Чуть-чуть высунув язык

Она лежала на боку, светилась синим,

Ее размытые черты не много линий

Давали в спектре излученья телескопа.

Ее душа напоминала ему ноты,

На диаграмме, разлагающей виденье

Материальное на волны сожаленья,

Страдания, любви, стыда и жизни

И можества оттенков покаяния.

Он наблюдал за ней давно, еще мальчишкой

Забишись в угол, на руках с чужою книжкой,

И в институте, с проституткой на скамейке,

Потом вот здесь — на Алатау, на «копейке»,

На пятачке, на блюдечке, накрытом

Куполом серебрянным. Он битым,

Покинутым женой, страной, начальством,

Ежеминутно говорил с ней о несчастьи

Ходить в поношенных носках с дырой на пальце,

Ждать вертолета, и кружиться в вальсе

К нему сбегая по обрывистому склону.

Она смотрела на него очки меняя.

Он был то маленьким, то длинным, то без края

В диапазоне альфа-бетта излучений.

Она не понимала — то ли гений,

Пред ней внизу, а может он бездарный?

А может лень ему замерить лучезарный

И гибкий стан ее в халате «От нейтрино»?

Тогда б он понял, что живая, ночью, мимо

Земли к комете она томно уплывает…

И заработал бы себе на ломтик с чаем…

…Пастух не спал возле костра, он на овчине

лежал и думал ни о ком той ночью синей,

Когда она к нему свои открыла очи.

Пастух поднялся и пошел от стада, прочь ли,

А может звал его порыв стихосложения,

А может просто, ниже пояса томление

Его вело под черный купол, к телескопу.

Он постучался — дверь открыта, пусто

(ученый в это время ел капусту),

Чабан не смело потянулся к телескопу,

Задел своей рукой нечаянно ту ноту,

Которая давно уже просилась…

И в диаграмме красным цветом озарилась

Звезда, живая… И убитая комметой.

Он подбежал, и в телескоп — но где ты, где ты?

Ни в «гамме» нет тебя уже, ни в «бетте»!!!

Начальница моя! Теперь покинут!

Мой телескоп обратно мне не сдвинуть!

Программу переделать не умею,

Ну а вручную тяжело и просто лень мне!

…Убил он пастуха. То был не гений.