Что приносит тьма

ГЛАВА 24

Обхватив ладонями пенную кружку, Пол Гибсон откинул голову на спинку старой скамьи в своем любимом пабе на Тауэр-Хилл. Под ввалившимися от усталости глазами хирурга темнели круги, щеки покрывала суточная щетина. Сидевший напротив него Себастьян отпил глоток своего эля и заметил:

– Чертовски плохо выглядишь.

Доктор хрипло хохотнул:

– Это само собой, но я, наверное, еще и старею. Было время, когда мог всю ночь бороться за жизнь какого-нибудь бедолаги, а потом с утра пораньше преотлично играть в крикет. А сейчас всего-то принимаю на рассвете писклявого младенца – и с трудом вылезаю из постели перед вечерней.

– Ну, и как твой писклявый младенец?

– И мать, и новорожденный чувствуют себя замечательно, спасибо. – Гибсон присмотрелся к лицу друга: – Знаешь, ты и сам смотришься не очень-то бодрым.

Девлин хмыкнул.

– Чем больше я узнаю о Даниэле Эйслере, тем запутаннее представляются обстоятельства его смерти. – Себастьян уже рассказал хирургу о визите нынешней ночью в древний особняк на Фаунтин-лейн, о пареньке, умершем у него на руках, и о любопытной беседе с ювелиром Франсийоном.

– А с этим племянником, Перлманом, ты уже говорил? – полюбопытствовал Гибсон.

– Еще нет. Сначала хочу съездить повидать Энни. Я так понимаю, ты уже закончил вскрытие тела Уилкинсона?

– Закончил.

– И что?

Доктор покачал головой.

– Я указал вероятной причиной смерти вальхеренскую лихорадку.

До своего долгого, шумного выдоха Себастьян даже не осознавал, что затаил дыхание.

– Энни будет рада это услышать.

– Думаешь, она поверит?

– Хочешь сказать, это неправда? – встретил Девлин обеспокоенный взгляд хирурга.

– Может, и правда. Я же сказал «вероятной причиной». Суть в том, что я не знаю доподлинно. – Гибсон сделал еще глоток эля. – Для такого человека, как Уилкинсон, наверное, было сущим адом превратиться в немощного инвалида.

– Но ведь Рис недавно обнадежил меня, будто ему стало лучше.

– Он солгал.

Оставив Тауэр-Хилл, Себастьян отправился в Кенсингтон, где нашел Энни Уилкинсон сидевшей на скамейке в маленьком, огороженном стеной садике на площади неподалеку от дома. Взгляд молодой женщины задумчиво следил за дочерью, которая пускала красный кораблик в оставленной дождем луже. День стоял туманный и холодный, но мать с девочкой были тепло одеты, и Себастьян подумал, что понимает потребность, выгнавшую их сюда, подальше от воспоминаний, которые наверняка заполонили, словно призраки, их тесную квартирку.

– Девлин, – подхватилась на ноги Энни, едва его увидела. – Что слышно?

– Я только что виделся с Гибсоном. Он сообщит коронеру, что Рис скончался от вальхеренской лихорадки.

Вдова прижала пальцы к губам:

– Благодарение Богу.

Повернувшись, они пошли рядом по дорожке. Эмма радостно побежала вприпрыжку впереди, сжимая в кулачке свою игрушку.

– Энни, ты говорила, тем вечером Рис часов в восемь-девять пошел прогуляться. Не знаешь, зачем?

– Он иногда гулял перед сном. А что? – сузившись, глянули на Девлина серые глаза.

– В тот день муж не показался тебе чем-то необычно обеспокоенным?

Вдова резко остановилась, вскинув голову. Черты ее лица напряглись.

– Если и показался, думаешь, я стала бы об этом распространяться?

– Энни, – мягко произнес Себастьян, – я на твоей стороне. Я просто хочу убедиться, что мы ничего не упускаем.

– Извини. – Спутница дрожащей рукой отвела со лба прядку волос, немного поколебалась, будто раздумывая над вопросом, затем сказала: – Рис уже долгое время был сам не свой. Это нелегко, ощущать, как рушится твое здоровье, обнаруживать, что ты не в состоянии делать простейшие вещи. Но в воскресенье он ничем не отличался от того, каким был днем или неделей раньше.

– У твоего мужа имелись враги?

– У Риса? Боже милостивый, нет. Ты же знал его. Порой он слишком поспешно выносил суждения, но никогда не наживал себе врагов. К чему ты клонишь? Ты ведь не думаешь, будто кто-то мог… будто кто-то убил его?

– Нет, я так не думаю. Но хочу удостовериться.

Они снова остановились, когда малышка присела на корточки, чтобы запустить кораблик в лужу побольше, которая тянулась вдоль дорожки.

Глядя на дочь, Энни негромко заметила:

– Сейчас она помнит Риса, но это продлится недолго. Скоро он станет для нее просто кем-то, известным лишь со слов матери, кем-то не более реальным, чем заяц и черепаха в подаренной тобою книге с баснями.

– Но все же Эмма не забудет его – по крайней мере теплый отсвет его любви, пускай даже потому, что она вырастет, слушая твои рассказы о Рисе.

– Но она так и не узнает своего отца, равно как и он не порадуется ее взрослению. И когда думаешь об этом, становится невыносимо.

Себастьян хотел сказать: «Значит, не думай об этом. Возвращаясь к таким мыслям снова и снова, ты только усугубляешь боль». Но промолчал, поскольку понимал: человек, только что понесший тяжелейшую утрату, не может не думать о ней.

Будто вторя его размышлениям, вдова вздохнула:

– Ну вот я и дошла до слезливых жалоб, как слабачка.

– Ты одна из самых сильных женщин, которых мне доводилось знать, Энни. Это нормально – дать себе время погоревать.

Собеседница покачала головой и тяжело сглотнула, дернув горлом:

– Знаешь, что самое худшее из всего этого? Порой я ловлю себя на мысли, что в определенном смысле потеряла Риса – того Риса, которого полюбила, – еще три года назад, когда он отплыл на тот проклятый, зараженный болячкой остров. После он никогда уже не был прежним. И в такие моменты чувствую себя столь ничтожной, эгоистичной и низкой, что сама себя ненавижу.

– Энни, я понимаю.

Спутница состроила гримасу, до того напомнившую Девлину прежнюю бойкую девушку, что он невольно улыбнулся.

– Вы только послушайте меня. Опять слезливая болтовня. А ведь я даже не поблагодарила тебя за то, что ты проделал неблизкий путь, чтобы еще раз повидаться со мной.

– Если позволишь, я завтра снова заеду. Может, Эмма разрешит почитать ей какую-нибудь историю.

– Думаю, ей это понравится.

Выходя из сада и взбираясь на высокое сидение своего экипажа, Себастьян ощущал, что мать и дочь за ним наблюдают. Но когда оглянулся, то увидел, как Энни, не обращая внимания на опустившийся в лужу подол траурного платья, присела рядом с дочерью и так сильно подтолкнула красный кораблик, что тот стремительно пронесся по воде, оставляя за собой разбегающийся в стороны след.