ГЛАВА 60

Воскресенье, 27 сентября 1812 года


На столе сэра Генри Лавджоя в бархатном гнезде футляра сверкал умопомрачительно прекрасный сапфирного цвета бриллиант.

Сэр Генри какое-то время нахмуренно созерцал драгоценность, затем поднял глаза на Девлина:

– Вы уверены, что не хотите лично вернуть камень мистеру Хоупу?

– Уверен.

Магистрат прочистил горло:

– А девица, о которой вы рассказывали, ну, та, что украла алмаз из особняка Эйслера… Как там ее звали?

Себастьян старательно сохранял невозмутимый вид.

– Дженни.

– Дженни… и только?

– Боюсь, да.

– Понятно… И эта Дженни скрылась в ночи, прежде чем вы успели задержать ее для предъявления обвинений в воровстве?

– Совершенно верно.

Сэр Генри подошел к окну, из которого открывался вид на утреннюю суету Боу-стрит.

– Итак, вы утверждаете, будто Эйслера застрелил майор Уилкинсон, а Жака Колло убил Бертрам Ли-Джонс, поскольку француз узнал, что магистрат работал на Наполеона?

– Да.

– И Джада Фоя Ли-Джонс устранил, главным образом, по той же причине – чтобы сохранить в тайне свой интерес к местонахождению бриллианта?

– По этой, а также для того, чтобы подбросить на тело бывшего стрелка улики и тем создать видимость, будто именно Фой убил торговца.

– Однако же у магистрата имелись веские свидетельства против Йейтса.

Девлин пожал плечами.

– Если он разобрался, что Йейтс не убийца, его, вероятно, беспокоило, как бы обвинение не развалилось. Чего Ли-Джонсу хотелось меньше всего, так это нового всплеска внимания публики к данному делу. – Кроме того, Себастьян подозревал, что магистрат освободил арестованного под давлением лорда Джарвиса, однако эти подозрения он придержал при себе.

– Да, объяснение логичное, – после короткой паузы признал Лавджой. – Но без показаний свидетельницы ваше толкование событий, предположительно произошедших в ночь убийства Эйслера, хоть и весьма правдоподобное, остается недоказуемым. Поэтому не вижу смысла возобновлять расследование, которое официально уже закрыто. – Магистрат сделал паузу и оглянулся, приподняв бровь: – Если только, конечно, вам неизвестно, где можно отыскать улизнувшую девицу.

– Увы, – покачал головой Себастьян. – Неизвестно.

Это утверждение, по крайней мере, было правдой. Он не видел необходимости уточнять, что его неведение умышленное или что леди Девлин совершенно точно знает, где Дженни Дэви обрела убежище.

– Жаль. – Сэр Генри провел большим и указательным пальцами вверх-вниз по цепочке от часов и пожевал губу. – Со мною связывались из дворца. Похоже, советники регента решили, что жителям города лучше не знать, как видный лондонский магистрат на самом деле работал на Наполеона. Поэтому публике огласят, якобы Ли-Джонс погиб при задержании опасного французского агента.

– Кстати, как дела у опасного французского агента?

– Он еще жив, но, говорят, долго не протянет. Сознание к нему так и не возвращалось. – Поколебавшись, Лавджой добавил: – Ли-Джонсу устроят геройские похороны. По слухам, церемонию посетит сам принц-регент.

– Весьма… иронично.

– Да-да. Однако необходимо.

– Интересно, как долго этот изменник сотрудничал с французами.

– Судя по его банковскому счету, достаточно долго. Не правда ли, поневоле задумаешься: сколько среди нас таких, как Ли-Джонс? Известных и уважаемых членов общества, верность которых не принадлежит родной стране?

– Полагаю, нам никогда этого не узнать, – отозвался Себастьян и, слегка прихрамывая, направился к двери.

– Лорд Девлин…

Запнувшись, Сен-Сир оглянулся на магистрата.

– Сожалею о смерти вашего друга.

Себастьян кивнул, чувствуя, что не в силах заговорить.


Покинув Боу-стрит, виконт направился в юго-западную часть Гайд-парка. Там он оставил лошадей под присмотром Тома и пошел через некошеный луг к каналу, возле которого было найдено тело Риса Уилкинсона.

Ливший всю ночь дождь пропитал влагой высокую траву и сбил последние прихваченные морозцем листья с окрестных деревьев. Здесь витало проникающее глубоко в душу одиночество, томительная тоска, кажущаяся неотъемлемой частью пустого белого неба, ажурного сплетения ветвей и тревожного крика взлетающих с канала гусей. Себастьян немного постоял возле подмерзшего камыша, глядя на оловянную гладь водной шири. Он думал о смешливом, бесшабашном офицере, которого когда-то знал, и об отчаянии, которое должен был испытывать Рис, бросая последний взгляд на этот пейзаж.

Отогнав от себя мрачное видение, Девлин целеустремленно зашагал взад-вперед по краю водоема, всматриваясь в холодную, жидкую грязь, проступавшую между камышей. Да, констебли Лавджоя обшарили место происшествия до него, но виконт подозревал, что делалось это без особого усердия, поскольку объяснения смерти офицера-инвалида сводились к удару или сердечному приступу.

Прошло несколько минут, прежде чем он нашел то, что искал: голубоватую бутылочку высотой дюйма четыре, без пробки, но с почти не пострадавшей темно-желтой этикеткой, гласившей «ЛАУДАНУМ – ЯД». Себастьян потянулся за ней, и мутная вода плеснула холодом на его сомкнувшиеся вокруг находки пальцы. Бутылочка была пуста, только в одном уголке виднелось едва заметное красновато-коричневое пятно.

Невозможно было определить, сколько эта склянка здесь пролежала: час, день, неделю? Она давала пищу для предположений, но ничего не доказывала. Пальцы Девлина непроизвольно стиснули толстое стекло в неожиданном приливе гнева. Размахнувшись, он зашвырнул пузырек далеко от берега.

Бутылочка звучно плюхнулась в воду и тут же исчезла из виду. Себастьян стоял и смотрел, пока не улеглась рябь на канале.

А затем повернулся и ушел.


– Осуждаешь его? – спросила Геро.

Виконтесса сидела в кресле возле камина в своих покоях, муж расположился на коврике у ее ног.

– Ты про Уилкинсона? – Откинув голову ей на колени, он глубоко втянул воздух. – Я по-прежнему не уверен, что Рис шел убивать Эйслера. Он мог задумать какой-то иной план.

– Способ повесить колокольчик коту?

– Не исключено. Но события вышли из его подчинения – есть у них такое досадное обыкновение.

– И тогда майор покончил с собой, – негромко продолжила Геро. – Чтобы избавить семью от позора судебного слушания и чтобы дать жене и ребенку шанс на лучшую жизнь. – Себастьян чувствовал, как ее пальцы играют завитками волос на его затылке. – Разве мы достойно заботимся о мужчинах, от которых требуем рисковать за нас своей жизнью и здоровьем? Просто используем их, а затем, когда они больше не годятся для войны, вышвыриваем прочь.

– Через холмы и в шум морской, фламандский дождь, испанский зной, – продекламировал Себастьян, – король Георг нас шлет в пожар, вдали, за синею грядой[36]… – Повернувшись к жене лицом, он положил ладони на растущую выпуклость ее живота. – В последнее время я ловлю себя на мысли, каким будет мир, когда наша дочь станет взрослой.

– Наш сын, – твердо поправила Геро.

Девлин захохотал:

– Ты настолько уверена?

Губы жены медленно сложились в улыбку, и Себастьяну подумалось, что еще никогда она не выглядела такой красивой.

– Да.


Загрузка...