Что приносит тьма

ГЛАВА 42

Вытянув губы трубочкой и фальшиво насвистывая, Джад Фой спускался по расшатанной черной лестнице постоялого двора, когда Себастьян сгреб его за лацканы засаленного, рваного сюртука и развернул, припечатывая спиной к ближней стене.

– Эй-эй, потише, – заскулил Фой. Его шляпа сбилась набекрень, водянистые глаза расширились. – За что это вы так со мной?

Себастьян попытался отыскать в безумных, изможденных чертах хоть слабую тень того крепкого, нагловатого сержанта, который три года тому назад давал показания в пользу Мэтта Тайсона. Но Фой изменился поистине до неузнаваемости.

– У меня огромные претензии к тем, кто запугивает мою жену.

– Ко мне? Я не запугивал вашу жену. Наоборот, это она меня запугивала. Тыкала в лицо своим пистолетом и грозилась отстрелить мне башку.

– Вы ходили за ней. Следили за ней.

– Я бы ничего плохого ей не сделал. Клянусь, не сделал бы.

– Вы угрожали ее коту.

– Так черные коты не к добру. Кого хошь спросите. От них одно несчастье.

– Троньте на нем хоть шерстинку, и я вас прикончу.

– Из-за кота?

– Именно.

– И люди еще болтают, будто это я на голову ушибленный.

– Расскажите, что случилось с вами после Талаверы.

Лицо Фоя недоуменно вытянулось.

– Это вы о чем?

– Как вы получили увечье?

– Толком и не знаю. Меня нашли возле конюшен с проломленной черепушкой, аж кости наружу торчали. Решили, я не жилец, вон оно как. Но я обдурил их, разве нет? – Бывший сержант зажмурил глаза и зашелся своим диким, беззвучным смехом.

– Вы не помните, что с вами случилось?

– И что было до того, тоже не помню.

– Незадолго до несчастного случая вы свидетельствовали на военно-полевом трибунале. Имя подсудимого не запамятовали?

– Не-а. Это я не забыл. Тайсоном его звали. Лейтенант Мэтт Тайсон.

Девлин отпустил потрепанный сюртук и отступил на шаг.

– Когда вы упомянули, что видели меня выходившим из «его дома», чей дом вы имели в виду?

Фой сгреб свою поношенную шляпу, начавшую съезжать по стене.

– Торговца бриллиантами, который жил на Фаунтин-лейн. Только имя его из головы вон.

– Эйслера?

Собеседник аккуратно водрузил шляпу обратно на макушку.

– Угу, точно. Даниэля Эйслера.

– Почему вы следили за его жилищем?

– Старикан прихватил кое-что из того, что причитается мне.

– Что же?

Тощая грудь полоумного затряслась от беззвучного смеха.

– А вы как думаете? – Он подался вперед и, обдавая Себастьяна несвежим дыханием, прошептал, словно сообщал секрет: – Бриллианты.

– У Эйслера были ваши бриллианты?

– Да.

– Как они у него оказались?

– Кто-то продал мои камушки ему.

– Уточните.

– А мне положенную долю не отдал, вон оно как.

– Кто? Кто не отдал вашу долю?

– Не могу вспомнить.

Себастьян пристально вгляделся в худющее лицо, впалые, заросшие щетиной щеки, водянисто-серые глаза, озаренные жутковатым блеском. И поймал себя на мысли – уже не в первый раз, – сколько в безумии Фоя подлинного и сколько для вида.

– Так говорите, вы следили за особняком Эйслера в понедельник?

– Да.

– Старик к тому времени был уже мертв.

– Я знаю.

– А вечером в воскресенье вы наблюдали за его домом?

– Наблюдал.

– И видели, кто входил и выходил?

– Ага.

– Расскажите, кого вы видели.

– С чего это вдруг?

Девлин угрожающе шагнул ближе.

Вскинув ладони, Фой бочком отодвинулся по стене.

– Ладно, ладно!

– Кого вы видели? – требовательно повторил Себастьян.

Сержант облизнул сухие, потрескавшиеся губы:

– Ну, первым был джентльмен.

– Кто?

– Откуда мне знать? Я раньше его не встречал.

– Какого возраста?

– Лет сорока. Или пятидесяти, – пожал плечами Фой. – Порою трудно определить, разве нет?

– Как он выглядел?

– Думаете, я могу удержать такое в голове?

– Высокий? Худой? Низенький? Толстый?

Лицо собеседника исказила нахмуренная гримаса.

– Довольно высокий, по-моему. Одет франтом. Говорю же вам, точно не помню. Мне до него дела не было. С какой стати?

– Как долго он пробыл в доме?

– Недолго. Минут десять. Может, и меньше.

– В котором часу это было?

– Уже темнело. Я толком-то его и не разглядел.

Девлин подавил всколыхнувшееся разочарование.

– Кого еще вы видели?

Фой снова задумчиво наморщился.

– Следующей, кажись, была девица.

– Женщина? Когда она появилась?

– Пожалуй, часом позже.

– Помните, как она выглядела?

Фой покачал головой:

– К тому времени совсем смерклось. Кто ж впотьмах-то разберет?

– Как она прибыла?

– Ее привез в наемном экипаже один джентльмен из благородных. Подождал, пока она вошла в дом, затем уехал. Его я тоже не разглядел, так что без толку меня расспрашивать, каков он из себя.

– Если вы не видели этого мужчину, откуда взяли, что он из благородных?

– По силуэту в окошке кареты, когда тот тип наклонился вперед. Шляпа на нем была модная.

– Шляпа? Вы заключили, будто это джентльмен, по очертаниям его головного убора?

– Угу. Такая складывающаяся штука из тех, что господа надевают в оперу.

– Имеете в виду складную треуголку?

– Думаете, мне есть дело, как эта ерундовина называется?

– И что случилось потом?

Фой дернул тощим, обтрепанным плечом.

– Не знаю. Я вскорости ушел.

– И не видели, чтобы та женщина покинула особняк?

– Нет.

– А никто не слонялся поблизости, пока вы следили за домом?

– Нет. Там окрест сейчас одни склады да пакгаузы, вы разве не заметили? – На левой стороне рта бывшего сержанта начался тик, зернистая, грязная кожа задергалась в мелких, неуправляемых судорогах

– Мне кажется, Фой, вы что-то скрываете от меня. Что-то недоговариваете.

Тот уставился на виконта пустыми, слезящимися глазами.

Хотя трудно было определить, сколько в душевном расстройстве отставного стрелка притворного, сколько приобретенного, а сколько заложено от рождения, однако Себастьян считал ошибочным отнести Фоя к безобидным чудакам. Безумие всегда опасно, особенно в сочетании с крайним эгоизмом. Впрочем, Девлин подозревал, что сержант не сравнится в злокозненности с теми, в чьем кругу он теперь оказался.

– Не знаю, что из вашего рассказа правда, а что – чистейшей воды бред… – заговорил виконт.

– Очень обидно такое слышать.

– Но полагаю, вы случайно наткнулись на то, чего пока не осознаете. То, из-за чего вас могут убить.

Фой осклабился, округлил глаза и насмешливо выдохнул воздух сквозь вытянутые трубочкой губы:

– У-у-у. Считаете, я должен бояться? У меня череп с мозгами располовинены, а я все живой, верно? Видать, трудненько меня отправить на тот свет.

– Любого из нас нетрудно отправить на тот свет, – ответил Себастьян, оставляя у подножия лестницы худющую как скелет фигуру в рваных обносках, которые болтались, словно саван на остове давно умершего человека.

В своих покоях в Карлтон-хаусе лорд Чарльз Джарвис, вытянув ноги к камину и откинувшись на спинку кресла, изучал стоявшего перед ним мужчину. Бертрам Ли-Джонс показался ему грубым и неряшливым, зато преисполненным бахвальства и важничанья, приправленных, как подозревал барон, изрядной толикой пороков.

Поднеся понюшку табаку к ноздре, Джарвис вдохнул.

– Надеюсь, вы поняли данные вам указания?

– Да, милорд, однако…

– Отлично, – шумно захлопнул табакерку вельможа. – Это все.

– Но…

Джарвис поднял бровь.

Полные щеки Ли-Джонса потемнели. Он стиснул зубы, выдавил:

– Как прикажете, милорд, – и откланялся.

Барон, задумчиво хмурясь, смотрел ему вслед, когда на пороге появился один из состоявших на службе Джарвиса бывших военных, стягивая с плеч темный, забрызганный дождем плащ.

– А, Арчер, – улыбнулся Джарвис. – Входите и закройте дверь. У меня есть для вас задание.