Первые дни отказа учеников от медитаций создали напряжение в академии, но затем оно спало. Зербинас начал надеяться, что их удастся уговорить вернуться на занятия к Барусу. Однако все его попытки оказались напрасными. Ученики словно раз и навсегда забыли, что есть на свете этот вредный старикан, которого по неизвестным для них причинам терпят в академии. Жизнь в ее стенах продолжалась, но она текла помимо Баруса, который всеми воспринимался как пустое место. Создавалось впечатление, что произошло отторжение существа, до сих пор терпимого, но признанного наконец опасным.
Через месяц подобного отношения Барус вдруг исчез. Всем было все равно, куда он пропал и почему, кроме Зербинаса, заподозрившего, что старый маразматик отправился к своему племяннику требовать ректорскую должность. Но дни проходили, а Барус не возвращался. Вскоре до ректора дошли слухи, что Барус остался жить у племянника. Зербинас поначалу опасался, что тот еще вернется в академию, но затем понял, что старик просто струсил – получив такой отпор, он побоялся явиться сюда ректором.
Для Зербинаса наступили дни невеселых размышлений. Выходит, зря он пожертвовал двумя учениками в угоду чьей-то глупости и самодурству. Выходит, стоило поступиться один раз, и этот процесс оказывался безостановочным – глупость и самодурство прожорливы, им мало одного куска. Брось однажды, и они запросят еще.
Но академия рассудила иначе, единодушно отторгнув его компромисс. Маги не подвержены стадным чувствам, они всегда действуют самостоятельно. Значит, каждый из них сделал собственный, ничем не внушенный выбор, и этот выбор у всех оказался одним и тем же. Кроме него.
Это все из-за ректорской должности, понял Зербинас. Стоит начать отвечать за других, как начинаешь решать за других. Как начинаешь выбирать за других – делаешь за них трусливый, осторожный выбор, который никогда не сделал бы за себя.
И он решился. Он собрал наставников и объявил им, что не оправдал их доверия, приняв ректорскую должность. Затем он предложил им избрать нового ректора, но те отказались.
– Это ни к чему, архимагистр, – сказал кто-то. – Трудно сказать, как повел бы себя на вашем месте любой из нас. Вы, по крайней мере, через это уже прошли.
– Давайте лучше подумаем, как нам вернуть Эрвина с Дартом, – предложил другой. – Хорошие ведь были парни.
Подумали, но ничего утешительного не придумали. Хотя оба исключенных были с первого континента, на котором располагалась академия, их семьи жили далеко от нее. Дарт, темноволосый, с быстрыми и мягкими движениями, был родом с юга, семья Эрвина жила в одном из захолустных северных поселков. Ученики наверняка еще не добрались домой – если, конечно, направились туда, – а искать их на континенте было все равно что две иголки в стоге сена.
Кое-что все же было сделано. У троих наставников были друзья из магов, с которыми поддерживалась связь через транс. Им сообщили имена ушедших учеников и попросили передать в случае встречи, что те могут возвращаться в академию, а также послать это сообщение другим магам, с кем имеется связь. Однако этого было слишком мало, чтобы надеяться на быстрое возвращение исключенных.
Приближалась осень – время выпускных испытаний. В академию начали съезжаться наниматели. Их количество всегда равнялось числу выпускников – переписка велась заранее, порой по несколько лет, и приезжали только те, с кем была предварительная договоренность. В этом году должны были приехать шестеро, но после исключения к двоим из них – к кому успевали – послали сообщения с просьбой подождать следующего выпуска, поэтому ожидались четверо.
Трое из четверых уже прибыли в академию и заняли заранее подготовленные комнаты, но распределения выпускников пока не было. Ректор объявил, что право первого выбора сохранено за нанимателем из земель архонтов, который задерживается в дороге. Земли архонтов лежали очень далеко отсюда, на пятом континенте, поэтому трое прибывших отнеслись к заявлению ректора с пониманием и без возражений стали дожидаться четвертого.
Посланец Гримальдуса прибыл в академию поздно вечером. В фиолетовом закатном небе появились две крылатые, быстро приближающиеся конские фигурки. Вскоре на одной из них можно стало различить всадника в зеленом плаще.
Неизвестно, кто первый заметил их в небе, но к тому времени, когда лары начали опускаться на просторный двор академии, там уже собрались все ученики и наставники, побросавшие привычные занятия. Всадник соскочил с лара и откинул капюшон, из-под которого показалось узкое лицо архонта. Внимательный взгляд приехавшего обошел столпившихся магов.
– Могу я увидеть ректора? – спросил архонт.
От толпы отделился высокий сухощавый человек, одетый в темное. Его седая голова и резкие складки у рта говорили, что он уже не молод, но суровое лицо с узким прямым носом и тонкими, плотно сжатыми губами не было лицом старика. В ректоре еще чувствовалась сила – не тяжелая мышечная сила, свойственная кулачным бойцам, а сухая, упругая мощь натянутого каната. Если бы Дантосу не было известно, что ректор всего лишь на год моложе Гримальдуса, он никогда не дал бы ему его лет.
– Ректор Зербинас, – представился маг. – С кем имею честь говорить?
– Лорд Дантос из рода Дану, – ответил архонт. – Гримальдус извещал вас обо мне.
– Да, – подтвердил ректор. – Мы давно вас ждем. Полагаю, вы хотите поесть и отдохнуть с дороги? Время ужина у нас прошло, но мы найдем чем угостить вас.
Он подозвал одного из наставников и отдал соответствующие распоряжения, затем оценивающе осмотрел огненных скакунов.
– Они плохо выглядят, нужно искупать их, – бросил он архонту и подозвал другого наставника. – Возьмите помощников и разведите костер для ларов.
Дантос пошел за наставником в приготовленные для него комнаты. С Ги-и-рраля сняли седло и вещи, которые понесли следом за гостем. Десятка полтора старших учеников под руководством наставника стали раскладывать посреди двора большой костер. Зербинас, удостоверившись, что все выполняется как должно, отправился за корпус боевых заклинаний, позади которого располагалась, конюшня. Он не вошел внутрь конюшни, где стояли рабочие лошади академии, а поднялся по наружной лестнице на крышу, где находилось крытое помещение, одна из торцовых стен которого отсутствовала.
В этом помещении жил лар ректора. Оно было гораздо больше, чем требовалось одному скакуну. Пол был идеально чистым, потому что здесь убирали ежедневно – по утрам, когда Ки-и-скаль вылетал погулять. У дальней стены был постлан широкий и мягкий тюфяк, на нем лежал серый темногривый лар, подобрав под себя ноги. Его передняя нога была вытянута вперед, широкое серебристое копыто свешивалось с тюфяка. Голова Ки-и-скаля вскинулась навстречу вошедшему, дымно-желтые, светящиеся в темноте глаза обратились на ректора.
– Здравствуй, старый друг, – приветствовал его Зербинас.
– Здравствуй, старый друг, – теми же словами ответил лар.
– У тебя сегодня гости, – сказал ему ректор. – Твой давний знакомый Ги-и-рраль со своей подружкой. Прими их здесь.
Лар не спеша поднялся на ноги и подошел к ректору. Он был крупнее и мощнее обоих скакунов Дантоса.
– И еще, – продолжил ректор. – На главном дворе готовится купание. Тебе, наверное, будет приятно освежиться вместе с гостями.
Ки-и-скаль удовлетворенно кивнул и направился к выходу из своего жилища. После нескольких шагов разбега он соскочил с крыши, расправляя на ходу мощные крылья, и полетел на главный двор. Проводив его взглядом, Зербинас спустился с крыши и пошел следом, чтобы полюбоваться купанием ларов.
Ученики окружили сложенную кучу дров и стали разжигать костер, пользуясь случаем, чтобы повторить заклинание вызова огня. По сухому дереву забегали язычки пламени, вспыхнувшие сразу во многих местах. Костер мгновенно занялся и взвился к небу.
Люди расступились подальше от жара, зато все трое ларов устремились к костру. Взлетев на мягких крыльях, они стали нырять сквозь языки пламени и зависать в них, подставляя стройные тела лижущему огню. Их пышные гривы и хвосты вздымались от идущего снизу жара, смешиваясь с клубами дыма, их тонкие ноги приплясывали в воздухе, их радостный, похожий на мелодичное ржание смех звенел над костром, уносясь вслед за дымом.
Когда костер прогорел, лары спустились на пышущее жаром кострище и стали выбирать оттуда лакомые угли, разгребая копытами остатки головешек. Затем они унеслись вслед за Ки-и-скалем в его жилище, чтобы отдохнуть там и наговориться всласть.
Разошлись и люди. Они были магами, но многие из них никогда не случалось видеть купание ларов. Такое чудо редко приходило даже к магам.
После завтрака Дантос пошел к ректору, дожидавшемуся его в своем кабинете. Ректор вышел к нему из-за стола, предложил кресло напротив.
– Садитесь, лорд Дантос. – Он вернулся на свое место за столом. – Вам, вероятно, не терпится перейти к делу?
– Когда я смогу увидеть выпускников? – поинтересовался Дантос, усаживаясь в предложенное ректором кресло.
– Хоть сейчас, – ответил тот. – Чем скорее вы сделаете свой выбор, тем скорее начнут выбирать остальные наниматели. У вас какие условия договора?
– Обычные, сначала на двадцать лет, затем продление, – те же, что и у нашего общего знакомого Гримальдуса. Он хочет оставить службу, поэтому нам нужен достойный преемник на его место.
– Понимаю, – кивнул ректор. – Наверное, вам будет удобнее выбирать, если сначала я вкратце расскажу вам о сильных и слабых сторонах каждого из наших выпускников.
Дантос предполагал, что у преемника Гримальдуса не будет слабых сторон, но ректору виднее…
– Расскажите.
– Естественно, наши выпускники очень разные. – Ректор помолчал, собираясь с мыслями. – Каждый из них знаком со всеми преподающимися в академии дисциплинами, но способности и вкусы у них различаются. Если вам заранее известно, как именно вы собираетесь использовать нашего мага, будет лучше, если вы прислушаетесь к моим рекомендациям, – от этого зависит, насколько удачен будет ваш выбор. Все-таки союз мага и нанимателя – это длительный союз.
– Понимаю, – наклонил голову Дантос.
– Сильверин, например, очень силен в предсказании и изменении будущего, – продолжил ректор. – Он может рассмотреть сразу несколько вариантов будущего и выбрать наилучший, а затем подправить его, насколько это возможно. Но не требуйте от него боевой магии – что-то он, конечно, может, но это не его область деятельности.
– Нам вряд ли понадобится боевая магия, – заметил Дантос. – Мы, архонты, предпочитаем оружие.
– Значит, вам лучше сразу исключить из рассмотрения Сартаса. Боевая магия – его основная специальность. Один из нанимателей приехал от свирров, а у свирров всегда ведутся междуусобицы, поэтому там хотели бы именно боевого мага. Они с Сартасом прекрасно подойдут друг другу. Если вас интересуют в первую очередь амулеты, можете остановить свой выбор на Гинсе. Он виртуозно изготавливает любые амулеты. Если вы берете мага для организации развлечений, рекомендую Леантуса, он – мастер красочных зрелищ. У него богатая фантазия и врожденный вкус к прекрасному. Вот, пожалуй, и все – теперь думайте сами.
Дантос повторил в уме слова ректора. Возможно, он был не таким ученым, как эти маги, но до четырех считать умел.
– Вы рассказали мне только о четверых, – констатировал он очевидный факт.
– Да, о четверых, – подтвердил Зербинас. – В этом году мы выпускаем четверых.
– Но Гримальдус говорил мне о шестерых. – Дантос глянул на ректора в упор, словно подозревая его в утаивании.
– К сожалению, обстоятельства изменились. – Лицо ректора едва заметно помрачнело. – Но четверо – это тоже немало. Выпуск в этом году хороший, все четверо – сильные маги, и вам есть из кого выбирать.
Может быть, преемник был среди этих четверых?
– Хорошо, я познакомлюсь с ними, – согласился Дантос. – Когда я могу увидеть их?
– Сейчас я приглашу их. – Ректор встал из-за стола. – Подождите немного здесь.
Он вышел и вскоре вернулся с четырьмя молодыми людьми. Они вежливо раскланялись с Дантосом, затем ректор представил ему каждого. Услышав имя, Дантос вглядывался в лицо мага, пытаясь совместить его с изображением в зеркале Грималь-дуса. Хотя архонту были непривычны человеческие лица, он достаточно хорошо запомнил то лицо, чтобы установить отсутствие малейшего сходства между ним и этими магами.
– Спасибо, – сказал он, когда церемония представления была закончена. – А теперь, архимагистр, мне хотелось бы поговорить с вами наедине.
– Разумеется. – Ректор выслал молодых людей из кабинета. – Так о чем вы хотели поговорить со мной? – спросил он, когда они остались вдвоем.
– Гримальдус известил вас, что я приеду за преемником.
– Да, я знаю это.
– Полагаю, он известил вас и о том, почему я так задержался.
– Нет, лорд Дантос, он просто сообщил о задержке. Связь через транс – дело непростое, по ней очень-то не разговоришься.
– Я задержался, потому что ждал, когда он сможет показать мне лицо мага, которого я должен нанять. Чтобы не вышло ошибки, – пояснил архонт. – Мы полгода ждали этого дня. Я выехал сюда на следующее же утро.
– Да, выполнить такое ясновидение сложно, – подтвердил Зербинас. – Значит, вы знаете этого мага в лицо? Что ж вы сразу не сказали?
– Я думал, что этого не понадобится. Я думал, что сразу же узнаю его и мы обо всем договоримся… – Дантос потер носовую дугу, припоминая только что увиденные лица, – может быть, он просто был невнимателен? – Нет, все-таки нет, – покачал он головой. – Здесь нет ни одного похожего лица.
– Вы уверены?
– Почти. Да, пожалуй, уверен. Если Гримальдус говорил о шестерых выпускниках – а я считаю, что он не ошибся, такие маги, как он, не ошибаются, – значит, должны быть еще двое; – Требовательный взгляд Дантоса уперся в ректора. – Не будете ли вы добры объяснить мне, кого он имел в виду?
– Дело в том… – ректор явно чувствовал себя неловко, – что произошло недоразумение. Мы не выпускаем их в этом году.
– Значит, в будущем? – деловито осведомился архонт. – Все равно, мне хотелось бы взглянуть на них.
– Боюсь, что из этого ничего не получится, – признался ректор. – Этих учеников сейчас нет в академии.
– Вы что-то скрываете, архимагистр. – Дантос нахмурился. – Уж не хотите ли вы сказать, что я приехал в такую даль зря?!
– Почему же зря? – Руки ректора задвигались по столу, бесцельно перебирая бумаги. – Есть еще четверо, хорошие маги. За вами право первого выбора.
– Мы ждали этого события двенадцать лет! – Дантос возмущенно вскочил с кресла и начал расхаживать по комнате. – Леди Аринтия двенадцать лет дожидалась, когда появится преемник Гримальдуса, чтобы сдержать слово своего отца и отпустить старика со службы! И теперь вы говорите мне, что его здесь нет! Можете вы объяснить мне, как такое могло случиться?!
– Могу… – Зербинас нехотя рассказал ему об исключении учеников.
– Значит, из-за блох? – издевательски переспросил Дантос, когда рассказ подошел к концу. – Из-за десятка блох и одного старого дурака? Или двух?
– Мы начали розыски исключенных учеников, – сказал ректор, пропуская мимо ушей ядовитое замечание архонта, – но это может занять годы. Возможно, леди Аринтию устроит кто-то из этих четверых?
Дантос задумался. Все-таки это было лучше, чем ничего. Он вспомнил глаза леди Аринтии, черные, изящные, словно листья дерева нури, ее мелодичный голос: “Род Иру должен иметь самое лучшее…” – родовая гордость всегда ставилась у архонтов превыше всего. Аринтия верила, что он достойно выполнит ее поручение, и, может быть, от этого будут зависеть ее чувства к нему…
– Если бы я мог узнать, что скажет на это леди Аринтия…
– Это можно устроить, – оживился ректор. – Я свяжусь с Гримальдусом и попрошу его узнать пожелание леди Аринтии. Но это займет несколько дней.
– Узнайте, – согласился Дантос.
Говорят, незаменимых людей нет. Исчезни один – и другой займет его место, сделает его дело, худо-бедно заполнив собой образовавшуюся пустоту. И люди вокруг облегченно вздыхают, молчаливо договариваясь считать эту худую и бедную замену полноценной.
Это было правильно. Здание человеческого общества не стояло бы прочно, если бы люди в нем не были взаимозаменяемы, словно кирпичи в кладке.
Подходящее время для транса наступило на закате, когда на мир спустилась спокойная, прозрачная тишина. Зербинас вызвал своего давнего друга Гримальдуса и объяснил ему сложившееся положение, тот обещал поговорить с леди Аринтией и сразу же сообщить ее ответ.
Выйдя из транса, Зербинас остался сидеть в кабинете. Ответ придет завтра или в крайнем случае послезавтра – незачем гадать, каким он будет. Однако ректору почему-то казалось важным угадать ответ леди Аринтии, и он против собственной воли строил догадки, что же она может ему ответить.
Она принадлежала к правящему роду и, конечно, по необходимости могла трезво соотнести желания с возможностями – в правящих родах умеют находить компромиссы. Она наверняка была достаточно разумной, чтобы понимать, что ей не нужен такой выдающийся маг, как Гримальдус. Наемный маг рода Иру оказался таким по прихоти случая – кто мог догадаться об этом тогда, когда двадцатилетний Гримальдус, такой же зеленый парень, как сегодняшние выпускники академии, отъезжал с посланником ее прадеда в жаркие земли архонтов? Это потом его слава разнеслась по всем пяти континентам, а тогда? Ее прадед нанимал просто мага, а не выдающегося мага – она должна была это понимать.
Скорее всего, она согласится на другого кандидата. Все четверо – сильные маги, любого из них не стыдно предложить кому угодно. Да и академия – разве она рухнет оттого, что в ней нет мальчишки Эрвина или мальчишки Дарта?
Зербинас вспомнил, что примерно так он и рассуждал, соглашаясь исключить их из академии. Вроде бы все было правильно, но в этом рассуждении крылось и нечто неверное, глубоко неверное. Он силился понять, что же именно, улавливая неясную пока мысль.
Незаменимых людей нет – это придумали те, для кого людей вообще нет, а есть только дела и вещи. Это придумали те, для кого люди – не больше чем кирпичики в общественном здании.
Если человек существует, он уже незаменим. И не важно, что ему ответит леди Аринтия Иру.
Одним движением он сорвался с места и оказался у балконной двери. Дернул ее створки, шагнул на балкон – и прозрачная тишина вечернего неба отпрянула перед его кличем, как в прежние времена, когда она расступалась перед боевым кличем Неукротимого Зербинаса.
– Ки-и-скаль! Ки-и-скаль!
Мгновение спустя из-за корпуса боевых заклинаний вылетел дымно-серый лар. Его мощные крылья упирались в воздух, тяжелые копыта отстукивали галоп по тонкому веществу звездных дорог, пронизывающему явленные миры и служащему опорой ларам. Еще мгновение – и он завис у балкона, принимая на себя седока. Еще мгновение – и темно-серая грива и хвост затрепетали в воздухе, не успевая за разворотом могучего тела огненного скакуна.
Ки-и-скаль начал стремительно уходить вверх. Серебряные чаши его копыт с усилием отталкивались от невидимого вещества звездных дорог, беспрепятственно пропускавшего лара сквозь себя, но твердевшего под его ногами. Крылья лара мерно загребали воздух, темная грива стлалась по ветру, раздуваемая быстрым движением.
Жаркая топка тела Ки-и-скаля подрагивала под Зербинасом, в ней полыхал огонь воли к полету – тот же самый, под влиянием которого маг сорвался с места и распахнул балконные двери. Огненная кровь лара соединилась с огненной кровью седока, они слились в единое существо, единое в устремленности, в неистовом беге-полете по звездным дорогам. И как всегда, вслед за слиянием наступил мгновенный холодок перехода в пространства, куда в одиночку не проникнуть ни лару, ни человеку. На дороги между мирами, куда они могли вырваться только вдвоем.
Здесь было иное время, иные законы. Здесь был верх и низ, но не было земли и неба. Все здесь было красочным и прозрачным, видимым до бесконечности. Здесь никто не жил – звездные дороги ларов только соединяли миры. На них происходили странные события, сюда проникали маги из самых различных миров – те, кто был способен стать всадником волшебного скакуна. На них заводились знакомства, случались встречи и расставания, даже битвы и сражения. По этим дорогам маги переходили из мира в мир.
Ки-и-скаль стремительно несся сквозь пространство между мирами, упиваясь бегом-полетом по звездным дорогам, как и его всадник. Зербинас отдался острому ощущению полета сквозь миры-или это миры проносились сквозь него? Он был здесь и не здесь, в нем непроизвольно оживала память о прежних скачках по звездным дорогам – или это оживала память Ки-и-скаля, с которым он слился воедино во время бега?
Память здесь была яркой, ярче иной реальности. Зербинас снова участвовал в той давней битве на звездных дорогах, снова под ним искрились копыта могучего лара – точно так же, как сейчас, но тогда в его руке полыхало огненное копье и он летел вперед не один. Слева от него с боевым жезлом в руке мчался Хирро, голубокожий, красноглазый маг из мира Пирта, верхом на Ха-а-силь – горячей и жилистой ларе цвета старой ржавчины. С другой стороны вскидывал копыта яростный Ра-а-рраль, весь матово-черный, с глазами как бледно-желтые луны, с именем как клич боевой трубы, к его спине прильнула Раундала, черноглазая и черноволосая, в тонких пальцах которой трепетала лучевая пика, – и глаза Раундалы были глазами Ра-а-рраля, а глаза Ра-а-рраля были глазами Раундалы. Вслед за ними неслись другие маги разных миров, сошедшиеся в общей битве, а навстречу им летело воинство магов, скалящееся волчьими пастями улдаров – скакунов темного огня.
Сбитый со скакуна исчезал из боя, равно как и сам скакун. Куда они исчезали, что случалось с ними после – этого Зербинас так не узнал. Он усидел тогда на своем Ки-и-скале.
Переживание отступило, унеся с собой часть лихорадочного возбуждения скачки. Словно почувствовав это, Ки-и-скаль замедлил бег и ослабил напор мягких крыльев. Движение сквозь миры прекратилось, мгновенный холодок перехода – и они снова в своем мире, где есть небо и земля. Лар устремился к земле, где виднелись леса, холмы и равнины, среди которых маячила группа темных пятнышек, постепенно превращающихся в корпуса академии. Там он высадил Зербинаса на балкон ректорского кабинета и вернулся в свое помещение на крыше конюшни.
Давно настала ночь, а ректор все сидел в кабинете, вспоминая прошлое. Наконец он оставил кабинет, но пошел не в комнаты, а на улицу. Дойдя до конюшни, он поднялся по наружной лестнице на крышу и вошел туда, где на просторном тюфяке, подобрав под себя копыта, лежал серый лар.
Ки-и-скаль настороженно поднял голову при его появлении.
– Что случилось? – спросил он. Зербинас подошел вплотную и остановился перед ним.
– Прости меня, старый друг, – сказал он лару. – Я погас, это была последняя вспышка. Ты свободен.
Дымно-желтые глаза Ки-и-скаля засветились в темноте, обращаясь к ректору.
– Я останусь.
Тот опустился перед ларом на колени, обнял крутую шею скакуна и прижался к ней лбом.
– Спасибо, мой друг, – прошептал он. – Мой единственный друг.
Они еще долго молчали – человек и лар. Человек обнимал шею лара, вспоминая ушедшую жизнь, лар тоже вспоминал прошлое. Он был очень стар, но жизнь лара гораздо дольше человеческой, и он переживет еще не одного седока. Положив тяжелую голову на плечо человеку, он вспоминал своих прежних седоков. Рано или поздно каждый из них приходил к нему и говорил: “Прости меня, я погас. Ты свободен”. И каждому он отвечал одно и то же: “Я останусь”.