Характеристика Сталина, предложенная автором этой книги, противоречит тем, которые выдвигаются многими американскими, европейскими и русскими историками. Кажется сомнительным, что внешняя политика Сталина зиждилась на традиционной, основанной на договоре, модели дипломатии девятнадцатого века. Некоторые говорят, что его августовский 1939 года договор с фашистской Германией, который помог отсрочить германскую агрессии более чем на год, дал возможность Сталину до какой-то степени улучшить состояние обороны. Улучшения были, но Сталин колебался, пока не стало чересчур поздно предпринять те шаги, которые убеждали его сделать военные профессионалы. В действительности, в основе договора 1939 года лежало стремление сделать германский захват Польши неизбежным. По мысли Сталина, это должно было вылиться в крупный конфликт между Германией и польскими союзниками — Францией и Великобританией. Его умозаключение основывалось на марксистско-ленинской доктрине, которая считала, что такой конфликт истощит главные европейские капиталистические государства, создавая революционную ситуацию, которую СССР сможет использовать, чтобы уничтожить германскую угрозу и распространить советскую власть по всему континенту.
Другая точка зрения, оправдывающая пакт о ненападении, была выдвинута советской пропагандой и до сих пор остается в официальных публикациях Российской Федерации. Сталин был убежден, что на протяжении 1930-х годов внешняя политика Франции и Великобритании, поддерживаемая Америкой, была основана на признании требований Гитлера, в надежде, что он повернется в сторону Советского Союза. Эта политика достигла высшей точки в позорном Мюнхенском соглашении сентября 1938 года между Германией и Италией с одной стороны и Францией и Великобританией — с другой, когда беспомощная Чехословакия была оставлена перед лицом германской военной силы. Ни Чехословакия, ни СССР не были участниками переговоров, в чем Сталин видел наступление другой, даже более опасной фазы в антисоветской программе Запада. Сталин продолжал не доверять Западным странам — в частности, их предостережениям о намерениях Гитлера в период между разгромом Польши и 22-м июня 1941 года. Отрицание Сталиным этих угроз и патологическая антипатия к Западу в большой мере оправдывались его верой, что по своей идеологии западные лидеры были полностью антикоммунистами, и поэтому были намерены преследовать антисоветские цели. Со второй половины 1920-х годов до «чисток» 1937–1938 года сообщения, поступающие Сталину от советских разведывательных источников и дипломатов в Великобритании, Франции, Соединенных Штатов, Польши, Чехословакии и других государствах, постоянно подкрепляли эти взгляды. [556]
Многие в Великобритании, Франции и Америке действительно боялись распространения коммунизма, но Сталин оказался неспособным или несклонным понимать причины, определяющие отношения Запада к советскому коммунизму. Его принудительную политику по сельскому хозяйству последовавший за ней голод, жестокие «чистки» 1937–1938 годов многие на Западе наблюдали с беспокойством и опасением. Более того, боязнь большинства французов и англичан новой войны, основанная на памяти об ужасных потерях в 1914–1918 годах, склонила их правительства к принятию требований Гитлера — несмотря на то, что многие, такие как Уинстон Черчилль, разглядели опасность и высказывались за более решительную антифашистскую позицию. Позднее, в сентябре 1939 года, когда Великобритания объявила войну Германии, и Черчилль вошел в кабинет министров, было совершенно невозможно, чтобы такой стойкий приверженец-антифашист присоединился к Гитлеру в нападении на СССР. Что касается Америки, то и Рузвельт никогда бы не отошел от своей антигитлеровской пробританской позиции, чтобы вторгнуться в СССР. Сталин слабо разбирался в политических реалиях в Западных странах, а его предубеждения увеличивались сообщениями от советских послов и резидентур разведки в Лондоне, Париже и Вашингтоне, которые поддерживали его заблуждения и раздували его страхи. Как же должны были такие интеллигентные люди, как Иван Майский в Лондоне и Соломон Лозовский в Москве, чувствовать себя, когда они механически повторяли «партийную линию» в переговорах с американскими и английскими дипломатами весной 1941 года? Но поступить по-другому означало обречь себя на смерть. [557]
Ни одна надежда Сталина не осуществилась — во многом, из-за непредвиденных событий. Оккупация Дании и Норвегии, за которой последовал провал обороны Голландии и Бельгии, полный разгром Британского экспедиционного корпуса и крах французской армии — все это произошло в течение апреля, мая, июня 1940 года — исключили возможность затяжного конфликта, который он рисовал в своем воображении. Однако самые важные причины провала марксистско-ленинского сценария и трагедия июня 1941 года заложены в личности Сталина, а его грубые ошибки — в оценках идеологически извращенной системы, которую он создал. Например, его «возвращение царского наследства» часто приводится в пример, как позитивный результат договора 1939 года с Гитлером. Почему же тогда Сталин немедленно восстановил против себя население территорий, которые он получил благодаря этому договору, жестоко вводя там для них сталинскую систему? Не было ли это действиями идеологического безразличия к факту, что эти люди никогда не знали советских коммунистических порядков, и что проводимые жестокие методы создадут базу для пополнения количества немецких диверсантов и шпионов? Или он верил, что его положение и его система не укрепятся, пока не будут навязаны?
Личную ответственность Сталина за бесчисленные потери, понесенные в военные годы, особенно — в первые трагические месяцы войны, нельзя отрицать или преуменьшать. Однако, к сожалению, последующие российские правительства упорно скрывают правду, а Российская Федерация продолжает утаивать архивные свидетельства, которые, без сомнения, прольют свет на дела Сталина.
«Секретный доклад» Никиты Хрущева в 1956 году не раскрыл всего. Советские руководители, которые вскоре его сменили, стали сплачиваться вокруг мертвого «Хозяина», отказывая в открытом доступе к документам, или не разрешая публикацию материалов, критикующих действия Сталина в предвоенный период. Сразу же после падения советского режима появилась какая-то критика, но из-за отсутствия в ней существенной документальной основы, она в своем большинстве была неубедительной и не учитывала наиболее серьезные действия и ошибки Сталина. В последние годы защита Сталина и карательных органов, на которых он и его система держались, стала все более распространяться в России, в то время как доступ в ключевые архивы или открытая публикация их материалов практически прекратилась. Хотя это может показаться невероятным, но находящиеся в архивах материалы, которые официально выдавались и публиковались в середине 1990-х годов, позднее были вновь засекречены некоторыми организациями и не выдаются исследователям в их первоначальном виде — даже хотя эти исследователи имеют особые архивные справки.
Защитники роли Сталина винили широкую и всестороннюю программу германской дезинформации и лжи за то, что он отказывался принять разведывательную информацию от своих собственных служб, сообщавших о намерении Германии напасть на СССР, и за упорство Сталина, чтобы его военные специалисты не принимали никаких действий, могущих спровоцировать нападение немцев. Нет никакого сомнения, что германские усилия по преднамеренному обману, проводимые лично Гитлером, были очень эффективны. Они не только повели советскую разведку и дипломатию по ложному пути, но, похоже, сам Гитлер лично убедил Сталина, что Великобритания, а не Советский Союз, является главным врагом Германии. В то время как Сталин делился некоторыми из этих уверений с высшими военными руководителями, он, очевидно никогда не раскрывал точные детали или предел, до которого он верил и действительно действовал в вопросах, жизненно важных для обороны страны. Как можно объяснить его невероятную терпимость к годичной разведывательной программе Люфтваффе, которая в итоге обрекла его военно-воздушные силы на уничтожение 22 июня 1941 года и оставила беззащитные войска на убийственный расстрел с бреющего полета? Или его наивную веру, что совершенное на рассвете нападение было делом рук мятежных генералов Вермахта, действующих вопреки желаниям Гитлера? Если бы Сталин открыто обсуждал эти вопросы с высшими военными руководителями, они могли бы вывести его из заблуждения. Но это не было стилем Сталина — он был убежден, что лишь он располагает единственно верной информацией о германских намерениях, и держал ее про себя, говоря своим высшим военным только одно: «У меня есть другие данные».
Отбросив недальновидность Сталина и его наивное доверие Гитлеру, можно сказать, что важная причина успеха германской дезинформации лежит в системе, созданной Сталиным. Значение свидетельств, предоставляемых советскими службами разведки и безопасности, и подтверждаемых агентурой на железных дорогах, а также пограничными войсками, было чрезвычайным. В действительности, только разумное объяснение этой информации — избыточное количество средств переправы, снабжение паровозов приспособлениями, дающими им возможность использовать российскую ширину колеи, стремление Абвера добывать образцы советского топлива и смазки — было доказательством близкой подготовки нападения. Однако если Сталин не воспринял этой информации — что тут можно было сделать? Только он являлся конечным арбитром оценки достоверности информации. Мало кто из профессионалов-разведчиков решился бы противостоять Сталину. Воспоминание о терроре 1930-х годов было чересчур свежим, а высшее военное руководство было хорошо осведомлено о новой волне арестов, которые происходили в апреле, мае и июне 1941 года. С другой стороны, отдельные лица — такие, как военный атташе Тупиков и друг Берия посол Деканозов, упорно продолжали сообщать тревожные новости, даже зная возможную реакцию Сталина.
Другим аспектом обращения Сталина с разведывательной информацией был его критерий выбора персонала. В течение многих лет он предпочитал людей, над которыми мог властвовать и полагаться, что они выполнят его требования не только в разведке, но и в армии, в правительстве, в экономике. Было хорошо известно, что Сталин предпочитал окружать себя такими людьми как Ворошилов, который боялся его и всегда следовал его совету. «Защитники» внешней разведки Службы государственной безопасности жаловались, что в Службе никогда не было аналитических возможностей. Ее единственной функцией был сбор и рассылка необработанных сообщений руководству. Зато советская военная разведка в своем информационном отделе имела аналитическую службу, которая в течение ряда лет проводила анализы, основанные на разнообразных источниках — начиная от донесений своей и комитетской агентуры и кончая открытой информацией, почерпнутой из иностранной периодической печати. В июле 1940 года Сталин уволил начальника военной разведки Проскурова, независимые взгляды которого и решимость говорить правду, какой он ее видел, не вызывали к нему любови Сталина. Ему на замену Сталин взял «политического» генерала Голикова, который был назначен для обеспечения того, чтобы анализы и справки информационного отдела четко отражали убеждения Сталина. До самого немецкого вторжения Голиков манипулировал поученной информацией таким образом, чтобы она выглядела так, как будто Вермахт продолжал развертывать свои части, чтобы напасть на Британские острова. В 1965 году в разговоре с историком Виктором Анфиловым Голиков сказал: «Признаюсь, что я искажал разведывательную информацию, чтобы угодить Сталину, потому что я боялся его». [558]
Тогда ясно, что причиной разгрома Красной Армии летом 1941 года было упорство Сталина принимать немецкую дезинформацию заправду, отрицать неоспоримую информацию собственных служб и неспособность понять, что предупреждения Западных государств, которым самим угрожала агрессивность Гитлера, были как точными, так и доброжелательными. Тем не менее, можно удивляться, как случилось, что Красная Армия, на способность которой отразить нападение рассчитывал советский народ, так быстро потерпит поражение. Хотя, для этого было много причин: превосходство испытанных в боях немецких войск, стоящих против нее, отсутствие налаженной системы боевой подготовки, пригодного транспорта и эффективного материально-технического обеспечения. Перевешивая и усугубляя эти недостатки, была неопределенность, вызванная среди военных публичными заявлениями вроде сделанного 13 июня «Сообщения ТАСС» о том, что опасности войны нет. Но даже еще сильнее этого усугубляли обстановку страх и недоверие, которые пронизывали РККА на всех уровнях. Истинная причина этого страха крылась в волне репрессий, которая поглотила армию в 1937–1938 годах, когда тысячи опытных офицеров были уничтожены как враги народа.
За Сталиным была созданная им система. Защитники его действий в «чистках» заявляли, что нужно было избавить армию от потенциальной «пятой колонны». Но, скорее, эти репрессии были вызваны его решимостью уничтожить всех, кто противостоял или мог ему противостоять. И так как количество офицеров, погибших в этой современной «инквизиции», росло, то Сталин хватал первых попавшихся для их замены — какими бы незрелыми они ни были, и требовал выдвижения младших офицеров, независимо от их подготовки и опыта. Чего он и многие из его соучастников не смогли понять, так это того, как «чистки» влияли на дух тех, кто уцелел. [559]Атмосфера террора парализовала волю даже лучших из тех, кто продолжал служить, и повлияла на их поведение на полях летних боев 41-го. Но Сталин казался таким же безразличным к этой стороне прежних «чисток», как и к эффекту тех, что проводились в апреле, мае и июне 1941 года. [560]
Эти последние аресты раскрыли смысл многого из сталинского образа действия. Многие жертвы были из оборонной промышленности или из технических служб Военно-Воздушных Сил. Главным образом они и стали «козлами отпущения» за проблемы в авиации, и их «чистки» соответствовали шаблону, который Сталин разработал много лет тому назад, чтобы наказывать других за проблемы, вызванные бешеной скачкой, навязанной его программами индустриализации. Большинство из его жертв, которых он хорошо знал, как профессионалов и лично выдвигал, были активными офицерами ВВС. Многие из них участвовали в гражданской войне в Испании. Их служба за границей и независимое поведение сделали их проклятием Сталина. Более того, они много знали и о его провале в стремлении «справиться с германской угрозой». Однако он не бросался на них, чтобы уничтожить всех скопом. Его подход напоминал манеру опытного рыбака-аквалангиста, который после попадания в рыбу, отпускает линь, чтобы убедить свою добычу, что она свободна, и так продолжает, пока не решит, что настало время закончить «игру». Так и Сталин, решая избавиться от кого-либо, сначала нередко разрешал назначить этого человека на высокий пост, а затем, когда обстоятельства благоприятствовали, «выбирал линь» — то есть человека арестовывали. И все это при обстоятельствах, которые не указывали на него, как на прямого виновника. Таким образом, он ждал, пока Проскуров не приедет к новому месту службы к северу от Ленинграда, чтобы арестовать его и вернуть в Москву, хотя боевые действия с Финляндией уже развернулись вовсю. Сталину было абсолютно безразлично, что он лишил Северный фронт одного из тех, кто встречался с немцами в воздушных схватках в Испании и великолепно знал финский театр военных действий. Стремлением Сталина было избавиться от таких людей, как Проскуров. Что Сталин знал, так это то, что они знали слишком много.
Это свидетельство действий Сталина в предвоенный период может показаться еще одной из нападок на человека и его деятельность. Но такой необходимости нет. Мартин Амис, Миклош Кун и другие отработали недавно задачу большей глубины и — детальности. [561] Вина за катастрофу 1941 года падает не только на Сталина, но и на систему правления с помощью страха, которую он создавал многие годы. Если должны были быть предприняты меры по какой-либо проблеме, то Сталин должен был вмешаться, угрожая наказанием. Но когда в 1941 году колхозы не доставили свои квоты пригодных грузовиков и тракторов вновь образованным подразделениям Красной Армии, а танковые заводы не смогли произвести свои квоты новых Т-34, угрозы Сталина были бесполезными. У страха есть свои границы — Сталин, обескураженный обманной тактикой Гитлера, теперь, казалось, не мог ничего сделать.
Покойный Олег Сувениров в заключение своей эпохальной работы «Трагедия РККА, 1937–1938» спрашивает, почему никто не был наказан за совершение убийств в период «чисток». Он отмечает, что огромные потери 1941–1942 годов явились их прямым результатом. Это — правда, но борьба за то, чтобы избежать любой серьезнойответственности за эти потери и за бездумный террор, развязанный Сталиным, продолжается до сих пор. Например, 29 мая 2000 года Военная коллегия Верховного суда Российской Федерации приняла решение, что ряд палачей Берия не виновны в измене. В результате, смертные приговоры и конфискация имущества, вынесенные бывшему министру внутренних дел Украинской ССР Павлу Мешику, министру внутренних дел Грузинской ССР Владимиру Деканозову и ужасному начальнику следственного отдела по особо важным делам МВД СССР Льву Влодзимирскому были отменены. Они были признаны виновными только в превышении своих служебных полномочий. Это юридическое действие и появившееся большое количество статей ветеранов органов безопасности отражает усилия бывших сотрудников карательных органов, также как и недавних отставников из Федеральной службы безопасности, и Внешней разведки Российской Федераций, продемонстрировать, что они иих предшественники действовали только для пользы Советского государства. Они считают этот советский период нормальным, хотя и запятнанным, отрезком русской истории, который следует уважать.
Что же о будущем? «Победа» президента Путина на выборах 2004 года сигнализирует победу для тех, кто предпочел бы забыть преступления прошлого. Более того, опора Путина на бывших коллег из КГБ, чтобы укомплектовывать ключевые посты в своем правительстве, и его стремление поставить такие важные средства информации, как телевидение, под свой контроль, предполагает возврат к методам прошлых лет. Примером возрастающих авторитарных методов, пользующихся поддержкой Путина и его партнёров, является крах попыток российских властей прояснить историю ближайшего предвоенного периода, путем опубликованием относящийся к нему архивных материалов. Это позорный факт и плохая услуга российскому народу. Российское правительство должно сделать правду доступной и полностью открытой. Историки призывают сделать так.