Я сидела внутри фургона минут пять — на жаре и в темноте, мой разум пульсировал ужасной вещью, свидетелем которой я только что стала, — и не произносила ни слова.
Фрэнк солгал мне. Он знал о Блейзе с самого начала. Он был с Блейзом с самого начала. Когда я наткнулась на Учреждение, это не было случайностью: Блейз надеялся, что меня схватят, и поэтому оставлял меня в живых ровно столько, сколько нужно, чтобы мы добрались до санитарной комнаты. Затем он ушел.
Я до сих пор помнила отвращение на его лице, когда он зарычал, что я мешала. Когда он сказал, что никто не будет скучать по мне. Когда он сказал, что у него были важные дела, и что я должна была просто снова погрузиться во тьму. Наверное, он думал, что Учреждение сделает то, на что он был запрограммирован, и что меня переработают.
Но у Фрэнка были другие планы.
— Ты знал, что я не Блейз, — сказала я, и мой голос был чуть выше шепота.
— Верно, — ответил Фрэнк.
— Ты знал, что я была из других… из других личностей. Но ты не убил меня.
— Верно, — снова сказал Фрэнк.
Тогда у меня был к нему только один вопрос:
— Почему? Зачем тебе возиться со мной, вместо того, чтобы просто передать другому человеку?
— Мой ответ может быть не таким простым и прямым, как тебе хотелось бы. Ты все еще хочешь, чтобы я продолжил?
— Конечно, — ответила я. А что, черт возьми, мне еще было делать?
Ничто из этого не имело значения. Ничто из того, что произошло в любой из моих прошлых жизней, не изменило бы того, кем я стала. Но пока я застряла в этом кромешном фургоне с лживым медицинским ботом, было бы неплохо отвлечься от проклятой жары.
— Причина, по которой я не отправил тебя на переработку, полностью связана с моим взаимодействием с Сайрой. Или, как вы ее знаете…
— Воробей, — сказала я. Я не была дурой: я поняла эту часть.
— Верно. Сайра — это юнит X2-1, которое в настоящее время отвечает на прозвище Воробей, — сказал Фрэнк. — В одном из своих предыдущих циклов она вступила в контакт с юнитом X1-37 — юнитом, который, согласно многочисленным отчетам о состоянии, испытал катастрофический сбой в своем микрочипе, который подавил его функции соответствия. Вместе юниты сбежали из Двенадцатого учреждения и до конца своих циклов жили сами по себе на южной территории Техаса. Насколько я понимаю, юнит X1-37 и юнит X2-1 могли быть вовлечены в романтические отношения, когда их циклы слились, — продолжал Фрэнк. — У них была близость, которая, безусловно, была эмоциональной и, возможно, даже физической, и я думаю, что эта связь, которую они разделяли, могла каким-то образом проникнуть в их генетические структуры.
— Вот почему Блейз помнит Воробья и Учреждение, а я нет, — пробормотала я, махнув рукой. — Просто перейди к делу.
— Я предупреждал тебя, что мой ответ не будет прямым…
— Да, и я должна была послушать. Но я этого не сделала. Итак, мы здесь.
Я услышала тихий щелчок, когда Фрэнк согнул шею и кивнул.
— Очень хорошо. Как ты, возможно, поняла из спроецированного мной файла, Блейз запрограммировал меня заботиться о Сайре, а его микрочип вернули в четвертую колонию. Он попросил показать мне проекцию на восемнадцатый год ее цикла — полагаю, потому что в возрасте восемнадцати лет Блейз получил бы полномочия, необходимые ему для выхода из Колонии Двенадцать по своему желанию. Он планировал использовать эти учетные данные, чтобы получить доступ к Учреждению Двенадцать и вернуть Воробья — после чего они смогут спокойно прожить еще один цикл. Я делал то, что мне было приказано в течение первых двух циклов, но Блейз так и не вернулся за Сайрой. Сказать, что она была разочарована, было бы несправедливо. Ее здоровье ухудшилось, а ее разочарование вылилось в летаргию, которая в конечном итоге оказалась фатальной. Я ничего не мог сделать, кроме как следить за ее деградацией и при необходимости применять успокоительные средства. В каждом из этих двух циклов Воробей не доживала до тридцатилетнего возраста. Я был создан, чтобы ухаживать за пациентами-людьми, Шарли, — говорил Фрэнк, его динамики перешли на низкий гул. — Людьми с их хрупкими телами и ограниченным сроком жизни. Я не был создан для того, чтобы постоянно терпеть деградацию и смерть одного пациента — пациента, о котором я заботился с самого рождения. Наблюдение за болезненным спадом Воробья во время второго цикла, должно быть, запустило какой-то протокол сохранения, спрятанный глубоко в моем коде. Я не мог подвергнуть ее проекции в третий раз. Я не мог умышленно совершить действие, которое привело бы к смерти моего пациента. Так что с тех пор я не показывал ей проекцию. Когда Воробей обнаружила тебя на камере дрона, я решил действовать в интересах ее сохранения во второй раз: вместо того, чтобы утилизировать тебя, я решил восстановить твое тяжелораненое тело и сохранить тебе жизнь.
Фрэнк сделал паузу. Если он ждал благодарности, то зря. Он проржавеет, прежде чем я поблагодарю его за что-либо — меньше всего за то, что пощадил меня, когда я не сделала ни одной вещи, чтобы причинить ему боль. Если люди не беспокоили меня, я их не трогала. Это был нормальный, приличный поступок. Я не собиралась пресмыкаться из-за того, что кто-то вел себя порядочно.
Прошло еще мгновение, и Фрэнк продолжил:
— Заинтересованность Воробья в тебе была немедленной и сильной. Я не сомневаюсь, что ваши генетические структуры каким-то образом связаны…
— Возможно, она связана с Блейзом, — прорычала я, защищаясь, — но не со мной. Я ее не знаю.
— Возможно, — согласился Фрэнк. — Но если я прав, и ваша общая связь изменила вашу генетику, тогда есть часть тебя, которая помнит Воробья. Я не призываю тебя к какой-либо близости с ней, — добавил он, когда я начала протестовать. — Я просто хотел, чтобы ты поняла всю тяжесть своего влияния на ее действия и объем власти, которой ты обладаешь. И я бы попросил тебя относиться к ней терпеливо, с добротой, пока ваши циклы пересекаются.
— Я буду относиться к ней так же, как и ко всем остальным: пока она добра ко мне, я буду мила к ней. Но это все.
Я снова села на корточки и направилась к двери. Я не могла сидеть здесь в темноте с Фрэнком ни минуты. Я не могла ждать, когда сомнения и гнев захлестнут меня. Я должна уйти отсюда. Я должна была что-то сделать своими руками.
— Куда ты идешь? — крикнул Фрэнк, когда я открыла двери.
— Я собираюсь разжечь огонь.
— Зачем?
— Чтобы поесть и вскипятить чертову воду.
— В фургоне есть плита…
— Да ну, я не хочу плитку! — огрызнулась я. — Я хочу что-нибудь сжечь — и я не особо в этом разбираюсь.
Фрэнк, кажется, не понимал моей угрозы:
— Очень хорошо. Я помогу тебе.
Он шаркал позади меня, согнувшись пополам, пока не выпрыгнул из фургона. Затем он выпрямился во весь рост с пугающей скоростью.
— Шарли?
— Что?
— Есть еще один вопрос, который я хотел бы, чтобы мы обсудили. Это связано с твоими новообретенными способностями и тем, как твои гормоны могут повлиять на… Шарли?
— Что?
— Ты слушаешь?
— Конечно, — бормочу я. Правда в том, что я особо не обращала на Фрэнка внимания: я искала растопку. Я решила, что почувствую себя в тысячу раз лучше из-за всей этой странности, если просто подумаю об этом перед огнем.
— Я уверен, что ты в курсе, что уровень эстрогена у тебя падает, — продолжил Фрэнк.
— Я даже не знаю, что это такое, — прорычала я, хватая с земли охапку мертвых веток. Я прошла к лысому участку земли и грубо бросила ветки. Затем я пошла искать еще несколько кусков дерева значительного размера, чтобы сложить их поверх веток.
Фрэнк следовал за мной. Я ощущала странное тепло его сенсоров, скользящее по моей спине.
— Примерно через семьдесят два часа твой эстроген упадет до критического уровня…
— Отлично.
— … это означает, что у тебя будут гормональные нарушения.
Я только что нашла идеальное полено. Оно было размером с мою руку и уже мертвым три сезона. Эта штука, вероятно, сразу загорится. Плохо было лишь то, что оно было наполовину закопано в землю.
Я присела на корточки и обхватила бревно руками, пока Фрэнк бубнил о моих гормонах. Я уперлась ногами и встала. Полено вырвалось легче, чем я ожидала. Я отшатнулась, на мою броню посыпалась мокрая земля.
Большая часть земли скатилась с меня и упала. Но часть цеплялась за мою броню.
А потом поползла по мне.
— Черт возьми! Господи!
Бревно было покрыто огненными муравьями. Должно быть, это была их нора. Я вырвала середину их города. А теперь, судя по тому, как яростно они сновали к обнаженной коже на моей шее, муравьи по-настоящему разозлились.
Я бросила бревно и стала бить себя в грудь. Я топала ногами, как учил меня Уолтер, когда на моих ботинках могли быть муравьи. Я не хотела, чтобы они залезли мне в сапоги. Я знала, что если меня укусят, место будет чесаться до конца дня. Не было ничего хуже, чем укус огненного муравья в свод стопы.
Фрэнк, похоже, не обращал внимания на новую опасность, в которую я только что попала:
— У вас есть несколько лет опыта гормональных колебаний, но я беспокоюсь о том, какое влияние это окажет на твое окружение теперь, когда твой микрочип скомпрометирован.
— Святое дерьмо! Сколько там этих маленьких ублюдков? — завопила я, отчаянно хлопая себя по ногам.
Ко мне цеплялось больше огненных муравьев, чем я думала. Они не могли прокусить броню, но они искали часть меня, которую они могут укусить — и они были в стольких направлениях, что я не могла остановить их всех. Я уже собиралась упасть на землю и кататься, как вдруг муравьи замерли.
Я с недоверием наблюдала, как огромная полоса красно-черных тел, скопившихся на тыльной стороне моего предплечья, стала отваливаться. Их лапки подгибались, и они падали с меня, будто что-то ударило их замертво.
— Что за…?
— Шарли, пожалуйста, восстанови контроль над собой, — позвал Фрэнк.
Я обернулась и увидела, что все хромированное тело Фрэнка дрожало. Крошечные иголки в середине его тарелок торчали прямо, их огоньки мигали быстрыми красными вспышками.
— Что с тобой не так? — сказала я.
— Я излучаю частоту, смертельную для насекомых, а разрядка моего заряда слишком быстрая, чтобы ее поддерживать.
— Ну, так перестань!
— Я не могу.
— Почему?
— Я не могу остановиться, потому что ты все еще боишься, — голос Фрэнка оборвался, когда он говорил, будто ему тяжело давались слова. — Вот что я пытался передать. Мое вмешательство в твой микрочип каким-то образом связало твои излучатели сигналов с твоими органическими эмоциями. Когда ты испытываешь достаточно сильную эмоцию, любой юнит в пределах радиуса действия получает команду — по твоему сигналу — прийти к тебе на помощь.
Я не совсем понимала, что он говорил.
— Ты имеешь в виду, что я заставляю тебя делать это…?
Фрэнк стал дрожать еще сильнее. Его голос трясся, а тело превратилось в хромированное пятно.
— Шарли, если ты не успокоишься, мой заряд будет истощен сверх критического…
— Хорошо! — я все еще не знала, верила ли я тому, что говорил Фрэнк, но он выглядел так, будто вот-вот взорвется. И если он это сделает, это, вероятно, растопит мое лицо. Поэтому я сделала глубокий вдох. — Хорошо… все муравьи мертвы… мне больше не о чем беспокоиться… они меня не укусят…
Еще через несколько вдохов я ощутила, как мое сердце замедлилось. Я с изумлением наблюдала, как Фрэнк перестал дрожать, и иглы вернулись в его диски. Секунду мы смотрели друг на друга: мои глаза были прикованы к его объективу. У меня было около тысячи вопросов на губах. Но прежде чем я успела задать хоть один, Фрэнк сильно вздрогнул.
Его руки прижались к бокам, а голова опустилась в его середину, которая скользила вниз по ногам, как поршневая гильза, пока все его тело не сложилось в тугой металлический цилиндр.
— Фрэнк? — я осторожно взяла цилиндр и перевернула его на бок, ища кнопку или что-то в этом роде. — Фрэнк? Ты в порядке?
— Что случилось?
Я вздохнула, когда Воробей заговорила. Она прошла среди деревьев, как призрак, и теперь стояла на расстоянии вытянутой руки от моего лица.
— Где Анна?
— В фургоне, кипятит воду на плите, — Воробей выхватила цилиндр из моих рук и, защищаясь, прижала его к своей груди. Ее серебряные глаза потускнели, разглядывая мое лицо. — Что ты сделала с Фрэнком?
Я не знала, как сказать Воробью, что случилось.
Я даже не знала, с чего начать.
* * *
— Вероятно, они направились на юг, в Старый город — это, вероятно, не лучшее место, чтобы вести за собой целую кучку Медноголовых. Но мы говорим о Райкере, — бормотала Анна, ставя кастрюлю с кипящей водой на землю, чтобы она остыла. — Никто никогда не говорил, что он думает наперед.
Я была рада, что Анна чувствовала себя лучше. Я была рада, что она была настороже и планировала догнать рейнджеров, и я счастливо наблюдала за ее живым человеческим выражением лица, когда она рассуждала. Но я не могла получить истинное удовольствие.
В конце концов, мне удалось поведать, что произошло между мной и Фрэнком — я не все рассказала Воробью. Я ничего не говорила ей о Блейзе и уж точно не говорила ей, что она умерла дважды, потому что Блейз не пришел к ней. Но я рассказала ей, что Фрэнк сказал о моем микрочипе.
— Значит, это был не сон. Ты действительно видела Анну. И ты… — Воробей оглянулась, хмуро посмотрела в сторону хребта. — Ты была внутри дрона.
— Да, наверное.
— У дронов очень мощные излучатели волн. Они могут общаться с другими ботами с почти атмосферных высот.
— Что это значит?
Воробей внимательно меня рассматривала, прежде чем ответить:
— Ты понимаешь, что это ты его поймала, да? Ты была тем, кто призвал этого бота в лагерь.
— Что? Нет! — выпалила я.
— О? О чем ты думала в последний раз перед тем, как бот схватил ее?
Я не сразу вспомнила. Пришлось прокручивать память в голове.
— Она была расстроена… Райкер вел себя с ней как задница, а я… — понимание расцвело в моей груди резко и холодно, — я хотела взять ее на руки и сказать ей, что все будет в порядке.
— И ты, конечно, сделала это. Ради бога, Шарли… — Воробей крепко прижала Фрэнка к груди, все еще хмуро глядя вдаль. — Ты можешь управлять другими ботами своими чувствами. Это плохо. Это не идеально.
— Почему нет?
— У тебя много чувств, Шарли. Но вряд ли я могу назвать хоть одно рациональным.
— Да? Я думаю, это может быть полезно — знаешь, когда я научусь контролировать это, — поправилась я. Я махнула рукой на цилиндр Фрэнка. — Я имею в виду, это нехорошо, но…
Больше мы об этом ничего не говорили. Воробей казалась взволнованной и хмурой, и я не могла придумать, что сказать. Так что мы просто смотрели друг на друга, в то время как наш взаимный страх витал в воздухе между нами.
— Я собираюсь подключить Фрэнка к фургону — посмотрим, смогу ли я зарядить его достаточно, чтобы он вышел из спящего режима. Тебе следует поговорить с Анной, — добавила Воробей, отвернувшись. — Ее проблемы проще. Они могут дать вам время подумать.
У Анны проблемы были гораздо проще: разозленные у горящего моста граклы — Медноголовые — выследили рейнджеров до этой дубовой рощи, пока те пытались освободить Анну из строительного бота. Некоторое время они обменивались лучами, но рейнджеров было слишком мало, чтобы удержаться.
— Хэм убьет их, если они притащат этих Медноголовых в Старый Город, — бормотала Анна, размахивая шляпой над кувшином с охлаждающей водой. — У нас закончилось противоядие. Вот почему он в первую очередь послал нас за Медноголовыми: чтобы получить больше противоядия! Все это превратилось в большой беспорядок…
Я мало что знала о Хэме, кроме того факта, что он управлял Старым городом и у него был вспыльчивый характер. В первый раз, когда я встретила Анну, она и Джон Марк следовали за одной из жертв Хэма в Ничто: мужчиной, с ног до головы закутанным в огромный кокон из колючей проволоки.
Тот человек убил собаку без всякой причины, так что он был не из тех, с кем я хотела бы делить территорию. Но то, что сделал с ним Хэм, все равно казалось чрезмерно жестоким. Я была сторонником наказания кого-то с как можно меньшей суетой.
Анна казалась обеспокоенной. Все ее движения были рассеянными и злыми. И я не винила ее за то, что она беспокоилась о Хэме: любой, кто приговаривал человека носить колючую проволоку и ходить босиком по Ничто, пока он, наконец, не станет слишком слабым, чтобы стоять, не был тем человеком, которого я хотела знать и злить.
— Сколько времени у нас есть, прежде чем они доберутся до Старого города? — тихо сказала я. Я хотела помочь Анне спасти рейнджеров — да. Но я чувствовала, как глаза Воробья сверлили мою голову сбоку, и это очень отвлекало. — Может, мы сможем отрезать их, пока они не зашли слишком далеко. Уберечь их от неприятностей?
Анна выпрямилась. Она откинула полы пиджака и встала, уперев руки в бока. Они не успели оттереть грязь с ее одежды: брюки и куртка все еще были грязными. Ее рубашка была разорвана. Кожа на ее груди и животе светилась белым, будто она никогда не видела солнца, разделенная шероховатой линией на груди.
Будто кто-то размазал полосу грязи по Луне.
Я внимательно наблюдала, как Анна, щурясь, смотрела за линию дубов в широко открытое Ничто за ними. Она кусала нижнюю губу; нежно-розовый мягко контрастировал с белым. Когда мой взгляд опустился, я заметила линию в мышцах ее живота. Она начиналась прямо под ее нагрудным поясом и плавно спускалась, пока не исчезала под верхом ее штанов.
Мне нравилось, как это выглядело. Мышцы Воробья были слишком совершенны: они казались почти искусственными. Но в Анне была мягкость, которая сияла на всех ее шероховатостях и превращала все в кривую — кривую, более совершенную, чем любая линия мускулов, которую я когда-либо видела на Нормале.
Интересно, выглядела ли я так.
— Ха, ты что-то знаешь?
Мой желудок сжался, когда Анна усмехнулась мне.
— Что?
— Они не смогут пройти мимо пружины.
— Пружина? Это что? — сказала я, когда Анна кивнула.
— Ладно, смотри, — она села на корточки и начертила в грязи между нами спираль, — Медноголовые всегда передвигаются вот так: у них есть голова, в которой они держат большую часть своих воинов, — Анна постучала пальцем по внутренней точке спирали. — Это та часть, с которой мы столкнулись в Бриджтауне — о, я не рассказывала тебе о том, что произошло в Бриджтауне, да? Это было самое странное…
— Неужели огромный дрон упал с неба, врезался в середину моста и утащил весь город в глубины озера? — крикнула Воробей. Она сидела в задней части фургона рядом с заряжающимся цилиндрическим Фрэнком. Ее ноги бесцельно болтались, пока она продолжала сверлить взглядом мое лицо. — Потому что, если это произошло, то мы ничуть не удивлены. Да, Шарли?
— Подожди, это был Бриджтаун?
Смущенный жар залил мое лицо. Сейчас мне было еще хуже, потому что мальчики были родом из Бриджтауна. Я очень надеялась, что Тодд не решил вернуться туда. Было бы очень жаль, если бы я спасла его от бота, чтобы раздавить его дроном.
Анна охнула:
— Это именно то, что случилось! Большая старая крылатая штука упала с неба. Как ты…?
— Это была удачная догадка, — быстро сказала я. Я попыталась уговорить Анну вернуться к разговору о Медноголовых. Но я сделала это недостаточно быстро.
— Шарли сделала это. Она отобрала у меня управление и попыталась управлять дроном. Оказывается, она не очень хороший пилот, — со вздохом сказала Воробей.
Я смотрела в середину ее блестящих серебряных глаз — что угодно, только бы не смотреть на Анну.
— Э-э… — примерно через полминуты молчания, в течение которого Анна только и делала, что смотрела на меня и качала головой, она, наконец, пробормотала. — Ты… ты разбила эту здоровенную тварь в Бриджтауне? Какого черта ты это сделала, Шарли? — ее руки сильно шлепнули по земле рядом с ней. — Они были нашими союзниками!
— Всё равно всё сгорело бы…
— Граклы сжигают его примерно три раза в год! Но знаешь, что? Мы всегда восстанавливаем его! — сказала Анна, щелкнув пальцами. — Теперь мы никогда не сможем восстановить его, потому что в середине моста большая дыра!
— Ну, не так, как я хотела! Я только …
— Что именно?
Я не знала.
И в эту долю секунды колебания Воробей вмешалась:
— У нее есть чувства к тебе, и эти чувства превратили ее в злобного монстра с очень слабыми инстинктами пилотирования…
— Заткнись, Воробей! — завизжала я.
Между моими ушами гудела странная смесь. Я злилась на Воробья по целому ряду причин, не последней из которых являлось то, что она сказала Анне, что это я взорвала Бриджтаун. Но я была и расстроена тем, что Воробей сказала, что у меня были чувства к Анне.
Я была расстроена, потому что не поняла это, пока она не сказала. И я даже не очень понимала, что значило испытывать чувства к кому-то, но то, как мое сердце екнуло, когда она это сказала, дало понять, что это было правдой. Теперь я должна была справиться с этим.
Если бы мое лицо жгло еще сильнее, оно, вероятно, загорелось бы от ветра.
— Извини за мост, — сказала я, стараясь держаться, несмотря на румянец. — Я не знала, как управлять дроном, но все равно пыталась. И да, я думала, что они убьют тебя, если я чего-то не сделаю. Райкер и остальные точно дали…
— Подожди, подожди, — Анна подняла обе руки, будто я была шатающейся стеной, которую она пыталась укрепить. — Вы наблюдали за нами?
— Вроде того, — смущенно сказала я.
Рот Анны открылся. Она перевела взгляд с моего кипящего лица на Воробья, которая спокойно смотрела на нас, пока ее ноги свисали с края фургона. Анна смотрела на Воробья долгую минуту. Ее глаза скользили вверх и вниз, становясь все более напряженными с каждым взглядом, пока, наконец, не замерли в гримасе.
— Вы все из Эль-Пасо, — тихо сказала Анна, будто разговаривая сама с собой. — Иногда я забываю, потому что Шарли выглядит так… у нее не такая внешность, понимаешь? Нет холодности, которая всегда есть в глазах уродов. Но у тебя это есть.
Воробей ничего не говорила. Она спокойно выдержала взгляд Анны, даже не моргнув.
— Я понимаю, что вы живете иначе на западе, но я была бы признательна, если бы вы оставили нас в покое. Держите своих ботов, дронов и все, что у вас есть, при себе. Мы не хотим, чтобы это было здесь, — Анна поднялась и стряхнула пыль со штанов сзади. Она не смотрела на меня и сказала. — Если поможете мне найти мой рюкзак, клянусь, я не скажу ни слова о том, что на самом деле произошло в Бриджтауне. Но, думаю, будет лучше, если мы пойдем разными путями.