Что такое «не везет»

ГЕНКА, ФЛОРА И ФАУНА

— Чего это ты сегодня такой тихий? — спросила бабушка, входя из кухни в комнату. — Здоров?

И она приложила руку Генке ко лбу.

Генка сидел за столом и глядел вдаль. Время от времени что-то передвигал на столе и снова задумывался. Бабка очень удивилась, потому что такая сосредоточенность находила на Генку не часто. Взрослеет, наверное…

— Не приставай, я думаю, — отстранил Усов мягкую руку бабушки.

— Можно и повежливей ответить. Матери бы письмо написал, скучает по тебе ведь!..

Генка промолчал, что само по себе тоже было признаком болезни или очень большой занятости. И бабушка вышла.

Усов двигал по столу марки: то соединял, то раздвигал. Но в каком порядке ни ставь девять штук, все равно мало. А нужна коллекция. И не просто, а на какую-нибудь интересную тему. Как тут ни крути, тема не придумывается. Из девяти две марки с героями войны, три — звери, две — самолеты, на одной — какой-то цветок, и еще одна польская, с гербом.

Генка двигал, двигал и все же соединил по темам: герои стали в один ряд, самолеты — в другой, животные — в третий, цветок повис отдельно. Самолетов было мало, поэтому Генка решил собирать животных и цветы. Получалось четыре марки. То, что росло, было флора. А что бегало — фауна. Флора и фауна, фауна и флора. Ничего звучит!

Бабушка опять не выдержала, вошла.

— Уроки сделал?

— Почти, — сказал Генка. — А все-таки плохо, что ты не домохозяйка.

— Что, что?.. Это почему?

— Да потому, что у всех ребят, у кого матери не работают, они ходят днем по магазинам и покупают марки. А ты хоть и бабушка, а толку что? У всех, знаешь, сколько марок? А у меня?..

— Марки? Да, во-первых, сам ты можешь купить. Если, конечно, не дорого. А во-вторых, зачем покупать? Поезжай к Юльке, Юле! У нее в канцелярии каждый день почта приходит!

Усов сразу смекнул, чем это пахнет:

— И ей не жалко?

— У нее их столько, что, наверное, не жалко.

От бабушки тоже, оказывается, польза бывает.

Юля, старая подруга матери, иногда и теперь еще забегала к ним в гости, долго крутилась перед зеркалом, спрашивала, что пишет мать, и просила бабушку помочь ей скроить юбку или платье. Когда у Юльки было хорошее настроение, пока бабушка кроила, она хватала Генку и пыталась учить его танцевать. Из этого ничего не выходило.

— Что ты топчешься, как слон? — приостанавливалась Юля. — Танцуй легко: ля-ля, ля-ля…

Но кончалось тем, что Усов наступал ей на ногу, и она стонала, на одной ноге прыгала в кухню и усаживалась пить чай. От Юли исходил таинственный аромат духов, и после танца такой же аромат долго чувствовал Усов, поднося к носу собственные ладони.

Ища Юлю, Генка шел по нескончаемому коридору заводоуправления, свернул налево, как объяснила бабушка, и сразу за поворотом увидел дверь, возле которой висела дощечка:

Директор

Усов остановился и как-то застеснялся. Но марки все-таки нужны, он пересилил себя, приоткрыл дверь и просунул голову в щель.

В комнате было полно народу, висел дым и стоял гам. А когда много людей и гам, уже не так страшно, потому что никто на тебя не обращает никакого внимания. Генка протиснулся между людьми, которые стояли группками, и увидел у окна стол, такой большой, что на нем можно было бы играть в пинг-понг. А рядом с ним еще столик, уставленный разноцветными телефонами. За столом сидела Юля. Она держала руками сразу две телефонные трубки и то в белую, то в красную говорила:

— Подождите минуточку… Минутку обождите…

Потом бросала одну из трубок на стол, что-то записывала, снова ее хватала. Тут звонил третий телефон, Юля говорила в обе трубки сразу: «Позвоните позднее», — вешала обе трубки, снимала третью — зеленую, — не послушав, сообщала:

— Директора нет! Кто его спрашивает? Соединяю.

И Юля нажимала кнопку.

Генка стоял перед разноцветными телефонами с разинутым ртом. Он забыл, зачем пришел. Юля подняла голову и обратила на Усова внимание, наверное, только потому, что все вокруг были взрослые, а он еще не очень. И сразу его узнала.

— Подождите минуту! — строго сказала Юля в трубки и положила их на стол.

Она протянула через стол обе руки к Усову, схватила его за уши и притянула к себе.

— Усик, здорово, милый! Как ты сюда попал? Что-то я бабушку давно не видела… Случилось чего? Мама письмо прислала? Ей нужно что-нибудь?

Юля тараторила быстро, и Генка растерялся. Он ничего не ответил, только головой покачал.

— Подожди минуточку, Усик, я сей момент…

И Юля снова начала снимать и вешать трубки, говорить и записывать. Наконец у нее образовался маленький перерыв, когда телефоны замолчали, и она спросила:

— Так тебе чего?

— Марок, — сказал Усов неокрепшим басом. — У вас нет марок?

Генка сказал и тут же испугался, что отрывает Юлю от работы и что сейчас выйдет сам директор и строго скажет: «А этот мальчишка что здесь делает?»

Усова прогонят, а Юле попадет. Он стоял и теребил в руках шапку.

— Марки? — удивилась Юля и задумалась.

Снова зазвонили телефоны. Усов вздохнул и хотел уйти, но Юля сделала ему знак, чтобы подождал. И снова он стоял, переминаясь с ноги на ногу.

Потом Юля вскочила, принесла стул, открыла ящик стола, усадила в углу, возле стола, Генку, положила перед ним ножницы.

На конвертах в ящике были налеплены марки — большие и малые, всех цветов. Усов провел рукой по горе конвертов и растерянно спросил:

— И все можно вырезать?

— Дурачок, конечно, все! А то уборщицы выбросят.

Усов понял, что жизнь ему улыбнулась. Он не торопясь вынул из ящика первый конверт, не стал вырезать марку, положил на стол так, чтобы не мешать Юле, а затем начал вырезать все подряд, складывая марки в этот первый конверт. На всех конвертах было написано одно и то же: «Директору завода Гаврилову И. Я.». Генка вырезал, вырезал, вырезал, сбрасывая остатки конвертов в корзину. Корзина скоро заполнилась, и конверты стали ложиться горой в угол под столик с цветными телефонами. А Генка все работал ножницами, и вскоре конверт с марками раздулся так, что новые класть было некуда. Тогда Усов взял второй конверт и снова стал вырезать и заполнять его. На заводе кончился рабочий день, стемнело, и только директор Юлю еще не отпускал. Она сидела, усталая, вынув зеркальце, и подводила ресницы. Телефоны звонили все реже. Они тоже устали.

— Ну как, годится? — Юля вспомнила про Генку.

Он кивнул. Он уже подчищал остатки.

— Пойдем, я тебя выведу из проходной, — поднялась Юля. — А то не выпустят. Бабушку поцелуй, а маме привет.

Усов шагал по улице, гордо держа два больших конверта, до отказа набитых марками.

Дома Генка выложил марки на стол.

Первым делом он налил в таз воды и высыпал туда марки — целую гору. Отобрал их, отмокшие, снял с полки все книги, которые только были в доме, и между страниц сложил марки.

Бабушка штопала Генке носки, а, если ей надо было пройти, осторожно вышагивала по комнате зигзагами, обходя таз, и стопки книг на полу, и расстеленные газеты.

Генка высыпал марки на стол и отобрал флору и фауну, прибавив изрядную порцию к тем четырем маркам, которые у него были. Он только теперь по-настоящему понял, как много у него марок. Можно собрать на любую тему. Но пускай уж остается флора и фауна.

Остальные Генка разбирать не стал — надоело. Он решил, что обязательно напишет матери письмо. Как достал марки и вообще как дела. От Юли привет не забыть бы передать… Но письмо успеет. Он подошел к окну и стал свистеть Светке, что жила этажом выше.

Светка тут же высунулась из окна, взмахнула руками, скрылась и через минуту спустилась.

Она вошла и удивленно застыла у стола.

— Бери, — сказал Генка.

Светка недоверчиво посмотрела на него и загадочно улыбнулась.

— Бери! — повторил Генка и покраснел.

Светка подошла к столу крадучись, как кошка. У нее разбежались глаза. Она сразу обратила внимание на самые большие марки, с космическими кораблями и тут же решила их собирать. А может, и спорт тоже?

Губы у Светки приоткрылись, она часто-часто хлопала длинными ресницами.

Генка смотрел на нее счастливыми глазами.

— Послушай, — вдруг спросила Светка. — И тебе не жалко?

— Чего там! Захочу — еще достану!

— Тогда я возьму еще про войну. И вот эти серебряные, ладно?

— Бери!

Светка завернула марки в газету.

— Ну, я пошла…

И взглянула на Усова. Генка стоял посреди комнаты и не отрываясь глядел на Светку. Глядел — и глаза его сияли.

— Я пошла, — повторила она.

— Посиди еще… Хочешь, чай будем пить? — очнулся Генка.

— Чай? Да мне и так попадет! Уже почти что ночь… Пока!

Она погладила его по голове, как всегда делала ее мать, уходя на работу, и выскользнула за дверь.

Все марки, кроме флоры и фауны, Усов принес утром в класс и просто выложил на парте.

Произошла небольшая свалка. Несколько марок порвали.

— Подумаешь, я и сам соберу! — сказал Мишка. — Беспорядок только устраивают.

И в толкучку не полез. Генка стоял в стороне и блаженно улыбался, видя, как из-под его парты вылезают коллекционеры, крепко прижимая к груди марки. За этим занятием застала свой чудесный класс Алла Борисовна.

Весь урок и следующий тоже в классе шел энергичный обмен. Тот, кто схватил ненужные марки, менял теперь у других на те, которые требовались.

— Осел ты! — ласково сказал Сонкин Усову. — Самый настоящий, с длинными ушами. Ты бы мог знаешь сколько выменять на эти марки? А ты выбросил.

— Не выбросил, а отдал, — заметил Усов. — Буду еще мелочиться! Что я, Плюшкин какой-нибудь?

— Да у Генки, знаешь, сколько марок? — вмешалась Света. — Он себе и так собрал — будь здоров!

Сонкин задумался и ничего не возразил. Всеобщий азарт его не задел.

До выставки остался всего один день. Все должны были расклеить свои марки на большие листы бумаги и принести в школу.

— Кто не расклеил, завтра — последний срок! — обходил и предупреждал всех Гаврилов.

Листы разложили на полу, и Мишка отгонял любопытных, чтобы не наступили.

— А твои где? — спросил он Усова.

Тот показал коробку.

— Разве у тебя тоже фауна и флора? — удивился Гаврилов.

— Нет, — ответил Генка. — У меня флора и фауна.

Оказывается, никто не собирал флору и фауну, кроме Мишки и Усова.

— Это же нечестно, понял? — Мишка увидел, что у Гены марок намного больше. — Надо самому собирать, а нахватать сразу я, знаешь, сколько могу, если схожу к отцу?

— Пойди, — согласился Усов.

— Так ведь их отмачивать надо, лучше готовые купить.

— Купи, — снова согласился Генка.

Тут начали марки вывешивать. Мишка повесил, и у него оказалось совсем мало. Усов вспомнил, как вырезал марки у тети Юли. Только теперь до него дошло, что директор завода и есть сам Мишкин отец. Как-то нехорошо получилось. Ведь, правда, Мишка мог сходить на завод, и это были бы его марки. На конвертах же написано: «Директору завода Гаврилову И. Я.».

— Знаешь, что? — сказал вдруг Усов. — Мне премию все равно не дадут.

— Почему не дадут? — спросил Мишка.

Он кнопками прикреплял листы с марками.

— Ну, все будут смеяться: двоечник, а марки собирает… Не буду я в этой выставке участвовать. Бери мои марки!

— Ты это серьезно? — удивился Мишка. — Не шутишь?

Вместо ответа Усов протянул ему коробку с флорой и фауной. Миша пожал плечами, спрятал коробку в портфель и ушел домой.

Дома Усов вспомнил, что хотел написать письмо маме. Но чего ж теперь писать про марки, когда их нету?

Назавтра в классе прибавилось несколько огромных листов, с наклеенными марками и надписью сверху: «Фауна и флора Гаврилова М.».

Из всех «классов ходили смотреть выставку, и все замечали Мишину коллекцию. Она была виднее всех, и в ней было больше всего марок. И даже вожатая гордо сказала:

— Растут ребята. У многих хорошие коллекции, а у Гаврилова флора и фауна лучше всех. Берите, ребята, все, как один, пример с Гаврилова.

Мишка получил премию: статуэтку — чугунный полководец Чапаев с саблей на скачущем коне. Он аккуратно завернул Чапаева в газету, положил в сумку, и все Гаврилову хлопали. А про Усова как-то забыли. Если и вспоминали, то с обидой: одним дал больше марок, другим — меньше. Раз уж ходил марки вырезать, мог бы взять и побольше.