Анджело Партанне позвонил лейтенант Хэнли, свой человек из штата начальника полиции, и сказал, что надо поговорить.
— Конечно, Дейви, — ответил Анджело. — Где встречаемся?
Встретиться условились на следующий день, как обычно, в ирландском ресторане у Проспект-парка.
Авджело взял с собой Чарли, а Хэнли привез копа по фамилии Кили из патрульной службы. Кили хоть был старше по званию, но прислушивался к Хэнли. Заказали отварную говядину и капусту — единственное, что можно было есть у Ханса.
Все держались подчеркнуто дружелюбно, говорили в основном Хэнли и Кили, и все больше о политике и спорте. Когда Анджело раздал мексиканские сигары, Хэнли перешел к делу.
— Не знаю, парни, каково ваше отношение, но мы все потрясены убийством жены капитана Калхейна, — начал он.
— Это ужасно, — сказал Анджело, — только и разговоров, что об этой трагедии. Мы послали цветы на похороны.
— Для нас это поистине тяжелая утрата, для каждого из наших сотрудников. И мы должны разобраться, ведь это дело чести, Анджело.
— Мы соболезнуем вам, Дейви, и готовы оказать любую помощь. Если мы можем что-то сделать, уведомить другие семьи и прочее — мы сделаем.
— Мы уже отправили гонцов во все семьи с просьбой помочь нам найти убийцу. Мы будем очень признательны за помощь, потому что — ты понимаешь — нам сейчас очень тяжело. Но не только для этого я попросил о встрече. Я пришел, чтобы сказать вам, что Прицци, как и прочие семьи, должны отложить исполнение всех контрактов до тех пор, пока мы не найдем убийцу Викки Калхейн.
— Ты о чем, Дейви?
— Он имеет в виду, что для вас наступают черные дни, Анджело, — вмешался Кили. — Через неделю половина ваших заведений в Бруклине будет закрыта, и ваши люди сядут на условиях высоких залогов. Мы конфискуем у вас наркоту, — Кили мстительно улыбнулся, — и на этот раз без возврата. — Судя по акценту, Кили был родом из Северной Ирландии. Он откровенно злорадствовал, словно позабыв об осторожности и принципах профессионализма.
— Дейви, я начал сотрудничать с вашей конторой, когда мне было едва за двадцать, — обратился Анджело к Хэнли, глядя в спокойные глаза полицейского на порченном пулями лице, — и все эти годы мы прекрасно ладили.
— Я знаю, но обстоятельства изменились, — ответил тот. — Сейчас мы ничего не можем поделать.
— Если вы нас ограбите, ребята, вы сами себе навредите, — продолжал Анджело. — Вы с нами повязаны. Мы вам платим — вы выдаете нам лицензию на работу.
— А если взглянуть на дело с другой стороны, Анджело? Честь нам сейчас важнее денег, и кому, как не вам, это понимать.
— О’кей, — вздохнул Анджело, — сколько дней вы нам даете для решения проблемы?
— Сколько дней? Нисколько. На нас страшно давят, требуют результатов. Сегодня мы закрываем первые банки, завтра вяжем ваших проституток, в субботу букмекеров и так далее.
— Народу это не понравится, Дейви. Если вы закроете все тотализаторы, казино, разгоните шлюх, переловите всех дилеров, то люди выйдут на улицы. Вы устроите кризис почище мировой войны.
9 Честь семьи
— Для некоторых больших шишек кокаин все равно что гамбургер для работяги, — напомнил Чарли. — В случае чего вам первым и не поздоровится. Сам подумай, Дейви. Но сообща мы изловим злодея в течение недели.
— О’кей, — согласился Хэнли, — пусть будет неделя.
— Нет, недели мало. Я просто хотел сказать, что вы ощутите последствия гораздо раньше нашего. Ваши люди привыкли получать от нас подпитку, что сродни сильной наркоте. Последние восемьдесят — девяносто лет мы вас буквально кормим.
— Конечно, нам придется ужаться, — зашипел Кили, подаваясь вперед, — но зато мы поймаем мерзавца, который убил Викки Калхейн.
Проезжая по Проспект-парку, Анджело и Чарли задумчиво жевали сигары.
— Как ты думаешь, долго ли они продержатся на голодном пайке? — спроси Чарли.
— Как знать? Когда замочили Арнольда Рот-штейна, они держались несколько недель. Но сейчас дело обстоит гораздо хуже. У них, понимаешь ли, есть что-то вроде собственной омерты, у копов. Они очень похожи на нас, Чарли, разве что носят форму. Для каледого из них эта сука, что ошиблась этажом, все равно что родная жена. Это их честь, Чарли. Нужно сто раз подумать, прежде чем оскорблять чужую честь. Но и у нас своя честь. Мы защищаем своих женщин. Ты можешь убить Сантехника и Дома, потому что только они знают, кто кончил эту бабу.
— Они думают, что это сделал я, — сказал Чарли. — Знает только Филарджи. Может быть, я и не прав, но раз Филарджи стоит семьдесят лимонов баксов, убивать его не станут.
— Слушай, Чарли, — сказал Анджело, — речь идет о чести семьи Прицци. Никто не осмелится тронуть Айрин.