? Когда Винсент уедет в Вегас, Чарли станет боссом. Босс, для начала укравший из семьи триста шестьдесят кусков!
С возвращением Мэйроуз Винсент все вечера проводил дома. Они сидели в гостиной, где после смерти его жены двадцать один год назад ничего не изменилось, и, поскольку Мэйроуз больше молчала, он говорил один, увлеченно ругая Чарли и черпая в ее молчании поддержку своей ненависти. Изо дня в день он повторял одно и то же. Неужели она думает, что Чарли вообще ее любил? Мэйроуз не отвечала, но ответа он и не ждал. Искал ли он встреч за эти десять лет? Нет, не искал, потому что она ему не нужна. Он хотел жениться на ней только из корысти. Тут Мэйроуз начинала робко возражать. На пятый раз Винсент не выдержал и заревел, точно разъяренный бык, что Чарли Партанна использовал глупую оплошность как предлог, чтобы отвертеться от женитьбы на дочери Винсента Прицци, внучке Коррадо Прицци, потому что она ему не нужна.
— Иногда нужна, папа, — сказала Мэйроуз. — Он приезжал ко мне домой в ночь накануне отъезда в Калифорнию, где он женился на этой женщине, и сделал это со мной.
— Что он с тобой сделал? — переспросил Винсент, неуверенный, что правильно ее понял.
— Он трахнул меня, папа, три раза. Или четыре — я забыла.
Винсент с размаху влепил ей пощечину, так что она слетела со стула.
— Закрой свой грязный рот. Ты с кем разговариваешь? Ты разговариваешь с отцом!
Мэйроуз снова села на стул, держась за щеку.
— Ну, это так называется.
— Грязный мерзавец! — бушевал Винсент. — Он точно это с тобой сделал? Чарли Партанна? Ты уверена?
— Уверена ли я? Папа, если б ты видел размерчик его…
— Замолчи! Как ты можешь говорить такие слова отцу? Где твоя честь?
— Чарли Партанна украл мою часть, папа. У меня ее больше нет.
Винсент выбежал из комнаты, выбежал из дому. Он полночи бродил по улицам и думал.
На следующий день вечером они снова сидели в гостиной. Мэйроуз вязала. Винсент накалялся. Двадцать минут спустя он сказал:
— Ты знаешь, что Чарли Партанна предал нас не один раз? Он украл у нас триста шестьдесят тысяч долларов.
— Нет, папа, не Чарли, а его жена. Это была ее идея. Она убила Луиса Пало, чтобы взять деньги. К этому Чарли не имеет отношения.
— О чем ты говоришь? Возможно, его жена все придумала, но и без Чарли тут не обошлось. Они использовали мужа, потому что он работал кассиром в Вегасе, и как только он принес деньги, Чарли его убил. Да Хеллер еще остыть не успел, а Чарли уж женился на вдове, а ты говоришь — не имеет отношения. Он хотел заполучить эту телку.
— Нет.
— Что значит «нет»? Не возражай мне!
— Слушай, папа, ты кассету помнишь? Которую сделал Паули на свадьбе Терезы? Я заказала фотографии и отвезла их Престо Чиглионе в Вегас…
Во время рассказа Мэйроуз Винсент сидел вытаращив глаза.
— Завтра я поговорю с доном Коррадо, — сказал он, когда она закончила. Однако о том, что Чарли не виноват, он не обмолвился.