Из Ла-Гуардиа Чарли поехал прямиком в отель, откуда Винсент Прицци управлял своей частью семейного бизнеса. Отец ждал его.
— Пока не забыл, — с порога начал Чарли, — я узнал одну вещь, которая, возможно, пригодится тебе и Эду. — Он поведал о налоговой уловке, которой с ним поделилась Айрин.
— Знатный трюк, — одобрил отец. — Кто тебе рассказал?
— Один налоговый эксперт. Так что за проблема?
— Марти Гилрой снова не платит.
— И что?
— Переломай ему ноги.
— Нет, папа, этого мало. Марти, наверное, дурак. Я ведь в прошлый раз предупреждал его, а он опять за старое. Сломай такому ноги, а другие банкиры чего доброго подумают, что с нами можно шутки шутить.
— Ты хочешь закопать его на свалке?
— Я хочу сунуть горелку ему в рот и поджаривать, пока он не выпишет чек на каждый цент, который он нам задолжал. А когда выпишет и мы получим подтверждение из банка, я отвезу его на Лонг-Айленд, перебью ноги и пусть едет домой автостопом.
— А какая разница?
— Такая, что все банкиры в Бруклине и Квинсе узнают, что он не отделался одним переломом ног.
— Хорошо. Не надо только его кончать. Мне нравится Марти, он не дурак.
— Папа, что за женщина подходила к тебе на свадьбе?
— Женщина? Половина гостей были женщины.
— Очень красивая, в желто-зеленом платье.
— Очень красивая?
— Да, очень.
— Эх, стар я стал запоминать такие вещи.
— А если я покажу тебе фотографию, вспомнишь?
— Наверное. А почему она тебя так интересует?
— Это особенная женщина. Я хочу знать о ней все. Паули заснял на камеру вас вместе.
— Где?
— На свадьбе у Терезы. В гостинице.
— Вот как? Хотелось бы посмотреть.
— Ты сможешь приехать ко мне сегодня вечером? Я приготовлю ужин. Это видео, нужна аппаратура, чтобы его посмотреть.
— На вечер у меня назначена встреча.
— Ну тогда при первой возможности.
— Конечно, Чарли.
— Я займусь Марти Гилроем.
Чарли позвонил Элу Мелвини по кличке Сантехник, потому что тот, приезжая на дело, всегда угрожал смыть жертву в унитаз. Чарли велел ждать его с инструментами в закусочной «На углу» через полчаса.
Звонить Айрин в Калифорнию было пока рано. Выйдя из прачечной через черный ход, Чарли сел в свой неприметный черный «шевроле» и отправился за четыре квартала на место встречи. В закусочной было несколько человек. Фил Виттимиццаре ел плюшки и играл в пинбол. За столом в глубине зала два дилера подсчитывали героиновые запасы.
— Эй, Чолли! — позвала его из-за стойки миссис Латуччи. — Иди сюда, выпей кофе. Но сначала назови лошадку.
Чарли помахал ей рукой и направился к Филу.
— Я буду в машине, — сказал он. — Ты не торопись, нам еще нужно дождаться Сантехника.
Он собрался было выйти, но его снова окликнула миссис Латуччи:
— Чолли, а лошадку?
— Леди Кэррот в третьем заезде на Пал мико, — ответил Чарли и вышел. Оба дилера и миссис Латуччи записали информацию.
Сидя в машине, Чарли читал в газете об убийстве Неттурбино. Профессиональные новости, так сказать. Неттурбино каждый день в три часа заказывал себе в номер новую проститутку, за исключением воскресений, когда он ездил в Нью-Джерси, где жили трое его дядьев, зарабатывавших на жизнь игрой в бочче. Полиция уверена, что Неттурбино сам впустил убийцу, поскольку на нем были только халат и пижамная куртка. Чарли усмехнулся. Подходящее окончание заметки.
Фил и Эл сели в машину, Чарли был за рулем.
— Ах, какой чудесный день! — воскликнул Эл Мел вини. — Когда светит солнце и дует теплый ветерок, нет места на свете лучше, чем Бруклин! А куда мы едем?
— К Марти Гилрою, — ответил Чарли.
Марти Гилрой, высокий и толстый негр с
пушистыми усами, переходящими в бакенбарды, был самый добродушный банкир во всем Большом Нью-Йорке. В его кабинет они по-дружески попали прямо из гаража. Зная, что уложить Марти дело непростое даже для троих, Чарли, приветливо улыбаясь, с ходу дал ему в челюсть. Гилрой, который едва успел привстать, чтобы поприветствовать их, так и рухнул на пол, как падают на землю кометы, — все вокруг содрогнулось и еще долго не переставало дрожать.
Фил и Эл усадили его обратно и крепко привязали к стулу двойными узлами.
— Никого не впускать, — велел Чарли.
Фил вышел. Чарли и Эл ждали, пока Гилрой очухается. Вскоре тот открыл глаза.
— Где твоя чековая книжка, Марти? — спросил Чарли.
— В верхнем ящике, — простонал Марти. — Чарли, послушай…
Чарли развернул его стул, чтобы открыть ящик. В ящике лежала толстая чековая книжка и пистолет 38-го калибра.
— На тебя зарегистрирован? — спросил он.
Марти покачал головой.
Чарли сунул пистолет в карман, а из другого кармана вынул кожаный блокнот.
— На одном счете у тебя двести восемь тысяч четыреста тридцать девять долларов и один цент, Марти, — сказал он, читая первую страницу. — А ну-ка, выпиши мне чек на эту сумму.
— Чарли, послушай, это какая-то ошибка. Ты хочешь сказать, что я задумал одурачить Прицци? Боже, я ведь с вами работаю, зачем мне это?
— Но ты опять не платишь. Ты знаешь это, и мы это знаем, и ты знаешь, что мы знаем. Выписывай чек. Развяжи ему одну руку, Сантехник. Ты правша, Марти?
— Левша, — застонал Марти.
Чарли подошел сзади и сунул пистолет в затылок банкиру. Мелвини развязал ему левую РУКУ-
— Только не умничай, — предупредил он, — а не то я тебя в толчок смою.
Эл держал книжку, а Марти выписывал чек.
— У тебя восемьдесят шесть тысяч триста девяносто два доллара и семнадцать центов на втором счете, — продолжал Чарли. — Гони еще чек.
— Чарли, это деньги моих детей. Это на черный день.
— Заткнись и выписывай чек. — Пока Эл привязывал руку Марти, Чарли вырвал чеки из книжки. — Эй, Фил! — В кабинет просунулась голова Виттимиццаре. — Возьми это и доставь Анджело Партанне. А теперь давайте отнесем Марти в машину.
Втроем они с трудом втиснули Гилроя вместе со стулом в фургон Чарли. Четверо курьеров Гилроя наблюдали за их трудами, молчаливо недоумевая, отчего их не прогоняют.
— Помалкивайте, и все будет в порядке, — пообещал Мелвини. — А если проболтаетесь, я вас в толчок смою.
Фил повез чеки в прачечную, а Чарли и Эл поехали к востоку на Лонг-Айленд. Спустя полчаса они прибыли на место. Оставив Гилроя в фургоне в гараже позади дома, стоявшего на отшибе среди полей за Брентвудом, они пошли в дом, чтобы отдохнуть и перекинуться в картишки. Через два часа раздался звонок.
— Чек подтвержден, — сообщил отец и положил трубку.
— О’кей. Теперь поехали на южный берег, в парк. Когда мы приедем, уже стемнеет. Захвати лом из гаража. Пешком Марти оттуда не уйдет.
Вернувшись домой, Чарли позвонил в Калифорнию Паули:
— Привет, Паули. Я рассказал отцу, что он есть у тебя на пленке, и он захотел посмотреть. Кассета готова?
— Чарли…
— Да?
— Чарли, только не злись.
— Почему я должен злиться?
— Твой отец позвонил мне сегодня утром и велел уничтожить эту пленку.
— Что?
— Таков был его приказ, Чарли. Что мне было делать?
— Ты правильно поступил, Паули, — сказал Чарли и положил трубку.
Чарли был принят в высшее общество в возрасте семнадцати лет. С того самого дня, когда он убил Малыша Фила Терроне, отец упрашивал Коррадо Прицци принять Чарли в братство, хотя дон Коррадо приостановил прием новых членов на пять лет. Тогда Чарли было тринадцать, и последний прием состоялся годом ранее. Его отец не переставая говорил об этом, так что постепенно ритуальная церемония приобрела для мальчика мистически важное значение. В двенадцать лет Чарли остался без матери. Будь она жива, Анджело Партанна не осмелился бы поручить Чарли дело на Ганхилл-Роуд, которым он заслужил уважение отца, да и дона Коррадо тоже, хотя тот умел это скрывать. Чарли жил с отцом, говорил как отец, думал как отец. Анджело Партанна, казалось, был в курсе всех событий от побережья до побережья: кто везет им спиртное, каковы букмекерские ставки, какой профсоюз в руки какой семьи готов перейти, кто кого убил и почему. Такова была работа Анджело у Прицци, он был консильери — человек, который знает все. Чарли учился у него и практическим навыкам — как быстро задушить человека куском проволоки, как метать ножи, как давать взятки — всему тому, что изобретали самые хитрые представители человечества на протяжении семи столетий.
В четырнадцать лет Чарли был уже взрослый мальчик, а в семнадцать и того взрослее. Он бросил школу и работал на семью. Он изучал наркобизнес, становясь спецом по множеству направлений — от импорта, фасовки, распространения, установления цены до поддержки субдистрибьюторов и дилеров, маркетинга и расширения продаж по всей стране. Пусть слава кокаинового короля впоследствии досталась Винсенту Прицци, именно Чарли, с помощью Паули, отыскал самый надежный рынок сбыта для кокаина среди представителей индустрии развлечений. Именно он в начале шестидесятых сумел убедить семью, что пришло время легких наркотиков, которые станут их инструментом для выкачивания денег из жирующего среднего класса. Чарли было тридцать лет, когда семья утвердилась в кокаиновом бизнесе, что заставило дона Коррадо окончательно уверовать в счастливую звезду Чарли. Благодаря своему деловому чутью тридцатидвухлетний Чарли был назначен в заместители, или младшие боссы, к Винсенту.
В ту ночь, когда Чарли посвящали в содружество уважаемых людей, в подвале прачечной, служившем для сортировки белья, собрались сорок мафиози. Чарли ожидал за дверью, вдыхая резкий запах мыла и щелочи, среди своих товарищей-претендентов. Щекастику Танкреди, его лучшему другу, было двадцать девять лет, Густо — двадцать три, Момо Кобре Джинафонде — тридцать четыре. Другие двое умерли от азиатского гриппа в том же году.
Чарли предполагал, что рекомендовать его будет отец, поэтому не менее прочих был поражен, когда из сортировочной вышел сам дон Коррадо и сопроводил его в присутствие братства, где новичок должен был принести клятву.
Дону Коррадо было под шестьдесят. Этот крепкий человек, легенда мафии, тогда уже входил в девятку богатейших людей Америки. Торжественно вонзив нож в крышку деревянного стола, он заговорил:
— Первый из посвящаемых сегодня в почетные члены семьи Прицци за последние пять лет — это сын моего старейшего друга Анджело Партанны, моего консильери. Ему семнадцать лет. В этом возрасте его отец принес клятву верности братству, перед отъездом из Агридженто, и я сам, будучи его ровесником, принял посвящение. — Он вынул револьвер и положил его рядом с ножом, торчащим из стола. — Чарли, — его голос пронзительно зазвенел, — ты вступаешь в почетное общество братства, члены которого обладают выдающимся мужеством и верностью законам. Ты принимаешь на себя членство живым, а утратишь его лишь мертвым. Пистолет и нож — отныне спутники твоей жизни и смерти. Возьмись за рукоятку.
Чарли протянул руку, нависая над низкорослым доном Коррадо.
— Верно ли, что фрателланца для тебя превыше всего? — спросил босс.
— Да, — взволнованно ответил Чарли.
— Превыше семьи, родины, Бога?
— Клянусь, что это так, — подтвердил Чарли.
— Есть три закона братства, которые должны стать твоей религией. Первое — ты обязан подчиняться твоим старшим. Если тебе прикажут, то во имя фрателланцы ты должен будешь беспрекословно пойти на смерть. Клянись.
— Клянусь, — ответил Чарли с сияющим лицом.
— Ты должен свято хранить секреты братства и не искать поддержки на стороне — будь то церковь или правительство. Сила, защита и утешение, что дает тебе фрателланца, — вот твое единственное прибежище.
— Клянусь!
— И наконец, ты не должен притеснять жену или детей другого члена братства.
— Клянусь, — смиренно отвечал Чарли.
— Нарушив эти клятвы, ты будешь убит без суда и предупреждения.
Затем Анджело Партанна попросил Чарли поднять указательный палец правой руки и пронзил его острой булавкой. Брызнула кровь.
— Эта кровь символизирует твое посвящение в семью. Теперь мы едины, и лишь смерть разлучит нас. — С этими словами дон Коррадо поднялся на цыпочки, чтобы обнять Чарли.
— Так же как мы защищаем тебя, ты должен защищать честь семьи Прицци. Клянись.
— Клянусь, — сказал Чарли.
Он поцеловал дона Коррадо, затем отца. Все восторженно зааплодировали.