Чистое золото

Глава восемнадцатая

Вернувшись домой с последнего экзамена, Тоня долго сидела в кухне у стола. Полчаса назад она ощущала глубокую радость. Надежда Георгиевна объявила, что аттестаты получат все выпускники. Лиза кинулась обнимать Тоню, все закричали «ура»… Тоня и не заметила, как добежала до дому, словно перелетела на крыльях, так не терпелось ей поскорее сказать матери, что все кончилось счастливо. А когда Варвара Степановна, порадовавшись с дочерью, куда-то отлучилась, Тоней вдруг овладели растерянность и слабость. Кончена школа… Что же теперь? Совсем новое, неведомое… Не будет больше шуток над Моховым, пререканий с Илларионом, споров с Лизой и тихих долгих бесед с Женей… Все, все кончилось, уроки, отметки, экзамены, - все, чем она жила десять лет. Теперь не придешь посоветоваться с Надеждой Георгиевной. Петр Петрович не глянет из-под кустистых бровей и не скажет, отводя глаза в сторону: «Вы так полагаете, Кулагина? А ну, подумайте хорошенько».

Впервые Тоня ощутила живое содержание слов «начинается новая жизнь». Сколько раз она их слышала и читала, не раз завидовала книжным героям и хотела, чтобы у нее самой наступила новая жизнь. И вот она начинается…

Тоня оглядела кухоньку: большую печку с почерневшим устьем, которое мать подбеливала к каждому празднику, чисто вымытый пол, тропки пестрых половиков, голубую клеенку со стертым узором на столе, яркий бумажный абажурчик. Все такое родное, наизусть знаемое. Как же она будет жить без этих стареньких милых вещей, без стен отцовского дома, без родного ветра? Ведь все, все будет другим: город, люди, вещи…

Тоня даже зажмурилась: жутко!

Но эта новая жизнь, наверно, будет замечательной… Конечно будет! Страшно первое время, пока наладится, уляжется… А потом все пойдет размеренно и понятно, как в школе: лекции, комсомольская работа, товарищи… Они будут необыкновенно хороши, эти новые товарищи, - никогда еще невиданные девушки и юноши. Каждый из них в эти дни тоже думает о будущих друзьях, которых скоро пошлет им жизнь. Представляет ли себе кто-нибудь из них девушку, подобную Тоне, чувствует ли, что его ждет встреча с ней?..

Тоня открыла затуманенные глаза.

Да, новые товарищи будут хороши! Но все же не лучше прежних. Нет, нет! Навсегда останутся самыми дорогими для нее школьные друзья!

Вошла мать с торжественным и озабоченным лицом. Она посторонилась и пропустила в дверь высокую бледную женщину.

- Ну-ка платье примерь, Тоня. Мария Гавриловна уже сметала.

Мария Гавриловна славилась как искусная портниха, и Тоня была изумлена, когда отец несколько дней назад сказал Варваре Степановне:

- С платьем Антонины для вечера не вздумайте самодельничать. Путь Мария Гавриловна шьет.

А материя на платье была удивительная. Николай Сергеевич купил ее в городе лет двадцать назад. Был он при деньгах и, бродя по рынку, мгновенно пленился тяжелым шелком цвета слоновой кости, с переливающимися золотыми искорками. Он купил шелк у какой - то старухи, не торгуясь, и, только отойдя, сообразил, что заплатил очень дорого и теперь денег не хватит на необходимые покупки.

Такие приступы расточительности порою находили на Николая Сергеевича. Варвара Степановна ужасалась, но с мужем не спорила. Надо же иногда человеку себя потешить!

Мать никак не могла решиться сшить себе платье из чудесного шелка. Все казалось ей, что в нем она будет излишне нарядная. А когда на свет появилась Тоня, шелк был определен ей, хотя Николаи Сергеевич сердился и говорил, что пока дочка вырастет, шелк истлеет. Но прочная материя не истлела, только слежалась на сгибах глубокими складками, и Мария Гавриловна уверяла, что выбилась из сил, разглаживая их.

- Ну и шелк! - говорила она. - Железный!

Мария Гавриловна вертела девушку то в одну, то в другую сторону. Со скрипом втыкались в упругий шелк булавки.

- Какое длинное! - смущенно говорила Тоня.

- Так и полагается. Вечернее платье.

Наконец Мария Гавриловна слегка оттолкнула от себя Тоню, прищурясь оглядела ее и сказала:

- Ну, идите смотритесь.

Тоня кинулась к зеркалу. Навстречу ей из глубины стекла стремительно выбежала статная девушка с вопрошающими глазами, в блестящем наряде.

Николай Сергеевич, вернувшись с работы, удивился необычной тишине в доме. Он шагнул к порогу спальни и остановился в изумлении. Перед зеркалом стояла девушка в блестящем переливчатом платье. Жадный и требовательный взгляд ее не отрывался от стекла. Две немолодые женщины смотрели на нее с нежным сочувствием и тайной печалью.

- Вона! - сказал Николай Сергеевич. - Какая жар-птица из нашего гнезда вылетает!

Эти слова были первыми пришедшими ему в голову, но тут же он почувствовал, что именно они точно определили минуту. Вот какая девушка выросла из маленькой Тони! Впервые домашние видят ее в новом обличье. А сама она радостно удивлена, и охорашивается, и смотрит на себя, будто не узнает.

Возглас Николая Сергеевича заставил женщин смущенно рассмеяться, а Тоня бросилась к отцу и обняла его:

- Все кончено, папа! Сдала последний экзамен! И… и спасибо тебе за платье. Ты, наверно, знал, когда покупал этот шелк, какое оно будет красивое.

- Ну ясно, знал, - пробормотал Николай Сергеевич.

«Глупенькая!.. - с нежностью подумал он. - Разве в платье дело!»

День, который казался невероятно далеким, чуть заметным огоньком светил издали и, постепенно придвигаясь, заполнил своим сиянием весь горизонт, наконец наступил. Складывался он необыкновенно удачно и счастливо.

Прежде всего, была прекрасная погода, ясная и не слишком жаркая. Утром Тоню разбудила какая-то пичуга. Она села на подоконник и отчетливо прочирикала приветствие. А потом в окно заглянула Женя. Она показалась Тоне очень свежей и красивой.

- Спишь, Тосенька? Как не стыдно! Вставай скорей, с пирогами беда.

- Что? Подгорели? Не подошли?

Тоня мгновенно спустила ноги с кровати.

- Да нет, подошли хорошо и не подгорели. Варвара Степановна сама вынимала. Только носить их в школу некому, все заняты.

- А! Ну, сейчас, сейчас… Какой день-то, Женя! Тебе хорошо?

- Хорошо, Тося, и грустно!

- Понимаю… - тихо сказала Тоня.

Женины глаза медленно наполнились слезами:

- Да… о маме все думается… Я пойду, Тосенька. Ты поторопись.

В доме никого не было. В комнатах стояла та чуточку тревожная, полная легкого воздуха тишина, которая бывает заметна только в большие праздничные дни.

Тоня поплескалась у умывальника, накинула старенькое платье и, залпом выпив кружку холодного молока, побежала к Заморозовым. Там она нашла Варвару Степановну и Мохову. Пироги выстроились на столах и лавках. Какой из них был лучше, Тоне не удалось определить. Все - и круглые, и продолговатые, и аккуратно защипанные маленькие - выглядели красавцами.

С великими предосторожностями, чтобы не повредить их непрочной пышности, пироги понесли в школу. Там в учительской орудовала хозяйственная комиссия. Нина Дубинская вынимала из корзин блестящие, накрахмаленные скатерти. Лиза с повязанной после мытья головой пересчитывала столовые приборы и от радостного нетерпения приплясывала, не забывая, впрочем, покрикивать на мальчиков. В зале украшали сцену цветочными гирляндами, укрепляли портреты и лозунги. Мухамет-Нур расставлял стулья, гардеробщица Маруся чистила дверные ручки, а Митхат со Степой бегали по коридорам с ворохами зеленых веток.

Эта горячая суета так захватила Тоню, что она опомнилась только в пять часов, когда Лиза истошным голосом закричала:

- Кончайте работу, девочки! Одеваться пора!

Тоня, запыхавшись, прибежала домой, наспех проглотила несколько ложек супа и начала собираться.

Девушки заранее сговорились не открывать тайну своих бальных туалетов, чтобы поразить друг друга на выпускном вечере. В раздевалке стоял гомон, в котором преобладали высокие ноты.

- Лиза-то, Лиза! Зеленая, как молодая трава!

- А у Женечки до чего мягкий шелк! Как ложится красиво!

- И мне нравится, что матовый, без блеска.

- Ну-ка, Тоня, покажись!

- Ой, девочки, как замечательно! Вся золотая!

Тоню поворачивали во все стороны, - расхвалили и материю и цвет, и фасон. Она сама так же деловито осмотрела светлозеленое платье Лизы, молочно-белое Женино, голубой наряд Нины и розовый - Мани. А громоздкая, с рябинками на лице Стеша Сухих пришла в алом, как мак, платье и выглядела в нем совсем хорошенькой.

- Все цвета радуги! Ведь это что! - изумился Мохов, разглядывая подруг. - Ты посмотри, староста, - поймал он за рукав Анатолия Соколова, - с какими девушками мы, оказывается, столько времени учились!

- А ты только сейчас разглядел? - задорно откликнулась Лиза, быстро повернувшись к Мохову, отчего взметнулись ее кудри. - Зря, значит, я старалась столько лет тебе нравиться. Пропали все мои труды!

Мохов, очевидно, принял сказанное всерьез и озадаченно посмотрел на Лизу:

- Как же, старалась ты! Изводить меня старалась…

Сидевшие в зале выпускники и гости начали аплодировать, когда семья Кулагиных появилась в дверях. Смущенная Варвара Степановна кланялась во все стороны знакомым, а Николай Сергеевич, приосанившись, расправлял усы.

С этой минуты время для Тони понеслось со страшной быстротой. Каждое мгновенье несло с собой что-то необыкновенно интересное и новое. Хотелось задержать его, чтобы почувствовать все, что творилось в зале, полнее и глубже, но уже наступало иное, столь же волнующее и замечательное.

Тоня вместе с другими хлопала входившим Моргуновым, семье Дубинских, Моховых, Жене с отцом. Потом перед ней появилась какая-то незнакомая нарядная девушка. Она прикоснулась к Тониному плечу и сказала:

- Места для выпускников в середине. Пересядьте, пожалуйста.

Тоня с изумлением узнала в незнакомой девушке Татьяну Борисовну и покорно перешла на указанное место, между Илларионом и Женей. Она снова обернулась к дверям, но они оказались уже закрытыми, а между тем люди продолжали аплодировать, и у всех были взволнованные и добрые лица. Ужаснувшись, что пропустила что-то важное, Тоня обернулась к сцене. Там за длинным столом рассаживались преподаватели и гости. Она едва успела отметить про себя выражение глубокой и гордой радости на лице Сабуровой и улыбку директора прииска, как на сцену вошел Василий Никитич Круглов - секретарь обкома, встреченный шумными приветствиями. Видимо, он только что приехал: лицо его было еще красно от горного ветра. Трудный путь одолела маленькая обкомовская машина, чтобы привезти его на торжество Тони и ее друзей.

Круглов весело поклонился и сел, разглаживая слежавшиеся волосы, под которыми обнаружился широкий, не загоревший лоб. Казалось, гость, так же как выпускники, ждет от вечера много интересного.

Когда приветствия стихли, со своего места поднялась Сабурова. В доброжелательной тишине мягко и внятно прозвучали ее слова:

- Дорогие друзья…

Надежда Георгиевна говорила о страшной военной буре пронесшейся над страной, о том, что врагу не удалось сломить стойкость советских людей, говорила о едином стремлении всего народа поднять свое хозяйство, свою промышленность культуру на новую, небывалую высоту.

Она внимательно всматривалась в лица учеников:

- И вы теперь включаетесь в эту великую борьбу, великую стройку. Я хочу пожелать вам быть в ней такими же деятельными, какими вы были в школе, всегда ясно видеть перед собой жизненную цель, а цель у всех одна - приносить счастье и славу Родине своей работой.

Сабурову прервали жаркие, как вспыхнувший костер, рукоплескания. Она спокойно переждала их.

- Когда мне хочется помечтать, - продолжала Надежда Георгиевна, - я представляю себе свои будущие встречи с нашими учениками. Вот я вхожу в чудесное здание. Оно трогает и потрясает великолепной пропорциональностью, благородством архитектурных деталей, массой света и воздуха. Это застывшая музыка, как сказала кто-то об архитектуре. И мне говорят, что его построил Толя Соколов. Я встречаю смелого летчика совершившего необычайный по трудности полет, и узнаю в нем Колю Белова. Читаю талантливое исследование о нашем крае написанное Тоней Кулагиной. Наслаждаюсь игрой молодой актрисы Жени Кагановой. Я слышу о важном математическом открытии Нины Дубинской, о великолепной работе геолога Андрея Мохова… И все мои мечты могут сбыться, потому что я знаю своих учеников, знаю, что им будет предоставлено все, что нужно, для развития их способностей.

Гордость и благодарность переполняли Тоню. От волнения она на секунду даже перестала ясно видеть. Какая-то радужная сетка поплыла перед ней. Речи директора и парторга прииска благодаривших выпускников за культурную работу, за хорошее влияние на молодых производственников, она слышала смутно и очнулась, только когда сильный и ясный голос секретаря обкома наполнил весь просторный зал. Наверно, если бы Круглов выступал на большой площади, все равно во всех концах ее люди слышали бы каждое слово. Он говорил о любви советского человека к своей стране, к своему краю.

- Наша область очень велика. Она по территории больше таких государств, как Бельгия, Швейцария или Дания. Населяют ее главным образом хакасы и русские. Вы знаете, что когда-то хакасы считались самым отсталым народом в России. Они и письменности своей не имели. Их причисляли то к татарам то к киргизам. А жили они так примитивно и некультурно что если бы эта жизнь продолжалась еще несколько десятилетий, народ бы вымер. Впрочем, тогда это считалось в порядке вещей. Енисейский губернатор Степанов так и писал в своих донесениях: «Туземцы довольно стремительно вымирают, да это, собственно, процесс вполне естественный и исторически узаконенный».

Теперь из этого когда-то забитого народа выходят великолепные врачи, агрономы, инженеры, учителя. Открыт научно-исследовательский институт языка, литературы и истории, много учебных заведений, больниц, клиник. Молодые поколения хакасов растут здоровыми и усердно трудятся, чтобы сделать жизнь своего народа еще лучше.

Область наша очень богата. У нас много земли, великолепные леса, быстрые реки, огромные степи, где пасутся косяки наших славных скакунов и отары овец, высокие горы, в которых лежат медь, золото, железо и другие ценные металлы. Природой дано нам многое, но чтобы использовать все эти богатства, человек должен упорно работать.

Начнем с земли. Она хороша, нет спору! Наша Широкая степь - это тысячи гектаров плодородной почвы. Но у нас мало осадков поля страдают от засухи, ветры выдувают и верхние слои почвы и посевы. От этой же беды страдают наши стада и табуны. В прежние годы сенокосы здесь всегда были плохие.

Что же делают советские люди? - возвысил он голос. - Задерживают снег на полях, используют талую воду сажают в степи лес, чтобы зеленые стены его защищали посевы от ветра. А главное, серьезно взялись за орошение. Каждый ручеек направляют на колхозные поля. Мы решили сеять только на орошаемых площадях. Это не значит, что неорошаемые будут лежать незасеянными. Нет, всю нашу землю нужно сделать орошаемой!

Мы проводим постоянные и временные каналы, нарезаем борозды… Опытные поливальщики следят за тем, чтобы вода равномерно распределялась по пашням, не размывала почву, не застаивалась болотом… В иных местах нашей области поливка повысила урожай пшеницы в пять раз. Но этого нам мало. Нынче мы хотим дать воду всей Широкой степи. Вы знаете, что скоро начнет действовать огромный канал, на трассе которого трудятся колхозники и рабочие всех наших районов…

Некоторые из ребят, окончивших школу, сами работали в прошлом году на канале. Они не удержались и захлопали, к ним присоединились все слушавшие секретаря.

- Теперь животноводство, - продолжал он. - Ну, о сенокосах я уже сказал. Понятно, что чем больше воды, тем лучше травы. Но не только о корме заботятся животноводы. Они улучшают породу, лечат животных, стараются увеличить и сохранить приплод, оберегают табуны и стада от диких зверей, тут им на помощь приходят охотники…

А леса? Великолепны наши кедры, пихты, лиственницы… Много леса требуется заводам, приискам, каналу, электростанциям. Надо вырубать спелые и перестойные участки, подсаживать новые. А передвигаться по лесистым местам у нас нелегко: горные перевалы, реки, порою болота. Однако пробираются через горы и заросли наши объездчики, инспекторы, техники, инженеры… Одни охраняют леса, другие перерабатывают древесину. У нас ведь делают и пихтовое масло, и смолу, и деготь, и скипидар… Третьи валят лес, четвертые сажают, пятые сплавляют… А для сплава нужно подготовить реки, очистить их русла, убрать заломы[10], отремонтировать плотины. И все должно быть готово во-время. Весенний паводок держится недолго, потом реки мелеют. Недаром у сплавщиков есть поговорка: «Плавь лес по первой воде - не будешь в беде».

Ископаемые… Ну, вы сами на прииске живете, знаете что не просто золото из земли добыть… А мы добываем и уголь, и железо, и медь. За годы пятилеток выросли в нашей области заводы, копи, рудники. Армия геологов продолжает розыски новых богатств земли. В новой пятилетке мы хотим сильно увеличить добычу, значит в первую очередь усиливаем геологоразведку.

Наши дороги… Старым здешним заводчикам приходилось переправлять отсюда грузы на плотах или гужом. Из-за плохого сообщения закрывались прииски. А мы всю область хотим покрыть сетью дорог. И не только шоссейные будем проводить «железные. Некоторые районы скоро услышат паровозные гудки.

Растет и культура в области. Я вот недавно с одним фронтовиком беседовал. Он говорил: «Такая разрушительная война не только на экономику, но и на культурное состояние народа должна была повлиять». С этими мыслями он домой ехал, в наш областной центр. А приехал - увидел: за годы войны научно-исследовательский институт открылся, педагогический институт, театр, новые клубы, кино… Конечно, правильное заключение фронтовик сделал: ни в какой другой стране это немыслимо. А у нас, товарищи, есть возможность и во время войны создавать научные учреждения. Во время войны,[10] я сказал. Что же говорить о мирном времени?

- Правильно! - раздался чей-то бас.

- Да, это правильно, товарищи! - спокойно подтвердил секретарь. - Надо только работать. Вы посмотрите на нашу областную доску почета. Там записаны имена чабана Саражакова, у которого великолепная отара овец и ни один новорожденный ягненок не погиб; забойщика Ильина, что выполняет план на триста шестьдесят процентов. Звеньевой Румянцевой - она отличилась на посеве зерновых. Тракториста Абжилаева. Это танкист бывший. Про него у нас говорят: «На тракторе, как на танке, работает». Инженера Кобежикова, который старую поломанную драгу собрал и заставил работать. Молодой актрисы национального театра Аёшиной. Вашего шофера Трескина, что работает без аварий и простоев. Мастера Кулагина, забойщика Таштыпаева…

Так трудятся наши люди. К чему я вам все это рассказываю? Вы и без меня знаете, наверное. К тому, чтобы вы еще раз подумали, сколько труда должен потратить человек, чтобы земля, вода, лес, горы отдали людям свои богатства. Подумайте и приложите это к себе. Вы из школы богатства вынесли немалые - знания ваши. Но вам нужно, где бы вы ни были, чем бы ни занимались, еще много над собой поработать, чтобы все богатство ваших сил, способностей, ума было отдано Родине.

Вы у нас вроде как победители нынче. Но вы знаете, товарищ Сталин говорит, что хотя и принято считать, будто победителей не судят, не критикуют, но это неверно. Можно и нужно судить, критиковать их, проверять. Товарищ Сталин говорит, что это полезно не только для дела, но и для самих победителей. Так вы об этом не забывайте: чаще критикуйте, проверяйте себя.

В нашей стране сейчас идет всенародное созидание от Курильских островов до Карпатских гор. Великая стройка!..

Он рассказал, какие изменения должны произойти в области в ближайшие годы. Светлые глаза его смотрели куда-то далеко. Может быть, беседуя со вчерашними школьниками, он видел уже, что будет завтра, видел перед собой новые рудники, заводы, города среди таёжных гор…

- Так хочет народ. Так хотим мы, коммунисты. Много должна затратить сил и средств наша Родина, много разных материалов ей потребуется. Потому и спешат наши предприятия дать как можно больше стали, чугуна, угля, химических продуктов, одежды, обуви. Получи мы все эти материалы, товарищи?

- Получим! - уверенно выдохнул зал, точно отвечал один огромный человек.

- И со стройкой справимся?

- Справимся! Непременно!

- Будет так! - твердо сказал секретарь и наклонил голову. Около губ его резко обозначились складки, и лицо стало немолодым, упрямым. - Будет так, как бы ни старались нам помешать!

Он опять взглянул на выпускников, взгляд его прояснился:

- Но чтобы так было, нужен еще один, самый главный, самый драгоценный материал: люди. И вот я уверен, что этот отборный материал поставляют и будут поставлять нам наши школы. Живите, молодые коммунисты, так, чтобы мы гордились вами, чтобы те светлые свойства, которыми наделили вас советская семья и советская школа, крепли и развивались.

Под яростные рукоплескания вставших слушателей он стал отступать к столу, сам аплодируя залу.

А на сцену неожиданно для Тони вышел ее отец Николай Сергеевич одернул пиджак и оглядел молодежь так придирчиво и неодобрительно, словно хотел сказать: «Ишь, расселись тут!»

Тоне показалось, что сейчас он припомнит все их детские прегрешения и начнет журить за них. И старый мастер действительно кое-что припомнил!

- Я, товарищи, виновников торжества как свои пять пальцев знаю. На глазах росли. Помню, как Ниночка Дубинская учиться ленилась, как Мохов Андрюша взрыв в классе устроил, как Лариоша Рогальский малышей-трехлеток в корзину усадил, да и спустил на веревке вниз с третьего этажа нового дома. Я им много чего припомнить могу. Что говорить: расторопные ребята были!

В зале смеялись.

- Вот какие секреты открываются! Интересно! - заметил Круглов.

Ободренный смехом, Николай Сергеевич сказал, что из бывших озорников вышли культурные, передовые люди, как их здесь называют - «будущие строители», «молодые коммунисты». Со временем они могут и до крупных дел дойти - «во всесоюзном, так сказать, масштабе». Он благодарил от лица всех родителей школу и учителей.

- Вы, дружки, не забывайте, кому обязаны. Позор тому, кто из памяти свою школу выпустит и все, что в ней приобрел. Смотрите у меня! - Эти слова он выговорил грозно и, подняв худую, жилистую руку, погрозил выпускникам. - Ну… желаю вам!.. Пусть все, что замыслите хорошего, исполнится. Не обижайтесь!

Николаю Сергеевичу долго хлопали. Тоня старалась из-за спин соседей увидеть отца, опять усевшегося рядом с Варварой Степановной, но в это время Надежда Георгиевна сказала:

- Сейчас, товарищи, мы начнем вручать аттестаты.

Снова настала тишина. Тоня крепко ухватилась за Женину руку.

- В первую очередь будут вызываться окончившие школу с почетной наградой - золотой медалью, - раздельно произнесла Сабурова. - Попросим сюда Нину Дубинскую.

Сабурова пожала руку Дубинской и что-то сказала ей, но слова утонули в гуле приветствий. Держа обеими руками аттестат и коробочку с медалью, Нина спустилась в зал. Навстречу ей метнулись взволнованные родители. Докторша, не стесняясь, всхлипывала и повторяла:

- Ниночка! Голубчик! Медалистка!

- Кулагина Антонина!

Тоне показалось, что она очень долго шла, пока достигла лесенки, ведущей на сцену. Она с таким смятением взглянула на Сабурову, что Надежда Георгиевна улыбнулась. Приветственные слова не дошли до сознания Тони. В мозгу осталось только начало фразы: «С законной гордостью…» Она повторяла ее про себя, возвращаясь и чувствуя в руке, вдруг похолодевшей, теплоту прикосновения мягкой руки Сабуровой. На лестнице Тоня наступила на подол своего длинного платья и чуть не упала, но в ту же минуту ожидавший дочь Николай Сергеевич поддержал ее и бережно свел вниз.

- Ну, спасибо, дочка… Спасибо, Антонина Николаевна! - повторял он растроганно. - Утешила!.. Пойди к матери-то, покажи ей…

Твердые светлые глаза Варвары Степановны были влажны, когда она крепко поцеловала Тоню. Но мать сейчас же справилась с волнением и шепнула:

- Иди, Тоня, на место. А ты не мельтешись, Николаи Сергеевич, не мешай людям.

Но успокоить отца было невозможно. Он весь сиял, неудержимая улыбка расплывалась по его лицу. Завладев аттестатом и медалью, Николай Сергеевич то разглядывал их сам, то показывал соседям и все время возбужденно шептал что-то на ухо жене.

Золотые медали, кроме Тони и Нины, получили Илларион Рогальский и Толя Соколов, а серебряные - Лиза, Петя Таштыпаев и Ваня Пасынков.

Надежда Георгиевна стала вручать аттестаты.

Громадный, неуклюжий Николай Белов, выйдя на сцену, переступил с ноги на ногу, широко улыбнулся, ни слова не говоря, сгреб в свои медвежьи объятия Сабурову и расцеловал в обе щеки. Этот поступок Коли был встречен сочувственным смехом зала и президиума, а Надежда Георгиевна стала держаться в некотором отдалении от вызываемых выпускников, опасаясь, чтобы еще кто-нибудь не вдохновился примером Белова.

Передавая аттестат Мохову, она ласково сказала ему:

- Поздравляю, Андрюша! Держи свою путевку в жизнь.

Андрей необыкновенно громко, как он всегда говорил в решительные минуты, пробасил:

- Держу, Надежда Георгиевна, не выпущу!

Товарищи Мохова хохотали, а мачеха его, взволнованная до красных пятен на лице, всплеснула руками:

- И тут начудил, чортушко нескладное!

Ответную речь от выпускников держал Илларион. Он снял очки и вертел их в руках. Разгоревшееся лицо его казалось совсем мальчишеским, а близорукие глаза щурились растерянно и мило.

- Мы знаем, - говорил Ила, - сколько времени и труда отдали нам наши воспитатели, знаем, что ради нас они забывали свою личную жизнь. Всем, всем спасибо, всему коллективу преподавателей. Никогда мы не забудем Надежду Георгиевну. Около нее все становились лучше, честнее, каждый задумывался над своими поступками, проверял их. Она дала нам огромное богатство: веру в себя, в жизнь, в наше будущее. Такие педагоги, как она, Петр Петрович, Александр Матвеевич - преданные члены партии, люди больших знаний, высоких моральных качеств, - были нашими руководителями не только в учебе, но и во всех вопросах, которые нас волновали.

Ила вспомнил всех преподавателей, помянул добрым словом учителей младших классов, потом близорукие глаза его отыскали Новикову.

- Вот Татьяна Борисовна занималась с нами только полгода. Не сразу мы к ней привыкли. Были недоразумения. Но новый руководитель нашего класса работал с душой. Подготовку к экзаменам она вела, словно боевое задание выполняла. - Илларион улыбнулся, а десятиклассники шумно захлопали в ладоши, и он, стараясь перекричать аплодисменты, громко закончил:. - Все мы старания Татьяны Борисовны оценили и приносим ей большую благодарность!

Новикова, медленно краснея и прижав руки к груди, не сводила глаз с Рогальского. Тоня, глядя на нее, тоже захлопала изо всех сил.

Торжественная часть вечера кончилась. Выпускники вскочили с мест, кинулись поздравлять друг друга, подбегали к сцене, кричали приветствия учителям.

А Тоня, пожимая со всех сторон тянувшиеся к ней руки, вдруг вспомнила, что сказала ей Надежда Георгиевна, будто только теперь услыхала:

«С законной гордостью ты можешь принять этот аттестат и большую, почетную награду, которой удостоена. В течение десяти лет ты была украшением школы и ни разу не сбилась с пути, которым должен идти советский школьник, пионер и комсомолец. Иди и дальше так же прямо».