Цикл «Идеальный мир»: Реквием по мечте

Винсент. Выжженный пламенем любви

Комментарий к Винсент. Выжженный пламенем любви

В тексте использованы слова песни группы Queen “Who Wants To Live Forever?”

Спустя 15 лет после подписания мира с Плутарком.

Луч утреннего солнца пощекотал кончик острого носика, и Чарли, будто почувствовав тепло, забавно сморщилась. Время брало свое, и вокруг ее глаз стали появляться тонкие морщинки, кожа уже не была такой гладкой, как тогда, на Земле, когда молодой марсианин так неуклюже ворвался в старый гараж, чтоб спасти от приставаний Чумазоида. Во все еще длинных каштановых волосах, которые он так любил пропускать между пальцами, появились серебряные нити. Винни на это шутил, что годы не властны над его девочкой, просто та становится одной с ним масти. Какой бы по счету день рождения Чарли не отметила, в глазах мужа она всегда оставалась его экзотической хрупкой возлюбленной. А сколько еще может он дарить ей счастья, ведь и по меркам Земли, и по меркам Марса их жизнь только миновала свой экватор! Двадцать лет бок о бок, почти половину своего пути были они верными спутниками друг другу. Но сейчас Винни знал: они стоят на перекрестке, выбрать направление на котором ни одному из них не позволено.

Сегодня он должен наконец сказать ей, что пришла повестка на слушание из Комитета по делам некоренного населения. Уже две недели Винсент хранил эту проклятую бумажку в дальнем ящике стола и никак не мог набраться смелости, чтобы рассказать жене о том, что ее ждет. Их ждет. Ему казалось, что если запереть документ, сделать вид, что его нет, никому о нем не рассказывать — он просто исчезнет, как будто никогда и не было. Но, бессонными ночами проверяя каждую написанную в нем букву, он снова и снова находил официальный бланк с голографическими защитными марками там, где оставил накануне, с девичьим именем его супруги, вписанным в специальную графу чьим-то аккуратным почерком. Тот, кто заполнял документ, даже не указал ее принадлежность к роду марсианина — и это плохой знак. Очевидно, что там, куда вызывают Чарли, уже все решено. И он, ее муж, даже не сможет быть рядом: вместе с извещением в конверте был только один пропуск, а без него ни одного постороннего в сверхсекретное здание Комитета не допустят.

Он звонил Стокеру. Пока никто из домашних не слышал, оставил сообщение со спокойным изложением ситуации, надеясь, что это ошибка. Через пару дней снова перезвонил, не дождавшись ответа. И потом снова и снова. В последние разы он уже просто орал, требуя, чтобы, во имя пройденных вместе битв, Лидер их государства ответил. Но канал старого друга молчал, не подавая признаков жизни, как и многие годы до этого…

Чарли зашевелилась и открыла глаза. Сонная, с по-прежнему невероятными зелеными глазами, она потянулась к альбиносу, теплая и нежная со сна. Винни, глотая комок в горле, обнял свою женщину и накрыл ее губы страстным, горячим поцелуем.

«Я так боюсь потерять тебя!» — было в каждом касании его языка.

«Побудь еще в моей жизни!» — в каждом легком укусе.

«Я не смогу один!» — в каждом выдохе, разделенном на двоих.

Каждую секунду этого утра Винни хотел запомнить, понимая, что не так много времени у него осталось, чтоб прижимать к себе живое, настоящее тело спутницы жизни. Разорвав поцелуй, Чарли улыбнулась:

— Доброе утро! Ты сегодня такой… горячий…

— Я просто очень люблю тебя, милая, — муж поцеловал запястье, гладкая кожа которого даже спустя столько лет вызывала изумление и восторг, и уткнулся в него носом, вдыхая аромат.

— Ох, сколько времени! Ты не разбудил меня! Мы проспали, Винни!

— Тшшш, Чарли, все хорошо. Объявление о выходном я повесил, девочек в школу отвез. Хочу провести этот день с тобой. — Он привлек ее к себе, снова целуя.

— День-свидание? — женщина погладила его по щеке. Периодически на альбиноса находили вот такие «приступы романтичности», как называла их Чарли: стоит отдать ему должное, делать приятные сюрпризы он любил и никогда на них не скупился.

— Угу, — губы мужчины прижались к хрупкой шее, проворные руки скользнули на талию, потянув вверх тонкий топ, в котором она спала. — Я хочу запомнить каждую минуту этого дня.

«Пока мне есть, что запоминать».

Будто специально, сегодня Чарли надела синюю рубашку и джинсы, словно возвращаясь в дни бурной молодости, прошедшей в реве моторов, грохоте тяжелого рока из динамиков и сражениях с Лимбургером в полуразрушенном Чикаго. Красный спортбайк нес их, как и двадцать лет назад, почти летя над ровным асфальтом и выходя за допустимые пределы скорости. Придет штраф — плевать! Сегодня Винни хотелось вспомнить, каково чувствовать себя свободным, каково ощущать спиной тело любимой женщины, прижавшееся так крепко, что вы кажетесь единым целым. Хотелось просто наслаждаться этим днем, который они начали с мучительно долгого и медленного акта любви.

Мотоцикл затормозил у кафе, и байкер скинул подножку.

— Давай позавтракаем? — Он обернулся к подруге. Та не предприняла попытки снять шлем и не потянулась поднять визор.

— Винни, знаешь… возьми мне, пожалуйста, кофе и пару булочек с собой, и поедем на природу?

Вот как?! Она не говорила, но он чувствовал, что враждебность к немышам на Марсе становится все явственнее. Ощущал, как неумолимо надвигаются перемены. И вот пришло время, когда на улице его города мать его детей, не имеющая больших ушей и шерсти, не захотела показать лица, отказалась заходить в любимое ими заведение и теперь нервно поддергивала рукава рубашки, прикрывая безволосые кисти. Как будто они вновь на Земле, но поменялись ролями! Белый хвост нервно застучал по мотоботинку, выдавая раздражение хозяина.

— Чарли, ты моя жена, мать марсиан. Если тебя кто-то обидит, я объясню хаму, как к тебе следует относиться! — взбешенный, он сделал решительную попытку стащить ее с байка.

— Винни, не нужно, пожалуйста! — Красный взгляд встретился с зеленым, прятавшимся за стеклом забрала: глазами она просила сделать так, как ей комфортнее. — Девочки любят это место, хочу, чтобы они спокойно могли и дальше ходить сюда с подружками. А я с удовольствием проведу с тобой день за городом.

— Хорошо, — альбинос отступил, сдаваясь. Он не раз слышал, как за его спиной перешептывались соседи. Замечал, как те, кто раньше радушно здоровались с их семьей, теперь отворачивались и проходили мимо, будто не видя Чарли. Все чаще на дверях кафе и магазинов можно было встретить значок «ТДМ» — «Только для марсиан», что означало легитимный отказ от обслуживания экспатов. Работать для туристов не требовалось: они на Марс уже несколько лет не летали. И в этом мире для землянки становилось все менее комфортно. Как он жалел, что, когда все это только началось, не принял решение увезти семью на другую планету! Не важно куда — главное, из-под той тирании, которая под предлогом общего блага все сильнее притесняла их семью! Но они с Чарли решили, что девочкам лучше остаться здесь, с друзьями. Теперь же время упущено, и без спецпропуска покинуть Марс нельзя, а уж за попытку эмиграции их ждет долгое судебное разбирательство по обвинению в государственной измене. Если точнее, то наверняка в подстрекательстве к ней обвинят его жену, из Винни сделают наивную жертву коварной инопланетянки, и он отделается лишь многими часами общественных работ, в то время как Чарли ждет стремительная депортация. Такие штуки правительство проворачивало не раз и не два.

Мужчина, стараясь справиться с бешенством и отвращением, которые вызвал у него этот короткий диалог, заказал еду на вынос. Ужасно хотелось долбануть кулаком по стеклу нарядно оформленной витрины так, чтобы разнести ее на мелкие кусочки, засыпать острыми осколками красивые пирожные и свежие булочки. Однако он заставил себя сдержаться и немного подождать, лишь сжимая и разжимая кулаки, да злобно сверкая глазами на не понимающего причину его раздражения суетливого хозяина. Когда он вернулся к мотоциклу, обнаружил, что его пассажирка так и не сняла шлема, несмотря на припекающее солнце. Неужели не рассказала про какой-то эпизод, о котором ему следует знать, ведь совсем недавно она смело ходила по улицам марсианской столицы, не боясь косых взглядов?

Байкер убрал в небольшой багажный кофр еду и чашки-термосы с кофе, и резче, чем мог бы, крутанул ручку газа, стремясь увезти Чарли из города, полного безумия и предрассудков. Они мчались, выжимая из модернизированного двигателя все, на что тот был способен, склоняясь к асфальту в поворотах на самой грани падения, но каждый раз, слаженно компенсируя общим весом центробежную силу, благополучно их преодолевали в самый последний момент. Что-то подсказывало: больше у них не будет совместных поездок на грани полета. Марсианин чувствовал, что жена снова, как много лет назад, не надела белья, прекрасно зная, как будоражит ее темпераментного мужчину мягкая грудь, прижатая к его спине. Ощущал, как руки Чарли будто невзначай задевают его бедра на безопасных прямых. Он, как годы назад, мчался на пределе возможностей себя и своего байка, наслаждаясь двумя самыми любимыми своими стихиями — скоростью и страстью. Он старался не думать о том, что останется от души, когда его удивительной землянке придется покинуть Марс.

Винни до конца не понимал, насколько врос в нее всем своим существом, насколько стал зависим, пока не пришлось расстаться на время восстания псов и крыс. Он убеждал себя, что там, на Земле, им с девочками будет безопасно, что Чарли ничто не грозит, но каждую секунду в одиночестве его буквально рвало на куски. Без нее он горел, метался по дому, в каждом предмете видел ее. Видел диван — и вспоминал ночи, которые они провели на нем, когда только построили дом с примыкающим к нему гаражом. «Последний шанс. V2» — придуманное ею название вызывало теплую улыбку у всех, кто бывал в ее земной мастерской. И когда его взгляд падал на вывеску, перед глазами вставала Чарли, измазанная в краске и с кисточкой в руке, — она лично подкрашивала ее каждый сезон. Он касался дверных ручек — и вспоминал, как они спорили до хрипоты, выбирая их. Присаживался к столу в кухне — и словно электричество заползало под кожу от образов того, как они, еще не обремененные детьми, занимались на нем любовью. Их кровать хранила ее аромат. Он не мог объяснить как, но, даже постиранное и убранное в шкаф, постельное белье пахло Чарли… Только действия и скорость вырывали Винни из этой безумной тоски, да вечера, которые он коротал с друзьями. Как будто в пустоту, оставшуюся после отъезда жены, проникало тепло, и он мог хоть несколько часов провести спокойно, не кидаясь из угла в угол в попытках справиться с терзающим его чувством одиночества.

У него еще есть немного времени до того дня, как это одиночество вновь начнет пожирать его душу…

Красный спортбайк свернул с асфальтовой дорожки и, попетляв среди валунов и невысоких деревьев, затормозил у крохотного озерца. Не Мичиган, конечно, но водная гладь напоминала о времени их счастья на Земле. Они припарковались и расположились на пикник.

— Расскажешь, почему ты не хочешь больше снимать шлем в городе? — альбинос отпил из своей чашки и внимательно посмотрел на жену.

— Это… не очень приятные воспоминания. Ничего особенного, просто… — Чарли сделала глоток, подбирая слова. — Марс меняется, Винни, и я все острее чувствую, как на меня смотрят. Раньше мы ловили на себе озадаченные взгляды, только если слишком открыто проявляли наши чувства. Скорее, твои соотечественники удивлялись твоей… чудаковатости?.. — они оба улыбнулись. — Сейчас я ощущаю в их взглядах враждебность. Недавно мы с девочками ходили за покупками, так к нам трижды подошли полицейские и поинтересовались, кем им приходится эта инопланетянка и что от них хочет. Долго проверяли документы, не веря, что я и правда их мать.

— Ты не рассказывала, — мужчина поморщился, а потом, не сдержавшись, забористо выругался, разозленный таким поведением стражей порядка.

— Я попросила Хоуп с Никой не говорить тебе. Они расстроились, и ты тоже, я знала, не обрадуешься.

— Чарли, милая, ты — моя жена, я должен знать, если тебя обижают! — Он взял ее за руку и нежно поцеловал тонкие, но сильные пальцы. — Как я могу защитить, если даже не знаю об этом?!

Чарли опустила глаза.

— Винни… но как ты защитишь меня от всего Марса? — ее голос был тих и полон горечи. — Я же вижу, как меняется планета. Я же понимаю, что мне на ней не осталось места…

— Чарли, о чем…?

— Почему не отдал мне повестку на разбирательство в Комитет? — она, перебив его, прямо посмотрела в глаза своему мужчине. Альбинос похолодел.

— Откуда ты знаешь?!

— Они присылают еще и сообщение на телефон, любимый, — Чарли погладила его по щеке, как будто утешая. Сердце марсианина сжалось: все это время она тоже понимала, что их время ведет обратный отсчет. Винсент изо всех сил прижал к себе жену, почувствовав столь же сильные ответные объятия. На ее вопрос, почему промолчал, не требовалось отвечать — она и так все понимала. Вот он — момент истины, когда они оба наконец признали страшную реальность: мать его детей ждет депортация. Душа орала, как тогда, когда Чарли не было рядом, хотелось зажмуриться, а потом открыть глаза и понять, что это просто ужасный сон. Но они оба, как выяснилось, так уже многократно делали, и каждый раз сон оказывался реальностью.

— Быть может, это просто вызов на беседу? — он не мог не озвучить свою безумную надежду. — Ты не просто приехала на Марс, ты — жена марсианина и мать марсиан. Они не могут не учитывать это!

— Мне хочется надеяться на это, Винни, но не знаю. Я думала о том, что мне следует взять наше свидетельство о браке и документы о рождении детей, но не уверена, поможет ли это.

Винни, нахмурив брови, кивнул:

— И бумаги, которые остались от эксперимента по соединению генов и последующего ЭКО. Я собрал кое-что и еще жду выписку из твоей истории беременности и родов, она должна быть готова завтра. Это поможет доказать, что Хоуп и Ника — твои дочери.

— Спасибо!

— Детка, я все сделаю, чтобы ты могла остаться… а если не получится — все, чтобы и мне позволили уехать. В конце концов, Стокер не может отмалчиваться вечно! Если по его указу тебя вышлют с Марса, я добьюсь встречи с ним и уговорю дать нам с девочками возможность улететь к тебе. Ведь есть мыши, которые смогли покинуть планету до того, как правительство стало контролировать передвижение! Я буду не единственным марсианином, который не захотел расстаться с супругом из другой расы. — Он поцеловал ее, подкрепляя обещание этой лаской.

— Тогда в случае депортации я отправлюсь на Землю и постараюсь привести в порядок «Последний шанс». Сделаю так, чтобы к вашему приезду все было готово, — Чарли всхлипнула. Комок, который она все утро чувствовала в горле, наконец схлопнул дыхание, и единственным способом дать телу кислород был судорожный вздох-хрип и выпущенные на волю слезы. Винни прижал ее крепче, погладил по волосам, горячо зашептал на ухо нежные слова, укачивая в объятиях. А его жена единственный раз за многие годы так безутешно рыдала у него на груди и никак не могла остановиться. Впервые с того дня, как они встретились, Чарли поняла: снести преграду, так заботливо выстроенную между ними, даже ее спустившемуся со звезд мужу не под силу.

There’s no time for usThere’s no place for usWhat is this thing that builds our dreams yet slips awayFrom us?Who wants to live foreverWho wants to live forever…?

Струи воды били по телу, хлестали, обжигали. Горячий пар не давал дышать, влажными клубами проталкиваясь в легкие. Кожа покраснела и ныла, организм вопил о том, что нужно понизить температуру, но всего этого Чарли не замечала. Сжавшись в комок у стенки, подобрав к себе ноги и кусая колени, чтобы подавить вой, рвущийся из груди, она пыталась осознать произошедшее.

Ей дали неделю, чтобы покинуть Марс.

Им дали неделю.

Ей и Винни.

Ей и ее девочкам.

Только лишь еще семь дней она сможет быть им женой и матерью!

Она резко откинула назад голову, со всей силы ударилась затылком о мокрую стену, но даже не заметила боли.

Очень строгий серый мышь смотрит на экран монитора своего компьютера, а не на нее.

— Мисс Девидсон, верно?

— Вообще-то, миссис. Я пятнадцать лет замужем за марсианином. Вот свидетельство о браке.

Чиновник кидает короткий взгляд на развернутый к нему лист, подписанный Стокером.

— Простите, мисс, но этот документ не установленного образца. В Марсианской республике такая… бумажка… не считается законной.

— Но мне ее выдал сам Стокер! Он лично поженил нас, еще до окончания войны с Плутарком! Вы были слишком молоды, чтобы помнить это, но в тот период других вариантов не было! Поэтому форма такая!

— Я прошу вас, мисс Девидсон, сохранять спокойствие. Возможно, Лидер и подписал это, но полномочий заключать браки никогда не имел. Сожалею, но ваш… документ… не имеет юридической силы.

Ее свидетельство о браке не имеет юридической силы. Просто бумажка. Она никто Винни. Все эти годы она прожила с ним как экзотическая сожительница, любовница, но не законная жена. Очень хотелось помыться, но сил на то, чтобы дотянуться до мыла, просто не было.

— Я почти пять лет помогала бороться с Плутарком!

— Да, я вижу, что вы были приглашены в качестве технического консультанта, а после окончания войны, согласно имеющимся свидетельским показаниям, работали в мастерской по сборке эксклюзивной мототехники. Есть ли у вас разрешение на работу?

— Что?!

— Разрешение на работу, мисс Девидсон. Документ, который дает право работать на территории Марсианской республики негражданам.

— Я… все эти годы всеми бумагами занимался мой муж, Винсент.

— Ваш сожитель…

— ЧТО?!

— …или, быть может, работодатель, сейчас разберемся!.. Вот, я вижу, что за гараж перечислялись налоги, но нигде не указано, что вы являетесь совладельцем или имеете в нем долю собственности. Вы же работали все это время в гараже «Последний шанс. V2»?..

— Да.

— У вас был заключен договор найма с его хозяином?

— О чем вы?! Я вам говорю: все эти годы мы работали как супруги! Винни зарегистрировал гараж на себя просто потому, что ему, как коренному марсианину, было проще оформить бумаги в послевоенный период! Закон о праве собственности для некоренного населения как раз тогда обсуждался и переписывался, и мы решили, что быстрее указать его единоличным владельцем! О каком договоре может быть речь, если я работала с мужем?!

— Мне искренне жаль, что вы так считали, мисс Девидсон. Однако, исходя из предоставленных вами бумаг, я вижу, что после окончания Плутаркийской войны вы сожительствовали с моим соотечественником и трудились на его предприятии по собственной воле, но без оформления каких-либо документов. Я не имею права строить догадки, почему он не переоформил свидетельство о браке, если действительно считал ваш союз таковым, а также по какой причине не заключил с вами трудовой договор, чтобы вы могли получить разрешение на работу, но на данный момент я вижу только визу, оформленную с нарушениями, около пятнадцати лет назад. Кстати, этот тип виз прекращает свое действие со следующей недели, поэтому вам придется покинуть планету, если вы не можете предоставить доказательства права нахождения на Марсе.

— Мы можем переоформить свидетельство о браке? Получить документ нового образца?

— Боюсь, что нет, мисс Дэвидсон. Для государства вы НЕ БЫЛИ замужем. А заключить брак согласно поправкам к Конституции Марсианской республики, которые вступили в силу шесть месяцев назад, может только марсианин и марсианка.

— А как же сотни пар, которые заключили брак после окончания Плутаркийской войны?

— Мы признаем их браки в качестве исключения. Но поскольку у вас он заключен не был, вы под это исключение попасть не можете.

Двадцать лет она отдала этой планете. Сражалась за нее, рисковала жизнью, была готова пожертвовать самым дорогим, лишь бы Марс, ставший ей родиной, был свободен. И вот сейчас она ничто, ее просто нет для государственной машины. Кроме неверно оформленной визы, которая вот-вот истечет, она никак не связана с планетой, на которой родились ее дети.

— Но у нас с Винсентом две дочери!

— Это… очень нестандартная ситуация, мисс Девидсон. Признаюсь, получив ваше дело, я сначала был очень удивлен, как это возможно! Есть ли у вас оригиналы документов, которые подтверждают факт рождения вами… ммм… Хоуп и Ники?

— Да, вот, посмотрите! Вот выписка из истории родов. Тут мое имя, имя Винсента, дата родов. Вот тут сказано, что рождены две девочки путем Кесарева сечения. Вот выписка из карты по ведению беременности. Как видите, это мои дети.

— Подождите, мисс. Тот факт, что вы их выносили, еще не делает вас их матерью.

— ЧТО?!

— Пожалуйста, сохраняйте спокойствие, давайте во всем разберемся согласно имеющимся бумагам. Мне крайне неудобно задавать этот вопрос, но разве марсиане и люди… ммм… как неловко… физиологически совместимы? — молодой офицер явственно краснеет.

— Нет. — Чарли опускает глаза, чувствуя, как у нее начинает болеть голова от этого разговора. В кабинете невыносимо душно.

— Я, возможно, не сведущ в процессе размножения у людей, но для того, чтобы появилась маленькая мышь, мужское и женское семя должны соединиться… Надеюсь, вы меня понимаете…

— Понимаю. Вы правы, естественным путем зачать детей было невозможно, поэтому мы обратились к ученому-генетику. Вот документы о ходе эксперимента.

— Ах, так зачатие было экспериментальным? Носило статус эксперимента?

— Да, верно.

— Это многое меняет, мисс! Случай неординарный, позвольте, я загляну кое в какие законы! Дайте мне несколько минут.

Марсианин щелкает клавишами компьютера. Чарли впервые за все время, что находится здесь, чувствует, как поднимается в душе надежда. Быть может, этот закон наделит ее и ее дочерей особым статусом? Позволит остаться на Марсе или хотя бы признает ее их матерью и даст возможность навещать друг друга?..

Что-то обнаружив в базе данных, чиновник медленно пролистывает папку с документами по эксперименту, внимательно изучает записи.

— Вот, я нашел!.. Мне очень жаль, мисс Девидсон, но статус эксперимента в Марсианской республике обозначает, что его участники отказываются от всех прав на последствия эксперимента и удостоверяют, что они всего лишь генетический материал для его проведения. Добровольцы… Вот, смотрите, это ваша подпись?

Строчки расплываются перед глазами, голова идет кругом, кровь стучит в висках, и Чарли хватается за стол, чтобы не упасть. Чувствует в горле ком и с трудом сдерживает рвотный позыв.

Для марсианского государства она — всего лишь генетический материал!

— Ох, мисс, вам плохо? Вот, возьмите воды. Может, позвать врача? — перепуганный молодой марсианин вылетает из-за стола, и, приводя ее в чувство, вкладывает в дрожащие руки стакан. Женщина, в миг прибавившая десяток лет, залпом осушает его, стуча зубами о толстые стенки. На этом разговор, судя по всему, можно закончить.

— Не нужно. Я готова продолжить, — голос Чарли глух и лишен жизни.

— Что ж, — он занимает свое место. — Как видите, согласно этому документу вы предоставили генетический материал для проекта по объединению генов марсиан и землян. В то время у нас была острая ситуация с демографией, поэтому неудивительно, что этот эксперимент позволили провести. Однако тут сразу оговаривалось, что те, кто в нем участвуют, прав на результаты, то есть, простите, детей, не имеют. Сожалею!

— Но… я их выносила! Не просто дала генетический материал.

— Это тоже, согласно документам, входит в эксперимент, и вы подписали согласие на использование вашего тела как… ммм… хранилища, в которое поместят и в котором вырастят младенцев.

— Винсент тоже не имеет прав на девочек?

— Почему же? Он — отец, сразу после их рождения он написал заявление на признание их частью его рода. Согласно правилам, ему сделали тест на отцовство, и в день их появления на свет признали родителем. Если бы он был женат, этого было бы достаточно, чтобы его супруга была признана матерью как входящая в род мужа. Собственно, я вижу в архивном документе, что вы вписаны в Свидетельство о рождении, однако поскольку ваш брак не подтвержден, я должен направить запрос на устранение этой ошибки в документе.

Чарли выла, как раненая волчица. Ее муж ей не муж, а сожитель. Планета, которой она отдала столько лет, отвергла ее, просто аннулировав визу. Ее дочери, которых она выносила, родила и вырастила, — не ее, она всего лишь генетический материал, наделивший их цветом глаз и волос!

Ей дали неделю на то, чтобы приготовиться к депортации.

There’s no chance for us It’ all decided for usThis world has only one sweet moment set aside for usWho wants to live forever?Who wants to live forever?Who dares to love foreverWhen love must die?

Дни летели, пронизанные болью предстоящего расставания.

Они не плакали, слишком мало было времени для того, чтобы тратить его на слезы. Чарли, выплеснув эмоции в душе, приняла для себя решение, что ни одной оставшейся им секунды не потратит зря. Винни, в чьих глазах плескались ужас и отчаяние, не отходил от нее ни на минуту. Казалось, что он хотел запомнить каждый их миг, каждый ее жест. Девочки тоже не плакали, слишком потрясенные, чтобы поверить, что всего через несколько дней останутся без матери.

Они забрали их из школы, чтобы провести все оставшееся время вместе. Закрыли гараж, чтобы не отвлекаться на кого-то за пределами семьи. Даже сказать о своем горе друзьям не нашли сил. Они вместе готовили, делали поделки, которые все откладывали на потом, играли в настольные игры. Разговаривали, делясь самым сокровенным, читали вслух книги перед тем, как погрузиться в сон. Не готовые потерять хоть мгновение рядом, спали все вчетвером, обнявшись и переплетясь теплым клубком. И каждую ночь, убедившись, что измученные этой болезненной нежностью девочки крепко уснули, Винни и Чарли уединялись, чтобы выразить свою любовь физически. Она горела в его руках, задыхаясь в слезах и молясь, чтобы мгновения их близости не кончались. Он, отложив боль на время после ее отъезда, был одновременно страстен и нежен с той единственной, с которой он разделил душу и без которой он больше никогда не будет целым. Они почти не спали, отдавая ночи любви, ведь очень скоро у каждого из них будет более чем достаточно времени на то, чтобы выспаться. В одиночестве.

Наконец, последний из отведенных им дней подошел к концу.

В тот вечер они мучительно долго разговаривали все вчетвером. За ужином, отходя ко сну, уже в кровати. Рассвет коснулся горизонта, когда девочки провалились в глубокий, но полный тревоги сон.

Без слов взявшись за руки, двое, для которых статус супругов не требовал доказательств посредством бумажек и букв, поднялись, чтобы еще раз почувствовать себя единым целым. Запомнить пальцами каждый изгиб. Оставить метку на теле. Приласкать поцелуем жаждущую этих горячих касаний плоть. Сохранить в памяти, как они дышат, как стонут на пике удовольствия. Любить, не зная границ, не произнося ни слова, потому что их чувства очевидны.

Новый день уже начался, когда Винни и Чарли, уставшие, вернулись в спальню, чтобы в последний раз разделить общий на всю семью сон. Девочки спали, обнявшись, и родители легли с двух сторон от них, заключив в свои объятия и переплетя руки. Хвост альбиноса обвился вокруг тонкой щиколотки жены, стремясь получить максимум возможного контакта.

— Я люблю тебя, — он посмотрел ей в глаза и опустил веки, зная, что, проснувшись через пару часов, еще сможет насладиться их общим утром. Перед тем, когда ее…

— Я люблю тебя, — она рассматривала каждую шерстинку на его лице, его черный влажный нос, его ресницы. Чарли ждала, когда его дыхание выровняется, и он погрузится в глубокий сон.

Она знала, что они больше не увидятся. Приподнявшись на локте, посмотрела на детей, так непохожих на нее, но являющихся ее плотью и кровью.

«Какими вы станете? — спросила одними глазами мать, едва уловимо перебирая волосы дочерей кончиками пальцев. — Встретимся ли мы снова?»

Чарли бесшумно поднялась и, захватив припасенные заранее вещи, затворила за собой дверь спальни, оставляя свое сердце и душу в широкой супружеской кровати. Сердце, поделенное натрое.

Она знала: они не выдержат прощания, поэтому прибавила себе часов до отъезда. Семья думала, что у них будет время позавтракать, но транспорт за ней должен был прийти рано утром. Она попросила подождать ее в паре кварталов от дома, чтобы не потревожить сон родных звуками. Пускай, когда они проснутся, ее уже просто не будет.

Чарли тихо вышла на улицу, заперла дверь и положила ключ под коврик, куда они с Винни всегда прятали запасной. Прижалась лбом к двери, прощаясь с домом, который так много лет был ее. Погладила ручку, которую муж врезал собственными руками.

А потом быстро пошла к месту встречи, не видя дороги, двигаясь как робот по заданной программе. Она не придала значения тому, что вместо казенной машины упала на сидение длинного бронированного лимузина. Не обратила внимания, что водитель, здоровенный, с ног до головы покрытый угольно-черной шерстью молодой парень, не спросил ее имени. Не заметила, что он бросал на нее задумчивые взгляды весь путь до пункта депортации, да время от времени потирал локоть.

В голове было пусто. Только орала в ужасе душа, и стучала в висках кровь.

Ее сердце осталось в их доме, по планете же перемещалась пустая оболочка, что когда-то была земной женщиной, полюбившей марсианина.

But touch my tears with your lipsTouch my world with your fingertipsAnd we can have foreverAnd we can love foreverForever is our todayWho wants to live forever?Who wants to live forever?Forever is our today

Спустя 18 лет после победы над Плутарком.

Винсент с ненавистью смотрел в горевшие гневом глаза Стокера, вскинувшего бластер. Друг, лидер, наставник — как он мог так поступить с его семьей?! Лишить той, которой Винни дышал, забрать мать у его дочерей?! Ведь он лично соединил их руки и судьбы на базе Борцов за свободу после победы в решающей битве! Он с одобрением тепло улыбался, услышав, как назвали они девочек: символ победы Марса, символ надежды на лучший мир! Он хотел, чтобы мыши забыли о войне, — и они первые открыли свое дело, стремясь внести личный вклад в возрождение экономики!

Винни молил его позволить Чарли остаться. Напоминал о временах их братства и полного доверия друг другу. Просил отпустить на Землю, если нахождение его жены на красной планете невозможно.

Но старый друг решил хранить молчание. Сообщения уходили и оставались без ответа.

Он позволил бумаге с голографическими знаками забрать Чарли в неприступное здание, полное бездушных чиновников, для которых жизнь — это всего лишь документ.

Он позволил ей пройти через разговор, который — Винни видел! — выжег ее веру в лучшее, сломал и растоптал.

Он позволил ей покинуть планету, сбежать от собственной семьи, не в силах даже попрощаться!

Он позволил альбиносу гореть, рваться на части, метаться по Марсу, как раненому зверю, только в движении не чувствовавшему, как плавится душа. Только дочери удержали альбиноса от того, чтобы тот не пошел на прорыв пограничных постов или резиденции Лидера, ведь о них нужно было заботиться и оберегать. Только из-за них он три года усмирял пожар в груди, оставив на месте души тлеющие угли ненависти к системе, разрушившей его семью. Но что станет с девочками теперь, когда их отец совершил измену?..

Винни долго выбирал день, когда сможет за все поквитаться, проявляя несвойственное ему терпение и осторожность, — и вот миг возмездия пришел! Боль, бушевавшая в груди альбиноса, смогла вырваться наконец на свободу! Но только их ждали. Не просто остановили нападение, а именно ждали, позволив выкрикнуть угрозы, приставить к голове Лидера оружие, озвучить приговор, чтобы уже не требовалось никаких доказательств преступных намерений.

Они пришли, чтобы изменить Марс, но проиграли.

Трое героев были больше не в силах сражаться за мир.

…Who waits forever anyway?

Модо. Близким во благо

Спустя 15 лет после подписания мира с Плутарком.

Теплый ветерок играл короткими, стриженными почти вровень с шерстью волосами и приятно обдувал горящие почему-то с самого утра антенны широкоплечего мужчины. Похожий из-за повязки, закрывающей левый глаз, на пирата марсианин, сидящий на ступенях крыльца своего дома, раздраженно почесал их и недовольно фыркнул: ну чего они гудят в такой чудесный день?! И из-за этого противного ощущения он никак не мог сосредоточиться на работе сверхточными инструментами. А ему нужно проверить…

Но он не успел додумать мысль: за спиной хлопнула дверь, и мышь услышал три торопливых шажка в его сторону.

— Модо… — Великан, проверявший настройки электроники в металлической руке, поднял взгляд на подошедшую жену, и его сердце ухнуло: на всегда спокойной и готовой ко всему супруге не было лица. Терри сжимала в дрожащих пальцах телефон и комкала вкусно пахнущий домашними булочками передник. — Чарли… депортировали с Марса…

Он почувствовал тошноту, а в груди закололо.

К его родным пришла беда.

Превыше всего Модо ценил близких.

Повидавший всякого, он немногих готов был впустить в сердце, но все, кому удавалось там поселиться, становились одинаково ему дороги. Именно поэтому с самого рождения он не думал об Огоньке как о сыне сестры — тот был для него просто «одним из его мышат». Что Праймер, что племянник, что братья и сестры, что пушистая серая матушка — все они были одинаково дороги. И когда жизнь свела с Винни и Троттлом, то и их, включив в ближний круг, он стал считать близкими. Вот почему Дана с неизменной теплотой принимала его названых братьев, а потом и их семьи — она всецело уважала позицию сына. Грозный серый воин был тем стержнем, который делал из нескольких мышиных родов по сути одну семью.

Дружба и братство для него были понятиями идентичными. За любого из тех, кого Модо считал «своим», он готов был отдать жизнь. И верил любому из них без оговорок.

Поэтому мышь крайне тяжело воспринимал те изменения, которые видел на Марсе.

С одной стороны, планета потихоньку становилась такой, какой он помнил ее в детстве: зелень, вода, огромные города и уютные фермы. Модо видел, как по воле его бывшего командира и близкого друга возвращаются образование, безопасность, возможность работать и комфортно жить. Оглядываясь вокруг, видел мирную землю — то, о чем он мечтал для себя и близких.

Опытный боец нашел применение своим знаниям и умениям в школе, став преподавателем по начальной военной подготовке и ОФП. Согласно программе, он должен был не только показывать детям основы ведения рукопашного боя и стратегии, но и подбирать идеальные боевые мини-группы, которые в будущем могли бы стать столь же успешны, как и его собственная тройка. Ему нравилось работать с детворой всех возрастов: его комплекция, металлическая рука и слухи о боевом опыте заставляли ребятишек слушать на уроках, открыв рты, а самому великану доставляло огромное удовольствие придумывать для них новые и новые задания и спортивные игры.

Сыновья, закончив вместе с Харлеем школу, поступили в Военную академию, где по его рекомендации их тренировали как боевую группу. Мальчишки делали успехи, тройняшки понимали друг друга почти без слов, а Харлей проводил с ними столько времени с детства, что даже родители уже не воспринимали ребят раздельно. Взрослые часто шутили, что и на свидания они будут ходить, видимо, вместе. Их обучение осталось позади — и буквально пару месяцев назад эти четверо, получив лейтенантские значки, отправились служить на один из орбитальных крейсеров.

Его любимый племянник также строил успешную военную карьеру, войдя недавно в штаб Стокера и снова вернув себе генеральское звание. Огонек подчинялся непосредственно Министру обороны и руководил всем мотодесантом Марсианских вооруженных сил. Ходили слухи, что именно его Стокер видит в качестве преемника действующего министра через несколько лет.

Лишь раз души Модо коснулись сомнения — в день, когда младший родственник объявил, что женится. Великан отчаянно любил и его, и его избранницу, и известие это было с одной стороны долгожданным, а с другой — пугало до ужаса, поэтому как-то вечером, зная, что Наги готовится дома к экзаменам, он заехал в гости к племяннику. Огонек, сверкая совершенно счастливым взглядом, пригласил войти. Модо, устроившись на диване, внезапно заметил что-то изумрудное между диванными подушками и, не успев сообразить, что делает, вытянул из-под них нечто из кружева и шелка.

— Знали бы твои солдаты, какое белье носит их генерал! — хохотнул великан, протягивая родственнику висящую на самом кончике металлического пальца симпатичную тряпочку. Младшенький матернулся, рассмеялся и, схватив находку, затолкал ее в карман спортивных штанов.

— Извини, дядя Модо! Не ждал гостей, не прибрался! — Огонек смущенно улыбнулся.

— Ты знаешь, племянник, именно об этом я и приехал поговорить, — мужчины моментально стали серьезнее. Спина хозяина квартиры выпрямилась, руки сами собой потянулись к сигаретам.

— О чем?

— О Нагинате и ваших отношениях, — старший посмотрел в лицо родственника. Тот твердо встретил этот взгляд:

— Говори.

— Я не буду ходить вокруг да около, Римфайер. Поверь, я рад тому, что ты встретил ту, которую хочешь сделать спутницей жизни, но я не уверен в том, что ты выбрал подходящую для тебя женщину… Дай, договорю! — Модо вскинул руку, заметив, что Огонек открыл рот, чтобы начать возражать. Тот кивнул, привычно прикусил фильтр сигареты, чуть сминая его, и прикурил, а потом нервно затянулся. — Ты этого, скорее всего не знаешь, но Наги очень переживала, когда пару лет назад тебя после драки в клубе отправили в тюрьму. О том, что с ней было, мне рассказал Троттл. Он не придал этому значения, а Карабина, судя по всему, про это не знает. Но твоя невеста очень плохо перенесла разлуку. Я наблюдал за вами и вижу, как сильны ее чувства к тебе, как она привязана. И именно в этом я вижу опасность… для нее.

— Чем же плоха такая любовь, дядя? — Огонек нервно заходил по комнате, не выпуская сигарету изо рта.

— Тем, что в случае, если с тобой что-то случится, я не уверен, что она справится с ситуацией.

— Сейчас на Марсе спокойно, как никогда!

— Не спорю. Но не мне рассказывать тебе, как изменчива бывает жизнь. И о том, кто будет первым в бою, если случится беда.

Они помолчали. Младший взял новую сигарету и, нахмурившись, глубоко затянулся. Его хвост нервно стучал по щиколотке. Наконец, он нарушил молчание:

— Теперь, получив новое назначение и повышение, я могу влиять на ситуацию на Марсе. И в моих силах сделать так, чтобы моя жена не тревожилась из-за нашей разлуки.

Модо грустно улыбнулся:

— Ты говоришь так сейчас. А если родному миру будет грозить беда, первым же и рванешь в бой. Не возражай!.. Я сам такой. Ты — герой, мой мальчик. И всегда им останешься. Я хочу, чтобы ты подумал, сможет ли Нагината справиться с жизнью рядом с таким, как ты.

Огонек помолчал, отвернувшись к окну и глядя на то, как прячется за горизонтом Дневная звезда. Его кулаки сжимались и разжимались, оставляя на ладонях глубокие лунки от ногтей и выдавая его крайнее напряжение и нервозность, но он этого, кажется, даже не замечал.

— Ты… налагаешь вето на мой брак, дядя Модо? — не оборачиваясь, спросил младший из мужчин. Было видно, как под футболкой проступили бугры скрутившихся в жесткие канаты мышц.

— Нет, — младший шумно выдохнул и нервно затянулся, расслабляясь. Модо дал ему несколько секунд, чтобы осознать ответ. — Я не воспользуюсь правом вето. Я помню, как ты сам не воспользовался им однажды и дал мне возможность стать счастливым. Я вижу, как вы любите друг друга и не хочу лишать тебя шанса создать семью. Однако я прошу тебя, Римфайер: подумай хорошенько о моих словах! Быть может, безопаснее для Наги сейчас разорвать ваши отношения, но спасти ее в будущем. Я верю, что ты примешь верное решение.

— Я обещал Троттлу, что сделаю ее счастливой. И я сделаю! — младший обернулся к дяде, и тот различил в его глазах искорки страха, граничащего с безумием, от мысли, что он может потерять ту, которая дорога сердцу. И на самом дне кроваво-красного взора отчетливо увидел решение не отпускать ее никогда.

— Я верю в тебя, — старший поднялся и положил руку на плечо родственника, пытаясь того успокоить. — Собственно, это все, что я хотел сказать. Если ты уверен в своем решении, я желаю тебе счастья и благословляю твой брак.

— Спасибо… дядя Модо…

Вскоре безымянный палец племянника украсила татуировка. Снова-генерал-Огонек заявил, что настоящее кольцо ему натирает руку при управлении байком, а так как он собирается быть с Нагинатой до конца своих дней, то иметь возможность снимать его ему не нужна. Невеста сама нарисовала эскиз металлического ободка, как будто прикрученного к пальцу мужчины болтами, да и, закончив курсы тату-мастеров, нанесла рисунок в день свадьбы. Великан помнил, как белое подвенечное платье покрывалось брызгами цветного пигмента, как гости несколько растерялись от такой альтернативы обмену клятвами, но решили, что в этой идее есть своя романтика. Правда Карабина скрежетала зубами и бросала убийственные взгляды на зятя и его родственников, потому что придуманный ею идеальный сценарий свадьбы ее единственной дочери кто-то пустил псу под хвост и, она была уверена, что знала виновного!.. Модо не присматривался, но ему казалось, что аналогичный рисунок с прикрученным болтами кольцом спустя короткое время украсил основание хвоста супруги племянника.

Сам великан был совершенно доволен жизнью. Любимая работа, родные люди, жена, которую он обожал, с которой они бок о бок прошли столько невзгод и радостей, которая была ему другом и единомышленницей. Глядя на практически выросших дочек, они даже стали все чаще в полушутливых разговорах задумываться о еще паре младенцев.

Вроде бы светлое будущее ждало Марс и его жителей, но…

Как ни хотелось Модо видеть только свет, но то тут, то там на идеальной оболочке проскальзывали пятна грязи.

Он не мог не замечать, что усиление полиции и военных под предлогом обеспечения безопасности и благополучия населения превращает Марс в клетку. Безопасную, ухоженную, наполненную патриотическими лозунгами, но все же регламентирующую их жизнь все сильнее. Гражданских лишили всего, что пригодно для нападения. К каждому приходили чиновники и описывали все, что имелось в доме. С его рукой возникли проблемы: во-первых, у молодого сержанта никак не получалось определить тип его оружия, а во-вторых, он не мог сообразить, каким образом его изъять. Глядя на его мучения, воин искренне забавлялся, пока тот совершенно серьезно не предложил великану сдать все приспособление целиком до решения вышестоящим руководством. На этом весело быть перестало, слово за слово завязалась легкая потасовка, и прибывшие на подмогу сержанту полицейские просто увезли и руку, и ее хозяина в камеру. Конфликт быстро уладил приехавший в участок Огонек, дал нагоняй сержанту, припугнул Министром обороны и Стокером начальника участка и ткнул пальцем в закон, по которому преподаватель военной подготовки может иметь личное оружие, после чего дядю генерала с извинениями выпустили. Сама ситуация не была значительной, но отлично показала Модо, что гибкость мышления в почете у нынешних стражей порядка и чиновников не была. Все действовали по инструкции и боялись отступить за нее даже на шаг.

Модо морщился, когда ему пришло предписание на ограничение максимальной мощности мотора. Он понимал, что в нынешних условиях стабильного общества возможности их боевых мотоциклов, скорее всего, действительно не потребуются и ограничение разумно, чтобы молодежь не рисковала собой, но ему, бывалому байкеру, такие нововведения были не по нутру.

Ограничений стало множество. Незначительные, вроде бы сделанные во имя всеобщего блага, сами по себе не сильно ущемляющие, но спустя пару лет, оглядевшись вокруг, мышь не узнал собственный мир. Троттл все чаще ворчал по поводу вводимых мер и действующей власти. Карабина хмурилась и кивала, соглашаясь с мужем. К удивлению Модо, рыжего активно поддерживал Огонек, высказывающий недовольство политикой Министра обороны и коротко рассказывающий о том, что на месте выжженных гор втайне построили огромный лагерь, куда по личному распоряжению Скаббарда высылают недовольных. Самый молодой из них как-то даже поделился мыслью строить взаимодействие со Стокером так, чтобы попытаться как можно скорее занять этот пост. Не из-за честолюбия, а просто потому, что с той позиции молодой генерал смог бы принимать более разумные, на его взгляд, политические решения. С недавних пор им вторил Винни: его все сильнее беспокоила политика правительства в отношении немышей. Здесь, в компании родных, этого было не видно, но все чаще они рассказывали друг другу, как депортировали того или иного знакомого им инопланетянина.

При этом никто из них не винил лично Стокера. Все соглашались с Карабиной, которая считала, что их Лидер взвалил на себя непосильный груз и ему просто нужно сменить команду, с которой он работает. Стокер был их другом, их братом. Они не раз обсуждали его роль в этих изменениях и всегда сходились на мысли, что за спиной старика стоит кто-то, кто действует от его имени. То, что происходило сейчас, полностью шло вразрез с убеждениями их старого друга.

А потом, как гром среди ясного неба, они все одновременно получили сообщение от Винни: «Сегодня депортировали Чарли».

Как?! Когда?! Кто?! Почему?!

Они все приехали в дом альбиноса так быстро, как только смогли: растерянные, не готовые поверить в то, что это возможно. Винни нашелся на диване в гостиной, смотрящий в одну точку, бледный, с покрасневшими белками глаз. В паре слов рассказав, что произошло, он снова ушел в себя, уставившись в стену. Быстро посовещавшись, мужчины попросили Терри забрать Хоуп и Нику пожить к Модо, пока их отец не придет в себя. Неделю они не покидали дом друга, поднимая все свои связи, чтобы понять, что же случилось и что можно предпринять. В итоге упорных поисков и не совсем законного проникновения в государственные базы данных Огоньку удалось достать запись разговора Чарли и молодого офицера. На фразе о том, что их свидетельство о браке — это только бумажка, равнодушный к алкоголю альбинос нашел припрятанный для использования в выпечке коньяк. На эпизоде с правом на работу — начал пить жадными глотками прямо из бутылки. К тому моменту, когда их подругу назвали генетическим материалом, он был совершенно пьян. Досмотрев до момента, когда его жена, бледная и шатающаяся, покинула кабинет, комкая в руках направление на депортацию, он заревел и принялся громить дом. С трудом скрутив его силами всех присутствующих мужчин и уложив спать, Троттл, Модо, Огонек и Карабина собрались в гостиной. Никто не начинал разговора, хотя в душе у каждого пылало пламя. Наконец, Троттл прервал молчание, смачно выругавшись и, открыв окно, закурил, не стесняясь супруги. Карабина молча подошла к нему, присела на подоконник и, выбив из пачки вторую сигарету, прикурила тоже. Муж посмотрел на нее, приподняв брови и собираясь что-то сказать, но она просто покачала головой, призвав его к молчанию и кивнув на открытое окно: все обсуждения они должны вести с соблюдением осторожности. Докурив, они проверили, надежно ли заперты все окна и двери, Огонек просмотрел комнату на наличие камер слежения. Они сомневались, что за Винни будут следить дома, но опыт подсказывал быть предельно осторожными.

— Итак, чисто? — Троттл обвел всех пристальным взглядом, которого они не видели у него со времен последней войны.

— Да, бро. «Жучков» нет, — они расселись вокруг небольшого стола.

— Друзья, у меня два пункта, по которым я бы хотел высказаться, — начал негласный лидер тройки байкеров. — Во-первых, нужно понять, можно ли что-то сделать, чтобы вернуть Чарли. Винсент без нее с ума сойдет и, я боюсь, непоправимых дел наделает. По документам там жопа полная, но я поговорю с юристом, вдруг есть лазейки. Что еще можно предпринять?

— Поговорить со Стокером, — Карабина посмотрела в глаза мужу. — Не лучшая идея с учетом нашей последней с ним встречи, но ради Чарли…

— Я поговорю, — перебил ее Огонек. — Попробую уговорить его отменить этот приказ, узнать его позицию. Мне кажется, он просто не знал, он же сам не подписывает приказы на депортацию!

— Я в этом не уверена… — Карабина в ужасе закрыла руками лицо, внезапно в деталях вспомнив их последнюю встречу.

— Почему? — Мужчины пораженно смотрели на нее.

— Помнишь мой визит к нему? Когда он отказался снова взять меня на работу? — Она вопросительно посмотрела на мужа.

— Да, ты еще очень расстроенная вернулась.

— Так вот, Стокер готов был дать мне место его правой руки по делам депортации немышей с Марса, но предложил подписать приказ о депортации Чарли. Я отказалась, естественно, подумала, что это просто такая проверка — на что я готова ради возвращения в команду. Но… сейчас я сомневаюсь… Возможно, уже тогда он задумывал все, что происходит!

Огонек возмущенно дернулся и открыл рот, чтобы начать спорить, но его опередили:

— Карабина, да брось! Сток не такой! Он наш боевой товарищ, он Борец за свободу и верный друг! Тебе ли не знать! Сколько раз он спасал тебе жизнь! Сколько раз он спасал жизнь каждому из нас! — горячо заспорил Модо. В то, что рассказала Карабина, верить не хотелось никому.

— Винни о том, что ты сказала, лучше не знать, — задумчиво произнес Огонек, нервно крутя в пальцах сигаретную пачку. — Он может сгоряча сделать что-то, не подумав.

— Согласен! — кивнул Троттл. — Стоит ли пробовать поговорить со Стокером с учетом того, что рассказала Карабина?

— Думаю, стоит. Я буду осторожен. Сделаю!

— Хорошо! Вопрос номер два. Друзья, не ожидал, что скажу это, но мне категорически не нравится происходящее на Марсе. Мне не нравятся действия правительства. Все эти ограничения под маской общего блага все сильнее напоминают тоталитаризм. Я изучал лозунги идеологов, которые работают на власть: они очень грамотно внушают нам, что и запреты на полеты в космос, и депортации, и ограничения — во имя общего блага. Я точно знаю, что несколько мышей, которые были недовольны ситуацией, просто исчезли. Очень тихо, аккуратно — их просто больше не видели! — а семьи боятся говорить о пропавших, как будто их никогда и не было. И у меня ощущение дежа-вю: нам внушают, что все в порядке, а на самом деле кто-то за нас решает, каким должен быть наш мир. Тридцать лет назад так продавали нашу планету Плутарку. Сейчас кто-то меняет ее под свои цели. Я хочу понять, что происходит и…

— …вернуть Марсу настоящую свободу? — сверкнул на него глазами Огонек.

— Да, — очень тихо сказал Троттл. — Вернуть Марсу истинную свободу.

— Бро… — Огонек очень внимательно посмотрел в лицо тестю. — Ты понимаешь, то, о чем мы сейчас говорим — откровенная государственная измена?

Троттл прямо встретил его взгляд:

— Да, бро. Мы все это понимаем.

Модо переводил взгляд с племянника на друга. Решительные, серьезные, прошедшие кровавые бои воины, они, казалось, о чем-то говорили без слов, как будто не впервые обсуждали вопрос доверия к власти.

Модо почувствовал холод, спустившийся по позвоночнику.

Он помнил, как на Марсе начиналась прошлая война.

Он безошибочно угадывал признаки начала новой.

Спустя 15 лет 2 месяца после победы над Плутарком.

Винни в очередной раз с рычанием бросился на стену. Что есть сил ударил по ней кулаками, а потом принялся ломать мебель. И все, что мог сделать Модо, — это не дать этому психу вырваться из дома и помчаться к Лидеру. Хорошо еще, что благоразумный Троттл отрубил связь перед тем, как Огонек сообщил, что Стокер отказал в пересмотре дела Чарли и не дал разрешения на отлет альбиноса с семьей. И для Винсента остался только один вариант — прорываться силой.

Но вот только куда?

Если Винни попытается выйти в космос, его или арестуют или, если это не получится, уничтожат. Если он попробует добраться до Лидера, его опять-таки ждет арест. Стокер четко дал понять Огоньку: хоть они и прошли войну, хоть ему и жаль, но исключений он делать не может, потому что подобное решение создаст юридический прецедент, к которому смогут апеллировать враги Марса. Ради всеобщего блага он вынужден оставить все как есть, но если ситуация станет благоприятной, семья Винни первой получит возможность увидеться.

Альбинос снова кинулся на стену и со стоном осел.

Прошло около месяца с момента депортации Чарли, и ему сносило крышу все сильнее. Он нарушал общественный порядок, дрался с полицией. Друзья боялись оставлять его одного, не зная, из какого участка поступит следующий звонок посреди ночи. Троттл предлагал вернуть девочек, все еще живущих у Модо и Терри, под его опеку в надежде, что ответственность позволит ему усмирить чувства, но Терри боялась передавать детей отцу в его нынешнем состоянии. Поэтому друзья приезжали к нему, старались поддержать и совершенно не представляли, как быть.

Винни сидел, прислонившись к стене и глядя куда-то перед собой полубезумным немигающим взором, и только его хвост, усеянный порезами и ссадинами, то и дело с силой ударявший по полу, да тяжело вздымающаяся грудь говорили о том, что он жив.

Сигнал вызова внезапно прорезал тишину замершего в ожидании нового удара дома. Хозяин вздрогнул, как будто проснувшись, поднял уши и заозирался по сторонам, пытаясь найти источник сигнала: это не их домашний коммуникационный пульт, это что-то еще.

— Что за фигня? — прислушиваясь, спросил Модо.

— Знакомый звук, — Троттл, ориентируясь на слух, двинулся к источнику и, проверив пару комнат, нашел его в кладовке. — Это один из наших старых передатчиков! Винни! Сигнал с Земли!

Альбинос молниеносно оказался рядом, оттолкнул друга, трясущимися руками схватил рацию, поставил ее на пол и, усевшись, снял блок вызывного устройства и нажал кнопку приема.

— … Чарли вызывает Винни! Винни, ответь! — голос был слышен нечетко, но сомнений в том, кто находился на той стороне линии связи, не было.

— Чарли, детка! Это Винни! — он закрыл глаза, чувствуя, как безумно стучит сердце, будто желая выскочить из груди.

— Слава Богу! Я начала беспокоиться, что ошиблась при сборке или в частоте!

— Ты отремонтировала рацию перед отъездом? — альбинос, не замечая этого, принялся кусать ногти на руках.

— Да! Хотела попробовать хотя бы остаться на связи.

— Ты умница, милая! Добралась до Чикаго? Как ты? — дрожащие пальцы в корках запекшейся крови с трудом удерживали устройство связи у растрескавшихся сухих губ.

— Да, меня доставили домой. У меня все хорошо, но понадобилось время, чтобы восстановить рацию, которая стояла в вашем логове в табло. Но я наконец могу говорить с вами! Как ты?

— Скучаю, милая. У меня сейчас ребята. — Винни бросил на друзей взгляд, моля не говорить жене о том, что с ним было во время ее отсутствия.

— Чарли, привет! Мы с Модо тоже очень рады тебя слышать. — Троттл вклинился, обозначая их присутствие.

— И я рада вас слышать. Боялась, как бы Винни чего не выкинул, пока меня нет. — Марсиане переглянулись и посмотрели на растрепанного, покрытого синяками и царапинами альбиноса, чья шерсть из белой стала серо-бурой от грязи и крови.

— Ээээ… нет, Чарли, мы за ним следим, он ничего не делает плохого. — Модо пнул друга носком сапога в сапог, привлекая внимание, и состроил непередаваемую грозную рожу. Грязно-белый мышь опустил уши.

— Это очень хорошо. Для девочек мое исчезновение и так стало стрессом, я очень надеялась, что их отец останется для них опорой в эти непростые времена. — С другой стороны альбиноса также пнул Троттл и взглядом обозначил, что он думает о поведении друга в последнее время. — Как они, Винни?

— Все хорошо, Чарли, детка! — чуть радостнее, чем следовало бы, снова включился в разговор Троттл. — Они сейчас у Терри, остались с ночевкой.

— Да, они по тебе очень скучают, мы часто приглашаем их к себе, чтобы отвлечь, — выдал порцию полуправды Модо, гневно сверкая глазом. Врать, тем более близким, он ненавидел! Винни, внезапно осознавшему, что не один он потерял родного человека после депортации, захотелось провалиться сквозь землю.

— Хорошо! Боюсь, на этом я должна отключиться. Я закодировала канал, но его лучше использовать для коротких переговоров, чтобы не засекли. Я свяжусь снова через пару дней. Может, смогу и с девочками поговорить. Я очень люблю вас, ребята!

— И мы, Чарли! Любим и скучаем!

— Я люблю тебя, милая! До связи! — Винни отключил рацию и, упершись локтями в колени, закрыл лицо руками. Все трое молчали, не зная, что сказать. Чарли, умница, оставила им возможность пусть нелегальной, но коммуникации!

Наконец, Винни с силой растер лицо и очень серьезно посмотрел на друзей.

— Простите, братья, после депортации Чарли я раскис. Спрятал голову в заднице и наделал глупостей. Совсем забыл о том, каково девочкам. Я прошу: до завтра пусть побудут у Модо, я приведу дом в порядок и заберу их.

— Конечно, — ему на плечи легли ладони друзей. — Мы сделаем все, чтобы помочь.

— Мы семья, Винни, — великан тепло улыбнулся ему. — Вместе мы со всем справимся!

Винни действительно забрал Хоуп и Нику на следующий день. Тот, кто знал его хуже, чем друзья-байкеры, решил бы, что вот она — образцовая семья: заботливый, внимательный отец двух дочек-близняшек. Девочки, всегда аккуратно одетые, причесанные, с полезными и вкусными завтраками, идеально выполненными уроками и предельно пунктуальные. Но Модо видел, как в каждом поступке альбиноса читается вина перед дочерьми. Вина за то, что позволил разлучить их с матерью, вина за то, что не защитил любимую женщину, вина за то, что не увез вовремя с планеты, вина за то, что не был рядом в сложный момент. Великан благодарил звезды, что девочкам хватило поддержки друг друга и друзей, чтобы не затаить обиду на Винсента, понять, как тот страдал, и с готовностью вернуться к нему. В один миг беззаботные и избалованные малышки выросли: если раньше родители выполняли все их капризы, то, вернувшись домой, они поделили между собой обязанности по дому и принялись в меру сил заботиться об отце, отвечая лаской на его самобичевание.

Время от времени они связывались с Землей и переговаривались. Каждый разговор был теплый, оживленный и полный надежд на светлое будущее и воссоединение, но после каждый уходил в свой угол дома, чтобы остальные не видели, как тяжело дается разлука. Винни смотрел в стену. Хоуп шла на крыльцо, прося у Фобоса шанс снова увидеть мать. Ника включала синтезатор и играла самые сложные партии, которые знала.

Ни один из них не позволял слезам пролиться из глаз.

Спустя 15 лет 8 месяцев после победы над Плутарком.

Встречи в доме Модо остались неизменными, вот только разговоры все чаще крутились вокруг политики. Плотно закрыв дверь и окна кухни, убедившись, что подростки заняты своими делами, взрослые обсуждали последние новости.

— Он совсем из ума выжил! — Винни стукнул кулаком по столу, едва не снеся пару стаканов.

— Признаю, решение на пять лет отправить Марс в полную изоляцию от Галактики, оставив только представителя в Совете, — крайне спорное, — кивнул Троттл.

— Этот вопрос вынесут на общий референдум. Стокер везде заявляет, что не будет брать ответственность за такой шаг на себя, — Огонек, задумчиво грызя зубочистку, рассеянно гладил руку Нагинаты.

— Какова вероятность, что нам объявят реальные итоги? — задала волнующий всех вопрос его жена: генерал Римфайер, как самый близкий к штабу Лидера, был информирован наилучшим образом.

— Ты о том, что их могут подделать? — Он задумался. — Команду по проведению референдума, как бы странно это ни было, решением Стокера возглавляет министр обороны. Только не спрашивайте, почему Скабб — понятия не имею!.. Не помню, упоминал ли я, но там, где проекты курирует он, я постоянно замечаю что-то подозрительное и не всегда законное. Поэтому я уверен, что он подготовится и на случай, если голосов не хватит. Но у меня ощущение, что пропаганда работает достаточно хорошо, чтобы население проголосовало за изоляцию. Мыши просто своими руками запрут себя, — он вздохнул.

— Я согласна с Огоньком, — подала голос Карабина, до этого больше молчавшая. — И это так не вяжется со Стокером! Я уверена, что все эти решения принимает его команда, не он сам. А Стока используют просто как символ!

— Да, я согласен! Не может наш друг и брат творить такое! — Мысль о том, что набирающий силу диктат идет от близкого, была для Модо невыносима! — Что ты скажешь на это, Огонек?

— Ммм… мне сейчас сложно судить. Становится очевидно, что Сток сдает. Про это не говорили в СМИ, но за последний год он перенес два сердечных приступа, один раз Линк едва его откачал. Стокер избегает обсуждать со мной деятельность Скаббарда и уводит разговор в сторону каждый раз, как я пытаюсь что-то спросить. При этом я заметил, что к тем вопросам, которыми руководит Скаббард, меня стараются не подпускать. На общих совещаниях министр обороны весьма агрессивно навязывает свою позицию всем окружающим, в том числе и Лидеру. У меня ощущение, что итоговые решения все чаще принимает именно он, а не Сток.

— Но что же делать? Можем мы как-то повлиять на происходящее? — Нагината вопросительно посмотрела на более взрослых и опытных.

— Официально — только проголосовать против на референдуме, а вот если говорить о незаконных способах… — медленно проговорила ее мать и остановилась в нерешительности.

— Продолжай! — горячо потребовал альбинос, в чьем сердце поселилась лютая ненависть к существующему режиму. Остальные закивали. Карабина показала глазами, чтобы проверили, плотно ли закрыты двери и окна. Огонек встал, пощелкал замками и отстучал на командирском браслете код активации портативной военной глушилки, вмонтированной в «Дрэгстер» еще Тэссен по его просьбе как раз на случай необходимости переговорить без риска быть подслушанным. Весь дом накрыл купол, не выпускающий наружу ни один звук. Огонек опустился на свое место и перетащил жену на колено, устроив голову на ее плече. Наги зарылась пальцами в его коротко стриженные волосы между антенн, а потом тихонько почесала за ушами, и Огонек благодарно прикрыл глаза. Она видела: молодой генерал, всем сердцем преданный родине и Стокеру лично, с трудом справляется с нервозностью, понимая, что встает на путь измены. Пару минут спустя присутствие жены и ее осторожные ласки успокоили мужчину: его хвост перестал рвано метаться и бить о ножки стульев.

Модо, глядя на пару, не мог не умилиться и даже забыл на мгновение о неприятной теме, которую они собирались обсудить. Карабина, улыбаясь уголками губ, тоже следила за действиями дочери, но потом посерьезнела, нахмурила брови и начала:

— Когда мы пытались через юристов оспорить дело Чарли, я подняла все свои связи в правительстве, попробовала зайти через тех, кто сейчас в отставке, вышла на связь с родственниками других депортированных. Про это, конечно, не говорят в СМИ, но в приватных беседах многие высказывают недовольство политикой. Конечно, не те, кто пользуются исключительно благами нашего мира и не видят того, что Марс превращается в клетку, а те, кто страдают от режима. Я узнала, что несколько десятков мышей только за последние полгода исчезли без следа. Марсиане боятся говорить что-то против власти, но они возмущены и, я чувствую, готовы действовать! Мы могли бы организовать недовольных. Одна мышь ничего не сделает против системы, но… Борцы за свободу доказали, что, сплотившись, можно изменить мир!

— Всех недовольных просто отправят в лагеря, которые построили на месте уничтоженных гор, — с горечью проговорил Огонек, и его хвост снова заметался. Наги сплела свои пальцы с его, успокаивая. — Власти говорят, что возмутители спокойствия направляются на общественные работы, разбирают завалы Элизия и добывают полезные ископаемые из обломков породы. Но я говорил с офицерами, которые там бывали: это просто тюрьма, куда ссылают политических заключенных и неугодных. И угадайте, кто курирует этот проект?..

— Скаббард? — Модо вопросительно изогнул бровь. Они сражались с этим парнем в плутаркийскую войну бок о бок, и великан не замечал за ним желания заниматься подобными скользкими делами. Мужик всегда был прямолинеен и всем сердцем радел за безопасность и справедливость. Что произошло, что он так изменился?!

— Он самый! Пидо… ммм… крыса ебуч… тьфу, бля!.. простите, дамы!.. нехорошая мышь! — Огонек наконец смог сформулировать свое отношение к министру обороны, а Наги фыркнула ему в шею.

— Если выступит горстка протестующих, то так и будет, — кивнула Карабина. — Их задавят войсками и вырежут все упоминания об инциденте. Не мне тебе рассказывать, как работают подразделения зачистки и PR-команда, — она ухмыльнулась. — Создать открытую политическую партию — я уверена, ее уничтожат под каким-то предлогом или скомпрометируют лидеров. Да еще и министры сыграют на ситуации в свою пользу! Значит, остается только один вариант: партизанская война.

— Что? Детка, и как ты себе это представляешь? — Троттл скептически приподнял бровь и даже повысил голос от изумления.

— Я представляю это, детка, как операцию, которую мы должны разбить на этапы, — жена отзеркалила выражение его лица и ухмыльнулась. — Хочешь съесть песчаного дракона — подели его на куски!

— Оууу, да ты все уже продумала! — рыжий тепло посмотрел на жену. При всех его умениях стратега до Карабины ему было далеко, да и ее опыт в политике был огромен. Троттл бы не признался и под пытками, но именно такая Карабина — решительная, с железными нотками в голосе, идущая точно к цели — нравилась ему особенно сильно. Именно в такую женщину он влюбился больше четверти века назад.

— Конечно, — она одарила его короткой снисходительной ухмылкой. Модо не мог не улыбнуться, уловив, как подруга перешла на тот особый резкий тон, которым всегда вела совещания командования во время войны с Плутарком. Она будто отбросила прожитые годы, проведенные дома в заботах о семье, и вновь стала их боевым командиром. — Этап первый: нам нужно собрать информацию и систематизировать ее. Нестыковки в данных. Исчезновения. Внезапные всплески активности в блогах и местных СМИ. Огонек! Я рассчитываю на тебя в плане получения данных в военных кругах. Я буду продолжать поддерживать связь с недовольными. Но нужен кто-то, кто хорошо разбирается в соцсетях…

— Мам, я могу, — вызвалась Нагината. Огонек дернулся, чтобы возразить, но поджал губы и промолчал, перехватив взгляд тещи. — Плюс я могу присмотреться к посетителям репродуктивного центра, где принимаю. Мыши тянутся ко мне на консультации со всех регионов Марса и часто бывают весьма откровенны.

— Хорошо, — бывший генерал кивнула. — Этап второй: нам нужна аналитика собранной информации. Троттл?.. — рыжий кивнул. — Хорошо! Этап третий: мы должны организовать подпольную радиостанцию, которая рассказывала бы о реальных делах на планете…

— Детка, информационная война?! Да нас размажут в официальных СМИ!.. — перебил ее муж, пораженно глядя на азартно жестикулирующую женщину. — Перехватят за первые пять минут эфира!

Карабина резко повернулась к нему:

— Значит мы должны сделать так, чтоб не размазали и не перехватили! У тебя есть идеи получше?!

Троттл, подумав, покачал головой. Его жена продолжила:

— Любого из нас легко вычислят по голосу, придется менять. Нужно оборудование… и вот тут я, признаюсь, захожу в тупик…

— У нас в гараже много всего скопилось за годы работы. Да и технику я знаю не хуже, чем управляю байком. Думаю, смогу собрать приличный радиопередатчик, — Винни лениво качнулся на стуле, устраивая ноги на столе.

— Пижон!.. — хохотнула Карабина, тепло улыбаясь довольному, будто с его мотоцикла сняли ограничитель скорости, альбиносу. — Отлично! Думаю, все вместе мы сможем закодировать сигнал так, чтобы его нельзя было отследить. Нужно место…

— Есть одно в горах. Недалеко отсюда, но достаточно надежное, — подал голос Модо. — Я организую базу.

— Супер, Модо!.. До референдума восемь месяцев, у нас мало времени! Предлагаю приступать, господа! — Она резко хлопнула рукой по столу и обвела всех присутствующих очень внимательным взглядом.

Видят звезды, Модо не хотел участвовать в этом! Он хотел жить спокойной, размеренной жизнью школьного учителя! Но его близкие идут в пламя новой войны, и он просто не может оставаться в стороне. Он должен сделать все, чтобы сохранить их от беды и одержать победу!

Спустя 15 лет 10 месяцев после победы над Плутарком.

Они назвали радиостанцию «Свобода».

Удивительно, но им достаточно легко и быстро удалось выйти в эфир. Как доработать оборудование, подсказала Чарли. Модо за пару недель организовал неплохое убежище в горах недалеко от того места, куда любили когда-то сбегать Наги с Огоньком, с безопасными подъездами и возможностью передавать мощный сигнал с одной из вершин. Первую тему для передачи чуть ли не хором предложили Троттл и Огонек: в эфире обсуждали направление ракетных ударов, которые в последней войне нанесли по мышам крысы и псы. Измененный голос Карабины анализировал тип ракет, возможную дальность и расположение вражеских баз относительно сторон зданий, пострадавших максимально. Она не делала выводы, она просто рассуждала о фактах. Все, кто хотел, сделали их сами.

Эфир имел эффект разорвавшейся бомбы. Благодаря анонсам, которые запустила Карабина через недовольных, с которым общалась, его послушали несколько тысяч марсиан. Кто-то смог его записать и анонимно выложить запись в сеть, после чего ее послушали десятки тысяч. В социальных сетях поднялась волна обсуждений.

Огонек не ночевал дома трое суток. Приехав на короткую ночевку, он рассказал, что все силы правительства подняты на поимку тех, кто организовал этот эфир. Он наскоро поужинал, упал в кровать, даже не намекнув жене на близость после разлуки, и моментально вырубился, а всего через несколько часов его снова поднял звонок Стокера, и он, поспешно собравшись, снова пропал на несколько дней. Официальные новости не сказали про этот эфир ни слова, делая вид, что выступления неизвестного эксперта не было.

Несмотря на это, спустя две недели они снова вышли в эфир. Огонек, имея доступ к информации о поиске диверсантов, делал все, чтобы следствие зашло в тупик. К счастью, подозрения падали больше на инопланетных агентов или выживших представителей марсианских меньшинств, и он всячески поддерживал эти теории при обсуждениях. Однако на этот раз было ясно, что длительное время вести рассказ опасно, поэтому Карабина кратко осветила проблему депортированных экспатов, честно отдавших красной планете ни один десяток лет. Она призвала выкладывать в Интернет истории об известных случаях несправедливого выдворения членов семей марсиан. Для этих рассказов один гениальный программист, чью жену и детей депортировали год назад, создал специальный сайт, который гарантировал анонимность тому, кто публикует историю. Он обещал, что сайт продержится четверо суток, прежде чем его снесут специалисты правительства. И неизвестный диктор радио «Свобода» направил марсиан на одноименную страничку в Сети и озвучил срок ее жизни, а дальше члены разлученных семей все сделали сами. За первые сутки историй набралось несколько тысяч. Исчезновения, депортации, ночные угрозы — все это лилось на открытый ресурс. Спустя двое суток идеологи и PR-служба правительства попыталась отвлечь внимание крупной катастрофой, рассказывая по всем каналам, что космические силы Венеры и Меркурия попытались прорваться на Марс, уничтожив несколько крейсеров военно-космических сил мышей. Население заволновалось, напуганное угрозой нового вторжения, и количество посещений «Свободы» упало, но все равно миллионы успели увидеть, сколько горя принесла депортация.

Карабина вышла в эфир на четвертые сутки после сообщения об атаке и подробно проанализировала то, что рассказывали в новостях. Обратила внимание на нестыковки в записях, которые демонстрировали в новостных блоках, и объяснила, что корабли такого типа на планетах, названных агрессорами, не применяют. Кроме того, она спросила, а знает ли кто-то лично военных, погибших на этих кораблях? Мятежный генерал знала от Огонька, что все это — наспех организованный PR-ход, и просто оглянувшись вокруг, мыши поймут, что ущерба от этого якобы нападения нет.

Власти впервые ответили радио «Свобода». Причастных к эфиру назвали лжецами и изменниками, попытались доказать, что диктор, выдающий себя за эксперта, совершенно не компетентен. На всех каналах подставные специалисты читали заранее написанные диалоги, в которых возмущались «хулиганскими выходками» неизвестных лиц. Однако эфиры бунтовщиков возымели эффект — популярность Лидера и идеи изоляции резко упала. То тут, то там стали вспыхивать митинги с требованием вернуть на Марс высланных родственников.

Команда Скаббарда ответила запретом на несанкционированные собрания, введением войск в крупные города и усилением нарядов полиции. Огонек почти перестал появляться дома, его мотоподразделения патрулировали населенные пункты.

Спустя пару недель в школы из Министерства образования спустили предписание о необходимости сообщать специально назначенным чиновникам обо всех обсуждениях радио «Свобода» учащимися. Модо, хмурясь, понимал, что специально созданный для их поимки штаб надеется, что авторы скандальных эфиров могут как-то проговориться в семьях, а дети проговорятся друзьям. После этого их собрания стали проводиться еще более осторожно, так, чтобы дочери Модо и Винни не нашли во встречах родителей ничего подозрительного. Нике и Хоуп отдельно объяснили, что о связи с Чарли тоже стоит молчать.

На одном из совещаний Огонек посоветовал мужчинам сопровождать Карабину во время ближайшей передачи и подготовить алиби на случай, если их задержат, а также договориться о кодовом сообщении, которое он отправит, если их засекут во время эфира. По его словам, военные были очень близки к тому, чтобы вычислить координаты точки вещания и выслать туда группу захвата. Передача всегда планировалась на время, когда Огонек лично координировал свои подразделения, чтобы иметь доступ к оперативной информации.

Очередной выпуск решено было посвятить главному вопросу: необходимости изоляции. Максимально кратко, но информативно, Карабина рассказывала, действительно ли Марс имеет ресурсы для полноценного развития в «закрытом» режиме, чего будет лишено население, какие потери понесут экономика и культура. А главное, как смогут управлять теми, кто полностью отрезан от внешнего мира. Ее речь была горячая и эмоциональная. Количество подключений в первые три минуты эфира перевалило за миллион и стремительно росло. Женщина торопилась, понимая, что сегодня у нее минимум времени до того момента, когда их вычислят, и от Огонька придет кодовое сообщение. И пока ее не отключили, она хотела донести максимально много правды до тех, кто хотел ее услышать. Счетчик слушателей подбирался к двум миллионам, когда…

«Я бы с удовольствием заехал вечером к тебе на сырный пирог!»

Вот оно! Засекли место вещания!

Карабина заговорила быстрее, не следуя заготовленному заранее тексту, стремясь в оставшуюся минуту сказать как можно больше и, дав себе еще пятнадцать секунд сверху, быстро попрощалась. Не обесточивая оборудования, она активировала заранее приготовленный детонатор, запуская собранное из подручных средств, которые можно было купить в любом хозяйственном магазине, взрывное устройство, и выбежала из пещеры, служившей ей укрытием. Троттл, Винни и Модо уже ждали ее, внимательно глядя вдаль и едва сдерживая мощь моторов, с которых нелегально сняли ограничители скорости. Мышка прыгнула за спину мужу, и они сорвались с места! Спустя пять секунд за спинами раздался оглушительный взрыв: их расчет времени и количества взрывчатки был идеальным. Когда военные прибудут, найдут только расплавленный камень с элементами пластика и металла.

Они неслись на полной скорости к дороге. Если их заметят и остановят рядом с местом взрыва, не избежать следствия. Особенно, если осмотрят мотоциклы и обнаружат нелегальное вмешательство в конструкцию. Их задачей было как можно быстрее оказаться на шоссе и слиться с потоком. Жаль, что ради возможности выступить перед максимально большим количеством слушателей им пришлось рискнуть и перенести эфир на глубокий вечер: затеряться в вечерней пробке было бы гораздо проще.

Им почти удалось, шоссе уже было видно, когда на горизонте показалась пыль, поднимаемая колесами машин одного из мотовзводов! На открытом пространстве спрятаться было негде, и рокеры выжали полный газ, стремясь уйти с линии обзора. Мотовзвод пошел наперерез, считав их намерение попасть на шоссе.

Модо просчитал свою скорость и скорость военных и понял, что они успеют. На самой границе расстояния, когда регистраторы на байках военных смогут записать видео, но все же смогут! Главное, чтобы никого не занесло и чтобы верные «коньки» выдержали! До них почти дотянулись радары, принудительно пытаясь считать номера ИИ, великан похолодел, когда услышал характерное шуршание радио… Но судя по тому, что хрип, начинаясь, обрывался буквально через мгновение после захвата, последнее изобретение Винни и Чарли работало: «аркан» сбрасывался с ИИ, передавая на записывающие устройства военных только нечитаемые закорючки! Счетчики на байках беглецов отсчитывали секунды в обратном порядке. Еще одна рискованная часть сегодняшнего плана отхода: сработает ли глушитель для видеокамер, установленных вдоль шоссе? Если нет, то их затея с блокировкой считывания номеров ИИ пойдет псу под хвост: их мигом вычислят, запросив видео с камер в нужном районе. Возможно, военные потому и не стремятся разодрать себе шины в попытке догнать их, наверняка рассчитывают на записи, а там уже объявить перехват и заблокировать транспорт нарушителей — дело техники…

На экране высветился «0» и каждый из них вознес молитву той силе, в которую верил. В течение пары минут, разделившись в тоннеле крупной автомобильной развязки, они выскочат в трех разных точках и, делая вид, что просто катаются, отправятся по домам. Если на выходе их не будут ждать военные, значит, все получилось!

Растянувшись по дороге, байкеры разъехались по тоннелям. Модо мысленно попросил дух своей покойной матушки сохранить друзей от беды и, внимательно следя за малейшими признаками засады, вырвался под открытое небо, отключая видеоглушитель. На шоссе перед ним было пусто, только редкие машины и мотоциклы направлялись по своим делам на приличествующей благовоспитанным мышам скорости. Серый еще в тоннеле сбросил газ, слившись с потоком, и сейчас никак не выделялся среди остальных. Погони не было, теперь его задача была спокойно доехать домой, загнать «Чопер» в гараж и очень осторожно вернуть на место ограничитель скорости, как будто его не трогали.

Благополучно добравшись, он спешился и, заглушив мотор, обложил его и ходовые части байка припасенными в морозильнике, стоящем в углу, холодными тряпками. Если вдруг его застанут в гараже, разгоряченный максимальными оборотами мотоцикл выдаст, что он только что вернулся. Ледяные полотенца зашипели, забирая температуру, а Модо очень аккуратно, стараясь не обжечься, снял кожух с блока управления и ювелирно вернул ограничитель скорости на место. Он едва успел наживить последний болт, как у подъездной дорожки послышался рев мощных моторов.

«Военный мотополк!» — по звуку прикинул серый. Скорее всего, прочесывают местность в поисках сбежавших байкеров и заметили свет в гараже!

Великан одним движением сдернул заметно нагревшиеся полотенца с мотоцикла, запихнул их обратно в морозилку и схватил банку с полиролью для металла и чистую тряпку. В это мгновение дверь гаража сотряс мощный стук:

— Охрана правопорядка! Откройте!

Еще раз оглядев обстановку и убедившись, что из морозилки не торчит кусок грязной от дорожной пыли тряпки, Модо отпер дверь, делая вид, что его оторвали от наведения лоска на любимый байк. Он дружелюбно улыбнулся хмурому лейтенанту:

— Здравствуйте, офицер! Что случилось?

— Добрый вечер, сэр! Лейтенант пятнадцатого мотовзвода пятого мотополка Керамбит! Позвольте осмотреть ваш транспорт? — палевый мышь попытался протиснуться в гараж мимо широкоплечего мужчины. Модо перегородил ему путь бионической рукой и снова очень дружелюбно улыбнулся. Каждая лишняя минута — еще немного остывший байк!

— Простите, лейтенант Керамбит, но позвольте сначала узнать, с какой целью? — военный задержал взгляд на руке серого, а потом медленно перевел взгляд на его лицо, скользнул им по закрытому повязкой глазу, по сколотому резцу… Ну давай, парень, соображай, чей я дядя!

— Ээээ… мы преследуем нарушителей, сэр! — уже тише, переминаясь с ноги на ногу, пробормотал парень. К нему подтянулись еще двое в форме мотополка, пытаясь понять, стоит ли применять силу или пока диалог не выходит за рамки нормального общения с гражданским.

— И вы думаете, лейтенант пятнадцатого мотовзвода пятого мотополка, — все так же очень добро улыбаясь, медленно проговорил дядя главнокомандующего Марсианскими мотоподразделениями, — что найдете их здесь, в моем гараже?

Палевый мышь, который, если присмотреться, был не старше его сыновей, явно стушевался и мечтал оказаться отсюда как можно дальше.

— Сэр, мы заметили свет. Мы не считаем, что в вашем гараже может быть нарушитель, но мы обязаны в этом убедиться! — он с облегчением вспомнил протокольную фразу и отчеканил ее.

— Что ж, лейтенант Керамбит, — Модо выделил голосом имя парнишки, показывая, что запомнит его. Он терпеть не мог давить на родственные связи, но сейчас от этого зависело слишком многое, а, значит, своим желаниям на горло следовало наступать как можно решительнее. — Проверяйте!

Великан, освобождая проход, расправил плечи, чем еще больше, он знал, напомнил палевому пареньку его главнокомандующего. Юноша подошел к байку и, хмурясь, приложил ладонь к кожуху двигателя, потом скользнул пальцами по покрышкам и тормозам, пытаясь определить температуру. Двое ребят примерно такого же возраста топтались у порога гаража, смущенные тем, кого они вынуждены допрашивать. Ага, тоже сообразили!

— Вы сегодня выезжали куда-то? — парень внимательно уставился на Модо.

— Да, вечером ездил в кафе за пирогом для семьи. — Как предусмотрительно Терри перед самым выездом заказала пирог и отправила его забрать заказ! Ай да женщина!

— В котором часу это было? — парень потянулся к блокноту и внимательно посмотрел в глаза мужчине. Серый заставил себя все так же доброжелательно улыбаться и не напрягать плечи.

— Ммм… позвольте вспомнить… Часа четыре назад примерно. — Ручка в палевых пальцах заплясала, фиксируя. Парень еще раз коснулся кожуха двигателя и тормозов и нахмурился:

— Точно это было четыре часа назад?

— Примерно так, лейтенант, я не очень следил за временем. Жена попросила, я и поехал.

— В какой пекарне был размещен заказ?

— О, у Шипфута, это местный пекарь! Не доводилось к нему заезжать? — Модо продолжал изображать добродушного и искреннего гражданина, вываливая на парня информации больше, чем тот спрашивал. Эдакий расслабленный любитель поболтать. — Мой племянник очень любит его выпечку.

Мальчишки у входа переглянулись, но лейтенант, не позволив себя запугать, продолжил:

— Какой пирог вы заказывали?

— Заказывала супруга, я, если честно, не вникал. Судя по тому, что он для дочек, скорее всего, сладкий, — а вот с чем пирог, он правда не поинтересовался и сейчас едва выкрутился, спасибо, мозги, вы нашли нейтральный ответ!

— Может ли ваша супруга подтвердить ваши слова?

А парень смелый, упоминание генерала Римфайера его не настолько испугало, чтоб он отстал и смылся наконец! Пожалуй, он нравится Модо, надо замолвить за него словечко перед племянником. Вообще, вопросы по делу задает.

— Конечно! Можем даже пирог показать, если остался, — серый в сотый раз за вечер поблагодарил Терри за житейскую смекалку и предусмотрительность! Ему бы придумать такое алиби в жизни не удалось! И, он мог поспорить, что Карабине — тоже.

Они вышли из гаража, и Модо аккуратно запер дверь. Еще не хватало, чтобы кто-то в его отсутствие там пошарился.

— Я только прошу, офицеры, потише: у меня дочки школьницы, скорее всего уже спят. Давайте зайдем с задней двери, она как раз рядом с кухней. Терри скорее всего там. — Они обогнули дом и зашли. Следует отдать молодым военным должное: они старались двигаться тихо, как мышки, чтоб не потревожить родственников высокого руководства.

— Терри, ты тут? — позвал он, заглянув в кухню.

— Модо, да…

— А я с офицерами! — быстро перебил ее великан, не дав сказать что-то, что выйдет за рамки алиби. — Они ищут в нашем гараже нарушителей и интересуются пирогом, который я сегодня забрал в пекарне.

Терри чуть побледнела, но, собравшись с духом, встретила улыбкой вошедших военных.

— Добрый вечер, офицеры! Чем могу вам помочь?

— Добрый вечер, мэм! — лейтенант Керамбит пробежал взглядом по кухне, заметил чайник и блюдо на столе. Молодец, жена! Даже вещдок на видное место догадалась поставить! — Я бы хотел уточнить, где вы заказывали пирог?

— У Шипфута, это пекарня недалеко отсюда, — парень сверился с записями и, кажется, выдохнул: ему явно было не в радость записать в подозреваемые дядю своего генерала.

— В котором часу ваш муж выезжал за ним?

— Около шести вечера… часа четыре назад. — Терри по-матерински улыбнулась мальчишке. — Я не успела выбросить коробку и чек, там время покупки, если вам нужно точнее.

— Нет, благодарю Вас, мэм, ваших слов достаточно, — парень перевел взгляд на Модо. — Простите, сэр, что побеспокоили, у нас больше нет к вам вопросов. Спокойной ночи, мэм!

Модо проводил военных до их мотоциклов, думая про себя, какая же мерзкая ситуация. Ведь хорошие парни, честно выполняют свою работу, а он вынужден водить их за нос, да еще и Терри врать заставлять! Проследив, что мотовзвод уехал, он вернулся в кухню. Терри, его любимая, заботливая мышка, с тревогой смотрела на мужа.

— Хорошо все. Не волнуйся. — Серый обнял спутницу жизни, успокаивающе целуя в макушку. — И спасибо, что придумала с пирогом, — прошептал он ей на ухо.

— Они поверили? — также шепотом спросила она. Великан почувствовал, как жена начала дрожать в его объятиях. Видимо, сказался пережитый испуг.

— Поверили. Не бойся. Благодаря твоей находчивости и смелости, все хорошо.

— Модо, мне страшно! А если в следующий раз не выйдет? — она спрятала лицо на широкой груди своего защитника.

— Все обязательно получится, Терри. Ведь всегда получалось, — ответил великан, очень надеясь на то, что его слова окажутся правдой.