Чистое золото

Глава шестнадцатая

- Расплавленный кварц когда-то поднялся из глубины земли. Потом тяжелые пласты его застыли, затвердели. У кварца молочно-белый излом. Иногда в нем блеснет золотника, встретится листочек слюды… зеленоватый такой. А порой кварц выглядит желтым или бледнокрасным - значит, в нем есть примазка охры. В природе постоянно идут процессы окисления, выветривания, вымывания. Вода, ветер, солнце работают непрерывно. Они подтачивают огромные горы, обломки уносятся вниз - в долины, на берега рек. Мощный кварц превращается в жалкие обломки, в песок; он смешивается с наносной породой… Так образуются россыпи. Считают, что если в россыпи богатое содержание золота, значит коренное месторождение разрушено. Но я верю, что выходы коренных жил здесь целы и в них окажется еще больше золота, чем в россыпях…

Тоню слушали, не переставая работать. В шахте шло непрерывное опробование. Первая неудача не обескуражила бригаду. Ребята не сдавались.

Для Тони ночное путешествие кончилось благополучно. Она только слегка поморозила кончики пальцев на ногах и на другой же день вышла на работу. Вторая проба показала слабые знаки золота. Радости не было конца, но третья и четвертая пробы не дали ничего. Предстояло еще и еще добиваться ответа у скупой шахты.

Бур все глубже уходил в рудное тело. Под коронкой его в скважину была насыпана дробь. Попадая в торец буровой коронки, она вращалась вместе с ней и высверливала столбик кварца - керн. Такие аккуратные столбики ежедневно подавались наверх для лабораторного анализа.

- Не идет Михаил Максимович, - сказал угрюмо Андрей.

- Значит, плохие вести, коли не торопится, - пробормотал Маврин. Он выпрямился, зеленые глаза его вдруг загорелись: - Честное слово, ребята, вчера чуть было не напился! Вот до чего понятно мне показалось, как люди от неудачи спивались… Ведь сколько трудимся над ней, над Лиственничкой этой, обхаживаем ее, улещиваем, а она уперлась - и ни в какую. Эх, думаю, напьюсь с горя!..

- Ты что, очумел? Что за разговоры такие?

- Ты стой, бригадир, стой, не ершись! Я ведь говорю «чуть было». Ничего этого не случилось. После таких мыслей сильней раззадорился, решил: не отступлюсь ни за что. Начальство запретит дальнейшие пробы - ночью приходить буду, искать. Не может быть, чтобы не сдалась, проклятая…

- Ой, не ругай шахту! - боязливо вымолвила Стеша.

- Что, горного боишься?

- Да какой тут горный! Просто слушать как-то неприятно. Она, может быть, скольких людей кормить будет, а ты ее ругаешь.

- «Может, может»!.. - бормотал Санька. - Пока только завтраками кормит!

Тоня посмотрела на товарищей. У всех осунувшиеся, измученные лица, нетерпеливая тоска в глазах… Давно не озорничает Санька, перестал шутить и улыбаться Андрей. Одна мысль мучит каждого: неужели работали зря и в Лиственничке ничего нет?

Тоня молча переглянулась с Зиной и увидела слезы в широко открытых, всегда спокойных глазах.

- Товарищи, подтянуться надо, - сказала Тоня, стараясь, чтобы голос звучал твердо и уверенно. - Даю слово: мы Лиственничку победим. Что-то очень распустились! Санька напиться готов, Зина - плакать… Позорно, я считаю, для такой бригады, как наша.

- Пробирай, пробирай! - незлобно отозвался Маврин. - Хоть и знаешь, что я не напьюсь, а Зина не заплачет, все-таки на случай дай нам жару.

Мохов, возившийся с какой-то неподатливой стойкой, вдруг поднял от работы красное, потное лицо и прислушался.

- Идет Каганов, - глухо сказал он.

Бригада кинулась навстречу инженеру.

Спустившись с последней ступеньки лестницы, Михаил Максимович увидел бегущую к нему молодежь.

Лукаво прищурясь, он глядел на ребят. У всех вытянутые шеи, рты полуоткрыты, и все глядят на него, точно хотят проглотить.

- Ну? - непочтительно выдохнул Санька и облизнул пересохшие губы.

За ним вся бригада повторила:

- Ну? Что же?

- Позвольте вас поздравить, товарищи! - громко и значительно сказал Каганов. - Последние пробы показали высокое промышленное содержание золота!

- Ура-а!

- Ура! Наша взяла! Одолели!

Орали во всю силу молодых глоток, трясли руку Каганову, смеялись…

Андрей бросил шапку оземь и обеими руками взъерошил мокрые, слипшиеся вихры. На лице Маврина застыло выражение прекрасной задумчивой гордости. Кенка вдруг осторожно обнял Зину и глянул на нее так радостно и любовно, что бледная серьезная девушка, медленно краснея, расцвела улыбкой, в которой были и широкая радость и нежное лукавство.

А Тоня сильным движением раскинула руки, точно хотела обнять всех, кто делил с нею труды и тяготы. Вот оно, снившееся по ночам, не дававшееся в руки, прошенное и моленное у старой шахты чистое советское золото!

Михаил Максимович подошел к ней. Тоня шевельнула губами, но ничего не сказала. Только светло и благодарно сияли ее глаза. Была в них вся сила жизни и вся вера в грядущее. И седеющему инженеру подумалось: всего на свете, даже самого невозможного, добьется эта молодость.

Он почувствовал, что у него перехватило горло от волнения, и сделал над собой усилие, чтобы сказать строго:

- За дело, друзья, за дело! Чем больше скважин мы пробурим, тем точнее будем знать содержание золота.

К Новому году Тоня неожиданно для себя получила много денег. Всем членам бригады выдали премию, прибавилась обычная заработная плата, сверхурочные. Словом, ребята разбогатели.

Когда Варвара Степановна спросила, что дочь хочет купить к празднику, Тоня, не задумываясь, ответила:

- Мне самой ничего не надо, а хочу я хорошо отпраздновать Новый год.

- Это мы предчувствовали, - засмеялась мать. - Уже говорили с отцом, что всю твою бригаду надо позвать и угостить как следует.

- Да, мама! Уж мы скупиться не будем, правда? Только бригада - это еще не все. Я много гостей хочу позвать. Сейчас мы их запишем.

Тоня побежала к себе в комнату за карандашом и бумагой, крикнув отцу:

- Папа, иди помогать!

Николай Сергеевич вышел из спальни и надел очки.

- Михаила Максимовича непременно, - перечисляла Тоня. - Женя ведь на зимние каникулы не приедет, он один… Татьяну Борисовну обязательно. Петра Петровича с Александром Матвеевичем, Моргуновых со Степой и Мухамета с Митхатом. Еще… ну, Надежду Георгиевну само собой…

- Об этом говорить нечего, - заметила Варвара Степановна. - Да сможет ли она?

- Сможет! Мы с Андреем вчера к ней заходили. Доктор Дубинский всерьез за нее взялся, ей лучше.

- Чего доброго, уже в школу собирается?

- Нет, в школу еще не пойдет. Петр Петрович замещать ее будет.

- Правильно, пусть отдохнет, - сказала Варвара Степановна и значительно взглянула на мужа.

- Что же не всех перечисляешь? - спросил Николай Сергеевич. - Заварухиных звать надо.

Тоня удивленно и смешливо посмотрела на отца.

- Да, да, да! - быстро сказала она. - Конечно, надо. Я только хотела, чтобы ты сам об этом вспомнил… Ну, и еще Иона с Ионихой.

- Куда я такую уйму народу посажу? - заволновалась мать.

- Усядутся, - решил Николай Сергеевич, - и сыты будут, пирогов хватит.

Он все еще праздновал свое примирение с дочерью. Ходил веселый, смотрел на Тоню влюбленными глазами и ни в чем не мог отказать ей.

- Ну, значит, иди, Варвара, на расправу, - пошутил отец. - Придется тебе поработать!

- Ладно уж, - отозвалась Варвара Степановна.

Старики шутили, но оба они, как и Тоня, чувствовали необычное значение нынешнего Нового года. Он знаменовал первый успех дочери в серьезной работе, был как бы разрешением долгой, тяжелой ссоры. Нужно, чтобы праздник получился особенно радостным и обильным.

Тоня сама убирала дом. Ей хотелось, чтобы нигде ни пылинки не было. Хозяйством занималась мать и, против обыкновения, даже похвасталась:

- Ну, нынче, кажется, я твоих гостей угощу неплохо.

- Когда же ты плохо угощала?

А Николай Сергеевич перебирал в уме имена приглашенных, и все они казались ему очень хорошими людьми. Даже удивительно, как они выросли в его глазах после примирения с дочерью.

Гости собрались в назначенное время, и в самом деле каждый по-своему был так хорош и интересен, что стоило рассмотреть его подробно.

Молодые горняки Маврин Александр Иванович, Андрей Мохов, Иннокентий Савельев и братья Сухановы щеголяли новыми костюмами. Правда, на худощавом Димке брюки сидели мешковато, а у моховского пиджака были коротки рукава, но на такие мелочи никто не обращал внимания. В общем, ребята выглядели молодцами. Каждый из них принес какое-то добавление к праздничному ужину и, несмотря на протесты Варвары Степановны, вручил его хозяйке.

Девушки немного дичились. Стеша прежде лишь изредка заходила к Кулагиным, а Зина была в доме впервые. Но, повидимому, им понравилось, что Варвара Степановна говорит с ними, как с близкими знакомыми. Значит, Тоня рассказывала матери о своих подругах и отзывалась о них хорошо.

Сабурова была бледна, но говорила, что чувствует себя гораздо бодрее. В самом деле, после долгого разговора с Василием Никитичем она обрела душевный покой и уверенность.

Тоня усадила старую учительницу на диван и все норовила засунуть ей за спину еще одну подушку, хотя Надежда Георгиевна уверяла, что ей очень удобно.

- Товарищи, имейте в виду, что доктор разрешил Надежде Георгиевне только встретить Новый год, а потом сейчас же домой и в постель. Ей теперь нужно много спать, - предупредила Новикова.

- Доставим, - кратко ответил Петр Петрович.

- Все провожать пойдем!

Петр Петрович сначала углубился в старенький Тонин гербарий, который неизвестно как углядел на этажерке среди книг. Он так сосредоточенно разглядывал осыпавшиеся веточки кедра, лиственницы и пихты, будто в жизни не встречал таких растений. Но когда к нему подсели Андрей Мохов, Павел и другие ребята, он отложил гербарий, закурил трубку, и из-под кустистых бровей проглянула светлая голубизна его глаз.

Зато Александр Матвеевич сразу попросил разрешения снять пиджак, засучил рукава белоснежной рубашки и стал помогать Варваре Степановне. Он ловко раскупоривал бутылки, с большим искусством разрезал жареного гуся и еще успевал при этом говорить приятные слова девушкам. Во всяком случае, они смеялись, слушая его.

Татьяна Борисовна принарядилась и завила свои прямые волосы, что очень шло к ней. Тоня и Стеша поторопились сказать ей об этом.

Молодая учительница тоже хозяйничала и сильно беспокоилась о сладком пироге, который пекла по своему рецепту: без дрожжей и без соды, только масло и мука. Варвара Степановна с сомнением поглядывала на этот плоский и тяжелый пирог.

Михаил Максимович сегодня меньше сутулился, и лицо его никак нельзя было назвать «скорбным ликом», как говаривала докторша Дубинская. Он получил новогоднее поздравление от Жени и ее карточку. Женя была снята вместе с Толей Соколовым и какой-то незнакомой девушкой около Медного всадника. Очевидно, снимок был сделан в туманный ленинградский день и получился довольно расплывчатым, но Женя попала в фокус, и большие глаза ее смотрели на отца удивленно и ласково. Каганов всем показывал эту карточку и каждый раз бережно прятал ее в бумажник.

- Лучший подарок ему к Новому году, - тихо сказала Тоне Варвара Степановна.

Мухамет-Нур немножко подавлял молодежь своими солидными и полными достоинства манерами. Он степенно разговаривал с Николаем Сергеевичем и не переставал следить за Митхатом.

Дарья Ивановна была торжественно-тиха. По временам она дергала за рукав Иониху, высокую старуху с терпеливым морщинистым лицом, удивительно похожую на своего мужа. Показывая на портреты хозяев, тетя Даша шептала:

- Это вот старик, когда молодой был… Сурьезный… А вон сама. Представительная женщина.

Ион расхаживал по комнатам, мягко ступая в расшитых унтах. Подмигивая Тоне, он угощал ребят табаком и внимательно слушал Петра Петровича. Он всегда издали уважал завуча, но встретился близко с ним впервые.

- Это, однако, большой человек, - сказал он Николаю Сергеевичу. - Слова свои бережет, говорит мало.

Павел вместе с другими ребятами сидел около Петра Петровича. Тоня, накрывая на стол и хлопоча по хозяйству, взглядывала на него. Ее радовало, что он ничем не отличается от своих товарищей, только одет не в новый костюм, а в свои военные брюки и белую, расшитую у ворота колосками и синими цветочками рубашку. Он поворачивал к собеседнику внимательное лицо, когда слушал, говорил громко и весело. Посторонний, не знающий его жизни человек, взглянув на Павла, не смог бы предположить, что юноша слеп. Несчастье перестало отделять его от людей. И странное дело: с тех пор как он почувствовал себя на прииске нужным, своим человеком, к нему вернулись его прежние манеры. Он так же крутил головой, когда его что-нибудь сильно смешило, откидывал назад волосы и улыбался широко и смело.

Митхат нетерпеливо смотрел на дверь, поджидая Степу. Он освоился в незнакомом доме быстро: нашел в углу низенькие скамеечки, когда-то сколоченные отцом для маленькой Тони, усадил Алешу и уселся сам возле кадки с фикусом.

- Тут у нас будет лес, ага?

- Ага, - отозвался Алеша, с интересом глядевший на нового знакомца.

- Сейчас придет мой товарищ Степа, мы с ним на охоту пойдем, а ты будешь дом сторожить.

- А я на охоту?

- Ребенки на охоту не ходят, - важно ответил Митхат.

Моргуновы сильно запаздывали, и Тоня начала уже подумывать, что они не придут. Но в сенях наконец послышалось шарканье ног и прозвучал высокий голос Степы. Тоня широко распахнула дверь и ахнула. За стариками и Степой стоял еще кто-то - какая-то девушка. Тяжелые кудри выбивались из-под платка, блестели проказливые глаза.

- Лиза? Лизка! Ты!

- Антонина! Подружка моя!

Девушки обнимались, глядели друг на друга, начинали смеяться и снова обнимались.

- Что же мне никто не сказал, что Лиза приедет? - кричала Тоня.

- Да коли сама не сообразила, решили молчать, чтобы сюрприз вышел, - сказала Варвара Степановна.

- Лизка! Я ведь действительно не сообразила, что ты можешь приехать! Новоградск-то не Ленинград - близко. Я просто замоталась, вздохнуть было некогда! - быстро говорила Тоня.

- Где тебе сообразить, когда друзья могут приехать! Ты теперь важное лицо - бригадир!.. Здравствуйте, Надежда Георгиевна, дорогая! Здоровье как? Перепугались мы с Нинкой, когда отец ей написал, что хвораете вы… Сейчас же телеграмму сюда послали… Ну, как теперь?

- Ничего, ничего, ожила. А Нина где же?

- Приехали и Нина, и Илларион, и Петя!

- Ой, так надо позвать их сюда! Мне сходить или, может, Степа сбегает? - всполошилась Тоня.

- Да успокойся ты! Никуда они нынче не пойдут. Ведь полгода своих не видели. Просили привет передать и сказать, что завтра к тебе явятся… Ну, а ты, Андрейка, соскучился без меня? - задорно спросила Лиза.

Андрей растерянно глядел на девушку.

- Что смотришь? Тоня, кто им теперь командует?

- Стеша… - засмеялась Тоня.

- Эх ты, варежка!

- Какая-то ты стала… рослая, что ли… - вымолвил Мохов.

- Вы, действительно, того… расцвели, Лизавета Панкратьевна, - сказал Петр Петрович.

А Александр Матвеевич сделал вид, что не узнает Лизу:

- Познакомьте меня, товарищи, с этой девушкой. Как, Лиза Моргунова? Моя бывшая ученица? Быть не может!

Лиза хохотала и была очень довольна.

- За стол прошу. Требуется старый год проводить! - возгласил Николай Сергеевич.

- Рано еще! Рано!

- Все равно, давайте садиться, - просила Тоня. - За столом все вместе, всех хорошо видно.

- А ты уже соскучилась по новым подружкам? - тихонько шепнула Лиза, украдкой косясь на Стешу и Зину. - Смотри, я только Женечку тебе прощала.

- Всех люблю, Лизавета, всех, ничего не поделаешь!

Уселись за стол, с удовольствием оглядывая расставленные на нем блюда.

- А вы знаете, кого мы на вокзале в Новоградске видели? - спрашивала Лиза. - Зинаиду Андреевну Соколову. Она в Ленинград ехала.

- Да, отпуск Зинаида Андреевна получила, к сыну отправилась, - подтвердила Анна Прохоровна, знавшая дела всех жителей поселка.

- Вот Анатолий обрадуется!

- Ведь сегодня ровно год, как я сюда приехала, - задумчиво сказала Новикова. - Помните,

Тоня?

- Еще бы не помнить! Мама тогда ягнят новорожденных принесла…

- А я вас смутила: спросила, не много ли на себя берете, что в наш далекий край заехали… - сказала Варвара Степановна.

Татьяна Борисовна и сейчас смутилась.

- Ну, что же, по-вашему: справилась я? - шепнула она.

- Может, не все еще ладно, - улыбнулась Варвара Степановна, - но в самом главном, по-моему, справились.

- Верно, Варвара Степановна, я то же говорю, - подтвердила Сабурова.

Тоня смотрела на всех сидящих за столом и представляла себе прошлый Новый год. Кажется, это было совсем недавно. Она пришла из школы, увидела в первый раз Новикову, ужинала с ней и Надеждой Георгиевной…

Она старалась вспомнить, какой была сама год назад.

Посмотреть в зеркало - как будто все такая же, только похудела немного да лицо обветрилось, а на самом деле изменилась, и сильно. Как определить это изменение, она не знала.

«Пожалуй, полней, интересней стало жить, - решила Тоня. - И в себя теперь больше верю».

Еще бы! Сколько нового принес промелькнувший год: окончание школы, первые радости и тяжести труда, новые отношения с людьми…

Татьяна Борисовна тогда была совсем чужая. Отец хоть и любил Тоню, но разве была между ними такая дружба, такое понимание, как сейчас, после этой мучительной ссоры? Ребят своей бригады она, за исключением Андрея и Стеши, совсем не знала. О Маврине порой думала с неласковым любопытством. А Павлик! Павлика тогда не было вовсе, и она только тосковала по нему. Теперь он здесь, сидит за столом в ее доме и каждый раз, когда Тоня взглядывает на него, оборачивается к ней, словно чувствует взгляд.

С того вечера, когда она уснула, положив руку на плечо Павла, ничего значительного не было сказано между ними, но Павел с такой покорной бережностью стал относиться к ней, точно чувствовал себя глубоко виноватым. А Тоне было хорошо, спокойно, и ничего другого ей не хотелось. Ее большая и важная тайна не мучила больше, а тихо грела, и Тоня иной раз спрашивала тайну: «Ты здесь, да? Ну потерпи еще немного, побудь со мной, укрытая от всех».

Она знала, что тайна только до поры с нею. Придет время - и она откроется. Когда и как это случится, неизвестно, только Тоня твердо верила, что огромное, летящее счастье приближается к ней. Это предчувствие большого крылатого счастья в прошлом году бывало только мимолетным, кратким ощущением, а теперь оно вошло в жизнь уверенно и прочно.

«Нет, этот Новый год лучше, во сто раз лучше прошлого, - решила Тоня, - а следующий будет еще лучше!»

Она прислушалась к разговору за столом. Гости тоже обсуждали прошлый год и загадывали о будущем.

- Лиственничка открывает огромные перспективы, - говорил Михаил Максимович.

- Вы подумайте, - перебивал отец, - сколько лет добывали только рассыпное золото, а оказалось, что основное богатство в рудном.

- Правда, что директор после Нового года в Москву едет? - спрашивал Санька.

- Да, да, - отвечал Каганов. - Будет добиваться, чтобы немедленно включили в план механизацию Лиственнички, постройку золотоизвлекательной фабрики.

- Разрешат! - уверенно сказал Маврин.

- А как же! Ведь это стране подарок богатый - наша Лиственничка!

- Расскажите, Михаил Максимович, что будет у нас на прииске в будущем году, - попросила Тоня.

- В будущем году, Тоня, мы будем называть Таежный уже не прииском, а рудником.

Каганов рассказывал, как затрещат в забоях старой шахты мощные перфораторы и белая пыль покроет бурильщиков с ног до головы - так, что они станут похожи на мельников; как отпальщики заложат патроны взрывчатки в пробуренные товарищами скважины, шустрый огонек побежит по шнуру и грохот взрыва заполнит шахту - он будет слышен людям далеко окрест. Богатая золотом руда поплывет по транспортеру, руду поднимут из шахты, и новые, беспрерывно движущиеся ленты транспортеров доставят ее на фабрику.

Перед слушателями вставали дробильные машины, с хрустом перегрызающие белый сахарный кварц. Он переходит из дробилки в дробилку, и куски его становятся все мельче, а потом шаровые мельницы - вращающиеся барабаны, в которых заложены стальные шары - разбивают, истирают кварц в порошок. И вот кварцевая пыль, смешанная с водой и маслянистыми веществами, поступает во флотационную машину в виде жидкой пульпы. Ее перемешивают лопасти машины, она пенится, и вместе с пеной наверх поднимается золото. Его соберут и отправят в сгуститель, а потом, в виде аккуратных плиток концентрата, в сушилку. Плитки уложат в тюки, и пойдет таежное золото плавиться в большой город.

- Фабрику будут строить на склоне гольца, чтобы материал шел к аппаратам самотеком, не так, как прежде вниз отправляли… - сказал Савельев.

- Ну, ясно: руда постепенно будет спускаться и проходить все процессы.

- Многоперфораторное бурение освоим, - размечтался Маврин. - Я давно мечтал о перфораторе. На Утесный рудник когда-то думал ехать, однако у себя на Таежном поработаю. Вот увидите - до семи забоев дойду, как Илларион Янкин, знатный бурильщик.

- Да, он - как в угольной промышленности Семиволос!

- Необязательно иметь много забоев, - объяснял Каганов, - можно в одном большом работать с несколькими перфораторами.

- Лавным способом! - обрадовался Кенка.

- Важнее всего, чтобы рабочее место было образцово организовано, - вставил Николай Сергеевич. - Я у вас порядок наведу… Хочу проситься мастером туда, на Лиственничку. Поучиться, конечно, придется.

- Скоростное крепление… - начал Костя Суханов.

Но Андрей перебил его:

- Погоди… Вот я читал, в Ленинграде нашли такой способ отпалки, что газов почти не получается. Надо нам этот рецепт узнать. После взрыва приходится ждать самое меньшее часа два, а тут - пожалуйста: через десять минут можно приступать к работе.

Как всегда, хоть Андрей не говорил ничего забавного, всех насмешила его горячность.

- Ты что, уже в запальщики собираешься? - спросил Павел.

- Я сказал: весь цикл работ хочу пройти.

- Хорошая вентиляция лучше всего «мертвый период» сокращает, - заметил Николай Сергеевич.

С ним заспорили так яростно, что Лиза, поглядев на всех, засмеялась.

- Они всё о своей шахте! Да вы о чем-нибудь другом можете говорить? - тормошила она друзей.

- Каждому свое, - сказал Петр Петрович. - Вот мы, - он посмотрел на Сабурову, Новикову, Александра Матвеевича, - мечтаем, чтобы наши десятиклассники отличные аттестаты весной получили, чтобы школа вперед шла, неуспевающих не было…

- А товарищ Ион, наверно, об охоте загадывает, как бы медведя поднять, правда? - спросил Александр Матвеевич.

- Правильно говоришь, - серьезно ответил старый охотник. - Ползимы - самое время медведя бить. Он думает, что полночи прошло, на другой бок переворачивается, тут его и поднимают… У нашей охотничьей артели план большой, много пушнины надо сдать.

- Медведи не подведут, - сказал Николай Сергеевич, наполняя рюмки. - Твое желание, Ион Иванович, исполнится. Вот не знаю, как у меня… В прошлом году желал, чтобы дочка уехала учиться, - не сбылось… Не знаю, как нынче…

- Непременно сбудется, папа! - крикнула Тоня. - Только не сердись: не на исторический буду поступать, а в Г орный институт.

- Это я давно понял, не возражаю.

- А я все мечтала, что буду твои исследования о нашем крае читать, - пожалела Сабурова.

- Я их попутно напишу, Надежда Георгиевна!

- Нет, дружок, попутно хорошо не напишешь. Может быть, Татьяна Борисовна это за тебя сделает. Статью свою она недавно мне читала. Очень живо и интересно написано.

- Послали в журнал-то? - спросил Петр Петрович.

Новикова, у которой при упоминании о статье заблестели глаза, радостно и смущенно закивала.

- Ну, у всех мечты заманчивые, ясные. Не помешали бы нам только… - задумчиво сказал хозяин.

- Кто посмеет нам мешать? - задорно крикнула Лиза.

- Как бы к новой войне дело не повернулось…

- Что ты, отец! Зачем такое говоришь?

Побледневшая Варвара Степановна положила на стол ложку, которой раскладывала на тарелки заливную рыбу. Суровыми стали лица учителей и Каганова. Строго и ясно смотрели ребята.

- Зачем говорю? Затем, что Черчилль недаром свою фултонскую речь произнес…

- Нет! - вдруг срывающимся голосом заговорил Павел. - Не может быть войны… Не может! Пусть они там какие угодно речи произносят. А наш первый во всей стране человек сказал, что миллионы простых людей на страже мира стоят… Во всем свете народ эту муку терпел, не захочет больше!

- Он еще сказал, - тихо напомнил Петр Петрович, - что если и удастся господам поджигателям новый поход организовать, будут они биты, как двадцать шесть лет назад…

- А еще бы! - по-мальчишески взмахнул рукой Маврин. - Будет нужно - пойдем воевать за нашу шахту!

- За школу!

- За край!

- За Родину, товарищи, за наш Советский Союз!

- Ну, последние минуты старого года доживаем, - сказал торжественно Николай Сергеевич, - проводим его с честью! Хочу я выпить за все, что прошедший год принес нам хорошего, и за нас самих. Чтобы дальше успешно шла наша важная и нужная для страны работа.

- Ты так говоришь, папа, будто мы - знаменитые изобретатели или академики! - засмеялась Тоня.

- Разве не за нас товарищ Сталин в Кремле бокал поднимал? - строго ответил отец. - Помните его слова: «… за людей простых, обычных, скромных, за «винтики»…»

Все встали и выпили, а хозяин снова наполнил рюмки. Старые часы щелкнули и начали отбивать удары.

- С Новым годом!

- Ура!

- Здравствуй, Новый год!

- Ребята! - крикнула Тоня. - Давайте выпьем за наши общие желания, которые у всех одинаковы. Чтобы хорошо всем жилось! Чтобы кругом все строилось, крепло и росло! Чтобы Павлик получил аттестат и вместе со мною поехал учиться! Он ведь лектором, агитатором хочет быть! И чтобы Надежда Георгиевна была здорова!

- Правильно!

- Хорошо кончить школу, Паша!

- На много лет вам здравия, Надежда Георгиевна!

- Учите ребят наших!

Молодежь вскочила с мест. Все окружили Павла и Сабурову. Заварухин тоже поднялся и поднял вверх свой бокал. Лицо его просияло улыбкой.

А Сабурова смотрела на всех, слушала веселый гомон и думала о судьбах Тони, Павла, Новиковой, о своих бывших и будущих учениках, о юношах и девушках, живущих в больших городах и в широкой степи, у синего моря и в дремучих лесах - во всех краях большой, чудесной Советской земли.

1947-1950