Цикл аномалии

ГЛАВА 25

— Ты привела в активность взрывное устройство, — сказала Фрэнк, его линза отметила гранаты в моей руке. — Пожалуйста, отдай устройство, чтобы его можно было безопасно разрядить.

— Я не хочу безопасно их разряжать. Я хочу их взорвать.

Линия на динамике Фрэнка на мгновение прервалась.

— Такой образ действий опасен и нецелесообразен…

— Но это будет чертовски круто, — прорычала я сквозь ухмылку.

Моя рука дрожала от усилия, которое требовалось, чтобы удержать пружину нажатой. Волнение пронзало мой позвоночник. Я держала в руке огромное количество разрушения — проклятую волну огненной смерти. Я смотрела, затаив дыхание, и мое сердце билось о ребра, пока Медноголовые взбирались на гребень холма.

Они закричали, увидев меня. Мужчины, сидящие на камнях, опустили арбалеты, целясь смертоносными наконечниками стрел в центр моей груди. Я присела и рассмеялась, услышав, как стрелы били в заднее стекло фургона.

Медноголовые сделали свой выстрел.

Настала моя очередь.

Я встала и отвела руку, готовясь к броску. Мой взгляд был прикован к неровной дыре в лобовом стекле. Это будет адский огненный шар.

— Шарли, пожалуйста, отдай…

Хромированная голова Фрэнка повернулась, чтобы посмотреть, как гранаты вылетели из моего кулака и попали в лобовое стекло. Звон, который исходил от их металлических стенок, ударяющихся об пол, внезапно стал единственным шумом на многие мили. И следующие полсекунды тишины были оглушительными.

Мой голос дрожал от волнения и страха.

— Ну, что ты собираешься? Уф!

Я не получила предупреждения: Фрэнк схватил меня металлическими руками и оторвал от земли. Ветер свистел в ушах, когда он побежал к краю моста. Он двигался слишком быстро, чтобы мой разум мог обработать движение; весь мир скатился в затемненное пятно. Он прыгнул с края мостика — так, будто у него в заднем отсеке хранилась пара крыльев — и все замедлилось.

Я встретилась взглядом с одним из Медноголовых. Он перезарядил свой арбалет быстрее остальных. Его черные глаза царапнули мое лицо, и в них горела нечеловеческая ярость. Его губы скривились, когда он прицелился мне в грудь. Я слышала звук струны, когда он запустил в меня стрелу со стальным наконечником, но я не видела, как она летела.

Рука Фрэнка схватила меня за лицо и защитила мою голову, как шлем. Я слышала грохот, когда мусоровоз врезался в борт фургона. Звенел визг пронзенного металла и шипение разбитого стекла, за которым последовал шум, в котором было больше силы, чем звука.

Почти на три секунды весь мир окрасился в оттенки огненно-голубого. Фургон распахнулся, и зверь внутри него расправил пылающие крылья. Он упал и проглотил мусоровоз целиком. Вряд ли у Медноголовых было полминуты, чтобы удивиться, прежде чем их тела распались.

Но, возможно, они успели. Может, они моргнули, а потом перестали существовать.

Взрыв пробил дно моста. Огромные куски арматуры и бетона вырвались наружу волной, испаряясь в воздухе на фоне ярости голубого пламени. Было похоже на дым, вырывающийся из фитиля потухшей свечи: струя серо-коричневых обломков сложилась в яростный веер.

Моя голова сильно ударилась о грудь Фрэнка, когда веер отбросил нас в сторону. Нас откинуло на тридцать ярдов в сторону — и на секунду мне показалось, что мы летели. Мы рассекали воздух, и Ничто со свистом проносилось далеко под нами.

А потом мы стали падать.

Это были самые страшные секунды в моей жизни. Я ощущала это, пока мы падали с той высоты, от которой мое тело не могло уцелеть, — и мои инстинкты сработали. Я кричала, махала руками. Я болтала ногами в пустом воздухе в тщетной попытке замедлить нас. Но мы продолжали падать.

Мы падали так, что я знала, что меня ждали не переломы, мы достигли скорости, которая убьет меня. Не просто убьет: удар о землю с такой высоты превратит меня в мокрые брызги на камнях. Интересно, смогу ли я почувствовать, как рушатся мои кости, или услышать, как рассыпается моя кожа. Интересно, мои органы скатятся по склону или просто лопнут, как яичные желтки?

Я закрыла глаза и обмякла. Мое тело было теплой массой крови, балансирующей на грани беспамятства. Моя голова прислонилась к хромированной груди Фрэнка.

Внезапно я ощутила, как его динамик загудел у моего уха:

— Пожалуйста, приготовься к посадке.

Прежде чем я успела вдохнуть, чтобы спросить, мы упали на землю.

Фрэнк обвил меня своими конечностями в защитной клетке. Я услышала тихий шорох его ног, шаркающих по камням, и мир стал вращаться. Мне удалось оставаться в сознании первые три оборота, и я напряглась, услышав, как тело Фрэнка с грохотом покатилось по склону. Но затем мы достигли скорости, которая была слишком велика для моего разума. Моя голова наклонилась вперед, и в моей памяти возникла огромная черная дыра.

А потом Фрэнк склонился надо мной.

Я видела свое потное лицо в отражении его объектива. Кожа была слишком бледной, а веснушки выделялись, как мошки. В ушах звенело. Будто кто-то тряс колокольчиком у меня над головой. Я видела, как включился динамик Фрэнка, но не слышала, что он говорил, из-за звона.

— Что?

Его динамик снова загорелся. Я уловила только конец:

— … я потерпел неудачу.

— Что ты имеешь в виду? — я села и стала ощупывать себя. Я проверяла себя на наличие царапин, синяков и сломанных костей. Но я ничего не ощущала. — Ты не потерпел неудачу. Ты спас мне жизнь, Фрэнк.

— Я пытался спасти тебя, Шарли. Основой моего протокола является сохранение жизни, когда это возможно, — снова сказал Фрэнк. Линия в его динамике колебалась, прежде чем он добавил. — Но я потерпел неудачу.

Я не понимала. Он сломался? Падение сломало его? Я встала на ноги и тут же ощутила: с ногой было что-то не так.

Было больно. Будто горело. В моей броне была тонкая трещина. Я осторожно коснулась ее и почти вскрикнула от внезапного приступа боли. Я сбросила ботинок и застонала от жжения, пока закатывала броню на ноге.

Неглубокий порез рассекал кожу посередине голени. Порез составлял примерно половину длины моего указательного пальца, но кожа вокруг была красной и опухшей, будто была заражена. Я знала… Я знала, что произошло, еще до того, как я спросила.

— Этот последний Медноголовый… он ударил меня, да? Он выстрелил в меня.

— Да. Я попытался увести тебя подальше от опасности, но стрела задела твою кожу.

— Она была отравлена, да? — я слышала, как говорила. Звон вернулся. Он раздулся между моими ушами, и я ощущала слабость.

— Да, — ответил Фрэнк.

Он присел и протянул палец к моей ране. Ощущение жжения стало горячим, когда он вонзил иглу во влажную середину пореза.

— В твоей крови тревожное количество гемотоксинов, — сказал Фрэнк, когда индикатор на его пальце мигнул красным.

— Отлично, — буркнула я.

Камень больно терся о мое плечо, и я понимала, что упала на спину. Небо было раскалено добела в агонии жгучего дня. Черный дым поднимался над обломками под разрушенным мостом. Его ярость рассеивалась, когда он встречался с небом, будто жар поглотил его сущность и превратил вздымающуюся форму в трепет пепла.

Я не могла смотреть, как горел мусоровоз — гребень холма загораживал обзор, — но слышала довольное рычание пламени. Я закрыла глаза и позволила этому звуку стать песней, успокаивающей мой страх.

— Сколько мне осталось жить? — сказала я через мгновение.

Фрэнк не ответил. Его различные части щелкали и вращались, пока между нами затягивалась тишина.

— Я хочу спасти тебе жизнь, Шарли.

Мои глаза резко открылись.

— Ты можешь спасти меня? Так сделай его! — буркнула я, когда Фрэнк наклонил голову. — Черт, я думала, что точно умру. Но если есть возможность остановить это…

— Есть способ, — ​​перебил Фрэнк. — Я мог бы удалить гемотоксины вручную, пропустив твою кровь через свои фильтры.

— Тогда сделай это, — снова сказала я. Я села и подвинула к ​​нему ногу. — Ради бога, начни фильтровать!

— Я не могу. Процесс занял бы у меня не менее восьми часов, а осталось всего четыре часа солнечного света.

— Ну, тогда делай, что можешь. Половина излечения лучше, чем ничего, — сказала я.

Свет ярко блестел на хромированном черепе Фрэнка, когда он покачал головой.

— Мне потребуется два часа, чтобы охладить внутреннее хранилище до температуры, достаточной для защиты моего груза в течение ночи. На карту поставлена ​​не только твоя жизнь, Шарли, — тихо добавил Фрэнк. — И это, безусловно, наименее ценное.

Сначала я понятия не имела, о чем он говорит. Затем я вспомнила эмбрионы.

— Подожди, ты собираешься дать мне умереть только ради того, чтобы спасти кучу яиц?

— Сохранение аномалий X2 — мой главный приоритет, — просто ответил Фрэнк. Он прижал ладонь к своей груди и держал ее там мгновение. Затем хромированные пластины на его торсе мягко раздвинулись.

Я увидела их впервые — шесть бледно-голубых флаконов, надежно зажатых в ручке пластиковой полки. Флаконы были спрятаны за стеклянным окном. Холодный туман клубился над ними, а лед неровно взбирался по их изогнутым фронтам. Полка была погружена в какую-то странную жидкость, которая казалась движущейся, как воздух. Это была не вода, потому что вода так не дымилась.

— Азот, — сказал Фрэнк, когда я спросила. — Моя система охлаждения предназначена для сбора азота из жидкого воздуха и хранения его в этой камере. Именно азот удерживает эмбрионы в замороженном состоянии, и для его создания требуется много энергии, чтобы камера оставалась заполненной всю ночь.

— Сейчас она выглядит полной, — сказала я, глядя на флаконы. — Думаю, до утра они будут в порядке.

— Я не могу так рисковать…

— Даже ради спасения моей жизни?

— Ты не чувствуешь жизни, Шарли. Ты — юнит Х, и твое состояние существования называется циклом. После того, как этот цикл закончится — как бы он ни закончился — ты просто начнешь новый.

— Я не готова к тому, чтобы это закончилось, — сказала я, задыхаясь.

Громкоговоритель Фрэнка мягко пульсировал на фоне растущей мольбы моих слов.

— Прости, Шарли. Эмбрионы X2 являются бесценными генетическими образцами. Единственные существующие экземпляры, представляющие собой вершину генетических достижений человечества. Было бы безответственно рисковать их сохранностью ни при каких обстоятельствах, а тем более в тщетной попытке продлить цикл юнита Х1 с сильно скомпрометированным микрочипом. Я могу фильтровать твою кровь в течение двух часов, — снова сказал Фрэнк, — но это только отсрочит неизбежное.

Мое лицо начало неметь — будто его грыз зимний ветер, пока все мои нервы не заснули. За исключением того, что моя кожа не была холодной, и была не зима. Онемение отвлекло меня от того, что пытался сказать Фрэнк. Все, о чем я могла думать, это тот факт, что я умру. Я могла умереть сейчас, а могла умереть через два часа.

Фрэнк хотел, чтобы я думала, что это были мои единственные варианты.

Но я знала лучше.

— Я могла бы заставить тебя сделать это, — прошипела я, опускаясь в новообретенный колодец голода. — Я могла бы заставить тебя спасти меня точно так же, как я заставила тебя убить тех муравьев…

Фрэнк бросился ко мне так быстро, что я едва успела заметить его движения. Что-то давило на мое горло. Он не давил сильно, потому что в этом не было необходимости: что бы Фрэнк ни прижимал к вене на моей шее, у него был такой же опасный край, как острие разбитого стекла.

— Я не могу убить, чтобы сохранить свое существование, но я могу убить, чтобы сохранить других, — тихо сказал Фрэнк. — Если ты попытаешься заставить меня истощить мои ресурсы, я убью тебя, Шарли.

Я не дышала — отчасти потому, что мое горло начало распухать, но в основном потому, что если бы я вдохнула, кожа, прижатая к оружию, которое держал Фрэнк, разорвалась бы.

Наконец, он отпустил меня.

Из кончика его пальца торчал скальпель. Он блестел на полуденном солнце, свет скользил по гладкому стальному лезвию, будто он не мог лежать на его лезвии. Объектив Фрэнка был сфокусирован так, что мое лицо было единственным, что находилось в его отражении. Я знала, что он внимательно следил за любыми признаками того, что я могла попытаться снова взять его под контроль.

Любая крупица доброй воли, которую Фрэнк заработал, спасая меня от взрыва, исчезла. Я не доверяла ему, и я не доверяла себе, чтобы не паниковать. Но здесь был один человек, которому я доверяла. И она могла бы вразумить Фрэнка.

— Где Воробей? — простонала я, когда встала.

Моя нога дрожала. Плоть вокруг раны распухла примерно до половины размера моего кулака. Она была натянутой и красной, а тонкий порез растянулся, извергая поток крови по моей голени. В тот момент, когда я попыталась надавить на ту ногу, боль стала такой сильной, что я упала. Слезы навернулись на мои глаза, горячая реакция на осознание того, что у меня нет выбора.

Что бы я ни делала, я умру.

— Мне нужно найти Воробья, — я проехала по грязи. Я затуманено смотрела на Фрэнка, выдавливая слова быстро немеющими губами. — Воробей поможет — мне нужно…

— Я уверен, что она придет к нам, если сможет. Но ты должна оставаться на месте, — тихо сказал Фрэнк. — Физическое напряжение заставит твою кровь двигаться быстрее, что, в свою очередь, ускорит продвижение яда к сердцу.

— Что произойдет, когда он попадет в мое сердце?

— Твое состояние будет быстро ухудшаться, что приведет к смерти, — объектив Фрэнка остановился на моем лице, которое точно передавало поток холодного страха, который грозил вырваться из моей груди. — Хочешь, чтобы я задержал этот процесс, или ты бы предпочла позволить яду двигаться своим курсом?

— Повремени, — выдохнула я. — Я не… я не хочу умирать.

— Ты никогда не умрешь по-настоящему, Шарли, — снова сказал Фрэнк, приседая рядом со мной. — После того, как твои органы перестанут функционировать, я прослежу, чтобы тебя забрали и вернули в колонию X1 Даллас для переработки.

Это не утешало. Я знала, что произойдет, когда я попаду в Даллас. Я буду рождаться и перерабатываться снова и снова — десятки раз, сотни раз. Убита до того, как я впервые вскрикнула, или, может, даже до того, как мои глаза полностью открылись. Это то, что случилось с Дефектами до того, как вмешался Говард, и я полагала, что это произойдет теперь, когда я уничтожила клона Говарда.

Кем я была в течение этого цикла, все, что я чувствовала, — все это будет потеряно.

И на этот раз… Боже, на этот раз меня уже не спасти. В Граните не будет ни программы, ни особых планов Лаборатории. Может, я и не умерла бы на самом деле, но я и не смогу жить.

Внезапная острая боль в ноге вырвала меня из мыслей. Я посмотрела вниз и увидела, что в моей ране торчали две иглы — а, может, игла на самом деле была одна, но мое зрение настолько затуманено, что мне виднелись две.

Тонкие трубки соединяли иглы с грудью Фрэнка. Они слегка дрожали, внутри него начал гудеть какой-то механизм. Темная полоска крови сочилась через одну трубку и исчезала в туловище Фрэнка. Пять секунд спустя другая трубка потемнела, кровь стекала обратно в мою ногу.

— Воробей… Анна…

— Постарайся расслабиться, Шарли, — сказал Фрэнк. — Чем выше уровень стресса, тем быстрее распространяется яд. Если Воробью удастся добраться до нас, уверен, она выслушает все, что ты скажешь. И я объясню обстоятельства твоей кончины как можно яснее.

Фрэнк был черствым и холодным. Он обращался со мной как с частью машины, которую вот-вот выкинут и переплавят во что-то новое. И, может, это все, чем я была.

Возможно, я дошла до конца. Мое тело не ощущалось. Единственное, что осталось, это натянутая кожа вокруг моей раны. Мое лицо и губы опухли; легкие дрожали, будто отвергали каждую тонкую струйку воздуха, которую мне удавалось вдохнуть. Затем меня начало трясти.

Подземные толчки обрушивались на меня резкими волнами. Моя спина выгибалась, а голова билась о камни позади меня. Я не чувствовала боли, но ощущала давление. Я знала, что нежная кожа на макушке моего черепа, вероятно, потрескалась и кровоточила.

Пот заливал глаза. Я не знала, откуда он стекал, но он не прекращался. Здесь было очень жарко, но мы были в тени кедра и дул ветерок. Я не должна была так сильно потеть. Из меня вытекала влага, словно в моей коже были дырки размером с пулю. Я начала задыхаться и понимала, что у меня во рту скапливалась куча слюны. Горячая и липкая. Я повернула голову в сторону — движение, заставляющее весь мир поворачиваться вместе со мной — и позволила слюне вытечь из-за моих распухших губ.

У меня двоилось в глазах. Троилось. Передо мной были три слоя земли и неба, наложенные друг на друга. Мой желудок внезапно перевернулся, и я ощутила, что меня сейчас стошнит. Я зажмурилась, но мир все еще вращался вокруг меня.

Я чувствовала то же, что и тогда, когда я была заперта в колыбели рук Фрэнка, и мы катились по склону. На это похожа смерть? Тошнота и кружение? Я утону в собственной чертовой слюне? Я знала, что смерть будет уродливой вещью… но я не ожидала, что она будет такой унизительной.

— Фр… Фрэнк…? — прошептала я.

Нет. Нет, я не хотела, чтобы моим последним словом было Фрэнк. Я пыталась придумать, что сказать на последнем издыхании, когда у меня внезапно закончилось время.

Я не была готова…

Но смерть не ждала.