Четверо: Дикая Охота

Глава двадцать вторая

Лучи дневного светила прорезались сквозь тяжёлые тучи. Медленно кружил в воздухе снег, укрывая белоснежным пушистым покрывалом следы на стылой земле.

Тысячи лет назад здесь, среди лесов и гор, возникла крепость Кархай. Оплот древнего учения ведьмаков, одно из трёх средоточий их знаний. Её опустошила Инквизиция, нагрянувшая в эти земли. И сейчас… тысячелетний камень, всё это время представлявший собой нерушимую громаду, начал крошиться. Обваливались стены, гремя в этой тишине, прерывавшейся лишь далёкими звуками жизни леса.

Валгор обрушилась почти сразу — осиротевшая в одночасье и оставленная без единой капли силы. Кархай сберегла те крупицы магии, что поддерживали её сердце эти годы.

Четверо путников и чёрный конь медленно брели по заснеженной дороге, прочь от крепости, где прошло кровопролитное сражение. Прочь от места, где их судьбы впервые сплелись с Дикой Охотой и где нити всадников оборвались, отпустив Четверых дальше в их опасный путь.

Кархай погибала, когда оставшиеся в живых её измученные дети обрели покой.

Путники обернулись, поглядев на возвышавшуюся вдали некогда великую крепость. Теперь там были лишь обломки, среди которых возвышался высокий каменный столб, испещрённый рунами. Колонна, в которой осталось сокрыто сердце крепости — всё ещё бьющееся и живое.

Орэдна слышала, как затихла её сестра. Как Кархай лишь скрылась с глаз чужаков, всё равно оставшись местом, где ведьмаков всегда будут ждать. И Хранители Сердца Орэдны вместе с родной крепостью тоже слышали это.

С неба падал белоснежный снег, искрясь в лучах светила. Конь тряс гривой и медленно брёл по заснеженной земле, опустив голову. Четверо путников всё ещё не закончили свой долгий путь…

Жизнь в поселении стала спокойной. Валькас с утра вышел из длинного дома, чтобы поинтересоваться у кузнеца, не нужна ли будет ещё сталь для изготовления брони воинов.

За это время, что волколак был вожаком, всё здесь преобразилось. Он не тянул к себе богатства, а старался быть справедливым ко всем. Обветшалые дома были восстановлены и укреплены, на волнах у берега покачивались новые драккары. Натренированные волкодавы несли свой караул, полностью готовые встретить неприятеля.

Ребятня играла на улицу, барахталась в снегу и радостно гикала. Валькас посмотрел на них с грустной улыбкой. Когда-то и он также бегал по поселению. Когда его братья и сёстры ещё были здесь. Он помнил, как Льётольв возился с ними.

Льётольв… бравый воин. Где же он сейчас? Наверняка исполнил свою мечту и теперь сражается наравне с героями из древней легенды…

Острый слух уловил шаги со стороны леса. Волколак обернулся туда лицом и застыл, вглядываясь в появившиеся силуэты. Конь с всадником и трое путников. Те самые Четверо.

Мужчина побежал к ним, ожидая, что увидит и брата. Заметив его, странники остановились. Он замер перед ними и оглядел их. Льётольва здесь не было. Где он?…

— Здравствуй, — Вика слезла из седла и подошла к Валькасу. Он пожал ей руку и лишь затем пригляделся внимательнее к ним. Девушка была без своего чёрного причудливого плаща. На ней была местами рваная кольчуга, на спине болтались ножны, а руки всё также в кожаных перчатках.

Повелитель Душ был в своих привычных одеждах, но теперь его глаза скрывала чёрная повязка. Неужели он ослеп?

Незнакомый мужчина с жёлтыми глазами, вероятно, их спутник, за которым они и ушли. Его Валькас не знал.

И Райдо. Броня на вампире была другая, но сохранился прежний щит. Вот только лицо… Беловолосый мужчина прятал глаза и будто съёжился под взглядом волколака.

— А где Льётольв?… — прошептал вожак. Райдо прикрыл глаза и сильнее наклонил голову, что выбившиеся из-под опоясывавшей головы ленты волосы упали ему на лицо, скрывая глаза. Вика поджала губы.

Она хотела бы солгать Валькасу, что Льётольв куда-нибудь ушёл вершить бравые подвиги. Но тогда он будет ждать брата… Она не могла так поступить. Но и сказать правду — было слишком горько.

— Льётольв защитил нас ценой своей жизни, — ответила она, всё-таки осмелившись поднять взгляд на волколака. Его глаза округлились, он ещё не осознавал её слов. — Он храбро сражался с демонами, но мы… не успели ему помочь.

Райдо стиснул зубы и отвернулся. Это он был убийцей. Он, а не демон! Его стоило казнить, а не лгать волколаку. Валькас прикрыл глаза на пару мгновений, а после кивнул:

— Он погиб смертью храбрых. Так, как и мечтал, — ответил вожак. — Где его тело?…

— Далеко в лесах.

— Я должен забрать его. Похоронить должным образом, — покачал головой волколак. — Оставайтесь у нас, отдохните. Я постараюсь найти его быстро, чтобы и вы смогли с ним попрощаться.

Девушка поблагодарила его за гостеприимство. Пока Райдо и Хагалаз ушли в длинный дом вместе с Валькасом, Вика и Менсис направились к Вратам, печати на которых демоны так и не сломали. Они постарались закрыть все те Врата, что встретились им за это время.

Печать Медведя легла поверх трёх других, и, объединившись с ними, окончательно закрыла чудовищную арку, тут же распавшуюся пеплом, который подхватил ветер.

Виктория переживала, что будет, когда Валькас и другие найдут тело Льёотольва. Они с Хагалазом попытались скрыть жуткую чернеющую рану, но поможет ли это?… Два дня Четверо ждали, когда ушедшие в том направлении волколаки вернутся.

Покрытое тонкой коркой льда и снега тело их бывшего спутника положили в сооружённый для похорон драккар. Все жители вышли попрощаться с старшим братом нового вожака.

Драккар ещё стоял на берегу, и около него находились сам Валькас, Валка и их мать. Престарелая женщина спрятала лицо под платком, прислонившись к боку единственного оставшегося у неё живого сына. Мужчина обнимал её одной рукой, а второй придерживал младшую сестру, которая опустила взгляд в землю, пытаясь скрыть слёзы.

Другие стояли на небольшом отдалении. Они вложили в драккар свои дары, которые пригодятся Льётольву в Хельхейме.

Валькас поднял голову и увидел Четверых, стоявших вдали ото всех. Он повёл своих родных к толпе. Знахарка кивнула ему и взяла под руки обеих, а после мужчина пошёл прямиком к этим чужакам, которые всё-таки стали ему близки.

— Вы были с ним, когда он погиб, — произнёс волколак, остановившись перед путниками. — Подойдите и попрощайтесь с ним. Я думаю, он был бы рад услышать своих друзей.

Вика кивнула и пошла вперёд. Райдо едва сдерживался, чтобы не выдать реальных эмоций. Они прошли через толпу и встали у драккара.

Льётольв словно спал, если не считать его чрезмерно бледной кожи, покрытой инеем. Снег в его чёрных волосах словно стал сединой. Будто пытался скрыть то, что умер молодой мужчина, которому ещё жить бы и жить, а не глубокий старик.

Руки волколака были скрещены на груди и держали его топор. Виктория последовала ранее увиденному жесту местных и положила свою руку поверх его, коснувшись их лбом. Задержавшись в таком положении пару мгновений, она отошла, позволив проделать это остальным. Хагалаз откуда-то тоже знал этот обычай, но ему потребовалась помощь, чтобы найти руки Льётольва.

Последним прощался Райдо. Когда он прислонился лбом к заиндевевшим перчаткам, то ожидал, что волколак оживёт и вцепится в его волосы, попытается свернуть шею, раскроит череп топором — отомстит. Сделает то, что должно.

Но мужчина не оживал. Вампир отстранился и посмотрел на спокойное лицо. Если бы не пророчество, если бы он мог, то поменялся бы с ним местами.

Когда они отошли к остальным, пара крепких мужиков столкнули драккар на волны. Валькас встал впереди всех с зажжённым факелом в одной руке. Когда между ним и умершим братом появилась широкая полоса воды, волколак замахнулся и кинул факел далеко вперёд. Тот упал в цветы, украшавшие днище драккара.

Огонь медленно охватывал всё. По поверьям северных народов, именно так можно было вознести душу умершего в Хельхейм. Туда, где пируют их праотцы. Все стояли и смотрели на отдалявшееся судно, пылавшее в густеющих сумерках как факел.

На какие-то мгновения Валькас увидел не пылавший драккар, и в этом видении Льётольв поднялся и, держась за ахтерштевень судна, помахал ему рукой. Мужчина зажмурился и отвернулся.

— Прощай, брат…

В эту ночь во всём поселении пылали факелы, а в длинном доме, несмотря на то, что собралось там большинство жителей, было необычайно тихо. Женщины, дети и старики разошлись раньше всех. Остались лишь мужчины, выпивавшие за покой ушедшего Льётольва.

Четверо чувствовали себя чужими здесь. Даже если Валькас принял их как друзей, это не отменяло того, что они были причастны к смерти его брата. Больше всего чувствовал вину именно Райдо.

Он не осмелился даже поговорить с Валкой в эту ночь, хотя девушка подходила к нему. Они разошлись по комнатам уже ближе к рассвету. Когда яркое зарево слилось с ещё горящей точкой на горизонте.

Прекрасное поле с белоснежными цветами раскинулось под ночным небом, в котором играли разноцветные ленты небесного сияния, перемигивались звёзды. Тихий тёплый ветер покачивал налившиеся бутоны светящихся цветов, шелестел тихо травой и листвой деревьев на краю поля.

Сквозь траву, не пригибая её к земле и не сминая цветы, шла девушка в белоснежном длинном платье, и длинный подол развевался по невидимому ветру, как и её белоснежные волосы. Она тихо напевала песню на древнем языке, иногда останавливаясь и срывая цветы, чьи бутоны уже погасли, в букет.

И Жизни реки прерывались,

Над водопадом Смерти.

Склоните головы свои,

И вспомните их имена.

Девушка остановилась, увидев пару замёрзших цветов. Их бутоны завяли и покрылись инеем. Смерть сорвала и их, с печалью в глазах. Она двинулась дальше и в какой-то момент замерла, подкинув свой букет высоко в небо. Цветы тут же обратились сгустками света и, кружась в танце, полетели в небо.

Завянет жизнецвет,

И свет его померкнет.

И в этот час зайду в ваш дом,

Чтоб подарить покой.

Она проводила взглядом улетевшие души, а после глубоко вздохнула. Дикая Охота убила многих невинных. И теперь… умерла сама.

Смерть подошла к тому участку поля, где жизнецветы были покрыты льдом. Лёд перестал обжигать её нежные руки — девушка спокойно смогла взять один цветок за стебель и сорвать его. Посмотрев на игру света в корочке льда, она принялась убирать остальные цветы. Так много душ детей, обращённых в чудовищ, ей никогда не приходилось срывать. И слёзы блестели в её глазах.

Тихо вьюга завывает за окном,

Ночь вступает в царство тьмы.

Спи, дитя, в защите света.

Спи, дитя, в объятьях лета.

Кто ночью тёмной приносит хлад,

Кто убивает невиновных.

О Миросвет, ты дай нам сил.

О Миросвет, ты защити.

Восьмая продолжала собирать букет из погасших жизней. Так много она прежде не собирала. Даже в те времена, когда страшные болезни подкашивали смертных — увядавших цветов было не так много. Букет стал уже огромным, но не было проделано и половины работы. Ей снова пришлось отпустить души незамысловатым ритуалом.

Во вьюге всадники несутся,

Остра их сталь и холодна.

И сердца холод не истает —

Навечно прокляты сердца.

Им Мрак велел принять законы,

Что были так жестоки к нам.

Им Мрак велел склониться пред силой,

Что уничтожит все миры.

Она продолжила собирать цветы, наткнувшись взглядом на крупный цветок, к которому склонил свой бутон второй цветок. И рядом завяли совсем крохотные два. Смерть коснулась их пальцами, продолжая напевать, и с болью в сердце сорвала все четыре.

О Лейкнир, бравый воин.

Пред справедливостью твоей

Склонили бы все головы,

Коль не покатились б с плеч.

Судьба к тебе была жестока,

И в вечном холоде теперь

Супруга верная и двое деток

Уснули беспробудным сном.

Продолжая собирать жизнецветы, Смерть снова наткнулась взглядом на знакомый цветок. Пять цветов обожгли её своим холодом многие тысячелетия назад для смертных. Тогда она подумала, что эти жизни угасли, но оказалось, что к ним приложил свою руку Мрак.

Ах Орест, от ума большого

И сердца тёплого тогда

Кархай признала тебя сыном,

Что Сердца был достоин.

Но Тьму принёс ты в её лоно,

И проклял на века.

Несущим светом нарекали,

А оказался слугой Тьмы.

Мрак был сильнее Двенадцати. Его неосознанно боялся каждый из них. И Смерти, Восьмой, часто приходилось обжигать свои руки, срывая жизнецветы и пытаясь освободить души тех, кто покорился воле страшного бога.

О Фаргрим, бестия ночная.

Твой жар не затухал в ночи.

И томно девицы вздыхали,

В объятьях жарких твоих.

Враги страшились твоей мощи,

Но обратили тебя в Тьму.

И слышать теперь только мольбы,

Забыв про ласки и любовь.

Даже Первый, Миросвет, считавшийся сильнейшим из них, опасался влияния Мрака. По этой причине тысячелетия назад они нашли смертных, кто был достаточно силён и готов пожертвовать собой, чтобы спасти Миры. Они сдерживали Мрака все эти тысячелетия. Двенадцать в какой-то момент даже забыли об опасности…

Ах Свинульф, неуёмна тяга

Твоя к сверкающим вещам.

Трофеем будет всё, что можно:

От медяка и до щита.

Но жажда крови опьяняет,

И вот уже твой разум пьян.

И в сундуках блестит не злато,

А чахнут головы врагов.

Но словно Тьма сама вмешалась в затеянную ими игру. Будто Двенадцать рушили божественный замысел, в который никогда не были посвящены. И теперь опасность была сильна.

О Мольдоф, ты в медвежьей шкуре

Вкусил берсерка ярость всласть.

Тебя страшились, уважали

В боях за доблесть.

Но Тьмы вкусив разок —

Ты разума лишился.

Медведь ли ты, шкуру сбросивший,

Аль человек в медвежьей шкуре?

Дикая Охота — всего лишь полбеды. Они не были сильны так, как Первородные демоны. Возможно, Мрак сомневался в их лояльности. Возможно, использовал их как пешек в своей игре по захвату и уничтожению Миров.

Кричала Крепость-мать,

Молясь природе и богам.

И зов её услышать не могли,

И пала жертвою она.

Кровавый зверь укрыт был в стенах,

И ярость в нём взрастила ты.

Её клыками и когтями

Убила ты сынов своих.

Смерть наконец закончила убирать замёрзшие жизнецветы со своего поля. И снова подкинула высоко букет. Рассыпались в воздухе цветы, обращаясь сгустками света.

Пусть обретут покой те,

Что не нашли его тогда.

Чьих пламень душ угас

Во льдах и хладе.

О бравом воине вспомним песню,

И зачитаем о хранителе стихи.

Напомним всем о бестии,

Сороке и медведе мы.

Ритуал был завершён. Их души теперь успокоятся. Награждённая силой прорвать завесу Мира Мёртвых девчонка справилась со своей задачей. Разум смертного не вспомнит ритуал, которому её обучил Шестой. Смерть направилась к лесу, чтобы вернуться в свою обитель.

Чьи силуэты в ночь уже не явятся,

И нам буран не принесут.

Спи, дитя, усни в защите света.

Спи, дитя, в объятьях Тьмы.

Оговорившись, девушка остановилась и помотала головой. Возможно, на неё повлияли те жизнецветы, что росли именно здесь. Они не были белыми, как другие. Они почернели от Тьмы, на них выступили красные прожилки от пролитой крови.

Один такой, самый крупный, многие тысячелетия не давал Смерти покоя. Не сорвать его — уже сколько обжигалась в своих попытках устранить настоящую чуму Миров. Нет, не для неё это было. Не ей суждено было прервать эту игру.

Девушка склонилась чуть ближе к этим цветам. Некоторые из них беспокоили её. Неужели, они все оказались в настолько печальном положении, что готовы были вверить свои судьбы тем, кого принято называть Детьми Мрака?

— Ты славно потрудилась, — из леса вышел Шестой и обнял свою супруг, расчёсывая пальцами её белоснежные волосы. — Меньше одной опасностью для Миров…

— Увы, всё может обернуться против нас, — прошептала она. — И наши благословения не спасут нас.

— Кровь Мрака слаба в этих людях, любимая.

— Но у двоих есть его метки. Они — новые наследники Чёрного Трона.

Шестой глубоко вздохнул и посмотрел на небо. Он сам понимал, что им никуда не деться от того пророчества. И двое наследников сейчас сами того не знают, но сражаются за право быть избранными Тьмой в качестве преемников своего предка на Чёрном Троне.

Эпоха Мрака приближалась к своему закату. И если не Четверо положат конец ему, то Тьма сама устранит свою пешку в божественной игре, избрав более достойного — сильного — наследника.

Увы, но судьбы этих двоих были не в их власти. Тьма оберегала интересных ей людей… ведь любила эти игры.

Больше книг на сайте — Knigoed.net