Самуэль Перлман смотрел крикетный матч на площадке возле Слоун-сквер, когда Девлин подошел к нему.
Покосившись на виконта, щеголь с преувеличенным раздражением выдохнул:
– Эти встречи становятся утомительными, не находите?
– Для нас обоих, – поддакнул Себастьян, останавливаясь рядом и устремляя взгляд на бэтсмена. – Позвольте вам намекнуть: когда речь заходит об убийстве, лгать – не лучшая идея. Это, как правило, создает у окружающих впечатление, будто вам есть что скрывать. Вину, например.
Перлман расхохотался.
– Вы что же, до сих пор полагаете, будто я причастен к смерти дяди?
– Может быть. Еще не знаю. Но, между прочим, я имел в виду некий бесследно исчезнувший уникальный драгоценный камень. Помните, тот самый крупный голубой алмаз, про который, по вашему утверждению, вы слышать не слышали, хотя в это самое время уже громогласно возражали против иска Томаса Хоупа о выплате возмещения. Так вот, возможно, тот, кто убил вашего родственника, также украл и бриллиант. Или же вы делаете вид, будто его украли.
Темные локоны щеголя затряслись вокруг по-модному бледных щек.
– Только без оскорблений. Если бы у меня возникло желание завладеть этим бриллиантом, я бы просто-напросто купил его.
– Ага. Итак, вы признаете, что знали о камне.
– Ну хорошо, знал. Но, разумеется, не брал его. Смешно даже предполагать такое. Я состоятельный человек.
Девлин не отводил глаз от крикетного поля.
– Сложность с богатством в том, что видимость может быть обманчива. Торговля – предприятие ненадежное, не так ли? Особенно во время войны. Подозреваю, из-за бесчинств Наполеона и американцев вы в последнее время не преуспеваете.
– С моими активами и вложениями все вполне благополучно, не извольте беспокоиться. Поэтому, чтобы сыскать, на какого бы несчастного навесить это убийство, придется вам обратиться в другое место.
– Если вам угодно так ставить вопрос... Надеюсь, вы привели свои дела в порядок, – медленно, язвительно улыбнулся Девлин и повернулся уходить.
– Обождите! – повысил голос Перлман. – Что это значит? Что вы намерены делать?
Себастьян развернулся обратно.
– А мне не нужно ничего делать. Не удивлюсь, если французы уже заподозрили, что разыскиваемый ими бриллиант сейчас находится в вашем распоряжении. Видите ли, Наполеон придерживается мнения, будто алмаз Хоупа некогда являлся частью сокровищ французской короны. А, как вам известно, император не погнушается прибегнуть к убийству, чтобы заполучить эти драгоценности обратно.
– Но у меня камня нет!
– Мне почему-то кажется, агенты Бонапарта не поверят вам на слово.
Быстро оглядевшись по сторонам, Перлман заговорил тише.
– За мной следят.
– В самом деле?
Племянник Эйслера мрачно кивнул.
– Я раз или два заметил соглядатая. Но обычно это просто… ощущение. Неприятное. Если не сказать тревожное.
– Вы заявили властям?
– Чтобы надо мной посмеялись? Вот уж нет. – Послушайте, – облизнул губы Перлман, – я расскажу вам, что знаю. Но если попытаетесь повторить мои слова в суде, я буду все отрицать.
– Продолжайте.
– Вы правы, дядя продавал этот алмаз по поручению Хоупа. Он даже показывал мне его несколько раз.
– Зачем?
– Что значит «зачем»?
– У меня сложилось впечатление, что старик не особо к вам благоволил. Почему же он показывал вам камень?
– Вы не были знакомы с моим дядей?
– К счастью, нет.
– Он был одержим красотой и невероятно кичился попавшими к нему вещами, даже если они принадлежали кому-то другому. Любил хвастать раритетами.
– Где же бриллиант сейчас?
– Не знаю. Когда дядя показывал мне алмаз, тот лежал в футляре из красной марокканской кожи. Я нашел пустой футляр на полу в передней на следующее утро после трагедии. По-видимому, Йейтс забрал ценность, когда убил старика.
– Вот только Йейтс не убивал.
По лицу собеседника разлилась насмешливая ухмылка:
– Похоже, власти с вами не согласны.
Себастьян проигнорировал колкость.
– Вы искали камень в особняке?
– Конечно же, искал! По-вашему, мне хочется выплачивать затребованную Хоупом сумму?
– А дядины гроссбухи не нашли?
В тоне Перлмана появилась резкая нотка.
– Нет, их я тоже не обнаружил.
– А вам не приходило в голову, что записи и бриллиант могут быть спрятаны в одном и том же месте?
– Приходило. Вы что же, считаете меня за дурака? Говорю вам, я обшарил повсюду. Даже принялся разбирать хлам, который явно годами не трогали.
– Не возражаете, если я самолично осмотрю дом?
– Вы это несерьезно, – рассмеялся Перлман.
– Почему бы нет?
Собеседник на минуту задумчиво уставился вдаль, затем пожал плечами:
– Если вам так угодно, дерзайте. Я пошлю записку Кэмпбеллу, чтобы он ожидал вас. Но не говорите потом, будто я вас не предупреждал.
– Не предупреждали о чем?
– У дяди были несколько своеобразные интересы.
– Какого рода?
Но Перлман только мотнул головой:
– Сами увидите.
– Не пойму, с чего вдруг этот племянничек передумал и решил вроде как нам помогать, – заметил Том, когда Девлин повернул лошадей к Холберну.
– Может потому, что боится, как бы убийца его дяди не покусился и на его жизнь тоже. – Себастьян обогнул фургон из пивоварни, остановившийся возле паба на углу. – А может потому, что сам убил старика и теперь опасается агентов Наполеона. Страх – мощный движущий мотив.
– Считаете, Перлман на очереди? – округлил глаза юный грум.
– Очень даже вероятно. Похоже, мы имеем дело с беспощадно настроенными типами.
Мальчишка погрузился в глубокомысленное молчание и нарушил его только несколько минут спустя, спросив:
– А что вы надеетесь найти в том старом доме? Вы ведь уже два раза там шарили.
– Верно. Но мои предыдущие попытки оба раза прерывали.
– Думаете, что-то недоглядели?
– На данный момент? Слишком многое.
Виконт еще только поднимал руку к потускневшему молотку, когда лучезарно улыбающийся Кэмпбелл рывком распахнул дверь во всю ширь.
– Я только что получил записку от мистера Перлмана, – объявил пожилой дворецкий, отвешивая один из своих трясущихся поклонов. – Смею ли я заметить, милорд, как взволнован тем, что мне дозволено оказывать помощь в вашем расследовании? Я просто в восторге.
– О… замечательно, – отозвался Себастьян, входя в дом и начиная сознавать, что чересчур усердный свидетель может создать не меньше затруднений, чем упрямо неразговорчивый.
Старик просиял.
– Откуда начнем? С чердака? С подвала? С передней?
– Как насчет вот отсюда? – пересекши захламленный холл, Девлин нырнул в низкую арку у лестницы и дернул ручку первой двери слева. Та по-прежнему была заперта.
– У вас есть ключ от этой комнаты?
– К сожалению, нет, милорд. Мистер Эйслер постоянно держал его при себе. Ни миссис Кэмпбелл, ни мне не было дозволено сюда входить.
– А когда мистер Перлман обыскивал особняк, у него был ключ?
– Да, милорд. Кажется, мистер Перлман отыскал его в дядином сейфе. Но, боюсь, он унес ключ с собой.
– Понятно. – Стянув перчатки, Себастьян запихнул их в карман. – Ну что ж, благодарю за участие. Я позвоню, если вы понадобитесь.
Лицо Кэмпбелла разочарованно вытянулось. Однако он покорно поклонился и потрусил прочь.
Виконт подождал, пока старик не скроется из виду, затем выудил из кармана связку металлических стерженьков. Это были отмычки, приспособление, с которым Девлин научился мастерски управляться за время службы в разведке. Для манипуляций требовались лишь острый слух и ловкость рук, а Себастьян обладал и тем, и другим. Просунув подходящую изогнутую железячку в замок, он осторожно разжал пружинки.
Дверь распахнулась.
Внутри стояла почти полная темнота. Прикрыв за собой створку, Себастьян подошел к окну, отдернул плотные шторы и повернулся.
Не считая сундука и длинного стола с аккуратно разложенными на нем несколькими предметами, в комнате было пусто. В отличие от остального дома это помещение выглядело безупречно чистым: свежевыбеленные стены, тщательно вымытый истертый пол. Вместо ковра плиты покрывал странный рисунок, сделанный, похоже, мелом.
Ощущая странное напряжение в мышцах, Девлин медленно приблизился.
Он остановился на краю огромной окружности, в которую был вписан квадрат, а в него – три круга поменьше. В каждом из четырех еще меньших кружков, обозначавших, как показалось Себастьяну, стороны света, находился незнакомый символ. Между вторым и третьим внутренними кругами размещалось еще больше знаков наряду с чем-то вроде стиха, начертанного странными письменами. В самом центре рисунка стоял глиняный сосуд, наполненный сгоревшим древесным углем; в воздухе висел густой запах ладана, алоэ, вербены и мускуса.
Себастьян ощутил, как по спине пробежал слабый, необъяснимый холодок.
Обернувшись, он оглядел предметы на длинном, узком столе. Два ножа – один с белой рукояткой, другой с черной, рядом – короткое копье. Кончики всех трех лезвий окрашивало что-то темное, похожее на кровь. Возле ножей лежал рожок с двумя белыми свечами по бокам.
Нахмурившись, виконт подошел к сундуку, откинул крышку и обнаружил белое льняное одеяние, на груди которого красной шелковой нитью были вышиты странные геометрические фигуры. Под одеянием лежали белые кожаные шлепанцы, покрытые еще более замысловатыми узорами, тоже красного цвета, и квадратный пакет, замотанный в черный шелк.
Себастьян с опаской развернул ткань, открыв стопку белоснежных, новехоньких листов пергамента. Каждый из них содержал по одному изображению, состоявшему из кругов, символов и фигур, которые походили на начертанные на полу, но слегка отличались. Часть рисунков была выполнена ярким синим и красным цветом, часть – золотистым и зеленым или черным и серебристым. Девлин пролистал пергаменты, задержавшись на одном, который одновременно и отталкивал, и привлекал.
В центре листа располагалось нечто, напоминавшее вращающийся диск внутри треугольника. Вокруг треугольника были изображены один в другом два круга, а между ними написаны строчки, выглядевшие как стихи. Поколебавшись, Себастьян свернул листок в трубочку и запихнул добычу в сюртук. Затем вернул на место остальные пергаменты и белую хламиду, опустил крышку сундука и пошел закрывать шторы.
Девлин задался вопросом, о чем подумал Самуэль Перлман, когда впервые заглянул в эту комнату. Или он знал о своеобразных интересах покойного еще до того, как принялся обыскивать особняк на Фаунтин-лейн?
Заперев за собой дверь, Себастьян отправился на поиски дряхлого дворецкого.
В сопровождении чрезвычайно возбужденного Кэмпбелла виконт осмотрел остальные помещения в доме, от чердака и пыльных, захламленных спален до подвальной кухни, но сделал это скорее ради приличия, поскольку не надеялся обнаружить что-либо важное.
Люди, подобные Даниэлю Эйслеру, не так просто расстаются со своими тайнами.