Что знал Сталин

Глава 19. Возобновление «чисток»

Когда Проскуров был освобожден от должности начальника военной разведки в июле 1940 года, и пришел приказ о направлении его в распоряжение Наркомата обороны, он стал безработным. ^[415]Подобный приказ издается, когда Сталин или руководство армии не решило, на какую новую должность назначить офицера. Для человека с энергией и решительностью Проскурова, такое отстранение от дела было трудно выносимым. Тот факт, что в ВВС происходила реорганизация, поддерживаемая многими высшими офицерами, делало его еще более тяжелым. Он хотел быть частью этого действия. Постановление СНК от 25 июля 1940 года предписывало, что базовой структурой Военно-Воздушных Сил Красной Армии станут авиационные дивизии.

Реорганизация должна была быть полностью завершена к 1 января 1941 года, предусматривая увеличение состава ВВС на 60000 человек. Проскуров, конечно, знал о перестройке от своих друзей в авиации — особенно от тех, с которыми служил в Испании. Хотя он не мог участвовать в осуществлении нового указа, он, естественно, внимательно следил за работой со стороны.

Тем не менее, он очень хотел получить новое назначение и настойчиво добивался этого. Поэтому было неудивительно, когда 9 сентября прошел слух о назначении его заместителем командующего авиации Дальневосточного фронта. Однако ничего не произошло; на оригинале приказа было написано: «Задержать до дальнейшего уведомления». ^[416] Вместо этого, 23 октября Проскуров был назначен заместителем командующего Главного управления дальнебомбардировочной авиации. ^[417] 29 октября Проскуров был приглашен на совещание Главного Военного Совета в Кремле, у Сталина — видимо, для того, чтобы обсудить предстоящие изменения в дальнебомбардировочной авиации. ^[418] Затем, 5 ноября Постановлением Совета Народных Комиссаров создаются самостоятельные дальнебомбардировочные авиационные дивизии. «Для руководства боевой и специальной подготовкой авиадивизий ДД ‹дальнего действия› ввести должность Заместителя Начальника Главного Управления ВВС Красной Армии по дальнебомбардировочной авиации и образовать в составе ГУ ВВС Управление дальнебомбардировочной авиации. Заместителем начальника Главного Управления ВВС Красной Армии по дальнебомбардировочной авиации назначить генерал-лейтенанта авиации тов. Проскурова». В дополнение к перечислению обозначений и дислокаций новых дивизий дальнебомбардировочной авиации, Постановление обязывает сформировать к 1 марта 1941 года 16 инженерно-аэродромных батальонов и 53 авиатехнические роты. ^[419] Эта последняя оговорка была прямым выводом из уроков, полученных в Зимней войне: и Павел Рычагов, и Евгений Птухин тогда жаловались на нехватку хороших аэродромов и отсутствие наземных аэродромных сооружений и технического обслуживания. ^[420]

Каким образом Проскуров получил это престижное назначение, когда мы знаем, что он не был фаворитом Сталина и его очень не любил Тимошенко? Ответ состоит в том, что он был в очень тесных отношениях с двумя главными руководителями авиации Красной Армии. Один, Яков Смушкевич, был помощником начальника Генштаба по авиации. ^[421] Вторым заступником Проскурова был командующий ВВС Павел Рычагов. ^[422] С такой поддержкой было неудивительно, что Проскурову дали новую должность. Но также и правда, что Сталин имел пристрастие давать возможность жертвам находиться на свободе, пока он терпеливо ждал удобного случая, чтобы уничтожить их. Проскуров, естественно, не знал сталинских окончательных намерений, как и не знал, что и Рычагов, и Смушкевич также были «в списке» Сталина. Бомбардировщики были его специальностью, и он был рад вернуться к своему любимому делу.

Рычагов и Проскуров оба знали, что главной задачей новой организации бомбардировочной авиации будет обучение экипажей ночным и всепогодным полетам. Рычагов вспомнил из своего опыта в Зимней войне, что такие тренировки были большой проблемой. Если летчик разбивал самолет, выполняя полет по приборам ‹«слепой полет»› или взлет с маленького аэродрома, расследовавшие аварию старались сделать командира части недисциплинированным или подозреваемым. ^[423] Из-за того, что расследовавшие аварию были из разных ведомств, голос командира части редко бывал слышим. По мнению Рычагова, огромное количество ошибок во время тренировок в авиации происходило потому, что «мы боялись аварий, крушений и происшествий». ^[424] Проскуров понимал это и был решительно настроен создать программы тренировок для бомбардировочных полков, которые будут как можно более соответствовать боевым условиям. Тем не менее, ему приходилось иметь дело с рутиной, созданной бюрократической машиной Наркомата обороны. В конце декабря 1940 года ему пришлось посетить совещание по обсуждению действий германской армии в польской и французской компаниях 1939 и 1940 годов. Во время одной из военных игр он исполнял роль командира фронтовой авиации на Западном фронте. 29 января он был на совещании в кабинете Сталина, по-видимому, для обсуждения игр. Присутствовали также Тимошенко, Буденный, Кулик, Мерецков, Жуков, Ворошилов и другие. Военно-Воздушные Силы представляли Рычагов, Жигарев и Проскуров.

Подготовка летчиков была главной заботой Проскурова. Рассказывали, что когда Проскуров инспектировал бомбардировочный полк в Запорожье, командир доложил, что «его часть готова выполнить любое задание днем или ночью, в любых погодных условиях». В полночь Проскуров поднял полк по тревоге и услышал те же самые слова от командира. Когда же он приказал полку бомбить полигон в районе Ростова-на-Дону, в трехстах километрах к востоку, выяснилось, что из всего полка только десять экипажей могут выполнить это задание. При возвращении три экипажа неправильно рассчитали высоту и разбились. ^[425] Потеря самолетов во время тренировочных полетов, отразилась не только на полках бомбардировщиков дальнего действия, но и на всей авиации. На совещании у Сталина в начале апреля 1941 года, вероятно, когда там присутствовали Молотов и Жданов, он якобы спросил у П.В. Рычагова «об аварийности в Военно-Воздушных силах». Павел Васильевич, 30-летний главком, не имевший страха ни перед противником в бою, ни перед гневом начальства, ответил: «Аварийность и будет высокая, потому что вы нас летать на гробах заставляете…» ‹…› Сталин ответил: «Вы не должны были так сказать». ^[426] Рычагов подписал свой приговор.

Это был не первый раз, когда проблема аварий, преследующих Военно-Воздушные Силы, поднималась на самых высоких уровнях руководства партии и правительства. Например, в мае 1939 года Главный военный совет проводил двухдневное заседание, которое вылилось в длинный приказ наркома обороны «Аварии в частях ВВС Красной Армии». Проект приказа был роздан на совещании Совета с просьбой дать свои предложения. Проскуров, который был тогда членом Совета, официально возразил против параграфа о летных школах, в котором говорилось, чтобы «запретить тренировки в воздушной стрельбе и высотных полетах». Он настаивал, чтобы эти тренировки остались, потому что они позволяют инструкторам лучше оценивать способности курсантов. ^[427]

К 9 апреля 1941 года Политбюро обсуждало вопрос «Об авариях и катастрофах в авиации Красной Армии». Было заявлено, что уровень аварий не только не уменьшается, но все более увеличивается. В докладе указывалось, что «ежедневно в среднем гибнет у нас два — три самолета», и что руководство воздушных сил не готово или не способно справиться с положением и осуществлять соблюдение летных правил. Причиной этих аварий, по заявлению Политбюро, является «простое отсутствие дисциплины». В докладе приводится несколько случаев, когда самолеты и жизни летчиков гибнут из-за того, что командиры подразделений заставляли экипажи летать в плохую погоду. Выделяется Рычагов за попытки «замазать» отсутствие дисциплины и халатность, вызвавшую эти происшествия. Политбюро издало совместное постановление Центрального комитета ВКП(б) и Совета Народных Комиссаров:

Нигде в отрывке не говорится, что именно состояние обучения экипажей могло быть причиной роста уровня аварий. В этом самом отрывке из протокола Политбюро объявляется выговор Тимошенко за попытку (в рапорте от 8 апреля) скрыть недостатки в Военно-Воздушных Силах. ^[428]

Следующим шагом в этом смертельном бюрократическом фарсе была докладная записка от Тимошенко Сталину, с представлением проекта приказа Наркомата обороны от имени Главного военного совета, как было указано постановлением Политбюро. Докладная записка была подписана Тимошенко и Жуковым, как начальником Генштаба. Дата 14.04.41 написана рукой Тимошенко слева от подписи. К записке добавлены два приложения. Первое — проект приказа в пяти копиях; второй — проект приказа «с изменениями» для Жданова и Маленкова, также в пяти копиях. На копии записки, крупным почерком замечание Тимошенко от Сталина: «Согласен, с условием, если будет включен пункт по товарищу Проскурову, чтобы товарищ Проскуров был привлечен к судебной ответственности вместе с товарищем Мироновым. Это будет честным и справедливым делом». ^[429]

Рычагов был снят с должности 12 апреля 1941 года и назначен в Академию Генерального штаба; его сменил его заместитель Жигарев, который впоследствии стал Главным маршалом авиации. ^[430] Что касается Проскурова, то в тот же день наркомат обороны издал приказ № 0022-41, освобождающий его от поста заместителя начальника ВВС Красной Армии. По приказу, они с Мироновым отдаются под суд за дачу преступного приказа «нарушающего элементарные правила летной службы», приведшего к смерти и увечьям. Никакого судебного разбирательства не проводилось, но действия, приписываемые Проскурову и Миронову, были занесены в их личные дела как «явно преступное поведение». ^[431]

Однако Проскуров был не тем человеком, который станет долго молчать. 21 апреля он послал служебную записку Сталину и Жданову «по существу подготовки авиации к войне». Он напомнил Сталину его выводы после окончания Зимней войны, «что войска не были подготовлены в условиях, приближенным к боевым» и указал, что «главным недостатком в подготовке экипажей ‹…› была неспособность ‹…› надежно действовать в сложных метеоусловиях и ночью». Он отметил низкий уровень огневой и разведывательной подготовки; большинство экипажей не умеют отыскивать цели, даже в крупных пунктах. Цитируя высказывания призванных из гражданского флота летчиков — специалистов ночных и «слепых» полетов, он заявил, что «при существующих правилах летной службы в ВВС они не смогут выполнить возложенной на них задачи. Слишком велики ограничения. Они побывали в нескольких частях ВВС и убедились, что слишком велика боязнь у командного состава ответственности за полеты в сложных метеоусловиях и ночью. В то же время всем понятно, что без настоящей подготовки драться с серьезным противником мы не сможем. Задача ясна — во что бы то ни стало поломать эту боязнь и заставить части ВВС готовиться действовать в условиях, приближенных к боевым».

Проскуров предлагает, как:

«Ведь летают же немцы на приличные расстояния десятками и сотнями самолетов и в плохих метеоусловиях. Ведь летают же англичане сотнями самолетов на сильно защищенные объекты в плохих метеоусловиях и ночью, и плохо или хорошо, а задания выполняют. Когда же наша авиация станет способной надежно выполнять подобные полеты массово? Что же, наши летчики или самолеты хуже заграничных? Этот вопрос, т. Сталин, меня, как и многих командиров ВВС, здорово мучил и мучает.

В конце 1940 года, с ВАШЕГО ведома, я принял руководство дальней бомбардировочной авиацией и получил конкретную задачу — в течение 1941 года сделать части дальней авиации способными выполнять боевые задачи на предельном радиусе самолета, в сложных метеоусловиях и ночью. С тех пор с коллективом командиров управления дальней авиации отдавал все силы на успешное выполнение этой важной задачи.

Что я принял на 1 декабря 1940 года? В частях ДБ авиации насчитывается около 2000 экипажей, из них в то время летал ночью 231 экипаж, летали в сложных метеоусловиях 139 экипажей (около 6 %), обучались полетам вслепую 485 экипажей (около 24 %). Как видно, цифры для ДБ авиации явно не терпимы — всего по 3–5 полностью подготовленных экипажей на авиаполк. За прошедшие 4–5 месяцев зимней летной работы, в условиях плохой летной погоды, ограниченности горючим и смазочным, плохой работе моторов (много самолетов стояли и стоят в ремонте), проводилась усиленная работа по поднятию качества летной подготовки ДБ авиации, и к середине апреля с.г. приведенные выше цифры ИЗМЕНИЛИСЬ, теперь летают ночью 612 экипажей (30 %), летают в сложных метеоусловиях 420 экипажей (20 %), обучаются полетам в сложных метеоусловиях 963 экипажа (50 %). Как видно, качество подготовки выросло больше, чем в ДВА раза. Понятно, что и теперь подготовка явно недостаточная, приведенные цифры характеризуют способность экипажей в большинстве выполнять полеты ночью и в сложных условиях, в аэродромных условиях — обучение настоящим дальним полетам еще впереди.

Этот перелом в качественной подготовке ДБ авиации сопровождается большим количеством летных происшествий — 18 катастроф в 1941 г. Из них: не установлены причины — 4, не справились со сложными метеоусловиями — 5, отказ моторов в воздухе — 4, по недисциплинированности летного состава — 5. Значительная часть катастроф по причинам плохой организации и дисциплины, как это правильно указано в приказе НКО № 0022. Происшествия тяжелые и их много, это верно, но интересы дела требуют еще больше увеличить интенсивность летной работы, неустанно улучшая организацию и порядок в ВВС. Серьезные предупреждения и наказания, записанные в приказах НКО, заставят командный состав ВВС подтянуться, но наряду с этим они могут усилить боязнь за происшествия и тем снизить темпы качественной подготовки.

Дорогой тов. Сталин, у нас в истории авиации не было случая, когда бы судили командира за плохую подготовку подчиненной ему части. Поэтому люди невольно выбирают из двух зол для себя меньшее и рассуждают так: „За недоработки в боевой подготовке меня поругают, ну в худшем случае снизят на ступень в должности, а за аварии и катастрофы я пойду под суд“. К сожалению, так рассуждающие командиры не единичны. Такие настроения имеют, и будут иметь место до тех пор, пока за боевую готовность подчиненной части не будут предъявлены такие же требования и ответственность, как и за аварийность. За последнее время я больше работал в частях и твердо в этом убедился. Остальные вопросы подъема ВВС полностью разрешены ЦК за последнее время…

Письмо Проскурова, которое проясняло, что аварии в основном были результатом плохой подготовки, очевидно, произвело на Сталина какое-то впечатление. 4 мая 1941 года он подписал письмо-предложение Политбюро, чтобы прокурор СССР Бочков пересмотрел дела Проскурова и Миронова, поскольку их прошлая верная служба в Красной Армии говорит в пользу того, чтобы их приговор был ограничен «общественным порицанием». ^[433] Утверждение Сталиным этого решения, видимо, произошло не потому, что он сожалел о своих действиях, а потому, что письмо натолкнуло его на мысль, что Проскуров может быть опасным противником, если его спровоцировать. Он понимал, что не может контролировать его.

Бедный Проскуров! Его логика была безупречной, но она противоречила мнению Сталина. Аварии нужно было списывать на кого-нибудь, независимо от причин, а под рукой оказались два «козла отпущения» — он и Рычагов. Однако, по мнению Сталина, сеть нужно было разбрасывать шире. Не нужно ли смотреть на всех с «испанским прошлым», как на подозрительных членов заговора вредительства в ВВС?

И опять Проскуров был без работы. Посетивший его 18 июня 1941 года близкий друг и бывший его штурман Г.М. Прокофьев, нашел его в очень плохом настроении и решил, что его депрессия была связана с провалом попытки получить новое назначение. Возможно, но были также и зловещие дела в апреле, мае, июне, не предвещавшие ничего хорошего, о чем он не говорил с Прокофьевым. Происходила серия арестов, которые, как он понимал, скоро сконцентрируются на круге летчиков ВВС, с которыми он воевал в Испании. Сначала казалось, что целью были офицеры технических и инженерных служб, но затем, 1 апреля был арестован И.Ф. Сакриер, доктор технических наук, начальник управления вооружений ВВС РККА. ^[434]

Потом настала очередь Петра Никонова, военного инженера 1 ранга, Начальника 8-го управления авиации Красной Армии. По показаниям Сакриера, он был обвинен в участии в антисоветском заговоре, но отказался признать себя виновным в предъявленном обвинении. ^[435] Несколько дней спустя был арестован другой военный инженер — Григорий Михно. Под пытками он признал, что был завербован Сакриером и занимался саботажем, чтобы подорвать производство вооружений для ВВС. ^[436]

18 мая был арестован еще один технический специалист — начальник научно-испытательного полигона авиационного вооружения полковник Георгий Шевченко. Его обвинили в участии в антисоветском заговоре на основании показаний не только Сакриера, но Александра Локтионова и Рычагова, которых арестовали позднее — 19 июня. Оба они являлись бывшими руководителями ВВС РККА. ^[437]23 мая арестовали начальника научно-исследовательского института ВВС РККА генерал-майора Александра Филина. На этот раз для его обвинения в саботаже были использованы показания ‹в то время еще не арестованных› испанских ветеранов дважды Героя Советского Союза Якова Смушкевича и Героя Советского Союза Григория Штерна. Филин обвинения отверг. ^[438]

Теперь атака Сталина на испанских ветеранов началась всерьез. 30 мая был арестован генерал-майор авиации Эрнст Шахт — вероятно, частично из-за письма Проскурова от 21 апреля, в котором он критиковал порядок проведения тренировок. 10 мая Политбюро постановило освободить от занимаемой должности командующих ВВС Орловского и Московского военных округов генерал-майора П.А. Котова и генерал-лейтенанта П.И. Пумпура, потому что боевая подготовка частей ВВС в их округах проводилась неудовлетворительно. В Постановлении говорилось: «Налет на одного летчика за январь — март 1941 года составляет в среднем только 12 часов. Ночным и высотным полетам летный состав не обучен. Сорвано обучение летчиков стрельбе, воздушному бою и бомбометанию».

Котов закончил свою карьеру инструктором в военной академии и уцелел. А Пумпур — нет. 27 мая он был обвинен в том, что пытался сделать Шахта, который «считался ненадежной и подозрительной личностью», своим заместителем. Политбюро просило А.Н. Михеева — начальника военной контрразведки — проверить Шахта. ^[439] Родившийся в Швейцарии у немецких родителей, которые поддерживали Русскую революцию, Шахт приехал в Советский Союз в 1922 году, и два года спустя окончил Борисоглебскую авиационную школу. В 1930-е годы он командовал авиационной частью, которая обеспечивала Управление ВВС Красной Армии, и он сам часто был пилотом командующего Якова Апксниса, которые впоследствии был расстрелян как враг народа. В 1936 году Шахт отправился добровольцем в Испанию, где командовал Первой бомбардировочной эскадрильей (его сменщиком стал Проскуров). Его дружба с Алкснисом, служба в Испании, «где он, конечно, устанавливал контакты с немцами», объединенные с иностранным происхождением и родителями-немцами, были для военной контрразведки достаточным свидетельством, подтверждающим его вину.

Пумпур, Герой Советского Союза, командовавший в Испании истребительной авиацией, был арестован 1 июня, через два дня после Шахта. 4 июня Политбюро приняло Постановление о том, чтобы «удовлетворить просьбу НКГБ, что до того, как дело Пумпура будет слушаться в суде, передать его в НКГБ для проведения расследования». Жесточайшие пытки дали желаемое признание от Пумпура, что он был завербован в антисоветский тайный заговор Смушкевичем. Позднее Пумпур от своего «признания» отказался. ^[440]

Арест помощника генерального инспектора ВВС РККА Николая Васильченко произошел 1 июня. Показания, использованные против него, были даны бывшими начальниками военной разведки Урицким, Берзиным и Орловым, которые все были жертвами «чисток» 1937–1938 годов. 4 июня был арестован генерал-майор авиации Павел Юсупов, помощник начальника штаба ВВС РККА. Он признался, что в 1939 году был завербован Смушкевичем в антисоветскую военную организацию. Другими «членами заговора» стали генерал-лейтенант авиации Федор Арженухин, Рычагов и Володин. 6 июня НКГБ вернулся к техническому составу и арестовал военного инженера 1 ранга Волко Цылова, начальника отдела научно-испытательного полигона авиационного вооружения. Он признался, что был завербован Шевченко в заговор, чтобы саботировать производство нового оружия для авиации. Также 6 июня арестовали Сергея Ониско, военного инженера 1 ранга, начальника управления научно-испытательного полигона авиационного вооружения. Он также был признан виновным, на основании показаний Шевченко в саботировании программы авиационного вооружения. ^[441]

Заместитель командующего ВВС Ленинградского военного округа генерал-майор Александр Левин был арестован 7 июня. Арестовывавшийся ЧК в 1918 году по подозрению в антисоветской деятельности, он вышел из партии в 1921 году из-за несогласия с ленинской Новой экономической политикой. Восстановленный в ВКП(б) в 1932 году, Левин руководил Сталинградской школой военных летчиков, где учил Алксниса, близким другом которого он оставался до конца. Проскуров также учился в Сталинградской школе, когда Левин был ее начальником. Шахт дал показания, что Левин является шпионом, а другие, включая Рычагова, показали, что он занимался антисоветской деятельностью. Добавляя Левина в группу летчиков и технического персонала, следователи НКГБ, должно быть, рассчитывали на его прошлое, чтобы усилить дело. ^[442]

В тот же день, 7 июня, генерал-полковник Григорий Штерн, Герой Советского Союза, который заменил Яна Берзина в качестве главного советского военного советника Испанского республиканского правительства, был арестован. Штерн служил на Дальнем Востоке, где принимал участие в боях с японцами на озере Хасан, а затем на Халкин-Голе. Он также командовал 8-й армией в Зимнюю войну, после которой вернулся на Дальний Восток. 19 марта 1941 года он был назначен начальником Главного управления ПВО РККА, которое до этого советское руководство буквально игнорировало. Арест Штерна обезглавил ПВО в критическое время — нового начальника не будет до 19 июня. Некоторые считают, что арест был продиктован бездействием ПВО во время пролета немецкого транспортного самолета в московское воздушное пространство 15 мая. Это кажется маловероятным. Скорее, арест Штерна был запланирован заранее, как часть более широкой программы по уничтожению наиболее прямых советских военных руководителей, которых было решено «сделать виноватыми» за проблемы в военной авиации. В случае со Штерном, «преступлением» с его стороны было говорить о позорном пренебрежении Сталиным противовоздушной обороной ^[443]

Доказательством того, что поиски «козлов отпущения» среди руководства производства вооружений достигло апогея, произошло, когда 7 июня был арестован сам нарком вооружения Борис Львович Ванников, и через два дня снят со своего поста. В своих воспоминаниях Ванников приводит замечание Сталина, сделанное ему, что «среди военных инженеров много мерзавцев‹…›. Скоро они все будут арестованы». Критикуя свое собственное поведение и поведение многих своих коллег, Ванников пишет: «Мы не проявляли твердости и не оставались верными принципам, мы выполняли требования, которые, как мы знали, будут губительными для государства. Тут мы проявили не только дисциплину, но и желание избежать репрессий». ^[444]

Арест 8 июня Якова Смушкевича продемонстрировал, что это была спланированная операция, а не действие «под влиянием момента». Смушкевич находился в госпитале, поправляясь после операции на ноге, вызванной, как это ни смешно звучит, повреждениями, полученными во время происшедшей в 1938 авиакатастрофе, когда Сталин, чествуя его за службу в Испании, назначил его командующим первомайского воздушного парада. Арест Смушкевича был заметным событием. Его хорошо знали, уважали и восхищались им не только коллеги-летчики, но и очень многие в Вооруженных Силах и даже в правительстве. Жуков, под началом которого Смушкевич руководил действиями авиации на Халкин-Голе, высоко ценил его способности командира и летчика. Адмирал Николай Герасимович Кузнецов, который был военно-морским советником в Испании, хорошо знал его и очень доверял ему, так же как и Штерну, Рычагову и Проскурову. Алексей Шахурин, нарком авиапромышленности в период войны, тепло отзывается о Смушкевич в своих воспоминаниях. ^[445]

Аресты продолжались. Командующий авиацией Дальневосточного фронта Константин Гусев был арестован 17 июня. Его обвинили в участии в антисоветском военном заговоре Смушкевича, но он отказался признать себя виновным. За его арестом последовал арест Александра Локтионова, бывшего командующего Прибалтийским военным округом и начальника ВВС РККА. Весьма возможно, что арест Локтионова был связан с неудовольствием Сталина его ответами на вопросы во время совещания руководителей ВВС и руководства партией и правительства в марте 1938 года. На совещании, которое проводилось в период «чисток», обсуждались вопросы аварийности в ВВС. Ответы Локтионова подчеркивали проблемы, вызванные потерей опытных командиров, их заменой молодыми, неопытными офицерами, и неудовлетворительное состояние самолетов, поставляемых в авиачасти. Сталин «намекал» Локтионову, но тот не менял своих ответов. Как мы видели в деле Проскурова, Сталин никогда не прощал человека, которого не мог подавить. ^[446] В один день с Локтионовым был арестован заместитель начальника ВВС Прибалтийского военного округа Павел Алексеев. На допросах он признал, что был завербован Локтионовым в антисоветскую военную организацию; другими, якобы вовлеченными в организацию, были Смушкевич, Сакриер, Филин, Пумпур и Гусев.

Алексеев признался, что саботировал вооружение Военно-Воздушных Сил приемкой неотлаженных и не отвечающих требованиям безопасности самолетов с заводов, и задерживал поставку авиачасти нового оборудования. ^[447]

19 июня, всего за три дня до фашистского нападения, вакханалия арестов временно приостановилась. Должно быть, Берии и шефу НКГБ Меркулову, чьи следственные отделы вели эти дела, стало понятно, что немцы что-то задумали. Донесениями пограничников о передвижении частей Вермахта непосредственно к государственной границе, как и резким и значительным ростом числа разведывательных полетов Люфтваффе, нельзя было больше пренебрегать. Тем не менее, допросы арестованных в апреле, мае и июне, продолжались. Первая группа состояла из технических специалистов, некоторые из них уже признались в саботировании программы вооружения ВВС РККА. Вторая группа состояла из генералитета ВВС РККА и начальника ПВО генерал-полковника Штерна. Несколько человек, входивших во вторую группу, принимали участие в гражданской войне в Испании. Если бы они оставались на свободе, они продолжали бы служить, получали новые звания, но также стали бы нежелательными свидетелями в любом последующем расследовании по делам ВВС.

Что касается Проскурова, то 18 июня у него все еще не было назначения. Прокофьев, который заходил к нему, вспоминал, что услышал отрывок телефонного разговора, в котором Иван Иосифович умолял Сталина дать ему работу, «любую работу, даже в Одессе». Положив трубку, он пожаловался, сказав, что это «лысый» (Тимошенко), который говорил Сталину, что «он капризный и высокомерно отвергает многочисленные предложения о назначениях на должность». ^[448] 30 мая, без его ведома, начальник Управления кадров ВВС РККА генерал-майор Б.П. Белов послал Павлу Жигареву, сменившему Рычагова на посту начальника ВВС РККА, совершенно секретную справку «Утверждении Героя Советского Союза генерал-лейтенанта авиации Ивана Иосифовича Проскурова в должности начальника Военно-Воздушных Сил и начальника управления авиации Седьмой армии». В ней, в частности, указано: «Проскуров был снят с должности заместителя начальника Главного управления ВВС РККА приказом № 0022-41 Наркома обороны за аварии в частях бомбардировочной авиации ‹…›. Считаю назначение товарища Проскурова в должности начальника Военно-Воздушных Сил армии и особенно, начальника управления авиации 7-й армии, необходимым ‹…›. Настоящим прошу утвердить товарища Проскурова начальником Военно-Воздушных Сил и начальником управления авиации 7-й армии». ^[449] Очевидно, это было именно то назначение, которого ожидал Проскуров. Это было понижением, но как он сам сказал, он готов занять любую должность, «даже в Одессе». Тогда почему же Белов был лишен звания генерал-майора авиации за «нарушения правил выбора кадров и направление на руководящие должности непроверенных и политически сомнительных людей?»^[450] Похоже, что произошла какая-то путаница с назначением Проскурова начальником ВВС 7-й армии, которая в то время подчинялась Ленинградскому военному округу. Был ли он одним из «непроверенных и политически сомнительных людей», кого рекомендовал Белов?

Тем временем, когда проходили эти аресты, Сталин продолжал обманывать себя о намерениях немцев и лишать свою страну именно тех генералов, которые ей были нужны накануне агрессии. 19 июня Проскуров, не зная о судьбе Белова, узнал, что он должен возглавить ВВС 7-й армии, которая тогда располагалась в Петрозаводске, к северо-востоку от Ленинграда. Он планировал выехать к месту своего нового назначения вечером в воскресенье 22 июня.