35

С Мусой Талбоевым Турецкий встречался не в Чечне и не где-нибудь на конспиративной квартире, а в его светлом офисе, обставленном в соответствии с неписаными бизнес-стандартами. Будучи давним знакомцем Бегаева, Талбоев официально не считался причастным к уголовщине и к воинствующему исламу — по крайней мере, данные, согласно которым его можно было бы привлечь к ответственности по этим пунктам, отсутствовали. Талбоев возглавлял крупный общественный фонд, финансируемый как гражданами, так и государством, и неприятности, связанные с чеченским происхождением, были нужны ему, как акуле гарпун в бок. Этим объяснялось стремление к откровенности с правоохранительными органами. В общем, такого человека не вредно иметь про запас в наше время терроризма.

Турецкого предупредительно вышла встретить в подъезд фонда секретарша Талбоева — миловидная стройная женщина лет двадцати пяти, которая представилась Линой. «Чеченка или нет?» — гадал Турецкий, спеша по выложенному ковролином коридору вслед за секретаршей. Макси-юбка до щиколоток и полупрозрачная кофточка, плотно облегающая грудь и талию; русые, подстриженные в «каре» волосы; карие глаза с поволокой, благодаря которым Лина выглядела чуть ли не сестрой Гали Романовой…. Нет, скорее все-таки русская или украинка. Лина… Как ее полностью: Алина, Ангелина? Может быть, Алевтина?

— Залина, два кофе, — поприветствовав следователя по особо важным делам и выяснив, что он будет пить, обратился к секретарше Талбоев, и та, без восточных поклонов, но с почтительной улыбкой, покинула кабинет, предоставив Турецкому материал для этнографических размышлений. В этот материал превосходно вписывался и хозяин кабинета, крепкий сорокалетний мужчина с такими же русыми, как у секретарши, волосами, кажущимися светлей из-за ранней седины. Лицо белокожее, преждевременно постаревшее; складка губ выдает замкнутость и хитрость. Заставь его отрастить бороду и дай в руки автомат — получишь типичного чеченского боевика из выпуска новостей. Но здесь, в своем офисе, он выглядел типичным бизнесменом, а бизнесмены — такое уж международное племя, что придется очень потрудиться, чтобы отличить дядю Васю от дяди Мусы.

«Мы, русские и чеченцы, очень похожи, — забрела в голову Турецкого историко-мифологическая, приличествующая скорее Елагину мысль. — Одни православные, другие мусульмане, одни обитают на равнинах, другие в горах, а вот похожи, как братья, хоть тресни! И страсть к партизанщине нас роднит… Должно быть, вследствие похожести и страдаем из-за кровавых затяжных конфликтов. Только одноименные заряды отталкиваются, только братья способны враждовать по-настоящему. Это доказала Великая Отечественная война, когда два сходных режима, два народа, переплетенных культурными связями, старались сровнять один другого с землей и в результате лишились лучшего генофонда. Печально все это…»

К вопросу о Бегаеве Талбоев оказался подготовлен.

— Если вы думаете, что он причастен к взрыву в квартире Зернова, — усмехнулся информированный Муса Иналович, — скажите подчиненным, чтобы они отдохнули и переключились на другие версии. Знаменитого Беги в Москве уже давненько нету. Бега ударился в бега.

— Вы зовете его Бега, — отметил Турецкий. — В кругах, где вы с ним встречались, это было обычное для него наименование?

— Скорее нет, — ускользнул Талбоев. — В глаза его так никто не называл, а от третьих лиц я не раз слышал: прозвище Бегаева — просто Бега. Что уж он там о себе придумал, Азраил он или нет, это серьезных людей касаться не должно.

— А кто это такие — серьезные люди? — продолжал уточнять Турецкий.

— Лучшие люди чеченской диаспоры в Москве, — спокойно ответил Талбоев. — Нам ни к чему посторонний шум, мы работаем открыто. Работаем на пользу России. Мусульмане издревле привыкли к торговле, а без торговли сейчас не обойтись. Иной раз, вы понимаете, приходится пускать деньги не в оборот, а на текущие нужды — попросту говоря, откупаться. Ведь мы живем меж двух огней: то нас прижимает московское правительство, то — соотечественники, оставшиеся в Чечне. Приходится балансировать… Но Бега, — губы Мусы Иналовича стали жесткими, — не из тех, кто балансирует. Он из тех, кто нарушает баланс. Напакостить, а после смотаться на Запад — вот его стиль.

— Вы располагаете информацией, что Бегаев уехал на Запад?

— На Западе ему делать нечего, я имею в виду — сейчас нечего. А ведь питал большие надежды… Еще располагая немалой частью чеченского нефтяного пирога, он наводил мосты. Сделал одно скромное предложение Жаку Аттали — вам говорит о чем-нибудь это имя?

Турецкий кивнул. Имя Жака Аттали — первого президента Европейского банка реконструкции и развития, при этом завзятого недруга России — наводило не меньше дум, чем вечерний звон.

— Ну вот, значит, Бега предлагал Аттали создать Свободный кавказский рынок — международную компанию, которая позволяла бы качать нефть в страны ЕЭС — разумеется, за огромные деньги…

— Российскую ворованную нефть за чужие деньги, — уточнил Турецкий. Талбоев кивком согласился с ним, хотя глаза прищурил, выдавая, что реплика ему не слишком понравилась. Возможно, в своей деятельности он, наподобие Бегаева, придерживался мнения, что «все вокруг российское, все вокруг мое», только не афишировал это.

— Ну вот, — продолжил Талбоев, — а когда российское правительство стало прибирать утраченное к своим рукам и таким образом наступило на горло лучшей песне честолюбивого Беги, Жак Аттали раздумал с ним кооперироваться. Потому что кроме нефти единственный Бегин товар — заложники и наркотики, а с этим не сунешься в приличное место. Поэтому Бега, отбыв за границу, вряд ли поехал в Брюссель, Лондон или Вену. Скорее всего, те, кто называют себя истинными мусульманами, а на деле поступают хуже идолопоклонников, переправили его по своим каналам в Турцию, а может быть, в Палестину… Скорее, в Палестину. Ищите его поблизости от Израиля.

Турецкий поблагодарил гостеприимного хозяина за информацию, прикидывая, кто может знать о дальнейшей судьбе Азраила-Беги. Наиболее вероятно, что получишь точные сведения, обратившись к Лейблу Макаревичу, руководителю разведки Израиля.

Загрузка...