Чужое гнездо

Глава шестая

В субботу утром у Эллен все буквально горело в руках. Она встала в шесть, а в семь уже копала картошку вместе с отцом, успев к тому же накормить кур, приготовить завтрак, подмести и вымыть пол на кухне.

— Ты прямо летаешь сегодня, — заметил Альберт, слезая с трактора, чтобы помочь ей собрать выкопанные клубни. Было еще только около десяти, Эллен уже наполнила дюжину больших мешков, но по-прежнему выглядела свежей и полной сил, как будто и не бралась за работу. — На это есть какая-то особенная причина?

Эллен улыбнулась и отерла локтем пот со лба, потому что руки у нее были покрыты коркой подсыхающей земли.

— Мне нравится такая работа, земля теплая и рыхлая, и она так хорошо пахнет. Это немного похоже на поиски клада.

— Мне такое и в голову не приходило, — сказал Альберт и тоже улыбнулся, потому что нынешний урожай выдался как никогда обильным. — Я помню времена, когда земля раскисала от дождей, а картошка была такой мелкой, что я с трудом отыскивал ее.

Он достал из кабины трактора термос с чаем, и они уселись на перевернутые ящики.

— Ты тоже тяжело работал на ферме, когда был такой, как я сейчас? — неожиданно спросила Эллен.

— Теперь, оглядываясь назад, я бы ответил — да, но ведь я не знал другой жизни, — ответил он, пожимая плечами. — Я считал себя счастливчиком, потому что у меня была горячая еда каждый день, а ведь многие люди умирали с голоду в тридцатых годах.

— Неужели тебе никогда не хотелось заняться чем-нибудь другим, уехать куда-нибудь? — с любопытством спросила она, внезапно осознав, что ей почти ничего не известно о прошлом отца.

— В то время, если человек не родился джентльменом, ему оставалось только фермерство, рудники или рыбная ловля. Знаешь, если бы мои братья не отлупили меня за то, что я хотел завербоваться в армию, когда началась война, все могло бы быть по-иному. Но кто-то из нас должен был остаться, и жребий пал на меня. Нашего Дика убили в сороковом во Франции, ему только-только исполнилось двадцать шесть. Он был на год старше меня, и его смерть подкосила нашего отца. Папа умер через год, так что у меня не было другого выхода, как остаться здесь.

— А я и не знала, что у тебя были братья! — удивленно воскликнула Эллен. — А где сейчас остальные?

— В живых только один — Эрик, он на два года моложе. Мы с ним расстались после смерти матери; ферма досталась мне, и вскоре он уехал. Не знаю, где он сейчас, ничего о нем не слышал с тех самых пор.

— Почему ты никогда не рассказывал об Эрике и Дике? — нерешительно спросила она. То, что отец никогда не упоминал о братьях, показалось ей странным.

Альберт пожал плечами.

— Не знаю. Я подумал, что раз мы не поддерживаем отношений, то и говорить об этом незачем. А потом я женился на Клэр, твоей матери. Она не годилась в жены фермеру, это слишком тяжело для женщины, которая рождена для другой жизни. Может, если бы я был плотником или строителем и купил бы маленький домик в городе, все было бы иначе.

Отец умолк, и Эллен поняла, что больше он ничего об этом не скажет.

Прихлебывая чай, девушка раздумывала над словами отца. Еще неделю назад она бы согласилась с ним, но встреча с Пьером открыла для нее новые горизонты. Интересно, полюбила бы она его, если бы он занимался чем-нибудь обыкновенным, например, водил грузовик или работал на стройке? Может быть, привязанность ее матери к Альберту Пенгелли отчасти объяснялась очарованием красивейшего места, в котором располагалась их ферма, и романтическими представлениями о том, что ее возлюбленный собственноручно выращивает овощи и доит коров.

— Возможно, — проговорила она. — Но я думаю, что это судьба. Люди влюбляются потому, что так и должно случиться.

Альберт коротко рассмеялся и взъерошил ее волосы.

— Ну-ка, ну-ка, интересно, что моя маленькая девочка знает об этом?

Эллен покраснела.

— Только то, что прочла в книгах, — пробормотала она. — Пожалуй, пора снова браться за работу. Я пообещала Джанет, что приеду к ней сегодня в город после обеда.

За завтраком она рассказала отцу, что вчера вечером вместе с Джанет, школьной подругой, побывала в цирке, и показала Альберту свои новое платье и туфли. Он, кажется, остался доволен ее выходом в свет и даже сказал, что следует почаще развлекаться. Эллен поняла, что он не будет возражать, если и сегодняшний вечер она проведет вне дома.

— Ближе к полудню заканчивай с картошкой, солнце слишком жаркое, чтобы работать под ним столько времени, — сказал он. — Кроме того, ты заслужила отдых, так что можешь остаться в городе, если хочешь. Я все равно сегодня пойду в бар.

Эллен просияла. Она не ожидала, что все пройдет так легко!

Дневное представление оказалось столь же блестящим и волнующим, как и вечернее, отчасти потому, что Эллен теперь кое-что знала об артистах, а также из-за большого количества детей в цирке. Их восторг и восхищение были заразительны.

Наконец на арену выбежали Пьер и его «братья», и так же, как и вчера вечером, Пьер приблизился к ней и бросил ей свою пелерину. Когда же он послал ей воздушный поцелуй, внутри у нее все сжалось от воспоминания о том, как они целовались в полумраке между трейлерами. Эллен не сводила с него глаз, пока он взбирался все выше к трапеции, бессознательно отмечая, как сильные мускулы на его бедрах и руках натягивают тонкую ткань трико.

Когда он выпрямился на трапеции и улыбнулся публике, она снова увидела его высокие скулы и полные губы. Интересно, ощущает ли Пьер свое могущество там, наверху, ведь он знает, что глаза всех зрителей прикованы к нему. Может быть, это льстит ему и тешит его тщеславие, или же он относится к своей профессии как к некоему лицедейству?

Единственное мужское тело, которое она видела обнаженным, принадлежало ее отцу, да и было это несколько лет назад, когда у них еще не было ванной и по воскресеньям отец купался в корыте на кухне. Эллен помнила, как удивлялась, зачем ему эта странная свисающая штука, окруженная волосами, и только несколько лет спустя, когда увидела, как жеребец взобрался на кобылу, поняла, что это такое.

Эллен хорошо представляла себе, как Пьер выглядит обнаженным — ведь когда она встретила его впервые, на нем были только почти символические плавки. У него прекрасное тело, наконец решила она, и задала себе вопрос — а что он подумает о ней самой, о ее теле? Эллен знала, что ей должно быть стыдно за такие мысли, но ничего не могла поделать с собой. Однажды она увидела свою кошку Флафф во время течки; за ней увивались сразу два кота. Флафф прижалась к земле, чувственно потягиваясь, извиваясь перед ухажерами — дразня и одновременно приглашая взять ее. Именно так Эллен чувствовала себя сейчас — ее вымытые волосы, покрытые лаком ногти на ногах и новое платье были всего лишь увертюрой. Она добивалась того, чтобы Пьер захотел ее.

В то же время это казалось ей непристойным, она как бы становилась на одну доску с обыкновенными грубо размалеванными девками, которые торчали на всех углах в Фальмуте и строили глазки проходящим парням.

Как и в прошлый раз, после окончания представления Пьер вернулся на арену, чтобы проводить ее за кулисы. Но теперь он обнял и поцеловал ее, не обращая внимания на то, что в проходах между скамьями еще толпились люди, направляющиеся к выходу. Эллен испытала мгновенный укол страха — ее мог увидеть кто-нибудь из знакомых, но этот страх тут же рассеялся. Гораздо важнее было то, что он горел желанием увидеть ее.

— Ты выглядишь как конфетка, так бы и съел тебя, — сказал он, хотя она была одета в то же платье, что и вчера. — Ты успела на автобус? Я беспокоился. Мне все-таки следовало пойти с тобой.

— Я успела в самый последний момент, — с улыбкой произнесла она, тронутая его галантностью.

Эллен подождала, сидя на ступеньках трейлера, пока Пьер переодевался и смывал грим. Затем он предложил сесть на паром до Сент-Моуза, пересечь устье реки и пообедать где-нибудь в уютном местечке. Пока она ждала, наблюдая за пробегающими мимо артистами, ей представилось, как она рассказывает о Пьере подружкам в школе: «Он — акробат, работающий на трапеции, и в самое первое свидание он пригласил меня в Сент-Моуз пообедать». Подруги будут просто поражены; это звучит совершенно по-взрослому.

Пьер вышел из фургона, одетый в джинсы и белую рубашку с короткими рукавами; выглядел он лучше любого киногероя.

— Я еще не бывал на той стороне дельты, — сказал он, взял Эллен за руку и уверенно повел через скопление прицепов и фургонов. — Но мне говорили, что там очень красиво.

— В Корнуолле везде красиво, — с гордостью заметила она. — А ты откуда родом?

— Ниоткуда, если честно, — сказал он. — Родился я в Лидсе, но мои родители все время переезжали, и дольше всего на одном месте я прожил в Илкли во время войны, пока они выступали перед солдатами.

— Они тоже были акробатами? — спросила она.

— Нет, мой отец был фокусником, а мать — его ассистенткой. Несколько лет назад он закончил карьеру, вышел на пенсию, и они вернулись обратно в Лидс.

— А как же вышло, что ты выбрал трапецию?

— Когда война закончилась, мой отец получил работу в цирке Блэкпула. Это было роскошное представление, в нем была масса самых разнообразных номеров. Я постоянно глазел на акробатов и гимнастов на трапеции, а вскоре они уже давали мне уроки мастерства. Я думаю, у меня были способности от природы, потому что спустя пару лет одна семья акробатов пригласила меня выступать с ними в летнем сезоне. Я тогда умел исполнять только самые простые трюки, но они взялись серьезно учить меня: я ездил к ним в выходные и по праздникам, ну и пошло-поехало.

Они уже были у самого парома, вокруг толпились люди, и Эллен пришлось прекратить свои расспросы, пока они не достигли противоположного берега.

Раньше она редко бывала в Сент-Моузе, последний раз — прошлым летом с Джози. С их точки зрения, местечко было так себе — слишком маленькое и тихое, а несколько местных лавчонок нагнали на них настоящую тоску. Однако теперь, когда Пьер принялся восхищаться старинными изящными коттеджами у гавани, чистотой и покоем городка и в конце концов заявил, что с удовольствием поселился бы здесь, Эллен посмотрела на Сент-Моуз совсем другими глазами.

— Ты и в самом деле хотел бы жить в таком сонном местечке? — спросила Эллен, пораженная тем, что он способен просто стоять и смотреть на садик перед коттеджем, не испытывая ни малейшей скуки.

— Таким я представляю себе рай, — мечтательно ответил Пьер. — Никакой вони, никакой грязи, никаких криков. Я бы завел себе маленькую лодочку и ежедневно отправлялся на рыбалку, а по вечерам садился бы у огня перед настоящим камином и читал.

— А как же твоя карьера артиста? — удивилась Эллен.

Он пожал плечами.

— Я же не могу заниматься этим бесконечно. Я хочу заработать как можно больше денег, пока я еще в форме, а потом уйду. Да и цирк постепенно теряет популярность. С появлением телевидения все изменилось; иногда мы выступаем перед полупустым залом. Сегодня настоящие деньги можно заработать, только выступая в кабаре, казино и подобных местах.

— Но ведь казино — это место, где люди играют на деньги? — она нахмурилась.

Он посмеялся ее наивности.

— Да, но некоторые казино — это великолепные дворцы, и там бывают фантастические представления. Особенно знаменито одно местечко в Бейруте. Я недавно встретил семейную пару цирковых, которые только что вернулись оттуда по истечении шестимесячного контракта. Они заработали столько, что смогли наконец пожениться и купить дом.

Сердце Эллен учащенно забилось. Если таковы были его притязания, то она поддерживала их целиком и полностью.

— Выходит, ты не прочь жениться на ком-нибудь? — спросила она, надеясь, что не покраснеет до корней волос.

Он обнял ее и легко поцеловал в губы.

— Если найдется достойная девушка…

В этот день Эллен частенько хотелось ущипнуть себя, чтобы убедиться, что она не грезит наяву. Все вокруг было прекрасным — и жаркое солнце, и сверкающее море, и восторг от того, что она рядом с таким потрясающе привлекательным мужчиной. Она заметила, что когда они идут рука об руку, на них поглядывают люди постарше, и впервые в жизни почувствовала себя по-настоящему красивой. Весь мир лежал у ее ног. С Пьером было так интересно; его взгляды на жизнь в корне отличались от всего, что ей приходилось слышать до сих пор. Он побывал во всех больших городах — и в Англии, и на континенте. Он свободно говорил по-французски, по-испански и по-итальянски, будучи по-настоящему начитанным человеком. Пьер рассказал ей, что зимой, когда цирк закрывается, он часто нанимается на другую работу, например, в авторемонтную мастерскую, каменщиком или художником-декоратором — казалось, его талантам нет числа. Но больше всего ей нравилась в нем открытость. Эллен привыкла иметь дело с людьми, которые никогда не обнажали своих чувств, существовали в своем крохотном мирке, не позволяя посторонним даже заглянуть в него.

Кто-то из ее школьных учителей однажды заметил, что выходцы из Корнуолла — люди по природе скрытные и подозрительные. В то время эти слова показались Эллен преувеличением, и она не восприняла их всерьез, но теперь, благодаря Пьеру, внезапно поняла, что это правда.

Она рассказала ему о своем утреннем разговоре дома и о том, что до сегодняшнего дня не знала об отцовских братьях. На какое-то мгновение Пьер задумался, а потом заметил, что, по его мнению, ее отец просто боялся открыть ящик Пандоры, сомневаясь в правильности такого поступка.

Эллен не совсем поняла, что Пьер имел в виду, и уже хотела попросить его объяснить свои слова, но тут он поинтересовался, каково это — жить зимой на ферме, не чувствует ли она себя при этом отрезанной от мира, одинокой и ладит ли со своей мачехой. Было невероятно хорошо облегчить душу и поделиться с Пьером тем, как она обижена на Вайолет за то, что та принесла в их семью столько несчастий. Она также поведала ему о своих чувствах к Джози.

— Она всегда была моей лучшей подругой, и я очень скучаю без нее. Мне тошно даже подумать о том, каково ей приходится там, в Хельстоне. Ее мать без конца использует Джози и третирует ее. Я бы даже предпочла, чтобы Вайолет вернулась и взялась за меня с отцом, лишь бы сестра не была так несчастлива.

— Может быть, она даже счастлива, — сказал Пьер, крепче прижимая Эллен к себе. — Если она такая, как ты говоришь, она бы давно убежала оттуда. Но, видимо, дело обстоит иначе. Я постоянно сталкиваюсь с этим в цирке — среди цирковых есть дети, которые хотят нормальной жизни; другим же она нравится такая, как есть. Ты говоришь, ей четырнадцать? Этого достаточно, пора уже иметь свою голову на плечах. Кроме того, как я понял, — она не особенно любит ферму, поэтому единственная причина для нее вернуться туда — это ты, Эллен. Вы обе не забудете то хорошее, что было между вами, поэтому ступай своей дорогой, а она пусть идет своей.

У подножия замка они уселись на лужайке, глядя через реку на Фальмут.

— Как бы я хотел, чтобы этот день не кончался, — вздохнул Пьер. — Я не хочу сегодня снова выходить на арену, хочу просто сидеть здесь с тобой и смотреть, как садится солнце.

Когда они прилегли на траве, он надолго приник к ее губам, и от сознания того, что скоро их свидание окончится, поцелуй был еще слаще. Эллен чувствовала, что у нее все пылает внутри, и каждый следующий страстный поцелуй только сильнее разжигал это пламя. Когда он положил руку на ее грудь, она осторожно отвела ее, втайне страстно желая, чтобы рука немедленно вернулась, ведь ощущение было поистине божественным.

Но в пять часов пополудни им пришлось покинуть лужайку и наспех перекусить в какой-то забегаловке, потому что Пьер боялся опоздать к своему выходу. И тут же предложил, чтобы она, вместо того, чтобы снова смотреть представление, осталась в его трейлере. Тогда позже они смогли бы подольше побыть вдвоем…

Услышав музыку, под которую начинали свое выступление «братья Адольфо», Эллен улыбнулась про себя и представила, как Пьер легко выбегает на манеж, а потом небрежным и пластичным жестом срывает с себя пелерину.

Она чувствовала себя очень уютно, лежа на его койке в фургоне. На мгновение она прикрыла глаза, вспоминая, какой чудесный сегодня выдался день: поездка на пароме, их разговоры, поцелуи и объятия. К тому времени, когда они добрались до маленького кафе в гавани, она буквально умирала с голоду, и никогда еще яичница с ветчиной и жареной картошкой не казалась ей такой вкусной. На обратном пути паром был полупустым, и Пьер не выпускал ее из объятий, потому что поднялся холодный ветер. А потом они пришли сюда, в трейлер, и он приготовил ей чашку чая.

Ненадолго появился Джек и забрал свой костюм, заявив, что отправляется переодеваться в другое место. Ей было так легко и спокойно с Пьером, пока он мыл посуду и переодевался за крошечной занавеской, всего в шаге от нее, — и они продолжали беседовать так, будто проделывали это тысячу раз раньше. До того непривычно было видеть мужчину, накладывающего на лицо жирные мазки грима, что Эллен хихикнула, представив реакцию ее отца на это. Но Пьер объяснил, что в беспощадном свете прожекторов шапито или театра незагримированные артисты выглядели бы бледными и замученными, поэтому они просто вынуждены пользоваться красками.

Через открытое окно трейлера, несмотря на рычание львов, которые уже вернулись в свои клетки, до нее доносились восхищенные вздохи публики. Перед уходом Пьер сказал, что ему самому порой хочется зарычать, когда он возвращается в трейлер, зная, что ему предстоит два раза в день, неделя за неделей, отрабатывать один и тот же номер.

Эллен уже почти погрузилась в сон, но внезапно очнулась, заслышав какой-то шум совсем рядом. В испуге она открыла глаза — и увидела совершенно обнаженного Пьера.

— Это всего лишь я, — сказал он, погладив ее по щеке. — Я хотел тихонько переодеться, чтобы не разбудить тебя, но нечаянно сбил с полки чайную ложечку.

Эллен поначалу смутила его нагота, но Пьер объяснил ей, что костюм акробата надевается не иначе как на голое тело; он сбросил его, собираясь натянуть джинсы и рубашку, а попозже проводить ее к автобусной остановке. Она отвела глаза, а Пьер обмотал полотенце вокруг бедер и присел на край койки рядом с ней, чтобы избавиться от грима.

— Фрэнки сорвался сегодня вечером, — устало сказал он. — Он снова пил. Рольф отнес его в их трейлер.

Фрэнки был самым старшим среди «братьев»; Пьер однажды заметил при Эллен, что тот слишком много пьет и что никто из акробатов не чувствует себя в безопасности, когда он ловит их.

— Кто-нибудь пострадал? — спросила она.

— Никто, кроме него; к счастью, это случилось, когда он работал в одиночку. К завтрашнему дню у него будет дюжина синяков — падать с большой высоты на страховочную сетку довольно неприятно. Вся проблема в том, что это происходит снова и снова. Мы не можем на него полагаться, и я думаю, ему придется уйти.

— Как же вы будете работать без него? — спросила Эллен.

Пьер обернулся к ней и наклонился, чтобы поцеловать.

— Меня больше волнует, как я буду обходиться без тебя, когда нам придется уехать, — прошептал он.

Эллен почти забыла о том, что Пьер обнажен, если не считать полотенца на бедрах, и обняла его, прижимая к себе. За первым поцелуем последовал второй, затем третий, и когда его рука скользнула по ее спине, расстегивая молнию на платье, она не стала сопротивляться.

— Ты такая красивая, — горячо шептал он, стягивая платье и расстегивая лифчик. — Я еще никогда и ни к кому не испытывал такого чувства…

Ее обнаженные груди прижались к его груди, и это ощущение было таким восхитительным, что она тут же позабыла о том, что обещала себе — не позволять ему никаких вольностей, по крайней мере, сегодня. Эллен оказалась не готовой к волне ощущений, нахлынувших на нее, она просто теряла голову, когда он целовал ее, ласкал ее грудь, и мысль о сопротивлении растаяла, как утренний туман. Незаметным образом ее платье оказалось на полу, полотенце свалилось с бедер Пьера, а сам он принялся торопливо стаскивать с нее трусики.

— Мы не должны… — пробормотала она, но он задушил этот слабый протест еще одним долгим поцелуем. Его пальцы медленно погрузились в нее.

— Я люблю тебя, Эллен, — горячо зашептал он, уткнувшись лицом в ее шею. — Позволь мне показать, как сильно.

После этих слов ее последние защитные бастионы пали. Если он ее любит, тогда то, чем они занимаются, не может быть дурным, а если она любит его, то должна полностью довериться. Пьер взял ее руку и направил к своему члену, продолжая ласкать ее, Эллен почувствовала, что ее дыхание становится таким же тяжелым и учащенным, как у него.

Снаружи доносился шум — большие кошки, рыча, все еще выражали свое недовольство теснотой в клетках, слышались взрывы смеха и музыка, но странное дело, все это создавало ощущение безопасности и правильности происходящего. Чувства, которые Эллен испытала сегодня утром, когда он поцеловал ее, стали во сто крат острее, и теперь она знала, что жжение внизу живота означает зарождение настоящего желания. Она изумилась тому, что его руки и поцелуи способны заставить ее чувствовать себя невесомой и прекрасной, поэтому, когда он скользнул в нее меж ее раскрывшихся ног, Эллен хотелось этого не менее сильно, чем ему.

Ей стало на мгновение больно, и в какой-то момент она даже попыталась остановить его, но он обхватил ее ягодицы ладонями и закрыл рот поцелуем.

— Ты — все, о чем я мечтал, — прошептал Пьер. — Моя прекрасная, сладкая Эллен, расслабься и подари мне себя.

Хотя теперь она уже и не испытывала прежнего блаженства, ей казалось более важным дать Пьеру то, что ему было необходимо, поэтому она прижалась к нему, обхватила его ногами и позволила взять себя.

Внезапно он замер в неподвижности, и она почувствовала, как остывают капельки пота на его шелковистой спине. Она была удивлена тем, что все закончилось так быстро, почему-то она ожидала куда более драматичного финала.

— Ты действительно любишь меня? — прошептала она, неожиданно осознав, что ей не следовало позволять ему зайти так далеко.

— Конечно, люблю, — сонно пробормотал он, сползая с нее. Теперь его голова оказалась между ее грудей. — Я бы хотел, чтобы ты осталась со мной навсегда.

Только тогда она вдруг заметила, как темно снаружи — за окном трейлера ярко светил фонарь.

— Который час? — спросила она. — Последний автобус!

Опершись на локоть, он пошарил в поисках будильника.

— Почти четверть одиннадцатого, — сказал он. — Проклятье, я начисто забыл о времени!

В панике Эллен спрыгнула с кровати и бросилась собирать одежду. Внизу живота и в промежности она чувствовала что-то липкое, но была слишком смущена, чтобы спросить, может ли она вымыться. Ей никак не удавалось застегнуть лифчик, и Пьер помог ей, а потом затянул молнию на платье и отыскал ее туфли.

— Я пойду с тобой, — сказал он. — Не волнуйся, мы успеем.

В считанные мгновения он оделся и, взяв ее за руку, вывел из трейлера. Вскоре они уже бежали мимо припаркованных грузовиков к дороге.

— Не провожай меня до остановки, — задыхаясь, сказала она на ходу. — В субботу вечером он всегда набит битком, а я хочу рассказать о тебе отцу до того, как он услышит об этом от кого-нибудь другого.

Он торопливо поцеловал ее на прощание, и только когда Эллен оказалась в автобусе, она вспомнила, что они не договорились о том, когда увидятся снова…

Проснувшись в воскресенье утром, Эллен обнаружила, что за окном идет проливной дождь. Когда она вернулась домой вчера вечером, отца еще не было, и это ее обрадовало, потому что ее платье сильно измялось, а волосы совершенно растрепались. Наверняка он поинтересовался бы, что с ней случилось. Едва она успела забраться в постель, как раздались шаги отца, и он заглянул в ее спальню.

Эллен притворилась спящей, но по-настоящему заснуть ей так и не удалось. Она лежала без сна, слушая уханье сов, шорохи, издаваемые ночными животными, бродящими вокруг фермы, храп отца и все усиливающийся шум ветра, который принес с собой первый дождь за много недель.

Распорядок дня в воскресенье всегда оставался неизменным. Отец не брался ни за какую работу, только доил коров — и как только с этим бывало покончено, надевал лучший костюм и отправлялся с семьей в церковь, а затем домой, где всех ждал воскресный обед. После обеда он обычно дремал в кресле. Этот обычай оставался в силе и теперь, когда Вайолет уехала, так что Эллен знала: отец не отпустит ее после обеда в Фальмут — даже если бы погода была хорошей. Ну что ж, придется терпеливо ждать до понедельника. То есть, как ей представлялось, целую вечность.

На утренней службе в церкви Эллен настолько погрузилась в мысли о Пьере, что отцу пришлось несколько раз подталкивать ее локтем, если она забывала ответить священнику или продолжала сидеть, когда все опускались на колени.

Правильно ли она поступила, позволив Пьеру заняться с ней любовью? Действительно ли он любит ее? Поженятся ли они и будут ли жить долго и счастливо? У нее не было ощущения, что она сделала что-то неправильно, даже при мысли о Пьере ей хотелось улыбнуться. Тем не менее Эллен предвидела серьезные проблемы — вовсе не цирковым акробатом представлял себе отец ее будущего мужа. Альберт отнесется к Пьеру с предубеждением, даже ни разу не увидев его, и наверняка станет возражать против того, чтобы она последовала за ним, разделив его кочевой образ жизни.

Несмотря на все это, Эллен была полна оптимизма. Ведь Пьер сам говорил, что хотел бы жить в каком-нибудь тихом месте, кроме того, его разноообразные таланты могут пригодиться на ферме. Если ей удастся убедить отца, что она любит этого человека, возможно, он даст ему шанс.

— Ты прямо витаешь в облаках сегодня, — заметил Альберт, когда они уже уселись за обеденный стол. — Не проронила и двух слов.

Эллен взглянула на него и уже открыла рот, чтобы признаться во всем, но подозрительное выражение в глазах отца остановило ее. Еще слишком рано говорить об этом, он мог вспылить и запретить ей покидать ферму. Она подождет еще несколько недель.

— Я думала о картошке, — солгала она. — Завтра мне нужно быть на работе, управишься ли ты один?

— Я собрал уже все, что выкопано, — ответил он. — С той, что в земле, ничего не случится. Думаю, завтра к вечеру дождь кончится.

Эллен всегда нравились тишина и спокойствие, царившие на ферме, но в этот воскресный день они казались ей невыносимыми. Как только отец задремал в кресле, она поднялась к себе в комнату и уселась на подоконник, глядя сквозь оконное стекло на дождь. Обычно вид, открывающийся из ее окна, вызывал у нее воодушевление, какими бы ни были погода и время года. Лес, окружавший дом с двух сторон, отливал всеми оттенками зеленого, пастбища покрывал сплошной ковер полевых цветов. Эллен обычно нравилось наблюдать, как созревает урожай, она радовалась дождю, поившему растения, но сегодня пейзаж за окном представлял собой жалкое зрелище. Копыта скота и мелкий дождь превратили пастбище в покрытое рытвинами поле, а картофельная делянка, развороченная трактором, выглядела просто ужасающе. В бухточке, полукольцом замыкающей их землю, скалы, море и небо были сумрачно-серого цвета.

Эллен повернулась спиной к окну, но вид комнаты не улучшил ее настроения — комната выглядела такой же унылой, как и раньше. Окно было крохотным и располагалось невысоко над землей: за исключением ярких солнечных дней, здесь всегда было темновато. Скудная обстановка состояла из двух кроватей, накрытых вылинявшими бледно-голубыми покрывалами, расшатанного комода и нескольких крючьев на стенах, где она развешивала одежду. Доски пола покрасили несколько лет назад, но теперь краска облупилась, побелка потемнела и пошла пятнами, а плакаты «Битлз» и Элвиса Пресли, которые Джози прикрепила кнопками к стене, покоробились и перекосились.

Когда они были вместе с Джози, Эллен никогда не задумывалась о том, насколько запущенный и неуютный вид имеет их спальня, но ведь тогда она не чувствовала себя такой одинокой. Ни с того ни с сего она вдруг представила, что ей придется жить с отцом еще целых два школьных года, и эта мысль наполнила ее страхом и отвращением. Если бы у нее был проигрыватель или телевизор, все было бы не так скверно, но даже приемник на кухне работал с перебоями. В глубине души она прекрасно сознавала, что отцу не понравится ни сам Пьер, ни его имя, ни профессия, ни возраст. Господи, что же теперь делать?

На следующее утро дождь прекратился, и Эллен отправилась на работу в павильон с приподнятым настроением. Однако несмотря на яркое солнце погода выдалась прохладнее, чем в последнее время, и купальщиков на пляже оказалось совсем немного. Пользуясь отсутствием клиентов, Эллен принялась протирать полки за стойкой, но голова ее была занята мыслями о Пьере.

Снова и снова она перебирала в памяти каждое мгновение их субботнего свидания, а в ушах все еще звучали его слова о том, что он никогда не испытывал ничего подобного к другим девушкам. Со временем все образуется, Эллен была уверена. Может быть, пока лучше помалкивать о Пьере и просто видеться с ним, когда он окажется в каком-нибудь городке поблизости, но с этим вполне можно смириться.

С другой стороны, Пьер говорил, что зимой часто работает в Лондоне, так что, возможно, ей удастся перебраться туда и устроиться на работу. Несколько девчонок из их школы сумели найти места в общежитии для девушек; она может сходить к их родителям и узнать адреса подружек в Лондоне. Скорее всего, отец не будет возражать, в особенности, если она найдет приличную работу.

В половине пятого пришел владелец павильона, чтобы забрать выручку и закрыть заведение, а Пьер так и не появился. Она уже собралась было отправиться к цирку на поиски Пьера, как вдруг на старом грузовичке подкатил отец.

— Мне нужно было заказать кое-какие семена, — крикнул он, направляясь к ней. — Поэтому я решил подгадать так, чтобы подвезти тебя домой. Хочешь мороженого?

Отец тепло улыбался, и Эллен, понимая, что он хотел сделать ей приятное, постаралась изобразить радость. Купив два рожка мороженого, Альберт предложил съесть их на свежем воздухе, а не в душной кабине.

Сейчас на пляже было больше людей, чем днем, многие пары привели с собой детей. Кое-кто готовился к пикнику на песке.

— Именно здесь я встретил твою мать, — внезапно сказал Альберт. — Тогда пляж был огорожен колючей проволокой, потому что шла война, а она сидела на складном стульчике и рисовала. Я остановился взглянуть, и мы разговорились.

В том, что он выбрал как раз эти день и место для рассказа о матери заключалась какая-то злая ирония, и вместо радости Эллен испугалась — вот сейчас появится Пьер и увидит их вдвоем. Она никогда не стыдилась своего отца, но сейчас ее охватило именно это чувство, потому что в своей грубой рабочей одежде отец ничем не отличался от бродяги.

— Я никогда не говорил тебе этого, но она была родом из состоятельной семьи, — продолжал он. — Их дом стоял вон там. — Он указал на постройки на вершине холма рядом с озером по другую сторону дороги. — Если хочешь, мы можем подняться туда, и я покажу тебе его.

— Нет. Не сейчас. Я хочу домой, — сказала Эллен, поднялась и зашагала к грузовику.

Позже, в тот же вечер, Эллен стояла в маленькой бухточке, наблюдая, как заходит солнце, и горько сожалея о том, как поступила с отцом. По дороге на ферму он не произнес ни слова и сразу же взялся за картошку, но ей ли было не знать — она причинила ему сильную боль.

Почему она испугалась того, что ее увидят вместе с ним? Это было чудовищно, ведь раньше она никогда не испытывала ничего подобного.

Слезы потекли у нее по щекам. Она чувствовала, что внутри нее, там, где всегда были порядок, спокойствие и безмятежность, теперь все перемешалось. Неужели виной этому любовь? И неужели это чувство заставляет людей отворачиваться от собственной семьи, как поступила ее мать, выйдя замуж за человека, которого не одобряли ее родители?

Самое печальное заключалось в том, что теперь ей уже никогда не услышать всю историю целиком. Отец специально приехал встретить ее, показав таким образом свои любовь и признательность. Она знала, что теперь, наткнувшись на неожиданный отпор, он будет хранить молчание и переживать в течение долгих недель. И никакие извинения не помогут. Да и что она может сказать в свое оправдание?

На следующее утро Эллен не нужно было идти в павильон, но она встала вместе с отцом и отправилась помочь ему с дойкой. Он едва кивнул, ничем больше не проявив своих чувств, и Эллен, усевшись на низкий табурет, прижалась к теплому боку коровы и почувствовала, как по ее щеке сбежало несколько слезинок.

После завтрака, прошедшего в молчании, Эллен вымыла посулу, а потом прямиком отправилась на картофельное поле. Альберт сидел за рычагами трактора, заканчивая выкапывать последние картофельные рядки, поэтому Эллен взяла из стопки мешок и начала собирать в него клубни. Часа через два такой работы у нее заболела спина, и она выпрямилась, чтобы взглянуть на отца. Он собирал картофель с соседнего рядка, двигаясь ей навстречу, и работал так быстро, что походил на машину. Неожиданно жалость к отцу сменилась обидой. Много раз она была свидетелем того, как подобным образом он заставлял умолкнуть Вайолет или Джози, и если он сейчас намеревался так поступить с ней, то она не собиралась обращать на это внимания.

— Я, наверное, съезжу в город, в библиотеку, — крикнула она. — Приготовить тебе чай перед тем, как я уйду?

— Хорошо, — прокричал он в ответ. — Сколько мешков ты собрала?

— Пять, и больше не могу, у меня разболелась спина.

Он никак не отреагировал на ее сообщение. Ну что ж, пусть пьет свой чай, а она не собирается переживать из-за того, что оставляет его в одиночку заканчивать работу. Через четверть часа Эллен села на велосипед и отправилась разыскивать Пьера.

У нее не было возможности долго выбирать, что одеть в цирковой табор. Ехать можно было либо в шортах, либо в очень поношенных слаксах — платье или юбка для езды на велосипеде не годились. Победили шорты, и хоть они тоже были далеко не новыми, но зато хорошо сидели, открывая ее красивые загорелые ноги. В блузке без рукавов, легких парусиновых туфлях и с волосами, собранными в конский хвост на затылке, она ничем не напоминала ту почти взрослую девушку в кремовом платье — но ведь она и не хотела, чтобы Пьер подумал, будто она его преследует.

По дороге в город, Эллен и думать забыла об отце. Все ее мысли были о том, как она снова увидится с Пьером. В корзину на багажнике своего велосипеда вместе с библиотечной книгой она сунула купальный костюм и полотенце. Как знать, может Пьер захочет пойти с ней на пляж.

Но уже поднимаясь из Фальмута на холм, она еще издали увидела — купол шапито исчез. Деревья скрывали трейлеры и грузовики, а скат холма был слишком крутым, чтобы по нему взобраться на велосипеде. Поэтому Эллен пришлось слезть с седла и продолжать подъем пешком, катя велосипед рядом с собой, и все это время сердце готово было выскочить у нее из груди от страха. Ведь не могло же случиться так, что Пьер уехал, не повидавшись с ней?

Наконец она добралась до вершины холма и перед нею открылось большое поле. Но там не было ни трейлеров, ни грузовиков, ни палаток. Они исчезли, и только на месте шапито бурела оголенная изрытая земля.

В страшном смятении она пересекла дорогу и ринулась на велосипеде вниз. Ни души! Ограждения паддоков, в которых держали лошадей, были убраны, а на том месте, где стояли грузовики и трейлеры, топорщилась желтая вытоптанная трава. Повсюду были видны глубокие колеи от колес грузовиков, грязь после недавнего дождя, кучи навоза и мусор, пустые жестянки и бутылки, обертки от конфет и сладостей, палочки от сладкой ваты, пачки из-под сигарет и выброшенные зрителями программки. Слетевшиеся птицы жадно клевали крошки, да возле переполненного мусорного бака, принюхиваясь, вертелась бродячая собака.

Эллен застыла, не в силах сдвинуться с места, и глаза ее наполнились слезами, когда она увидела красный воздушный шарик, который подгонял легкий ветерок. Он показался ей олицетворением ее одиночества и заброшенности. Вот-вот наткнется на что-нибудь острое и лопнет.

Почему Пьер не сказал ей, что они уезжают сегодня? Неужели он только делал вид, что любит ее?

На дальней стороне поля она заметила маленький пикап и мужчину, который рылся в мусоре. Она бросилась к нему, решив, что он работает в цирке, но приблизившись, разглядела на его комбинезоне эмблему городской мусороуборочной корпорации.

— Когда они уехали? — спросила она мужчину. Он был невысокого роста, полный, с задубевшим от ветра и непогоды лицом.

— Вчера, — ответил тот. — Оставили после себя настоящий свинарник, а мне выгребай.

У него был сильный корнуолльский акцент, и вдобавок он слегка заикался. До Эллен ему не было никакого дела.

— А вы не знаете, куда они направились дальше? — спросила она.

— Не знаю, они же как цыгане, разве нет?

— Но кто-то же должен знать. — Она больше не могла сдерживать слезы. — Кому принадлежит это поле?

— Не имею понятия, — ответил мусорщик, покачивая головой. — Меня прислали сюда убирать, вот и все, а больше мне ничего не известно.

Всхлипывая, Эллен вернулась к велосипеду. Она дрожала, все вокруг было как в тумане, но это не помешало ей отчетливо вспомнить то, что она сказала Пьеру: в понедельник она весь день будет работать в павильоне на пляже. И существовала только одна причина, которой можно было объяснить его внезапный отъезд. Она для него ничего не значила!