Что такое «не везет»

НЕ ВЫШЕ ЧЕТВЕРКИ!

Никто не понял, за что англичанка вежливо попросила Усова удалиться из класса. Генка стоял, облокотись о подоконник, и от скуки разглядывал морозные узоры на окне, когда в коридор следом за ним прошествовала Светка. Ее тоже выгнали. Она поставила локти рядом с Усовым на подоконник и стала болтать.

— Нам-то что: учи — не учи, на троечку вытянут. А учителей знаешь как ругают, если они много двоек ставят!

— Кто ругает?

— Ясно кто — завуч… Нам-то что! А вот Сонкину совсем плохо.

— Почему плохо? — удивился Генка.

Сонкин был без пяти минут отличником и лучшим математиком в классе. Он даже занимался с Усовым как с отстающим. И вдруг у Сонкина дела совсем плохо…

— У Сонкина — никакой перспективы, — твердила Светка, — потому что он ее сын.

— Чей сын?

— Да Аллы Борисовны!

— Ну и что?

— Ты сегодня, мягко говоря, несообразительный, — возмутилась Светка. — Во-первых, представляешь, иметь дома учительницу! У них под окнами опилки видел?

— Откуда? — не понял Генка.

— Да она его с утра до ночи пилит и пилит. Читает ему нотации: делай то, не делай этого!

— Не-е, — возразил Усов, — вроде бы Алла не такая…

— Не такая? Откуда ты знаешь? Все учительницы одинаковые! А во-вторых, как бы он ни учил, все равно выше четверки она ему ни за что не поставит. Даже если он на шесть будет знать! Она ему, наверно, все уши прожужжала, чтобы он ее не позорил. «Представляешь, что будет, если мой сын будет учиться плохо?»

Светка здорово научилась подделывать голос Аллы Борисовны.

После уроков Гаврилов, которого, кроме председателя совета отряда, завуч велела выбрать старостой, собрал весь класс.

— Четверть кончается, — сказал Мишка, — а у нас на сегодняшний день ни одного отличника. Во всех классах есть, а у нас ни одного. И это всех тянет назад. Мы тут посоветовались и решили: надо срочно вырастить отличника в своем коллективе! У кого есть предложения?

— Усова! — сказали сзади.

Все засмеялись.

— Нет, ребята, это несерьезно, — сказал Мишка, не поняв юмора. — Из наших кадров есть налицо только один человек, подающий надежды, — Сонкин. Его и будем выращивать. Сонкин, у тебя по каким четверки?

— По алгебре и по геометрии, — вяло сказал Сонкин.

— Слушай, Сонкин, не посрами честь класса. Исправь на пятерки!

— Все равно ему пятерок не поставят, — сказала Светка. — Не думайте!

— Как ты считаешь, Сонкин? У тебя есть мнение? Скажи!

Сонкин пожал плечами. Жизнь у него действительно трудная. Дома мать как мать (не пилит она его, конечно, а если и пилит, то не больше, чем другие матери). А в школе он должен собственную мать звать по имени и отчеству — Алла Борисовна. Чтобы быть «как все». Не скажешь же на уроке: «Мама, дай тетрадку».

— Вы решайте, что хотите, только бесполезно это, — сказал Сонкин. — Лучше я еще с Усовым подзаймусь, чтобы у него двоек за четверть не было.

— Чего со мной заниматься? — возмутился Усов. — Я сам тебе помогу.

В классе опять засмеялись.

Алла Борисовна всегда заставляла сына заниматься с Усовым. И Генка был уверен, что именно из-за этого Сонкин отстает: времени ему не хватает.

Постановили, что Сонкин будет заниматься изо всех сил. Усов тоже будет заниматься, но отдельно от Сонкина. И тогда в классе будет один отличник и ни одного двоечника.

Генка очень переживал за своего репетитора. Каждый день спрашивал:

— Ну как, занимаешься? Может, тебе помочь?

А четверть близилась к концу, выпал чистый снег, который уже успел закоптиться, и продавались новогодние елки. Просыпаться стало трудно: светало поздно, и очень хотелось еще поспать.

Учителя суетились, выводили жирно четвертные оценки, доспрашивали тех, кого не успели спросить. Для тех же, у кого было по две и по три отметки по отдельным предметам, практически начались сидячие каникулы.

Алла Борисовна прибежала на урок, и все были уверены, она тоже будет спрашивать. Но она тряхнула копной желтых волос и сказала:

— Чего там исправлять? Кто в четверти занимался, тот занимался, кто нет — нет.

Она думала, что класс возмущенно зашумит, и, наверное, заготовила какую-то остроумную фразу, чтобы всех утихомирить. А стало тихо. Подозрительно тихо. Прямо как на экзамене. Даже в парте никто не шуршал.

— Вы что, умерли? — спросила Алла Борисовна. — Вы же знаете, я не люблю, когда в классе тихо.

Все это знали, и именно поэтому была тишина. И все смотрели на Гаврилова. Мишка поднялся.

— Алла Борисовна, мы тут посоветовались и приняли решение — бороться.

— Бороться? Это очень хорошо, Гаврилов! А с кем?

— Не с кем, а за что. Мы решили бороться за то, чтобы у нас в классе не было не только двоечников, но и…

— Отличников… — подсказал кто-то.

— Я хотел сказать: но и… были отличники, — поправился Мишка.

— Неплохая мысль! Ну и кого же вы назначили отличником?

— Сонкина!

— Сонкина? — усмехнулась Алла Борисовна. — Так ведь он же… Он же…

Она чуть-чуть порозовела, открыла журнал и стала смотреть, будто не знала, какие отметки у ее собственного сына по ее собственным предметам.

— У него четверки, — сказала она. — Хорошие отметки. На пять он пока еще не знает…

— Знает! — заверил Мишка. — Спросите Сонкина по алгебре и по геометрии тоже.

— У него же четверки, Гаврилов! Если бы еще двойки, а так — чего спрашивать?..

— Нет, спросите, пожалуйста!

Слово «пожалуйста» Мишка произнес прямо-таки угрожающе.

Все зашумели. Алла Борисовна оглядела класс и согласилась.

— Ну ладно, так и быть, иди, Сонкин.

Мишка оглянулся и подмигнул классу: «Порядок!»

Сонкин поправил очки и пошел, но без особого энтузиазма и не очень решительно.

Истины ради нужно отметить, что отвечал он, однако, толково. Конечно, имеет значение, что мать у него учительница математики. Но он и сам голова! Он и к бегемоту ходит вычислять, сколько тот выталкивает из бассейна воды.

Алла дотошно его гоняла. И старое спрашивала, чего уж наверняка никто не помнил. Наконец велела Сонкину положить мел и разрешила сесть.

Мы все ждали: похвалит или нет? Никогда она этого не делала. Замечания — другое дело…

— Молодец, Сонкин! — сухо похвалила Алла Борисовна. — Отлично выучил… Четыре.

Класс аж онемел. Потом загалдели.

— Как четыре?

— За что — четыре? Ведь он же ну абсолютно все знает!

— Соня, миленький, — сказала Света, — ты для нас все равно отличник, не расстраивайся!

Сонкин и не расстраивался. Он стоял победителем, всем своим видом говоря: вот видите, я же вам говорил, пятерки она мне все равно не поставит.

Классная понимающе улыбнулась.

— Что ж тут удивительного? — вдруг сказала она. — Он мой сын, и я знаю его возможности. Он может знать гораздо больше.

— Это нечестно! Может, вам завуч не велит ему пятерки ставить? Чтобы кто-нибудь чего-нибудь не подумал… Это нечестно! — бросила Светка, тут же поперхнулась и сделала вид, что закашлялась.

Но Алла Борисовна, золотая учительница, не рассердилась.

— Почему же нечестно, Светлана? — просто возразила она. — Когда ты вырастешь и у тебя будут дети, разве нечестно тебе будет хотеть, чтобы они учились лучше?.. И завуч тут ни при чем.

Такого аргумента никто не ждал. Действительно, каждый может знать больше, чем знает. И хотя с классной не согласились, это как-то выбило всех из колеи. Спорить стало вроде бы не о чем.

— Угораздило же тебя родиться у учительницы! — шепотом сказал Гаврилов Сонкину, когда тот проходил мимо.

Мишкина идея — бороться за передовой класс — оказывалась несостоятельной на глазах.

— Выходит, отличника у нас не будет. Тогда хоть Усова спросите.

— Усова, конечно, спрошу, — согласилась Алла Борисовна. — Товарищ Усов, прошу вас!..

Генка встал, застеснялся своей длины, сгорбился и на полусогнутых пошел к доске.

— Посмотрим, — сказала Алла Борисовна, — какой друг Сонкин, как он помогал Усову.

Все замолчали, потому что знали: Усов занимался сам.

Как отвечал Генка, просто неловко рассказывать. Он будто прыгнул вниз, но не посмотрел, куда прыгает. Мялся и путал все. В результате Алла Борисовна сказала:

— Ничего не выходит, Усов. Что с тобой?

— Да я за Сонкина беспокоился. Нашему классу отличник очень нужен.

— Великолепно! — сказала Алла Борисовна. — Ты за него беспокоился, а он — за тебя. Но бывают в жизни моменты, когда нужно отвечать только за себя.

— Алла Борисовна, — решил уточнить Гаврилов. — А много Усову до тройки не хватает?

— Тебе в каких единицах мерить — в метрах или килограммах? Что вы все культ из отметок устраиваете? Вот не буду вообще ставить отметок!

— Вообще — вам завуч не разрешит!..

— Не разрешит! — призналась Алла Борисовна. — Ну, довольно! Совсем заговорили! Кстати, за что тебя с английского выгнали, Гена?

— А я есть захотел, ну и вынул бутерброд…

— А тебя, Света?

— Из-за меня, — сказал Усов. — Она тоже хотела есть. Когда меня выгоняли, я ей бутерброд отдал… В общем, если не везет, так уж не везет. Да вы, Алла Борисовна, не расстраивайтесь. Это все потому, что у меня переходный возраст. Переходишь, переходишь во взрослые, а толку никакого.

— Ох, Усов, Усов! — вздохнула Алла Борисовна. — Хоть бы ты уж скорей перешел!

— Да не могу я скорей, — возразил Усов. — Я, наверное, исключение.

— Какое еще исключение?

— Ну, такое, вроде как «стеклянный, оловянный, деревянный»…

— Выдумаешь тоже! Если бы ты был деревянный — это было бы просто счастье. У нас не возникало бы никаких хлопот.

— А если бы оловянный, — сострил Гаврилов, — мы бы сдали тебя в утиль и уж точно вышли бы на первое место. А ты…

Словом, как собирался написать в отрядном дневнике Гаврилов: «В классе не только не прибавилось отличников, но и остался двоечник». Но Мишка решил этого отрицательного факта не записывать.

Другая бы учительница Новый год просто отменила. Какие могут быть каникулы, когда такая ситуация?

А вот Алла Борисовна махнула рукой, захлопнула журнал и сказала:

— Четверть окончена. Отдыхайте себе на здоровье и сейчас же, немедленно забудьте про все неудачи. Каникулы есть каникулы. Но после…

Что будет после, она не сказала.

Это и так ясно.