Цикл «Идеальный мир»: Реквием по мечте

Вдовий плач. Нагината. Мир, которого не будет никогда

Комментарий к Вдовий плач. Нагината. Мир, которого не будет никогда

Ссылка на песню К.Яровая “Настанет день…”

https://soundcloud.com/katyayarovaya/nastanet

Настанет день — и в воздухе растает

Твое лицо.

Настанет день — тебя со мной не станет

В конце концов.

Растает тень — рука моя наткнется

На пустоту.

Настанет день — и голос мой споткнется

О немоту.

И побреду я, глаз не подымая,

К своей беде.

Что нет тебя, еще не понимая.

Совсем. Нигде.

Что ты оторван от меня внезапно,

Еще любя.

Пойду туда, где голос твой и запах,

Где нет тебя.

Настанет день — глаза мои забудут

Твое лицо.

Настанет день — тоски уже не будет

В конце концов.

Настанет день — забудут мои руки

Твой контур плеч.

Твой смех и взгляд под тяжестью разлуки

Мне не сберечь.

Но тайный свет любви неутоленной

Неугасим.

И образ твой в душе запечатленный

Навек храним.

Но чудо вот!

Последняя награда

За боль мою

— Еще ты есть.

Ты здесь еще.

Ты рядом!

И я пою:

Настанет день — и в воздухе растает

Твое лицо.

Настанет день — тебя со мной не станет

В конце концов.

Растает тень — рука моя наткнется

На пустоту.

Настанет день…

Катя Яровая «Настанет день.» ©

Спустя 18 лет после победы над Плутарком.

Он не вернулся. Не пришел ни утром, ни вечером, ни день спустя. Исчез, пропал, как будто его и не было. А вместе с ним исчезли дядя Модо и Винни.

Она не видела тела, но знала: ее мужа больше нет.

С его работы не звонили, не пытались узнать, где он, почему не появился на службе. Значит, там известно о случившемся. Значит тот, за кем они отправились, победил.

Нагината отменила приемы в клинике, взяла отпуск и просто ждала, не зная, как жить дальше. Весь день просидела на диване, подобрав под себя ноги и глядя в стену. В душе было темно, в сердце — пусто. Она была совершенно одна. Время от времени Наги закрывала глаза, и тогда в воображении линия за линией появлялись родные черты. Вот скулы, вот глаза, вот морщинки под ними, вот нос, а вот мелкие шрамы, почти скрытые серой шерстью. Она знала о них только потому, что не меньше тысячи раз касалась их кончиками пальцев. А Огонек всегда прикрывал глаза и замирал, будто не мог поверить, что ее осторожные ласки предназначены ему… Вот его плечи, покрытые татуировкой, которую она для него нарисовала. Вот его руки, что так крепко прижимали к мощному торсу… Хотелось взять карандаш и бумагу, но сил подняться просто не было. К концу первых суток ожидания ее сморил короткий сон, но всего через несколько часов Наги проснулась и снова свернулась на диване, укутавшись в толстовку Огонька, которую так и не сняла. Потянулись долгие часы ее одинокого ожидания.

Вечером третьего дня телефон зазвонил. Вздрогнув, как будто проснувшись, дрожащими руками она поднесла к глазам экран аппарата. Надежда мощной лавиной поднялась в душе. А вдруг?!.. Как тогда… снова незнакомый номер… вдруг госпиталь, вдруг живой и звонит сказать, что сдержал свое обещание?..

— Да? — удары сердца отдавались в висках.

— Нагината? — Сердце провалилось куда-то вниз: голос чужой, хриплый, старый.

— Это я. — В горле в считанные мгновения вырос ком, мешающий дышать.

— Это Стокер. Огонек погиб. Если хочешь попрощаться перед погребением, завтра утром я пришлю машину.

— Да, пожалуйста! — очень тихо, едва слышно для нее самой. Из-под закрытых век по щекам покатились горячие капли.

— Мне очень жаль, — тепло, с болью.

В трубке раздались гудки, а Нагината все держала ту около уха, не в силах поверить и принять. Никаких объяснений. Никаких вопросов. Просто страшное известие.

Она отложила телефон, обняла подушку и укусила ее край, чтоб сдержать рвущиеся из груди рыдания. Тело плакало, а душа как будто исчезла, оставив в квартире, где они были так счастливы, пустую одинокую оболочку. Снова и снова она крутила в голове единственную мысль: нужно было остановить его! Броситься на шею, рыдать, но не позволить уйти! Он бы, возможно, проклял ее за то, что лишила возможности свершить справедливость, но был бы жив!

«Вопрос в безопасности всех нас, целой планеты!»

Но какое ей дело до планеты, на которой больше нет его? На которой она совершенно одна?

Нагината закрыла глаза, чувствуя, как ее затягивает во тьму.

«Папа, мне так нужно, чтобы ты был на «нашем» месте с вином, сигаретами и салфетками!»

Но ответом ей была тишина.

Спустя 18 лет 3 месяца после победы над Плутарком.

Теплым весенним вечером доктор Нагината отпустила последнюю пациентку. Сегодняшний прием закончился, но ей еще было нужно поработать с картами и отчетами, и только потом можно отправиться домой. Она вздохнула и принялась за рутинное перебирание однотипных бумажек да закрытие карт тех пациенток, с которыми не успела разобраться днем.

Работа в женской консультации была невероятно скучной, но оказалась единственным местом, куда Наги смогла устроиться после того, как проект по репродукции существ различного вида забрали в военное министерство. Она, конечно, пробовала подавать документы в исследовательские институты, в крупные медицинские центры, где ее знания нашли бы применение, даже блестяще прошла пару собеседований. Но каждый раз в итоге получала отказ без объяснения причин. Линк попытался поработать какое-то время в военном госпитале, но спустя год, плюнув на все, ушел на заслуженную пенсию, и затыкал уши да ругался самыми грязными словами, стоило только упомянуть очередной успех военных генетиков, которые подхватили их разработки, а Наги… Наги решила поработать участковым гинекологом до тех пор, пока ей не удастся забеременеть. Она решила как-нибудь дотянуть до декрета, а после уже подумать, стоит ли продолжать научную карьеру, или удовлетвориться ведением участка. Благо, положение мужа не вынуждало искать заработка.

И вот уже почти два года Нагината ежедневно вела рутинные и скучные приемы в женской консультации районного медицинского центра. Почти ежедневно ей приходилось выслушивать щебетание счастливых женщин, которые с блеском в глазах, понизив голос, будто доверяя самое сокровенное, рассказывали о положительном тесте на беременность. После войны рождение каждого ребенка считалось огромным благом, и государство делало все возможное, чтобы детей рождалось как можно больше.

Но шли месяцы, а ее собственный тест так и не показывал второй заветной полоски. Спустя год после трудоустройства во время таких дежурств Наги все чаще хотелось выть, а лучше — открыть окно и шагнуть в пустоту. Вот только незадача: окна в здании не открывались, да консультация находилась на первом этаже, чтобы беременным не пришлось подниматься по лестницам. Нагината бы, наверное, совершенно отчаялась, но желание быть хоть как-то полезной родному миру заставляло улыбаться и поддерживать будущих мамочек, каждой из которых она безумно завидовала.

Вот и сегодня еще каких-то десять минут назад Наги честно исполняла свой долг. Дежурно приподнимая уголки губ вверх, уверила молоденькую мышку, свою ровесницу, что у той наконец получилось зачать малыша. Лучащаяся от счастья девушка весело щебетала, трепетно прижимала к груди тест с двумя яркими полосками в окошке и в десятый раз просила подтвердить, что они с мужем наконец станут родителями. Со слезами вцепившись в фотографии с УЗИ, девушка чуть ли не целовала Наги и вслух представляла, как будет счастлив будущий отец, получив долгожданное известие. Наги ей улыбалась одними губами и поддакивала. Конечно, эту новость следует преподнести как-то по-особенному! Конечно, это достойно сюрприза!..

Выжженной оболочке доктора Нагинаты улыбаться было совсем не трудно, ведь душа ее сгорела на погребальном костре, сложенном под телом любимого мужчины.

Самой Наги за ним последовать не дали: она хотела по давней традиции шагнуть в пламя, но кто-то успел перехватить ее у самого огня. Она брыкалась, плакала и орала, просила отпустить к нему, но руки, такие же сильные, какими были руки ее мужа, держали крепко и безжалостно. А потом седой старик, в котором она с трудом узнала Стокера, обнял ее, не разжимая объятий позволил сползти на землю и, что-то шепча на ухо, укачивал до тех пор, пока не прогорел погребальный костер. Наги никогда не забыть, как теплый ветер, так похожий на легкие касания любимых губ, едва тронул ее лицо, взъерошил мокрую от слез шерсть, а потом поднял пепел и унес с собой то последнее, что осталось от Огонька. А вместе с пеплом забрал и ее сгоревшую душу.

Дальнейшее она помнила плохо. Кажется, Лидер, с теплотой и болью глядя на нее, передал Нагинату врачу. Кажется, много дней после этого она провела в палате с мягкими, теплыми стенами и отсутствием острых углов. Кажется, Стокер часто приезжал к ней, пытался разговаривать, рассказывал, что уладил все вопросы на ее работе. Наги, кажется, даже отвечала, глядя куда-то поверх его плеча. Она не пыталась сопротивляться тому, что с ней делали.

Спустя месяц медикаментозного лечения Нагината стала реагировать на вопросы и вполне осмысленно на них отвечать. Тогда ей позволили вернуться домой, а немного позже и на работу. Она не стала противиться: пустой оболочке, оставшейся от молодой вдовы, было все равно, чем заниматься. Ее мозг по-прежнему знал, как работать с пациентами, поэтому каждое утро она вставала и шла в консультацию. Вечером возвращалась в пустую квартиру, полную вещей, которые напоминали ей о потере, готовила еду, вкус которой не чувствовала, и устраивалась спать на диване. Двери отгороженной черным стеклом ниши, где стояла их широкая супружеская кровать, она так и не смогла заставить себя открыть.

С уходом Огонька приемы стали ее единственным контактом с миром. Даже с братом да тетей Терри, единственными, кто звонил время от времени, Наги старалась не общаться. На то, чтобы обманывать веселым щебетанием еще и их, сил просто не было.

Нагината оживала лишь на несколько мгновений за день. Каждое утро она открывала тест на беременность, выполняла все, что требовала инструкция, и с замиранием сердца ждала результата. Напрягая глаза, внимательно всматривалась в то, как проявлялась голубая полоска на белом фоне, и молила всех известных ей богов, чтобы показалась и вторая. Перед тем, как Огонек ее покинул, у них был благоприятный для зачатия период, она же все посчитала и даже перепроверила в программах! Они были так горячи друг с другом, столько раз соединяли тела в последние месяцы, так жарко отдаваясь страсти! Муж ее все это время был совершенно ненасытен: мог взять несколько раз за ночь, мог приехать днем к ней на работу и, будто вернувшись в то время, когда лишь учил познавать грани близости, увозил в горы подальше от глаз. Там, даже не раздев, он овладевал своей женщиной прямо под открытым небом. Он столько раз любил ее так, будто она была единственным, что держит его в этом мире!.. И Наги никак не могла понять, отчего же тест все еще упорно показывает всего лишь одну полоску? Огонек ушел, но он был должен — просто обязан! — оставить ей того, ради кого она найдет силы жить, кому сможет дарить тепло, кто никогда не оставит ее в одиночестве!

У кого будут глаза ее мужа и его огненный росчерк в челке.

Но пока каждое утро всплеск надежды сменялся очередным разочарованием, а прием пациенток резал, словно нож, наточенный умелыми руками Огонька. Женщины, чьи глаза блестели от счастья, приходили к ней и зачастую приводили с собой смущенно, но горделиво улыбающихся мужей. Глядя на эти пары, Нагината снова и снова задавала себе вопрос: когда же и ее тесты покажут две полосы? Она даже начала носить их с собой: а вдруг в ее случае особая реакция, проявляющая цвет не через минуты, а часы? Дни? Она слышала о таких случаях! Лучше она все их будет хранить, благо, объемные карманы халата позволяют… Ежедневно по много раз Наги перебирала их, сравнивала. Всматриваться в окошки с голубой полосой до боли в глазах стало для нее традицией.

Она была уверена, что и ее муж, узнав об успехе, обязательно ей тепло улыбнется…

Нагината отодвинула карту очередной счастливой пациентки. Выудила из кармана халата один из бережно хранившихся там тестов, и в очередной раз за день сердито на него уставилась. Может быть, бракованный? Бракованная партия, полностью попавшаяся ей?..

Окошко подмигивало одной тонкой синей полосочкой. Девушка повернула его под другим углом, и ей показалось, что рядом все же высветилась вторая! Едва заметная, почти неотличимая от белого… Вот же она!.. Наги протянула руку, нащупала ручку и очень аккуратно провела по тому месту, где стоило быть второй. Она просто сделает ее чуть более четкой, чтобы перестать так напрягать зрение, пытаясь разглядеть! Синяя чернильная линия легла рядом с голубой.

Вот теперь все так, как должно быть!

Дрожащими пальцами Нагината сжали заветный кусочек пластика и трепетно прижала его к груди. Ее губы впервые за несколько месяцев растянулись в счастливой, широкой улыбке.

Спустя 18,5 лет после победы над Плутарком.

Она никому не сказала о своем счастье.

Зачем, ведь она сама акушер-гинеколог? Она прекрасно справится со всем самостоятельно. На работе знали, что муж ее совсем недавно погиб, и Наги решила, что ей ни к чему сочувствующие взгляды и разговоры за спиной. Никому не понять, каким смыслом разом наполнилась ее жизнь! Как все изменилось!..

Теперь Нагината вечерами шла домой, готовила себе правильный, полезный ужин, а потом садилась и представляла, что нужно подготовить к рождению малыша. Вон туда она поставит кроватку. А вон там будет хранить его вещи. Или лучше разместить кроватку в углу, подальше от входной двери? А поместится ли вон там колыбель?.. Подумав, она решила, что стоит нарисовать планировку комнаты, чтобы понять, как переставить мебель.

Энтузиазм и энергия переполняли ее. Не стоило откладывать это важное дело ни на минуту!

Порывшись в шкафу, Наги вытащила оттуда любимую толстовку мужа. Улыбаясь, вдохнула аромат шафрана и красного апельсина. Огонек же не будет против, если она ее накинет?.. Сейчас ей особенно хотелось уюта и тепла. Закутавшись, Наги накинула на голову капюшон, чтобы полностью окружить себя родным ароматом. Она оказалась из тех счастливиц, которых не преследовал токсикоз, но стоило позаботиться о них с малышом, и окружить себя тем, что точно не вызовет тошноту!.. Снова порывшись в шкафу, она достала свою коробку с карандашами и альбомы. Найдя пустой лист, принялась водить ими по бумаге, перенося на него идеи оформления интерьера. Она нарисовала балдахин над кроваткой, а потом цветочки на нем. Игрушечную крысу в кроватке. И погремушки, обязательно нужны погремушки!..

Отложив карандаш, Нагината достала старые рисунки и уселась вместе с ними прямо на пол. Руки сами собой подцепили прядь длинных волос и сунули ее в рот. Она с удовольствием сжала зубы, почувствовав, как хрустнули под ними волосы. Ей всегда безумно нравилось это ощущение, но кто-то вечно оказывался рядом, морщился и заставлял перестать их обсасывать!..

Вот папа. Его виски уже начали седеть, когда она рисовала этот портрет, но взгляд был ясен и даже игрив. Наги выполнила его, закончив первый год обучения на Венере… А вот мама смущенно глядела из-под челки. Такой она поймала ее во время беременности Стокером. А вот десятки рисунков, на которых в разных позах изображен широкоплечий мужчина с буро-рыжим росчерком в волосах. Вот он закусил губу, вот сжал зубами сигарету, а вот тут он полуобнажен и по литым мышцам груди так и хочется провести ладонями. Нагината помнила пальцами его тело: надежное, сильное, дающее ощущение защиты…

Он вечером придет и она прижмется к его груди. Снова услышит ухом стук родного сердца. О, как же оно забьется, когда она покажет две полоски на тесте!..

Нагината счастливо вздохнула, улыбнувшись своим мыслям.

Интересно, каким он будет — их ребенок? Она же может нарисовать его! Представить, каким он будет после рождения, каким — в год, в два. Она много лет не брала в руки карандаш, но знает, что умение вернется, стоит ему только привычно улечься в пальцах. Она сейчас набросает, а потом, когда малыш подрастет, сравнит реальность и свои предположения.

Лихорадочно блестя из-под низко надвинутого на лицо капюшона глазами, Нагината взяла пустой лист, и карандаш забегал по бумаге.

Глаза будут Огонька, она уверена. Губы — папины. А вот носик как у нее и мамы. Огненную челку он наверняка также унаследует от отца, ведь тот говорил, что это — наследная черта его рода…

Ей приходит в голову, что мама наверняка с радостью возьмет на руки внука. И Нагината начинает с упоением, часами выверяя детали, рисовать Карабину, прижимающую к груди младенца.

Наги помнит, как папа ползал с ней и Харлеем по полу. С внуком наверняка тоже будет рад поиграть! И растрепанная осунувшаяся женщина рисует, как широкоплечий, еще совсем не старый рыжий мужчина на полу их комнаты катает машинку перед начавшим сидеть малышом.

Она точно знает, что Огонек станет прекрасным отцом. И рисует снова и снова, как он, придерживая их сына за ручки, помогает тому делать его первые шаги. Их первые шаги. Их первые мальчишеские игры. Их первые от нее тайны…

Дни сменяются ночами, ночи гонит прочь рассвет, но Нагината не замечает их смены. Выводя каждую шерстинку на любимом лице, она рисует, как Огонек сажает подросшего мальчишку в седло «Дрэгстера». Как тот помогает отцу ремонтировать байк, и они оба являются к ужину, уставшие и перемазанные маслом, но совершенно довольные: у них получилось! А вот они всей их большой семьей провожают сына в первый раз в школу… У самой Наги в этот момент под сердцем дочка, и совершенно счастливый муж не может сдержаться, чтобы время от времени не прикоснуться к ее округлившемуся животу.

Уйдя в мир фантазий, Нагината не заметила, как в ее дом вошел рыжий старик. Всего час назад ему доложили, что она почти две недели не появлялась на работе, не брала трубку и не отпирала дверь. Она не заметила, какими пустыми глазами он смотрел на нее. Ей было совершенно плевать, что она перемазана в карандашах и красках, исхудала, под глазами ее залегли синяки, а грязные, спутанные волосы, чьи кончики она по вернувшейся детский привычке обсосала до состояния мокрых клоков, слиплись и безнадежно перепутались. Она больше не смотрела вокруг, лишь внутрь себя, полностью погрузившись в мир идей.

Стокер, замерев и не шевелясь от сковавшего его ужаса, смотрел на дочь Карабины и жену Огонька, которая, раскачиваясь из стороны в сторону, сидела на полу среди сотни рисунков.

Рисунков, на которых безумная женщина изобразила своих близких. Тех, кто больше не мог быть с нею рядом.

Рисунков, в которые она перенесла свою жизнь.

Которые стали ее жизнью.

Ее идеальным миром.

Миром, которого не будет никогда.