Огонек. Виновный

Спустя 16 лет 3 месяца после победы над Плутарком.

В сообщении значилось: «Три трупа: мужчина, женщина и ребенок». И адрес дома, куда он так часто приезжал. Дома, где всегда были ему рады. Дома, в котором каждый был дорог сердцу.

Адрес отчего дома Нагинаты.

Огонек мчался, наплевав на правила дорожного движения и светофоры туда, где только что было совершено тройное убийство. Он молился, чтобы это было ошибкой. Не те координаты! Не то преступление! Не та планета, вашу мать!..

Но на аккуратно подстриженном газоне из пушистого мха, полыхая сигнальными огнями, были припаркованы четыре мотоцикла полицейского патруля, а периметр был оцеплен яркой лентой. Огонек похолодел и почувствовал, как прокатывается ледяная волна вдоль позвоночника, как сжимаются внутренности, как подкатывает к горлу тошнота, а кровь начинает стучать в висках.

Ошибки нет!

Ему хотелось ворваться в дом и обнаружить, что все-таки кто-то что-то не так понял. Что можно прижать к стене старшего офицера мотоотряда и наорать, обозвав бесполезным идиотом, который не может четко отрапортоваться. Да пусть хотя бы выяснится, что это тесть убил какого-то воришку, и сейчас дает показания, нервно дымя в гостиной, а теща, уютно шурша длинной домашней юбкой, гонит Стокера в кровать и не дает сыну таращиться на обведенный мелом труп.

Но он прожил достаточно, чтобы понимать: этого не будет.

Мужчина выдохнул и заставил эмоции отступить вглубь сознания: именно так он поступал на поле боя, где десятки раз видел, как падают настигнутые выстрелами друзья.

«Отрезать Наги связь. И остальным — тоже. Узнать такое они должны только от меня!»

Он позвонил коллеге и кратко объяснил ситуацию — и вот телефоны жены, дяди и Винни заблокированы до его распоряжения. Пусть он сгорит внутри, принеся страшную новость близким, но сделает это бережнее, чем сухой голос оператора, оповещающего родных.

«Понять, что произошло. По горячему…»

Он спешился, аккуратно запарковав «Дрэгстер» на дорожке. Карабина ценила этот газон, и из уважения к ней не хотелось уничтожать то, во что было вложено столько ее труда. Внезапно отчаянно захотелось сохранить как можно больше того, что было создано тещей.

Когда он поднырнул под сооруженное из ленты ограждение, ему наперерез бросился офицер патрульной службы, но Огонек, отдав честь, представился и обозначил свой статус. Молодой лейтенант изучил документы, нервно сглотнул и отступил, пропуская в дом и передавая по рации о его прибытии.

Огонек осмотрел замки. Убедившись, что его никто не видит, снял показания с пульта охранной системы, которая управляла доступом в дом. Они все обменялись кодами от систем безопасности на случай… вот на такой случай. Тренированный подмечать самые незначительные детали мозг почти без участия сознания фиксировал, что внутри порядок, что вещи на местах, что следов хоть какой-то борьбы и взлома нет, пока пальцы вставляли компактный инфочип в разъем, и копировались данные охранной системы. Он успеет их изучить после, главное — незаметно сохранить. Сейчас в доме простые патрульные, но, судя по тому, что они всего лишь оцепили периметр, им уже дана команда ждать экспертов. Ему повезло, что успел приехать так быстро: весьма вероятно, что, появись он чуть позже, его бы просто не пустили под каким-то выдуманным предлогом.

Огонек был уверен, что скоро приедут те, кто очень внимательно изучит улики и расположит их так, чтобы ничего не указывало на заказное убийство. А в том, что семью его жены убили, генерал не сомневался.

— Где они? — незаметно спрятав флешку в карман, спросил он капитана, показавшегося из кухни. Тот отдал честь:

— В спальне хозяев. Вверх по…

— Я знаю, где это, — стараясь не думать о том, что увидит, Огонек поднялся по лестнице.

Хорошо знакомая дверь. Едва заметный круглый след на панели управления замком — тут приложили отмычку. У Огонька в кабинете сейчас лежало устройство, оставляющее аналогичные следы: армейский образец электронного универсального ключа. Гражданские к таким не имеют доступа, это совсем новая разработка. И выдаются они только по личному распоряжению…

«Скаббард, сука! Без запроса на него до этой технологии не доберешься! И у него точно достаточно власти отдать такой приказ!»

Помедлив минуту и собираясь с духом, мужчина поднес ладонь к замку. Дверь послушно отъехала в сторону.

Ошибки нет: мужчина, женщина и ребенок.

Мозг считывал знаки, и перед глазами Огонька разворачивалась картина произошедшего.

Карабина погасила свет в спальне, но не легла, а пошла в ванную, чтобы почистить зубы и нанести за уши капельку духов с ароматом земного пиона: на эту ночь у нее были планы, поэтому хотелось привести себя в порядок. Троттл что-то изучал в телефоне, делая вид, что не замечает ее приготовлений и соблазнительной шелковой пижамы, однако улыбался время от времени уголками губ да просматривал последние биржевые сводки, коротая время ожидания. Внезапно раздался осторожный стук в дверь. Мышка, накинув халат, поплотнее запахнулась и поспешила открыть. На пороге стоял Стокер, прижимая к груди книжку. Хмуря брови, переминаясь с ноги на ногу, он упросил почитать ему про юного волшебника с Земли, а то он уже полчаса вертится с боку на бок. Вздохнув и кинув взгляд на мужа, Карабина кивнула. Мальчик, повеселев, забрался между родителями, удобно расположившись на подушках неразобранной еще ко сну кровати. Троттл, ворча о позднем часе и отсутствии дисциплины в этом доме, включил свет, надел на нос домашние очки, отодвинувшись к краю, чтоб не слышать про говорящую шляпу, посылающую «только не в Слизерин!», и раскрыл свежий журнал о тюнинге мотоциклов. Карабина обняла сына одной рукой, пристроив книжку так, чтобы они оба могли следить за текстом с картинками. Они даже не сразу поняли, что едва уловимый шум — это открывающаяся дверь: в доме не могло быть никого, кроме них! Поэтому ни она, ни Троттл не успели среагировать на вторжение и удивленно замерли. Из ступора Карабину вывел знакомый щелчок, заставивший внутренности сжаться: короткий опаляющий луч прошел мимо и оставил крохотный след в центре лба ее мужчины, которого отбросило на мягкие подушки. Сын в ее руках вздрогнул, понимание накатило ледяной волной: она не успеет! «Пожалуйста, пусть только меня!..» — Карабина метнулась к Стокеру, пытаясь его защитить, но в этот момент тихий разряд впился ей в спину, разрывая легкие и не давая сделать вдох. Она захрипела, из последних сил закрывая собой ребенка. Стокер не издал ни звука, но, должно быть, видел, как приближается к ним убийца: это было понятно по его учащающемуся дыханию. Не задумываясь, что делает, она нашла своим хвостом Троттлов, потом — дрожащий хвост сына и крепко их переплетя на прощание. «Прошу, только не его!» — хотела молить она, но смогла лишь замычать, закашлявшись кровью. Ненавистный звук бластерного выстрела — и вместо смерти, которую она умоляла прийти именно к ней, ее ребенок обмяк в материнских объятиях. «Не бойся, малыш, я сейчас…» — Карабина зажмурилась, прижав к себе уже бездыханное тело, когда затылок пронзила короткая, но испепеляющая разум боль…

Огонек распахнул глаза, которые, даже не заметив как, зажмурил. Оружие он идентифицировал легко: заряд со смещенным центром, крошечный след снаружи и полная каша внутри. Пару дней назад он опробовал такой на полигоне. Эти бластеры тоже выдаются только по личному распоряжению Министра обороны.

«Скаббард! Убью! Докопаюсь, докажу и лично сверну шею! Клянусь!»

Он зажмурился, представив, что чувствовал десятилетний пацан в те короткие мгновения. Почему-то Огонек был уверен, что тот не думал о собственной смерти, шокированный произошедшим с родителями. Мужчина вспоминал себя, восьмилетнего, отстраненно следящего, как падает отец, как воет над его телом мать. Разом вернулись позабытые воспоминания о том, как он беззвучно кричал внутри, отсрочивая понимание свалившегося на него ужаса.

Огонек подошел ближе и, плюнув на то, как будут орать следаки, осторожно перевернул Карабину на спину, а потом нежно коснулся руки. Прохладная, уже утрачивающая подвижность, как будто манекен, а не родное существо. Тонкие пальцы, так похожие на изящные пальцы Нагинаты. Всего лишь на прошлых выходных они приезжали в гости, и теща, в шутку ругая дочь, поправила ему топорщащийся воротник, а потом этой самой рукой погладила по щеке. Он зажмурился и ткнулся лбом в серую ладошку, позволив горю взять над собой верх на мгновение.

Сердце сжалось, к горлу подкатила тошнота. Его не просто потрясла смерть близких, его подкосило то, что семью, мирно проводящую вечер, безжалостно убили; его, опытного воина, тошнило от того, что кто-то недрогнувшей рукой лишил жизни женщину и ребенка. Хотелось нажать на какую-то волшебную кнопку, перемотать назад и сделать что-то, чтобы этого не случилось. Но ничего не изменить. Хотелось закрыть глаза, а открыв их, увидеть перед собой аккуратно заправленную пустую кровать.

Но когда он снова смог туда посмотреть, они по-прежнему лежали поверх одеяла, переплетя три хвоста, два серых и рыжий, и только сильнее сомкнули их в момент смерти. Нагината тоже часто находила его хвост во сне, как будто боялась, что Огонек исчезнет. Он всегда смеялся над ее страхом потерять его, обещая, что они проживут вместе долгую жизнь, но может быть, ее женская интуиция что-то нашептывала?..

Всего несколько дней назад они с Троттлом, спрятавшись на крыше, курили и болтали о мотоциклах, пока Наги и Карабина хлопотали на кухне. Ему даже в голову не могло придти, что это последний раз, когда он видит тестя. Рыжий, глубоко затягиваясь, смаковал дым и доказывал, что система впрыска, стоящая на его «Харлее», надежнее, чем та, которую недавно поставил Огонек на «Дрэгстер», и они почти до хрипоты спорили, едва не подравшись.

Мужчина растер лицо руками, мелко сглатывая и пытаясь не завыть. Снова смерть выскочила неожиданно, снося с ног, ошеломляя! Как с отцом. Как с мамой и Праймер. Как с Тэсс.

«Как сказать Нагинате о том, что родителей и брата больше нет?» — в груди заледенело. Боль за дорогую ему женщину, жгучая, острая, раскатилась внутри. Он бы все отдал, чтобы его девочке не пришлось пройти через то, что вот-вот предстоит. Он слишком отчетливо помнил, как это — терять родных.

Не сейчас. Не вот так.

«Скаббард! За ее боль порву на части собственными руками!»

Его взгляд скользнул по светлому одеялу и внезапно зацепился за крохотный клочок черной шерсти на самом краю кровати. Черный! Прищурив глаза и поджав губы, Огонек снял волоски и рассмотрел на свету. Слишком темные и короткие, чтобы принадлежать Карабине. Стокера-младшего? Но что-то подсказывало, что этот клочок шерсти не принадлежал никому в этой семье.

«Черная! Выкормыш Скаббарда! Надо было давно кончить этого ублюдка!»

Пораженный догадкой, Огонек огляделся, вытянул салфетку из диспенсера на тумбочке и аккуратно ссыпал в нее волоски, а потом бережно свернул бумагу. Поднимет связи и проверит свою догадку. И если она верна!..

«Эта сука пожалеет, что не издохла в том клубе!»

Звуки сирен и подъехавшего кортежа вырвали его из оцепенения, в которое он впал. Огонек, собравшись, затолкал крошечный кулечек в один из подсумков и спешно огляделся, запоминая детали: если приехал кто-то из прихвостней Скаббарда, его быстро выставят вон.

По дому разнеслись голоса, звук открываемой двери, топот множества сапог по полу: экспертная группа растекалась по месту преступления. Вот раздались уверенные шаги на лестнице: сюда шел кто-то, кто точно знал, куда направляться. Спустя пару секунд дверь послушно скользнула в сторону.

На Огонька покрасневшими, смертельно уставшими глазами смотрел сгорбившийся старик, что заменил ему отца.

— Ты здесь!.. — Стокер шагнул в комнату, обегая ее каким-то жутким, немигающим взглядом, и замер, уставившись на кровать. Охрана за его спиной попыталась последовать за Лидером, но была остановлена взмахом руки. Краем сознания, которое пыталось переработать слишком большое количество информации разом, Огонек отметил, что мерзкой черной рожи не видно. — Подождите снаружи, — телохранители послушно отступили в коридор, дверь скользнула на место, и мужчины остались одни. Тяжело дыша, старик оперся на стену, не отрывая полного ужаса взгляда от ребенка, названного в его честь, и матери, что не перестала обнимать сына одной рукой даже в смерти. — О, Фобос!

— Бать, не нервничай, хорошо? Ты зачем приехал сам? — Огонек подошел ближе, готовый позвать на помощь, если старшему станет плохо. Стокер был крепким, но зрелище, открывшееся ему, могло подкосить и значительно более молодого.

— Должен был… сам… убедиться… — Лидер наконец оторвал сумасшедший взгляд от кровати и перевел его на Огонька. — Он-то тут что делал? — Застонав, кивнул на мальчика и закрыл лицо руками.

— Видимо, книжку перед сном читали. Стечение обстоятельств, — тихо проговорил серый. Из-за ладоней, что закрывали лицо лидера, донесся задушенный хрип и его плечи содрогнулись. Младший, холодея, понял, что несокрушимый волевой воин, прошедший сотни боев и видевший множество смертей, впервые при нем плачет. Он шагнул к Стокеру и обнял, сжимая в крепких объятиях вздрагивающие плечи. Горе и боль, исходившие от старика, сбивали с ног. Внезапно в носу защипало, горло сжалось и впервые за долгие годы он тоже почувствовал на глазах влагу. Серый судорожно втянул воздух сквозь зубы, стараясь не дать им ходу, понимая, что Стокеру, прощающемуся со старыми друзьями, поддержка сейчас нужнее.

— Твою мать, как же могло так случиться? — пару минут спустя старший взял себя в руки и, благодарно похлопав по плечу, отстранился. Помедлив мгновение, приблизился к кровати и опустился на пол около мышки. — Как же сына-то твоего не уберегли, а, Карабина? — Он осторожно взял в свои руки ее и, уткнувшись в серую холодную ладонь лбом точно так же, как делал это несколькими минутами ранее Огонек, застонал, покачиваясь из стороны в сторону. — Как оно все вообще вот так обернулось, бро?

Прислонившись виском к ее бедру, он, сидя рядом, перебирал закоченевшие пальцы, гладил ладошку, не решаясь смотреть выше, туда, где родные черты становились все менее узнаваемыми. Сколько лет они не виделись? Огонек не помнил, чтобы после отставки Карабины они встречались, кроме короткого эпизода на их с Наги свадьбе, когда Стокеру-старшему представили Стокера-младшего. Он помнил, как потеплел тогда взгляд Лидера, с каким интересом он разговаривал с мальчишкой, напомнив доброго дедушку с внуком. Знай он о том, что век подруги будет так короток, стал бы таить обиду, понимая, что шанса свидеться больше не представится?

И вот сейчас сердце младшего рвалось на части, видя, как его друг горюет о тех, кому не все успел сказать. Кто больше его не услышит.

— Бать, ну не надо! Давай я тебя провожу вниз, выпьешь воды, придешь в себя, — Огонек присел рядом и положил руку ему на плечо. Стокер вздрогнул, как будто забыл, что рядом с ним был кто-то еще, и поднял на Огонька влажные, смертельно уставшие, но очень внимательно глядящие на него, глаза:

— Ты знаешь что, сынок, ты езжай к Нагинате. Она, небось, не знает еще! Скажи ей сам, не нужно, чтоб она от посторонних узнала…

— Да, я заблокировал ее номер и номера дяди Модо и Винни, чтоб никто не мог дозвониться. Сам скажу им.

— Молодец, — Стокер кивнул, соглашаясь с его решением. — Ты езжай, будь с женой, поддержи, ты ей сейчас нужен. А я еще немного тут побуду, попрощаюсь. Скажи охране, чтоб меня минут двадцать не трогали, а потом пусть готовятся возвращаться в резиденцию. — Он подтолкнул Огонька к выходу и дружески сжал его руку.

Младший поднялся, уважая просьбу старика, и вышел. Когда он обернулся, чтобы закрыть дверь, то увидел, как Стокер снова прижался виском к бедру подруги, целуя холодные пальцы.

Дверь, закрывшись, отрезала старика от всего мира, и из комнаты донесся низкий, горестный вой.


Спустя 16 лет 5 месяцев после победы над Плутарком.

Есть те, кому самой судьбой дан определенный талант, кто, даже не сделав его смыслом жизни, будет постоянно использовать дарованные способности. И как бы не повернулась жизнь, именно в этом станет наиболее успешен.

У Огонька был дар к войне, у Нагинаты — к рисованию. А серая сухая старушка, которая, непонятно как достав его номер, попросила к ней заехать, была прекрасным шпионом. Он не раз замечал, что ей удавалось быть в курсе всех событий их жизни, подмечать малейшие детали, будто лучшему разведчику из всех, что ему встречались. И сейчас мужчина был уверен — его ждет что-то очень важное, то, что, возможно, станет последним доказательством вины убийцы родителей Нагинаты. Не просто так их соседка весьма настойчиво пригласила его на чай.

Серая мышка чинно разливала ароматный напиток, но по тому, как поджимала время от времени губы, по тому, какие взгляды бросала на телефон, и по тому, как дрожали ее пальцы, генерал Римфайер понимал, что она готовилась сообщить нечто особенное. Он не торопил пожилую леди: ей нужно набраться храбрости, чтобы произнести то, что женщина считает значимым, а он… просто не мог не замечать в ней черты, которые напоминали о любимой бабушке, вот почему послушно ждал, проявляя почтение к даме.

— Ваш чай… генерал Римфайер, — мышка подала мужчине тонкую фарфоровую чашку, которую тот очень осторожно сжал слишком большими для этой изящной вещи пальцами.

— Мэм, друзья и знакомые зовут меня просто Огоньком. Мне было бы приятно, если бы и вы ко мне так обращались, — он улыбнулся и вложил всю учтивость во взгляд. — Вы много лет были доброй соседкой родителям моей жены, Нагината всегда с почтением о вас отзывается, и мне хочется верить, что мы не совсем посторонние друг другу.

Мышка ответила теплой, но грустной улыбкой.

— Мне… тоже хочется верить в это, генер… Огонек, — женщина сделала глоток чая, а потом, видимо, собравшись с мыслями, произнесла:

— Именно поэтому я попросила вас приехать… Троттл и Карабина не были для меня чужими. Мы не общались слишком близко, но они всегда по-соседски помогали мне и заботились, особенно после того, как мой сын был вынужден переехать на Юпитер, родную планету его жены. — Она вздохнула, — Я помню, как взрослели Наги, Харлей и Стокер… Эти смерти стали для меня трагедией! Конечно, моя боль не сравнится с вашей или болью Наги, но… я искренне оплакиваю их.

— Благодарю вас, мэм. — Он кивнул в знак признательности.

— Я… возможно… не права… и вы меня осудите, но, кажется, у меня есть сведения, которые помогли бы… выйти на след того, кто убил их… — Мышка испуганно посмотрела на мужчину, который явно вздрогнул и впился в нее внимательным взглядом. — Я… я очень надеюсь, что не обманулась на ваш счет и могу быть с вами откровенна!.. Я не доверяю властям. Я прожила долгую жизнь и многое видела. Помню, как наше правительство продало Марс Плутарку. Помню, как началась и закончилась война. Я помню время расцвета после ее окончания, и я все еще сохранила достаточно ясный рассудок, чтобы оценивать, как… мягко, но неумолимо, лишает Марс свободы нынешняя система. Мне показалось, что мои соседи… были этим недовольны, и могли быть причастны к недавним антиправительственным выступлениям. Не думаю, что вам интересно, почему я так решила, да и не важно это. Именно поэтому я не поверила в историю с грабителями, которую растиражировали государственные СМИ. И именно поэтому я не рассказала полиции о записи, на которой видно того, кто проник в их дом…

— Что? — Огонек, едва не выронив чашку, выпрямился в кресле и напрягся всем телом. — У вас есть запись проникновения?!

— Есть, — женщина кивнула, глядя ему в глаза. — После плутаркийской войны было небезопасно, часто происходили кражи, и мы с мужем решили, что так будет проще искать грабителей. Супруг мой, дай Великий Марс ему покоя, давно лежит в земле, а камера все еще работает, записывая происходящее вокруг дома. Когда начали собираться полицейские, я поняла, что что-то произошло. Стражи порядка — совершенно невоспитанная молодежь! — вышли покурить прямо под мое окно, и я услышала, как они обсуждают убийство. Признаюсь, первые несколько минут я была в шоке от горя, не хотела верить в случившееся, но потом вспомнила про камеру. Решила проверить, не попало ли на нее что-то интересное и… довольно быстро нашла, как некий мужчина входил и выходил из дома Троттла и Карабины. Как я уже говорила, я не доверяю властям. Я привыкла прислушиваться к инстинктам, а в том, кто проник в дом, и слепой разглядит военную выправку — уж я в таких вещах разбираюсь, юноша! И мне не захотелось рассказывать полиции об этой записи, поэтому я… ммм… скопировала часть записи и немного… поколдовала с настройками времени, — милая седовласая старушка как-то хищно и задорно улыбнулась, внезапно до боли напомнив Огоньку тещу во время совещания перед боевой операцией, от чего ему нестерпимо захотелось отдать ей честь.

— Ээээ… вы… мэм… поколдовали с настройками времени? — желание увидеть скорее все самому и получить доказательство догадок относительно личности убийцы уступило восторгу от того, что эта милая пожилая леди уделала ищеек Скаббарда, как мышат.

— Ну конечно! Во время плутаркийской войны я отвечала за работу с охранным оборудованием на всем северном фронте! Я уже носила офицерские значки, когда вас, мой мальчик, еще к мотоциклу не подпускали!.. Помню базу Борцов за свободу, на которой набирались первые отряды сопротивления. Стокер тогда еще мог похвастаться собственным хвостом и байкерской удалью, а его любимым дипломатическим аргументом была базука!.. Сколько раз обходила защиту вражеских систем, чтобы дать нашим ребятам незаметно проникнуть в стан неприятеля! Что ж сложного в том, чтобы проделать дыру в записи с собственной камеры, которую даже не нужно взламывать? — она презрительно фыркнула, будто объясняла что-то элементарное, вроде того, как заварить чай в пакетиках. И правда, что странного в том, что живущая напротив степенная пожилая леди умеет обращаться с охранным оборудованием?..

— Но к делу, юноша! — мышка улыбнулась и снова стала похожа на бабушку Огонька, а не на реинкарнацию Карабины, которой удалось дожить до глубокой старости. — Я посчитала, стоит сначала посмотреть, как наша власть раскрутит эту историю. Если что, потом бы рассказала про запись — сослалась бы на маразм или забывчивость. Нынешние офицеры совершенно разучились думать, поэтому убедить их не было бы проблемой. Буквально через день по телевидению растиражировали версию с грабителями, в которую поверил бы только лишенный элементарного критического мышления имбецил! И поэтому… я решила отдать эту запись вам, когда шумиха немного уляжется. А вы уже сами думайте, отнести ее в полицию или… применить как-то иначе.

Огонек, подавшись вперед, уперся локтями в колени, сложил кисти в замок и прижался лбом к рукам. Он выдохнул, принимая факт, что после месяцев размышлений и бесплодных поисков появилась зацепка. Не просто несколько черных волосков, которые его приятель никак не подсунет экспертам так, чтобы никто не понял, для чего проводится анализ, а фигура и, может быть, даже лицо того, кого так хотелось разорвать на части! У него будет запись, с которой он пойдет прямо к Стокеру… а еще лучше, сначала поговорит с этим ублюдком, выбьет из него признание, и принесет старику его голову, завернутую в бумажку с доносом на Скаббарда. И пусть уже тот официально свершит их общую месть.

Сердце стучало, демоны впервые за долгое время подняли головы, капая ядом с клыков, который отравлял сердце и полнил его гневом и ненавистью.

— Вы… позволите мне записать видео, чтобы я мог его внимательно изучить?

— Я взяла на себя труд записать его для вас. Вот, — мышка передала ему небольшой информационный чип. — Я скопировала туда все, что нашла на жестком диске компьютера. Я надеюсь… это поможет найти того, кто это сделал.

— Не беспокойтесь, мэм. Я сделаю все, чтобы наказать виновных.

По губам мужчины расползалась жуткая, похожая на оскал, улыбка. На дне глаз вспыхнуло Пламя.

Такой жажды крови Огонек не чувствовал много, много лет.


Спустя 16 лет 5 месяцев после победы над Плутарком.

Огонек прикусил фильтр сигареты, чуть сминая ее, и только потом поднес к ней зажигалку. Эту привычку он сохранил с той поры, как совсем пацаном курил самокрутки в годы войны, и теперь, даже используя нагревательные системы табака, не перестал мусолить кончик стика перед тем, как включить прибор. Вторая пачка подходила к концу этим теплым вечером, который он коротал на небольшом балконе их с Наги квартиры. Так много он не курил уже несколько лет, с того самого дня, как принес в лагерь окровавленную и бездыханную Тэссэн. Лишь подходила к концу предыдущая, он тут же брал следующую сигарету и наполнял легкие и мозг дурманом. Так и сейчас: ему нужно занять руки, чтобы не сорваться и удержать жажду крови, что рвется из него. Он пробовал выполнять ката, но сегодня успокоить его мог лишь спарринг, в котором бы не было спортивных правил. Спарринг с противником, который бы не боялся получить увечье… с противником, которого он жаждал изувечить, а потом, натешив своих демонов, убить.

Огонек затушил в пепельнице очередной окурок и зарылся пальцами в волосы, дернув за них в надежде отвлечься. Помассировал основания антенн, как делала Наги, пытаясь его успокоить. Отчаянно хотелось бить кулаками в стену, но он был уверен, что стоит начать — не остановится и разнесет всю квартиру. Напугает и расстроит жену, а вернись та в разгар его ярости, набросится в попытке успокоиться и… сделает что-то, что будет выходить за рамки ее комфорта.

Вот поэтому Огонек сидел, курил сигарету за сигаретой, не сводя глаз с темной дороги, по которой ее машина должна подъехать к дому. Он снова и снова вспоминал запись, которую он посмотрел несколько часов назад.

Соседка не обманула: на видео было четко видно, как к задней двери, прикрываясь кустами разросшегося розовоцвета, прокралась массивная, но легко двигающаяся фигура. Преступник оглядел светящиеся окна на втором этаже, затаился, слившись с тенью, и дождался, когда свет погаснет. Когда это произошло, он помедлил еще немного, а потом скользнул к двери. Темный силуэт превратился в рослого широкоплечего мужчину, будто порожденного мраком. Пошарив в сумке на поясе, он вытащил из нее что-то, а следом, оглядевшись, извлек из-под куртки бластер и навернул на него глушитель. Замерев, минуту прислушивался, а потом приложил небольшое устройство к двери. Та бесшумно скользнула в сторону, пропуская его в кухню. В тот момент, когда он скрылся внутри, на втором этаже вновь зажегся свет, увидев который, Огонек выдохнул сквозь стиснутые зубы. Вот как оно случилось! Злоумышленник думал, что все уснули, но в тот момент, когда он проник в дом, Стокер-младший пришел к родителям, чтобы вместе почитать книжку — видимо, так и не смог уснуть. Сделай он это всего парой минут ранее — кто знает? — возможно, не оборвались бы в тот день их жизни, долгое бодрствование спугнуло бы убийцу…

Тот, кто не знал, на что смотреть, не заметил бы мелькающую в погашенных окнах тень, но только не Огонек — ему самому не раз приходилось красться, чтобы застать врасплох! Звука на записи не было, но он мог легко воссоздать дальнейшее. Секунд двадцать понадобилось Стокеру, чтобы уговорить родителей почитать, еще столько же — чтобы забраться в кровать и устроиться между ними. И все это время преступник был слишком далеко, находясь на другом конце дома, чтобы не слышать их тихого разговора. Спустя всего пару минут окно спальни озарили одна за другой две вспышки — пацан, замерев, оказался свидетелем расстрела его родителей. И что-то подсказывало: он смотрел в глаза убийце, когда тот приближался, чтобы отнять его жизнь и добить истекающую кровью мать. Мальчишка не плакал, это Огонек помнил точно — мех около глаз не был примят дорожками, которые бы остались на шерсти от влаги. Наконец последовали новые вспышки — и спустя минуту убийца выскользнул из задней двери также незаметно, как попал в дом. Затворив за собой, он выпрямился во весь немалый рост и, будто ничего не случилось, спокойно пошел по дорожке. Так, чтобы не привлечь внимания. На того, кто бежит, любой прохожий пристально посмотрит, тот же, кто двигается не быстро и не медленно и, кажется, увлечен сообщением в мобильнике, просто не задержится в памяти возможного свидетеля. Огонек еще в момент проникновения в дом узнал фигуру и движения ублюдка, которого приставил к Стокеру мудак Скаббард, но именно в тот момент, когда капитан Дрэгстер достал мобильник, чтобы притвориться обычным прохожим, он совершил ошибку: его лицо явственно осветил экран телефона, не оставив ни малейшего сомнения в том, кто совершил убийство. Кому он пишет? Уже не министру ли обороны отчитывается, что устранил ту, которая мешает манипулировать стариком?..

Огонек сжал кулак руки, в которой не было сигареты. Под пальцами отчаянно захотелось ощутить живую плоть, сомкнуть их на горле, сломать щитовидный хрящ так, чтобы черный еще долго корчился в агонии. Сделать наконец то, что каждый раз при встрече велели сделать инстинкты.

Марсианский генерал, чьи руки по плечи были залиты кровью, не мог понять, как воин опустился до убийства женщины и ребенка, которые мирно спали в постелях? Да, Карабина сама отправляла в бой солдат и сражалась с ними наравне, но уже многие годы вела исключительно гражданскую жизнь. Как мог тот, кого она спасала, отдавая всю себя войне с Плутарком, хладнокровно расстрелять ее? А потом так же хладнокровно убить мальчика, который носил имя того, на кого молился весь Марс? Низостью и грязью был этот поступок для принадлежащего касте воинов! Вызвать бы его на бой, бросить в лицо обвинения и потребовать ответить за содеянное жизнью, но вот только традиции эти ушли в далекое прошлое, да и не достоин этот бесчестный уебок права сражаться по обычаям воинов. Таких — обесчестивших род низостью — старший мужчина клана лично рвал на куски в случае, если убитым оказывался обвинитель. Но рукопашные смертельные драки за честь остались в том же прошлом, в котором остались марсианские леса и океаны, и Огонек, в три затяжки выкурив очередную сигарету, решил, что такая мразь достойна лишь позорной, мучительной смерти.

Глаза воина сузились. Он принял решение. Его демоны радостно заурчали, ласкаясь о пылающее ненавистью сердце: скоро их вдоволь накормят впервые за долгое время — теперь даже нежности и чистой душе не под силу их убаюкать.

План сложился в голове Огонька будто сам собой. Ему нужно найти место, подготовиться, выманить сторожевого пса Скаббарда из резиденции Стокера, а дальше… дать себе наконец волю! Позволить изголодавшимся демонам рвать на части того, кого он так люто ненавидел, кто причинил столько боли любимой женщине, дяде, друзьям… самому Огоньку. Жажда крови и жажда мести составят чудесный дуэт, исполнив песню смерти. Но чтобы она была спета точно по нотам, нужно сохранять холодную голову и тонко все рассчитать. А значит, не время давать ненависти вырваться, его хранителям придется еще немного подождать.

Свет фар привлек внимание мужчины: автомобиль жены наконец показался из-за поворота. Огонек докурил сигарету и поднялся, собираясь встретить Нагинату у двери. Он вдохнул прохладный вечерний воздух, велев ярости уснуть, ведь, забывшись, мог причинить вред любимой женщине раньше, чем она успеет убаюкать его демонов, а сделать больно Наги он ни за что не хотел. Этой ночью он будет страстным и горячим, выплескивая все эмоции, которые терзают его, но не грубым. В таком состоянии опасных или жестоких игр он не допускал, понимал, как тонка грань его безумия.

Поэтому сейчас, едва за ней закроется дверь, он заключит ее в объятия и прижмет к стене, как сделал в тот день, когда она пришла к нему после возвращения с войны. Вопьется губами в губы, не позволив даже раздеться, сорвет то, что будет препятствовать соединению их тел и будет упиваться ее теплом и светом, ее стонами и криками. Он заставит ее не раз кончить с его именем на устах, и успокоится настолько, чтобы составить идеальный план.

План мести за смерть их близких.

Загрузка...