Что знал Сталин

Глава 22. Конечная расплата

Взгляд в прошлое позволяет нам прочувствовать трагическую иронию германского нападения на СССР в июне 1941 года. Огромной ошибкой Адольфа Гитлера было то, что в конце августа он, воспротивившись желанию Вермахта продолжить наступление на Москву, перенес главный удар на Украину, чем фактически, спас Москву и сохранил Сталину его власть. Австрийский капрал, чья способность перехитрить советского вождя вылилась в гибель миллионов советских граждан, теперь показал, что он, как и Сталин, страдал от заблуждений, которые обрекли его на принятие ошибочного выбора летом 1941 года.

К концу июля 1941 года город Смоленск был захвачен после очень сильного сопротивления Красной армии. К середине августа две танковые группы, входящие в группу армий «Центр», которыми командовали генерал-полковники Хайнц Гудериан и Герман Готт остановились, готовые возобновить наступление. Их целью была Москва, теперь лежащая уже всего в нескольких ста километрах. Но именно тогда, 21 августа, Гитлер издал приказ: «Главнейшей целью, которую необходимо достичь до наступления зимы, является не Москва, но захват Крыма и промышленных центров и угледобывающих районов Донецка (Украина)», Офицеры Группы армий «Центр» были ошеломлены. Они понимали, что если их бронетанковые силы будут повернуты на юг, не останется надежды возобновить московское наступление до ухудшения погодных условий. Они просили Гудериана попытаться изменить решение Гитлера, объяснив, что «Москва является сердцем советской политической системы, главным промышленным комплексом, центром коммуникаций и, прежде всего, центром всей железнодорожной системы. Падение Москвы решит исход войны». Ответом на его заявление было созревшее решение Гитлера. Его генералы «ничего не понимают в экономике военного времени… Нам нужно зерно Украины. Промышленная зона Донецка должна работать на нас, а не на Сталина». ^[528] Конечно, видение Гитлером миллионов покорных украинцев, работающих на Великую Германию на фабриках и фермах своей страны, был бредовым. Агрессии была противопоставлена сталинская политика «выжженной земли» и массовое перемещение промышленного оборудования, техники и рабочих на восток. Но, однако, самым главным была отрицательная реакция населения на зверства, совершаемые немецкими оккупантами, превращающие потенциальных союзников во врагов. Разве не мог Гитлер понять, что эти зверства были вызваны его расистским отношением ко всем славянам, которые были «массой прирожденных рабов, нуждающихся в господине?» ^[529]

Несмотря на свои дурные предчувствия от настояния Гитлера прекратить наступление на Москву, командующий группой армий «Центр» фельдмаршал фон Бок не имел другого выбора, как подчиниться. Его танковые соединения двинулись в наступление на Киев, столицу Украины. Киев пал 19 сентября. 26 сентября битва закончилась разгромом пяти советских армий и пленением 665 тысяч советских солдат. Способствовал этой огромной потере людей и техники упрямый отказ Сталина разрешить Юго-Западному фронту отступить, пока было не слишком поздно. Человек, который «знал», что Гитлер не нападет на СССР, все еще продолжал отвергать советы военных профессионалов, которые, в свою очередь, боялись противоречить ему. ^[530]

Внезапно, как будто опьяненный колоссальной победой на Украине, Гитлер приказал возобновить наступление на Москву кодовым словом направления «Тайфун». Оно началось 2 октября, более чем на месяц позднее, чем планировалось группой армий «Центр». Теперь дляфон Бока и его генералов это была большая авантюра, навязанная Гитлером. Их бронетехника, уже ослабленная боями за Смоленск, все более ухудшалась за время длительных переходов и боев с киевским окружением. Линии снабжения сильно растянулись, снабжение ухудшалось. Пока в первую неделю октября погода была хорошей, никто не знал, сколько осталось до осенних дождей и зимних холодов. Тем не менее, к 14 октября немецкие танки сумели захватить два сильно укрепленных ключевых города Вязьму и Брянск. При этом они окружили и взяли в плен 663 тысячи солдат и много боевой техники. Но с хорошей погодой окончилось и их везение, они увязли в грязи. Тем не менее, они пробивались дальше и 19 октября захватили Бородино, историческое место битвы с Наполеоном. Также они захватили Можайск, в ста километрах от Москвы.

12 октября, через два дня после того, как Г.К. Жуков сменил И.С. Конева в качестве командующего Западным фронтом, Ставка нервно следила за тем, как свежая сибирская 32-я стрелковая дивизия была перемолота немцами в Бородино. В тот день конвойная служба Главного управления внутренних войск НКВД СССР получила телеграмму, приказывающую перевезти группу в тридцать девять «особо опасных государственных преступников» из внутренней тюрьмы НКВД. Одним из них был И.И. Проскуров. ^[531] Похоже, что никто не хотел, чтобы такие преступники попали в руки немцев, поэтому их решили увезти.

Страх, что оборона Москвы не выдержит, царила везде. В тот самый день операция «Тайфун» приближалась к Калинину, городу к северу от Москвы, ключевому участку ее оборонительного пояса. Беспрепятственное немецкое наступление стало возможным из-за неспособности калининских властей организовать его оборону. Значительные оборонительные сооружения, возведенные в течение лета 1941 года тысячами добровольцев, были оставлены пустыми. Четыре необученных отряда ополченцев растаяли при первых выстрелах. Когда 13 октября 30-я армия расположила в Калинине свой командный пункт, это послужило сигналом для гражданского населения, а так же — партийным руководителям, НКВД, милиции, и пожарным бригадам в панике броситься к Москве. Хотя по плану должны были быть эвакуированы только члены семей, сбежали почти все, от рабочих до директоров предприятий, забравших с собой весь моторный транспорт, который должен был быть передан военным. Около двух третей жителей Калинина покинули город. ^[532]

К вечеру 13 октября немцы вышли на западные окраины Калинина. Никто не тушил пожары, возникшие от немецких бомбардировок и от рук диверсантов. В отсутствие милиции начался грабеж продуктовых магазинов и складов. Когда военный комендант потребовал, чтобы начальник НКВД Калининской области приказал своим подчиненным вернуться в город, тот поднял руки и сказал, что ничего не может сделать. Наконец, на юге города военными были установлены контрольно-пропускной посты. Среди тех, кто стремился в Москву, было задержано 1500 младших командиров и рядовых Красной Армии. Тем не менее, многие, как гражданские, так и военные сумели пробиться, и их рассказы о немецком наступлении и хаосе в Калинине, должно быть прибавили паники, которая начала охватывать Москву. Вполне возможно, что именно обеспокоенность ситуацией в Калинине стояла за решением вывезти Проскурова и остальных арестованных из Москвы. ^[533]

15 октября Политбюро начало беспрерывное заседание, получая сообщения о положении в Москве и на фронтах. К вечеру было решено защищать город, но эвакуировать правительство, дипломатический корпус и важнейшие государственные учреждения в Куйбышев. В тот же вечер Молотов оповестил о планах эвакуации членов дипкорпуса. Новости распространились быстро, и к началу следующего дня общественный порядок и партийная дисциплина стали расползаться. На вокзалах толпы людей нетерпеливо ждали поездов, которые так и не появлялись. Начались грабежи в булочных и продовольственных магазинах. Некоторые учреждения и фабрики не смогли продолжать работу, потому что их сотрудники отсутствовали, занимаясь собственными делами.

Вечером 16 октября был эвакуирован в Куйбышев центральный аппарат НКВД. 17 октября поступило подтверждение, что ряд «особо опасных государственных преступников был отконвоирован из внутренней тюрьмы НКВД в Москве во внутреннюю тюрьму НКВД в Куйбышеве». ^[534] В тот день первый секретарь Московского комитета партии А.С. Щербаков объявил по радио москвичам, что город будут защищать «до последней капли крови». Тем не менее, 19 октября пали Можайск и Малоярославец, усилив ужас москвичей. Большинство было знакомо с этими городами и многими красивыми населенными пунктами этого района, где у некоторых были дачи. В тот вечер Государственный Комитет обороны (ГКО) собрался для обсуждения положения, приняв решение, что генерал НКВД П.А. Артемьев будет ответственным за «подступы к городу и за сам город». Его доклад о положении в Москве потряс членов ГКО, и они согласились с рекомендацией о введении военного положения. ^[535] Среди этой лихорадочной деятельности Берия нашел время послать своего доверенного курьера Демьяна Семенихина в Куйбышев с приказом № 2756Б, в котором перечислялись различные заключенных и давалась инструкция ответственным лицам: «Прекратить следствие, в суд не отсылать, расстрелять немедленно». ^[536]

В 1955 году, во время судебного процесса по делу Л.Ф. Баштакова — старшего офицера, ответственного за эту группу особых заключенных, он настаивал, что до получения приказа Берия в Куйбышеве «Шварцман имел приказ закончить следствие, подготовить дела и послать приговоры в Москву». Приказ о казни был неожиданным, ясно отражающим хаос в столице. Говорится, что Берия действовал по собственной инициативе, но кажется совершенно невероятным, чтобы он предпринял этот шаг, не связавшись со Сталиным. Ранее, 6 сентября, он просил его подписать приговор о казни 170 опасных преступников, содержащихся во внутренней тюрьме НКВД Орла. Орел находился на пути предстоящего немецкого наступления на Москву и был захвачен немцами 3 октября. Что касается «особо опасной группы» в Куйбышеве — Сталин лично знал входивших в нее высших офицеров. Он знал, что нельзя допустить никаких случайностей, чтобы в суматохе, которая докатится до Куйбышева, если немцы возьмут Москву, произошел их побег. ^[537]

Чтобы найти проходящих по списку лиц, понадобилось какое-то время. По данным журналиста Аркадия Ваксберга, рядовые следователи не были проинформированы о приказе Берия и продолжали свою работу. Подследственного Арженухина все еще допрашивали 27 октября, а допрос Марии Нестеренко шел полным ходом утром 28 октября, когда ворвался старший майор Родос с криком: «Уходим!» Вскоре из тюрьмы выехали пять грузовиков. ^[538]Передача этих заключенных в ведение члена особой группы НКВД СССР было произведено по ордеру № 7/2-5017 от начальника Первого спецотдела НКВД СССР — начальнику внутренней тюрьмы НКВД в Куйбышеве. ^[539] Этим человеком и оказался Баштаков. «Октябрьская резня» должна была скоро начаться.

28 октября немцы взяли Волоколамск, место воскресных загородных прогулок москвичей. Никакой уверенности, что Москву удастся отстоять, не было. Если бы она пала, вызвав позорное бегство Сталина и его закадычных друзей, его положение стало бы угрожающим. Нельзя было допустить ни одной оплошности, и секретность отправки заключенных была полной.

После выезда из тюрьмы грузовики проследовали к поселку (в то время Барыш) на окраине Куйбышева, где были обнесенные забором дачи, используемые летом сотрудниками областного управления НКВД. По данным Ваксберга, арестованные были расстреляны, а их тела зарыты там же. Впоследствии был составлен список казненных. Акт, датированный 28 октября 1941 года и подписанный Баштаковым, Родосом и Семенихиным, констатировал, что все перечисленные лица были казнены в соответствии с приказом № 2756Б от Берия.

Список это какой-то странный (см. приложение 3). Четырнадцать поименованных в нем, являлись высшими командирами ВВС или войск ПВО, или были связаны с созданием нового оружия. Остальные не имели к ним никакого отношения. Например, Давид Розов был заместителем наркома торговли и бывшим главой экспортно-импортного акционерного общества «Амторг» в Нью-Йорке, известного как прикрытие для советских разведчиков. Дмитрий Булатов был секретарем Омского обкома партии. Самой сбивающей с толку фамилией в списке, является фамилия Филиппа Исаевича Голощекина — участника расстрела царя Николая II и его семьи. Также в списке были Мария Нестеренко, Александра Савченко и Зинаида Розова. Позднее к списку, в котором было двадцать человек, добавилось еще пять фамилий. Один из них — Михаил Сергеевич Кедров, старый большевик, родившийся в 1878 году, арестованный в 1939 году и нашедший смерть вместе с этой группой. ^[540]

Есть еще одна версия этой истории. Она кажется маловероятной, но демонстрирует трудность установления правды исторического события такой важности при отсутствии архивно-точной, официально опубликованной информации. В этой второй версии описывается, как утром 26 октября 1941 года у начальника станции Барыш, железнодорожного узла в нескольких сотнях километров к юго-западу от Куйбышева, в Куйбышевской области (ныне Ульяновская область) раздался телефонный звонок. Звонил старший майор государственной безопасности Борис Родос — один из самых садистских следователей, допрашивавших генералов. «Завтра в 11.25 литерный поезд 00/А пройдет через вашу станцию к нам в Куйбышев. Приказываю обеспечить ему зеленый свет. Отвечаете за это головой!» Однако когда поезд прибыл в Барыш, его остановили и перевели на запасный путь, потому что на станцию поступило предупреждение о приближении немецких самолетов. Когда жители предложили накормить пассажиров, охрана НКВД запретило им это сделать. «Пассажирами» были генералы.

Когда через много лет стало известно, что их расстреляли в пункте, который назывался «Барыш», журналист приехал туда и попытался восстановить сцену. От запасного пути тропинка вела через рельсы к заброшенному песчаному карьеру — в 3–5 километрах от станции. Тамошние жители рассказали, что это было любимым местом мальчишек, которые устроили свой «штаб» в заброшенной лачуге. В ту ночь, когда поезд задержали на разъезде, от карьера были слышны выстрелы. На следующий день ребята пошли туда посмотреть. Они не нашли ничего — ни своего «штаба», ни самодельных рогаток и самострелов, которые они оставили там за день до этого. Место было сровнено. Они говорили, что нашли много свежих гильз на земле, и с тех пор ходят слухи, что там расстреляли людей. ^[541]

В 1988 году «Литературная газета» опубликовала статью Ваксберга. Первая открытая информация о месте секретной казни наделала много шуму. После ее появления один из редакторов «Самарского радио» и сотрудник местного музея, очевидно, нашли место казни и могилу. Бывшие дачи НКВД давно были ликвидированы и сровнены с землей, а это место превращено в детский парк. Когда рабочие перекапывали участок, они нашли доказательство, что здесь было захоронение. Так как никто не знал, кто был здесь погребен, поставили знак, правильнее сказать — символ. А в 1991 году самарский журналист Виктор Садовский, очевидно сотрудничавший с «Мемориалом», увековечил память погибших. Приехали многие из их родственников. Единственная дожившая до этого дня дочь Проскурова — Лидия Ивановна — приехала туда, также как и дочь Якова Смушкевича, Роза. ^[542]

Утверждение, что Берия не принял бы самостоятельно решение о казни 28 сентября, поддерживает то, как он действовал в отношении других людей, приговоренных к смертной казни. Это были заключенные, чьи приговоры все еще требовали утверждения военной коллегии Верховного суда СССР и Центрального Комитета ВКП(б), прежде чем НКВД могло привести приговоры в исполнение. 15 ноября 1941 года Берия послал совершенно секретную служебную записку № 2865/с Сталину, в которой объяснял ситуацию и просил, чтобы НКВД было дано разрешение возобновлять расстрелы приговоренных к смертной казни. Он также просил, чтобы в будущем особые совещания НКВД имели право разбираться с делами по серьезным преступлениям и выносить соответствующие приговоры до смертной казни. Такие решения особых совещаний считались бы окончательными. В течение двух дней Сталин издал постановление Государственного Комитета Обороны, разрешающее практически слово в слово те действия, которые запрашивал Берия. 39 января 1942 года Берия направил Сталину список сорока шести лиц, большинство из которых было арестовано в апреле — июне 1941 года. В него были включены генералы ВВС РККА, которые воевали в Испании и были тесно связаны с теми, кто был расстрелян 28 октября: генерал-лейтенант авиации Константин Гусев, командующий ВВС Дальневосточного фронта, генерал-лейтенант авиации Евгений Птухин, командующий ВВС Киевского особого военного округа, генерал-лейтенант авиации Петр Пумпур, командующий ВВС Московского военного округа, генерал-майор авиации Эрнст Шахт, заместитель командующего ВВС Орловского военного округа, и другие.

На просьбу Берия Сталин ответил: «Расстрелять всех, указанных в данном списке». На заседании 13 февраля 1942 года особое совещание НКВД приговорило всех к смертной казни, и 23 февраля, в День Красной Армии, они были расстреляны. ^[543]

А что же стало с тремя главными участниками тех событий, которые описаны на этих страницах? Павел Михайлович Фитин прошел всю войну как руководитель внешней разведки НКВД/НКГБ. Его управление больше концентрировало свои разведывательные усилия на сборе информации в союзных и нейтральных странах, чем в тех странах, которые были оккупированы Германией. Его самые продуктивные резидентуры были в Лондоне, Нью-Йорке, Вашингтоне и Оттаве. Без сомнения, лондонские агенты были лучшими источниками по планированию послевоенной оккупации Германии, которая уже являлась главным интересом для Сталина. Они также предоставляли информацию по атомному оружию, теме, которая к 1944–1945 годам была увеличивающейся заботой Сталина, и которой люди Фитина отдавали высший приоритет. Как указал историк Дэвид Холлуэй, «советская разведка имела ясную общую картину Манхэттенского проекта». В феврале 1945 года нарком государственной безопасности Меркулов, все еще начальник Фитина, доложил Берия, что «исследования ведущих английских и американских ученых показали, что создание атомной бомбы является осуществимым». К июню 1945 года источники Фитина предоставили детали по плутониевой бомбе, которую вскоре должны были испытывать. Успех этого испытания, проведенного в июле в Нью-Мексико, убедил Сталина в стратегической важности атомной бомбы. ^[544] Однако 15 июня 1946 года «архитектор» тайного добывания программ, которые сделали эти знания доступными для советских ученых, начальник внешней разведки Фитин в ускоренном порядке был отстранен от должности и направлен в распоряжение Управления кадров министерства государственной безопасности СССР.

Почему? К середине 1946 года Фитин стал очень опытным и эффективным руководителем разведки. Его заслуги во время и в конце войны были выдающимися. Он никогда не ввязывался в игры политической власти, которые могли вызвать раздражение Меркулова, Берия или Сталина. Он знал свое место и принимал его как хороший сталинский бюрократ. Тем не менее, в последние недели перед германской агрессией он без сомнения стал занозой в креслах Берия и Сталина. Соответственно, в марте 1946 года, когда СССР отбросил пролетарское наименование «народный комиссариат» и создал новые «министерства» по западному образцу, они, похоже, узрели свой шанс. Казалось логичным, что бывший начальник военной контрразведки Виктор Абакумов, который теперь стал министром госбезопасности, должен был иметь право набрать свою собственную команду, включая нового начальника внешней разведки. Фитин лишился места. Было заявлено, что его личная жизнь не соответствовала должности начальника разведки: он сошелся с молодой женщиной, известной спортсменкой (они поженились в 1963 году и оставались вместе до смерти Павла Михайловича в 1971 году). ^[545] Его друг рассказывал, что после его увольнения (в результате чего он также лишился служебной квартиры и дачи) Фитин болезненно переживал невозможность быть в центре дел, и жил в стесненных обстоятельствах. ^[546] Следующим назначением Фитина с сентября 1946 по 4 января 1947 года была должность заместителя уполномоченного МГБ СССР в Германии. Причина этого назначения неизвестна. ^[547] В январе 1947 года его направляют в Свердловск на должность заместителя начальника УКГБ по Свердловской области, где он служит до сентября 1951 года. Это было явным понижением. По сообщениям, Берия приказал выгнать его из госбезопасности без пенсии «так как у него не хватало выслуги лет», но Фитин получил направление в Казахскую ССР, где стал министром государственной безопасности республики. После смерти Сталина в марте 1953 года и возвращении Берия на пост руководителя спецслужб, Фитина возвращают в Свердловск, где он работает до июля того же года начальником УМВД, после чего его отправляют в запас «по неполному служебному соответствию». ^[548]

В 1954 году Фитин сделал то, что делали многие до и после него уволенные со службы в молодом возрасте: он получил должность в системе государственного контроля, где работал до 1959 года. Затем становится директором фотокомбината Союза советских обществ дружбы и культурных связей с зарубежными странами. Первую должность он получил, возможно, благодаря посредничеству друзей; вторая предполагает связи в разведке. Их трех главных героев Фитин представляет самый обычный тип для советского общества. Он хорошо делал свою работу, а может быть даже лучше, чем требовалось, и настаивал на посылке Сталину донесений, в которых постоянно предсказывалось немецкое вторжение. При неудаче он хранил молчание.

Филипп Голиков принадлежал к другой группе, той, которая сделает все, чтобы оставаться в милости у хозяина. В качестве начальника РУ Голиков скрывал или исправлял анализы степени немецкой угрозы, чтобы угодить ошибочным взглядам Сталина. В дополнение к обязанностям в РУ, Голиков выполнял ряд заданий для политического руководства. Он не только служил Сталину, но и сумел продержаться до Хрущева. В июле — сентябре 1941 года Сталин направил Голикова в Лондон и Вашингтон, чтобы оценить размеры англо-американской помощи и сотрудничества. ^[549] Эти поездки были относительно короткими, предназначавшимися не для того, чтобы глубоко влезать в британские и американские планы помочь Советскому Союзу — Америка еще не вступила в войну, но оценить, насколько серьезно эти капиталистические страны были настроены на помощь коммунистической стране. Поездка Голикова в Лондон 8 — 13 июля выявила, что англичане не были уверены в шансах СССР в сражении против Германии. Сталин надеялся на больший успех в обсуждениях с американцами, поэтому 26 июля Голиков полетел в Соединенные Штаты, где был принят президентом Рузвельтом. Без сомнения, он доложил Сталину об успешных результатах встречи.

После возвращения из поездки Голиков попросил Сталина о направлении его на фронт. Описание его действий на различных командных постах, которые появились в его официальной биографии в «Советской военной энциклопедии» не всегда соответствуют действительности. Его освобождали буквально от всех боевых назначений, которые ему давались, или находили другие, обращаясь к Сталину. Например, когда он был заместителем командующего Сталинградского фронта, Хрущев, который тогда был членом Военного совета фронта, обвинил его в трусости. В октябре 1942 года Голикову поручили командование Воронежским фронтом, но, по настоянию Жукова, в марте 1943 года он был отстранен от должности. С марта 1943 года Голиков — зам наркома обороны по кадрам, а в мае Сталиным назначил его начальником Главного управления кадров РККА, направив его «на охоту» за военнопленными и перемещенными лицами. ^[550]

В октябре 1944 года он назначен полномочным представителем Совнаркома по репатриационным делам, сохраняя свой пост начальника ГУК Красной Армии. Теперь многие тысячи советских граждан находятся в руках союзников, и их число ежедневно растет. Эти люди — бывшие военнопленные и те, кого угнали на работу в Германию — далеко не все из них стремятся быть репатриированы. Многие из них отказываются вернуться на родину. Эта непримиримость — проклятие для Сталина, и может быть, поэтому он направил Голикова осуществлять надзор за советскими репатриационными миссиями в Германии, Великобритании и по всей Западной Европе. Проект «ВЕНОНА» раскрыл тексты некоторых телеграмм, направленных Голиковым в эти миссии. В одной из них он предостерегает своих сотрудников «не соглашаться принимать американское, английское и французское „определение советских граждан“ как „беженцев“». Он убеждает их разрушить «план отправлять наших людей на жительство в другие страны» и требует, чтобы они усилили политическую работу среди советских граждан. В какой-то момент он признает, что «эта работа не из легких». ^[551]

На совещании высших военных руководителей в ноябре 1945 года Сталин утверждал, что Жуков пытался заявить, что он единственный «архитектор победы». В марте 1946 года Сталин отозвал его из Германии. Затем последовала серия движений, разработанных Сталиным, но оставленных для исполнения новому министру обороны Николаю Александровичу Булганину. В июне 1946 года было созвано расширенное заседание Высшего военного совета для обсуждения дела Жукова. На заседание были приглашены Маршалы Советского Союза и некоторые маршалы родов войск. Сталин предложил секретарю Совета зачитать подготовленные Берия материалы. Это были показания арестованного бывшего командующего ВВС Главного маршала авиации А.А. Новикова, в которых утверждалось, что «маршал Жуков возглавляет заговор с целью осуществления в стране военного переворота». (После смерти Сталина Новиков заявил, что, будучи арестованным в апреле 1946 года, оговорил Жукова под пытками). Голиков, тогда начальник Управления кадров, также находился на совещании. Он подготовил блокнот, записав там свое мнение о Жукове, переполненное личными деталями, и зачитал их присутствовавшим. Его поддержали члены Политбюро Маленков и Молотов. И если бы не единодушная защита Жукова маршалами, его дальнейшая жизнь могла бы быть незавидной. А так его назначили — может быть, лучше сказать, сослали — во второстепенный с военной точки зрения Одесский военный округ. Голиков «вырвал первый фунт мяса» из Жукова, которого винил за свои беды во время руководства в период войны, но указания он получил от Сталина. ^[552]

В 1949–1950 годы Голиков, по сообщениям, участвовал в работе комиссии, созданной по требованию Сталина для расследования так называемого «ленинградского дела», когда руководители Ленинградской партийной организации были заподозрены в проведении независимой от партийного центра деятельности. Комиссия установила, что генерал-полковник И.В. Шикин, начальник Главного политического управления Советской Армии был членом «оппозиции Вознесенского», за что был убран со своего поста. ^[553]

После смерти Сталина и расстрела Берия Жуков вновь становится министром обороны, способствуя победе Хрущева над сталинистами, сторонниками жесткого курса Молотовым, Кагановичем и другими, на партийном пленуме в июне 1957 года. Но в том же году Хрущев увидел в Жукове соперника в контроле над партией и государственными учреждениями, и в октябре, когда Жуков находился с официальным визитом в Югославии и Албании, он был снят с должности министра. В этот момент Голиков, являвшийся начальником Военной академии бронетанковых войск, написал Хрущеву, что вся Академия поддерживает его действия против Жукова. В январе 1958 года Хрущев назначил его начальником Главного политуправления Советских Вооруженных Сил. Хотя Хрущев, естественно, знал о трусости Голикова под Сталинградом, он также знал, что Голиков ненавидел Жукова, и на него можно было положиться — чтобы уничтожить влияние Жукова. После вывода Жукова из Президиума и Центрального Комитета, и организовав его отставку в марте 1958 года, Голиков сделал все возможное, чтобы изолировать его и не допускать его друзей видеться с ним. В знак благодарности за роль Голикова в устранении Жукова, Хрущев присвоил ему звание Маршала Советского Союза в 1961 году. Но хотя Хрущев был снят с должности первого секретаря в октябре 1964 года, Голиков был сменен на должности начальника Главного политического управления уже в 1962 году — якобы из-за требования Ленинградской партийной организации, которая была возмущена его ролью в «ленинградском деле».

Он умер в 1980 году, по общему мнению «избегаемый своими коллегами-маршалами». ^[554]

И, наконец, судьба Ивана Иосифовича Проскурова. Осенью 1941 года его жена Александра и обе дочери были высланы в Куйбышев, имея из вещей только то, что было на них одето (все остальное было конфисковано). Они поселились у незнакомых людей. Александру и ее старшую дочь Лидию постоянно подвергали допросам, после чего Александру арестовали. Девочки оставались одни до декабря 1941 года, когда их с матерью вывезли на тюремном поезде в Петропавловск на севере Казахстана. Здесь Александре выдали документы, в которых указывалось, что она является женой Ивана Проскурова, врага народа, и их всех сослали в глухую деревню. Она оставалась там с младшей дочерью Галиной, испытывая ужасные трудности и болезни, пока Иван Иосифович не был посмертно реабилитирован 1 мая 1954 года. Тем временем, их вторая дочь, пятнадцатилетняя Лидия, решила рискнуть вернуться в Москву; после мучительного путешествия в условиях военного времени, она сумела сделать это. Получить официальное разрешение остаться в городе помогли ходатайство и поддержка друга ее отца — генерал-майора авиации Михаила Водопьянова. ^[555]

На кладбище недалеко от Военно-воздушной академии им. Юрия Гагарина в пригороде Москвы Монино есть необычная могила. На большом внушительном памятнике есть фотография Проскурова и надпись: «Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации Иван Иосифович Проскуров», а ниже — «Проскурова Александра Игнатьевна». Внизу памятника слова: «От Министерства обороны СССР». Но генерал здесь не лежит — никто в действительности не знает, где захоронены его останки.

Александра Игнатьевна умерла в 1990 году. По ее просьбе, ее прах был помещен в урну и захоронен в этой могиле.