Цикл «Идеальный мир»: Реквием по мечте

Стокер. Во имя всеобщего блага

Спустя 18 лет после победы над Плутарком.

Из спальни слышались голоса и звуки, которые сопровождают тщательную уборку. Стокер, с отвращением глядя на дверь, ведущую в его личные комнаты, знал, что больше туда не вернется. Он заблокировал проход из того помещения в рабочий кабинет и отключил все камеры. Идти было некуда, — за прошедшие годы своим домом он так и не обзавелся — а ему отчаянно хотелось побыть одному.

Новый врач, подобострастно заглядывая в глаза, только что вколол ему какую-то хрень, которая позволила разжаться обручу, стискивающему сердце, и дрожащим голосом запретил алкоголь. Лидер, вспомнив о запрете, ухмыльнулся и отхлебнул из горлышка бутылки, которую подарил ему Огонек на последний день рождения. Коньяк был великолепен! Нежно ласкал язык и мягко прокатывался по горлу. Приложиться бы к нему и залпом осушить на треть, но из уважения к тому, кто выбирал подарок, старику хотелось смаковать каждую каплю. Ведь эта пьянящая горечь — то немногое, что осталось ему от мальчишки, в котором он видел сына и приемника.

Стокер вспомнил, как, обходя базу Борцов за свободу, наткнулся на растрепанного, несчастного подростка, свернувшегося клубком около дяди. Парня привезла одна из самых перспективных боевых групп, забрав племянника серого громилы из разрушенного рыбоголовыми лагеря. Жалость к юноше, чью историю он уже в общих чертах знал, кольнула сердце. Что будет теперь с пареньком, потерявшим столько родных?

Со спины Огонек был похож на сына самого Стокера, погибшего совсем недавно. Серый, в мать, его мальчик после ее смерти тоже ожесточился и бросался в бой, словно безумный. Наблюдая за тем, как Огонек крался за конвоем, который тащил на допрос пленного, командир гадал, неужели судьба сжалилась и послала ему второй шанс в виде потерянного, терзаемого демонами прошлого мальчишки?..

И Стокер, откинув сомнения, попытался помочь ему. Ужаснулся тому, что узнал, но постарался сделать все, что было в его силах. И привязался к чужому ребенку.

Огонька не оставили в штабе Борцов за свободу, а все-таки при первой возможности отправили к бабушке. Но каждый раз, как выдавался случай, Стокер или Модо его навещали, стараясь удержать юное горячее сердце от попыток влезть в сражения. Стокер учил парня управлять мотоциклом и сражаться, радуясь, что может передать свои знания. Огонек каждый раз с восторгом встречал старшего приятеля, зная, что вот этому взрослому можно рассказать все. Можно, не таясь, закурить сигарету и не получить здоровенной серой ручищей по загривку. Поведать, захлебываясь восторгом, как держал на мушке старенькой винтовки плутаркийский патруль, и не вызвать тихих слез у бабушки. Поделиться, что открыл для себя радости взрослой физической близости, дарящие пусть короткие, но мгновения покоя.

Огоньку было чуть больше шестнадцати, когда Стокер сдался и уговорил Модо перестать препятствовать вступлению племянника в ряды Борцов за свободу, все равно тот носился по всей округе и следил за вражескими патрулями ради адреналина: так хотя бы будет под присмотром. Модо, хмуро посмотрев на металлическую руку, с которой после недавних событий учился жить, нехотя согласился, и очень скоро Огонек был принят в ряды защитников планеты.

Быстрый, энергичный, сильный, смелый до безумия, закаленный лишениями, он обещал стать одним из лучших бойцов Стокера. Мужчина часто думал, что парню по силам превзойти и его, и Троттла с Карабиной, главное, правильно построить тактику обучения.

Модо уже исчез, когда Огонек получил свой первый байк:

— Охх… Вау! Спасибо! Он такой… такой!.. Спасибо, бать! — юноша выпалил это, покраснел и мгновенно отвел глаза, сделав вид, что увлечен настройкой зеркал. По груди Стокера разлилось тепло, губы сами собой растянулись в счастливой улыбке, а рука отечески опустилась на крепкое, надежное плечо. Он не чаял снова услышать такие слова.

— Пожалуйста, сынок…

Даже Карабина не знала обо всем, что он совершил.

Стокер понял, что не может свободно рассказывать ей обо всех своих замыслах, когда поделился соображением, что для приближения победы им стоит заманить в ловушку генералов Плутарка, а затем уничтожить. Но после его слов глаза мышки вместо того, чтоб загореться энтузиазмом, интересом или холодным расчетом, возмущенно распахнулись, выдавая ее несогласие. А потом она привстала со стула, оперлась руками о стол, пристроив на нем объемный живот, и начала отчаянно убеждать его, что они — не убийцы. Стокер не стал спорить: она хоть и генерал, но женщина. И останется ею, как бы не ожесточила война ее сердце. Тем более, что под ним Карабина как раз носила второго из своих детей. Она оказалась не готова пойти на подлость даже тогда, когда он объяснил ей, сколько жизней это позволит сохранить… Стокер оставил разговор, решил, что будет беречь ее от грязи. Хранить свою честь он себе позволить не мог, просто не имел права на черту, за которую не может выйти! А вот позаботиться о Карабине мог. Он пообещал себе, что о своей чести поразмышляет после победы, когда, поселившись в маленьком домике, будет ждать в гости близких с их детьми и смотреть, как цветы растут на свободном Марсе.

Поэтому Стокер организовал переговоры так, чтобы сохранить их в тайне даже от самых верных союзников. В одиночку минировал место встречи, рискуя подставиться под взрыв. И потом неделю один провалялся в госпитале с многочисленными ожогами, не успев уйти достаточно далеко. Но в его травмах нашелся внезапный плюс: все поверили, что в пещере, где была назначена встреча плутаркийцам, произошел выброс газа, и никто не смог обвинить марсиан в подлости.

Именно тогда, часами изучая потолок лазарета, он понял, как ему следует действовать во имя всеобщего блага…

За несколько лет до этого он все решил и за засидевшуюся на Земле троицу. Прекрасные бойцы и честные воины, они никак не могли найти доказательства, достаточные, чтобы обвинить местного плутаркийца в преступлениях против планеты и отдать того галактическому суду. Стокер видел, как скучает по своему мужчине его Карабина. Видел, как не хватает дядиного плеча дорогому ему мальчишке. И когда выяснилось, что подруга ждет ребенка, устроил то, что давно мог сделать любой из троих его лучших бойцов, если бы их не останавливали навязанные им представления о плохом и хорошем. Раз и навсегда закрыть вопрос с поселившимся на Земле рыбомордым Стокер отправил надежного, лишенного предрассудков Скаббарда. Тот незаметно проник в башню, заставил Лимбургера дать ему доступ к счетам, перебросил все, что на них было, на межгалактический офшорный счет, который было невозможно отследить, уничтожил документы, а потом просто придушил плутаркийца подушкой. Покидая планету, он заложил взрывчатку и разнес башню так, что восстановить ее было невозможно. У Стокера появились деньги на ведение войны, а у трех марсиан больше не было причин откладывать возвращение домой.

Для командира сопротивления не было выбора — он или близкие. Стокер всегда выбирал благо дорогого ему существа. Ему, как любому, кто чувствует и осознает происходящее, убийство было глубоко отвратительно, и, будь его воля, он никогда не взял бы в руки оружие, оставшись верным врачебной практике и судмедэкспертизе. Однако жизнь постоянно сталкивала его с выбором: поступиться честью самому или позволить другу это сделать? И Стокер всегда приносил в жертву себя. В тот день, когда они с Модо наконец нашли доктора Карбункула, изуродовавшего их обоих, он видел, как горит пламенем ярости глаз великана. Он видел, как вскидывает навязанную ему злым гением руку серый, и как та дрожит, поскольку ее владелец не может преодолеть себя и убить безоружного. Ему, Стокеру, такое убийство тоже было противно, но он напомнил себе, что этот ученый подонок может еще много несчастий принести миру, особенно сейчас, когда его больше не направляет жадный плутаркиец и Карбункул работает исключительно по прихоти своего безумного мозга. Стиснув зубы, марсианин нанес резкий удар стальным хвостом, сжал кольца вокруг беззащитного горла и, подавив тошноту, резко рванул, отделяя гениальную голову от тела. Даже много лет спустя он помнил, как его обдало фонтаном крови, как дрожь омерзения расползлась по телу. Но Стокер заставил себя подавить отвращение, внушил себе, что это плата за спокойствие, ведь теперь можно быть уверенным: этот ублюдок больше никого не искалечит. А его друг не будет видеть около кровати призрак.

Привыкнув принимать решения за других, Стокер даже не колебался, когда отправил в ссылку в дальние миры заплаканную Харли. Она многие годы пыталась вернуться к Винни, которого все это время продолжала любить, и поэтому искала путь на Марс. Взяв за плечи и прижав спиной к себе, Стокер заставил ее смотреть на то, как дорогой ей мужчина с нежностью прижимал к груди новорожденных, которых подарила ему только что другая. Харли трясло, на руках Стокер чувствовал горячие капли, падавшие из ее глаз, но он не мог дать этим двоим встретиться. Он боялся растревожить память альбиноса, взволновать мать младенцев, ставших для Стокера символами нового мира. Расчет был прост: на одной чаше весов всего лишь Харли, на другой — счастливая семья. Четыре больше одного, поэтому мышке нет места на этой планете.

Сам Стокер тоже безумно желал мирной жизни. Он мечтал о доме, о том, как к нему будут приезжать близкие. О том, что, возможно, дети Огонька будут звать его дедом. Он помнил, как однажды они с друзьями сидели за столом на заднем дворе у Модо, и делились тем, каким бы они хотели видеть Марс. Он внимательно вслушивался в слова, стараясь запомнить каждую фразу.

— Я хочу, чтоб мои дети могли выйти на улицу, а я был спокоен за их безопасность, — сказал Модо.

Он, Стокер, создал сильную полицию и армию, чтобы его друг мог не волноваться.

— Я хочу мир, в котором рейдеры не будут похищать мышей, — сказала Карабина.

Он, Стокер, сделал так, чтоб они не смогли.

— Я хочу, чтобы крысы не предали больше Марс, — сказал Огонек.

И этого он добился.

— Я хочу, чтобы на планете росли цветы, как на Земле, и я мог дарить их Чарли, — смущенно улыбаясь, сказал Винни, а потом поцеловал свою землянку.

Планета, даже после того, как ее снова изрядно разрушили, становилась все зеленее, и уже ничего не могло остановить процесс восстановления экологии.

— Я хочу, чтоб никто больше не мог вторгнуться к нам, подкупить наших чиновников, украсть ресурсы, — сказал Троттл.

И Стокер выдворил всех потенциальных агентов других правительств, оставив только мышей.

Миллионы мышей, которые живут в безопасном, справедливом, возрождающемся мире!

Он был уверен, что друзья поддержат его, разделят с ним ношу. Видит Фобос, он ненавидел власть и политику! Когда он оказывался рядом с плутаркийцем, Стокеру нестерпимо хотелось засунуть пальцы глубоко в его жабры и дернуть, что есть силы, заставляя рыбомордого подонка корчиться возле ног в агонии. Но он, как глава временного правительства, должен был улыбаться им и проявлять дипломатию. Он презирал галактический совет, который много лет закрывал глаза на то, как терзали его родную планету, но был вынужден действовать так, чтобы эти продажные ублюдки не могли ничего ему предъявить. Собирать доказательства и стоять перед ними, оправдываясь за каждый нанесенный удар мышиной авиации. И ждать, вашу мать, их решения, на которое старому воину было откровенно плевать!

Его вынудили возглавить Марс. Вынудили бездействием. Все они, его друзья и союзники, просто отступили, разбежавшись на гражданку и прикрывшись семьями. На деле же они все просто боялись ответственности, переложив ее на командира, привыкнув, что именно он принимает все трудные решения.

И тогда Стокер, в очередной раз стиснув зубы, взвалил на свои плечи, так жаждущие отдыха, ответственность за целый мир и его будущее, попрощавшись с мечтой о домике и приезжающих в гости внуках.

Он снова начал работать, не жалея себя. Изучал экономику, искал экспертов по социальному развитию, очень внимательно распределяя имеющиеся у него скудные ресурсы так, чтобы они принесли максимум пользы планете и ничего не пропало. Парочку чиновников, решивших, что выделенные средства можно присвоить, пришлось жестоко казнить, зато остальные предоставляли идеальные отчеты по выполненным и перевыполненным планам.

Рядом с ним остались двое. Те, которых он ценил выше других, которым он верил больше остальных и которым был предан всей душой. Он строил команду вокруг Карабины и Огонька, компенсируя ее нежелание пачкаться в грязи и его неопытность, подбирал тех, кто будет брать на себя постоянно или временно то, что не готовы взять они. И ему удалось. Скаббард со Стокером стали отличными наставниками Огоньку, и начальник его СБ прекрасно знал, что со временем встанет под командование молодого воина. Он же виртуозно выполнял приказы, о которых Карабине знать не следовало. Создание лагерей для тех, кто был не согласен, началось еще при ней. Карабине просто не показывали эти отчеты, ведение политическими заключенными Стокер оставил себе. Неприятная, мерзкая обязанность, но кто-то должен был этим заниматься! Допускать, чтобы отдельные выскочки подрывали доверие марсиан к его идеям, он не мог. Мышей осталось слишком мало, чтобы разделяться. Многие, побывав в трудовых лагерях, меняли свое мнение относительно правящего режима: там умели убеждать в том, что он идеален.

А потом Карабина пришла и, блестя глазами и глотая слезы счастья, вывалила ему на голову известие о том, что ждет третьего. Он был, конечно, по-дружески за нее счастлив, отмечая, как округлилась ее фигура, как красивы и плавны стали движения. Но он сразу понял: она уйдет, почувствовал это, как только она рассказала о пополнении. Он слушал ее, улыбался одними губами, а глазами молил: «Не оставляй меня! Отдохни, но пообещай, что вернешься! Я дождусь!» И уже в эти минуты его мозг стратега прикидывал, как закрыть дыру, что образуется после ее ухода. Огонек слишком неопытен и не справится. Еще хотя бы пять лет, и было бы возможно закрыть брешь им, но сейчас было рано!..

Стокер не ошибся: спустя несколько месяцев она подала в отставку. И ему не оставалось ничего иного, кроме как поставить на ее место Скаббарда — отличного солдата, прямого, исполнительного, верного, но не обладающего гибкостью мышления и дальновидностью истинного стратега.

То, что он совершил ошибку, Стокер понял очень быстро: его новый министр обороны проявил слишком много рвения и жесткости, разгоняя пикеты псов и крыс, требовавших расширения ограниченных прав. К несчастью, митингующие решили, что самое время заявить о себе как раз в тот момент, когда Лидер восстанавливался после операции на сердце. За три недели, которые ему пришлось провести в медикаментозном сне, приказы отдавал Скаббард по своему разумению, и ситуация успела принять самый серьезный оборот. Новый министр, вместо того, чтобы сесть за стол переговоров, арестовал половину зачинщиков и, не церемонясь, расстрелял их лидеров в духе военного времени. Рейдеры и крысы взвыли. Хорошо, что верная Стокеру PR-команда сориентировалась, и вся эта ситуация практически не просочилась в прессу. А Лидеру пришлось срочно возвращаться в строй до окончания лечения, проигнорировав угрозы Линка о том, что вся проделанная с его сердцем работа полетит псу под хвост.

Старик не винил Скаббарда: этот громила просто не подходил на этот пост, и только стечение обстоятельств позволило ему занять столь ответственную должность. Будь на его месте Карабина, она бы нашла слова, она бы применила женскую гибкость, но его лучший генерал нянчилась с годовалым младенцем и не видела ничего вокруг, кроме пеленок и подгузников. Конфликт разгорался быстро и жарко. Пролилась кровь, появились первые жертвы. Крысы и псы, впервые в истории сплотившись, покинули свои города и укрылись где-то в Элизии, начав оттуда совершать нападения на территории мышей.

Так началась война марсианских рас. Далеко не первая. Но самая жестокая и на этот раз последняя.

Стокер не стал решать конфликт миром. Он понял, что его можно обернуть на благо, навсегда обезопасив мышей от притязаний на Марс других видов. Когда в холодную, расчетливую голову стратега впервые пришел такой ход, старого воина затошнило и чуть не вырвало. Мысль о геноциде возникла так внезапно, будто в полутьме кабинета кто-то нашептал в ухо эту идею. Он в ужасе ее откинул, вспомнив, как рассказывал Огоньку, почему тот не должен ненавидеть крыс. Но мысль эта, раз поселившись в голове, посещала снова и снова. Незаметно подкрадывалась тогда, когда он был расслаблен, перед самым сном, на грани бодрствования врезалась в сознание и отпечатывала на мозге: «Безопасность миллионов! Они больше не смогут предать!». Казалось, что кто-то раз за разом проникал в его спальню и потусторонним шепотом в полусне рассказывал, как спасти родной мир. Сон мгновенно пропадал, и Стокер, распахнув глаза, долгие часы потом ворочался с боку на бок в постели, не имея возможности отвлечься или с кем-то поделиться. Он пару раз даже вставал и проверял, не спрятался ли кто под кроватью или за занавеской, ругаясь про себя на иррациональную дурость: все замки на дверях были надежно заперты. Но ощущение чужого присутствия появлялось все чаще. А вместе с ним — мысли о том, что Марс, на котором будут жить только мыши, станет идеальным домом.

В одну из таких ночей Стокер встал, налил полный стакан виски и, осушив половину залпом, взял лист, карандаш и посчитал количество существ каждого вида. Глядя на цифры, понял, что миллион и миллиард — порядки совсем разные. Псов и крыс никогда не было много. Крысы всегда были воинственны, но многие годы их агрессия была направлена по большей части на внутриклановое соперничество и попытки поделить между самыми влиятельными родами скудную и неплодородную территорию. Потому они и помогали в войну захватчикам — надеялись получить новые земли после окончания войны. Не один раз в истории Марса крысы уничтожали своих сородичей сотнями тысяч, выжигали целые города и даже районы. Только установление главенства мышей на планете после победы над Плутарком заставило их объединиться против другой расы. Рейдеры же вели кочевой образ жизни, никогда не придавали значения развитию медицины, поэтому смертность среди них всегда было невероятно высокой. Они верили, что только Великому Марсу решать, кому даровать жизнь, а чья должна оборваться, и лечение считали противным его божественной воле.

Совершить геноцид миллиона, или рисковать миллиардом? С этой точки зрения выбрать меньшее зло было разумным решением. Составить план реализации проекта по защите мышей для стратега, выигравшего войну с Плутарком, был делом техники. Пожалуй, он впервые порадовался, что Карабина не в его команде: скрыть от нее такое было бы не просто. А нынешний министр обороны послушно выполнит все его приказы. Он разделял его взгляд на идеальный Марс, на всеобщее благо и, что было бесценно в данной ситуации, не задавал лишних вопросов.

Несмотря на это, подумав, Стокер решил, что верному соратнику знать обо всех его делах совсем не обязательно. То, что было у него на уме, слишком ужасно, чтобы оставлять свидетелей, а потерять еще и Скаббарда старик не мог. Поэтому поручил ему подобрать команду фанатично преданных родине молодых артиллеристов и сформировал из них особый отряд, который подчинялся лично ему. Эти юные бойцы прекрасно умели наводить самые мощные ракеты на цели, но отсутствие опыта и критического мышления не позволяло им сообразить, что же они делают. Стокеру это было на руку. Пользуясь тем, что около Элизия полным ходом дислоцировались военные, он смог организовать тайную базу в нужном ему районе. А после отправил туда передвижные баллистические комплексы, пропажу которых не заметили в неразберихе и общей массе вооружения, которое активно перебрасывали к месту боевых действий. Все было готово к тому, чтобы начать очистку Марса от немышей, и Стокер приказал ждать сигнала.

Тем временем вооруженный конфликт у Элизия забирал все больше жизней его солдат. Но от того, чтобы отдать приказ к началу операции, главу марсианской республики все же что-то останавливало. Возможно, сомнения. А возможно, все еще живая совесть.

Выть от принятого решения воевать с соседями, а не сесть за стол переговоров, как это было всегда, ему захотелось лишь однажды: в ночь, когда его разбудил звонок Огонька на личный номер, и тот проорал, что псы похитили нескольких механиков, включая Тэссен. По спине лидера побежал холодок, и он, не задумываясь, пустил по следу лучших бойцов. Не считая, сколько из них могут погибнуть, просто желая, чтобы одна мышка вновь оказалась в безопасности. Ему отлично были известны нравы рейдеров. В течение недели он с трудом заставлял себя не обновлять сводки спасательного отряда каждые несколько минут, его сознание отказывалось верить, что спасти ее не смогут, просто не допускало такого варианта. А потом с ним снова связался Огонек, залитый кровью, с полными боли глазами:

— Ее больше нет, бать…

В груди загорелось. Он отключил связь. И долго орал, запершись в собственном кабинете. Взяв бутылку виски в собеседники, попытался ей объяснить, что одна мышка и целая планета — неравные категории. Но приведенные аргументы не убедили даже кусок стекла. Душа выла, желая провалиться в ад всему миру, раз больше нет в нем женщины, что все эти годы грела его сердце! Грела просто тем, что жила на планете, которую он берег.

А теперь ее нет! И никогда больше не будет!..

Утром Линк, ругаясь, как положено ругаться военному врачу, который провел полжизни в казармах, откачивал Лидера после сильнейшего алкогольного отравления. И отказался выпускать из лазарета, если тот не согласится носить на руке монитор, который в случае вот таких вот фортелей будет оправлять оперативные сообщения о его состоянии.

Стокер клятвенно заверил, что не снимет прибор, и только так смог вырваться из цепких рук медиков. Ему было нужно сбежать от них как можно скорее, чтобы проводить в последний путь ту, которая была дорога его сердцу. Погребальный костер Тэсс он зажег лично в полном одиночестве. И ни единой душе не было известно, сколько раз он поцеловал холодные губы перед тем, как предать ее пламени, и чего ему стоило не последовать за ней самому. Стокер наконец отважился признаться в своих чувствах к ней и рассказать, как мечтал о том, чтобы ее тонкие, но сильные пальцы вновь зарылись в его волосы; нежно, но уверенно пробежались по антеннам от основания до самых кончиков, разослав ворох мурашек с головы к пальцам. Но ответом ему был лишь равнодушный гул огня, что пожирал изломанное и оскверненное тело любимой им женщины…

Чуть позже в этот же день Стокер сидел в своем кабинете и маленькими глотками тянул коньяк. Напиться снова хотелось безумно, но Линк пригрозил за подобное приставить к Лидеру здоровенного санитара в режиме двадцать четыре на семь. Морщась от ощущения иглы, воткнутой в вену, через которую в кровь поступали назначенные лекарства, Стокер окончательно убедил себя, что благо и безопасность большинства превыше всего. Смог справиться с потерей он — смогут и все остальные. Не стоило рисковать населением и затягивать войну.

Теперь его останавливало лишь одно: реакция галактики на истребление псов и крыс. Чтобы выжечь их норы, придется задействовать мощнейшее оружие, которое Лидер старался лишний раз не демонстрировать. Соседи, испугавшись марсианской мощи, наверняка побегут убеждать галактический совет в том, что такой военный потенциал опасен для других, и под предлогом защиты меньшинств и контроля над мышами попытаются настоять на введении войск на Марс. Поэтому Стокеру было нужно то, что развязало бы ему руки и оправдало геноцид. Убедив себя, что иного выхода просто нет, он передал своему особому подразделению координаты наведения ракет, и распорядился оставить их так до подтверждения действия личным кодом главнокомандующего. Сразу после этого всю спецгруппу наведения внезапно перекинули к Элизию на передовую, где неопытные в ближнем бою мальчишки и девчонки погибли в течение нескольких дней.

Все, чтобы начать операцию по уничтожению предателей, было готово. Все, кто мог проговориться, были мертвы. Старик искренне скорбел и о них, и о живых еще мышах, которых предстояло принести в жертву во имя будущего мира, но убеждал себя, что это — ради блага миллионов. Точки для ударов выбрал так, чтобы максимально сократить потери среди мирного населения, но избежать их полностью было невозможно.

Он, Стокер, уже принес этой войне кровавую жертву. Так пусть же принесут ее и те, ради кого это сделано!

Никому ничего не объяснив и оставив охрану в резиденции, Лидер совершенно один приехал на пустую, спешно покинутую по его приказу базу. Устроился в кресле перед пультом, ввел код подтверждения и лично нажал кнопку запуска. Это был его долг как лидера. Его персональная ответственность.

Старый мышь в полном одиночестве сидел в темноте и смотрел, как движутся по экрану точки, несущие смерть, как уменьшается цифра, показывающая время до взрывов. Когда до столкновения оставалось не больше десяти минут, он повернулся к стене мониторов и вывел на них изображения с уличных камер тех городов, куда вот-вот должна была прийти смерть.

В парках гуляли дети. По улицам ходили беззаботные гражданские, совершая свои повседневные дела. Вот семья вышла из магазина: у отца множество сумок, на руках матери сидел что-то рассказывающий ей ребенок. А вон там, взявшись за руки и смеясь, молодая пара в церемониальных свадебных нарядах фотографировалась в окружении друзей. Видимо, только что скрепили свой союз брачными клятвами…

Трансляции с камер стали обрываться одна за другой. Где-то сперва начинало трясти, и марсиане, оглядываясь, поднимали головы к небу. Вот, осознав происходящее, беззвучно закричала женщина, прижав к себе ребенка. Картинка пропала. Вот жених, закрыв собой невесту, попытался увести ее в укрытие. Их камера тоже перестал передавать изображение.

Передачи обрывались. Телефон лидера зазвонил, посыпался шквал входящих. Но Стокер не спешил отвечать. Он пустыми глазами смотрел на идущие рябью экраны и чувствовал, как намокает воротничок его рубашки, которая сдавливала шею тисками. Ткань совершенно промокла от влажных дорожек, тянущихся от уголков глаз с лопнувшими капиллярами. Старик знал, что он — чудовище. Но кто-то должен был им стать во имя общего блага…

Кнопку, запускающую ракеты в сторону Элизия, он также нажал сам. И нажал с удовольствием. Правда, в этот раз он был окружен генералами, которые разделяли его мнение о том, что это — необходимая ответная мера, и готовы были на месте убить любого, кто посчитает геноцид злодеянием.

Им было невдомек, что это была его месть. Его право!

Применяя принцип меньшего зла, Стокер стал легко и быстро принимать даже самые сложные решения. Он просто считал, какое из его действий принесет меньшие потери, и выбирал самый выгодный вариант. Он не боялся отвечать за то, что делал. Он уже слишком многое совершил, чтоб честь и совесть останавливали его. Их заменило чувство долга.

Узнав, что экспаты открыто осуждают геноцид, что приносят его населению новые, опасные идеи, Лидер принял решение о закрытии границ Марса для всяких любопытных приезжих. Конечно, они потеряли туризм и часть импорта, но зато на планете больше не слышны были голоса инакомыслящих. Радио и телеканалы иномирцев ему удалось аккуратно убрать, сменив волны эфиров вещания и не выдав разрешения на работу на этих частотах нерезидентам. Идея изоляции полностью захватила старика, и он бросил все ресурсы на создание мощной армии и космического флота. Какой чудесный мир он сможет построить для мышей, мир, в котором каждый будет в безопасности, в равных условиях, где можно работать на общее благо и стать частью огромной семьи! И тогда, возможно, он сможет уйти на покой, и с порога маленького домика смотреть, как распускаются на Марсе цветы.

О том, что придет день, и на его стол ляжет приказ о депортации Чарли, он прекрасно знал. Знал, и не хотел думать о моменте, когда ему придется поставить подпись под ним. Как бы не любил он ее, как бы не ценил за то, что сделала для Марса и взрывного панка, но он просто не мог сделать исключение и создать юридический прецедент. Его оппоненты, подкупленные агентами других правительств, сразу бы заговорили о том, что лидер делает «для своих» поблажки, а Стокер не мог дать кому-то усомниться в своей справедливости и непредвзятости. Его мозг отчаянно искал, за что можно было бы зацепиться, чтобы оставить Чарли с семьей, он привлек лучших юристов, он даже прикидывал, какие документы нужно подделать, но все варианты приводили его в тупик. И тогда он обратился к проверенному способу: бумага, карандаш и голые факты. Они однозначно показали, что одна семья — нет, даже один член семьи! — и миллионы — несопоставимые по порядку величины. Той же ручкой, которой только что он записал цифры, старик поставил подпись на приказе о депортации Чарли Дэвидсон, а потом, запершись в личных комнатах, напился так, что Линку пришлось, матерясь, промывать ему желудок и ставить капельницы. Скаббард мог бы подписать бумагу, но Стокер чувствовал, что должен взять личную ответственность за этот поступок. Ему шептали об этом жалкие остатки совести.

Спустя 16 лет после победы над Плутарком.

О первом эфире радио «Свобода» Стокеру доложили спустя пятнадцать минут после его начала. Сложив руки домиком, Лидер сидел за рабочим столом и с огромным интересом слушал то, что рассказывал неизвестный диктор. Голос изменен, но неуловимо знаком, рассуждения так логичны, что ему самому хотелось с ними согласиться! Тот, кто говорил о направлениях ракетных ударов, безусловно, был военным с довольно высоким уровнем допуска.

Но кто?!

Слушая передачу и восхищаясь подачей материала, Стокер параллельно попробовал искать говорившего в своей команде, но не находил. Мелькнула даже мысль, что Скаббард оказался умнее, чем думал Лидер. Но Скабб не предал бы, слишком линейно устроен его мозг. Рассуждал кто-то, обладающий гораздо более нестандартным мышлением. Когда эфир подошел к концу, Стокер понял, что у него появился серьезный противник, и впервые за долгие годы в нем загорелся азарт борьбы.

Переиграть противника стратегически. Разыграть виртуозную партию, цена победы в которой — Марс.

Его Марс.

Он задействовал все ресурсы, чтобы минимизировать потери от обнародования такой опасной информации и вычислить предателей. Его специалисты по связям с общественностью спали на рабочих местах по несколько часов в сутки. Они всеми силами стремились помочь своему Лидеру обходить сложные темы, поднятые диктором с голосом, в котором на самой грани сознания Стокер улавливал до боли знакомые интонации. Все те, кто работал на него в тот момент, были проверенными и исключительно преданными молодыми специалистами. Он вырастил их из талантливых детей, которые остались без родных во время войны, и были взяты Лидером под личную опеку для создания идеальной команды. Сейчас они, возмущенные ложью и клеветой, не расставались с самыми сильными стимуляторами и не покладая рук работали, чтобы заставить мышей поверить в честность того, кто вел их к идеальному миру.

Его лучшие разведчики трудились, всеми известными способами стараясь выйти на след стоящих за эфирами преступников. И, наконец, вычислили область, откуда велись передачи! Радиовещание шло в небольшом удалении от столицы, и подозрения Стокера о том, что это может быть кто-то, работающий с ним сейчас, усилились.

Он снова и снова прокручивал записи, которые по его приказу сохраняли. И все тверже убеждался, что знает обладателя измененного голоса. Кто-то, кто был близко. Кто-то, кого он каждый день слышал уже многие годы. Он перебрал весь штаб, но у каждого было алиби.

А потом был тот самый, последний эфир. Его солдаты засекли точку вещания и рванули в горы, но нашли только выжженную дотла пещеру с оплавленными почерневшими стенами. О да, тот, кто был здесь, отлично знал, как обращаться со взрывчаткой! И отлично умел двигаться так, чтобы номер ИИ не считали преследователи. Это не мог быть гражданский, искать следовало среди своих! Его гениальный противник снова скрылся, растворившись на городских улицах.

Он еще раз проверил сотрудников, но не нашел того, кто мог попасть под подозрения. И тогда Стокер дал команду сделать то, о чем уже давно думал и что готовил: чипировать всех военных и свой аппарат, выдав установку крохотного датчика за обновленную вакцину от распространенной на Марсе болезни. Наконец при желании и необходимости можно было слышать каждого, знать, где находится любой из его бойцов! Теперь он обнаружит предателя и навсегда уничтожит угрозу безопасности Марса!

Каждого из его людей последовательно прослушивали, причем о том, что это возможно, знали лишь единицы, прошедшие проверку на детекторах лжи и первыми получившие датчик. Временами старик задумывался, а не переборщил ли он в уровне контроля, не говорит ли в нем паранойя? Было очень неприятно подозревать всех и каждого, в лучших из своих специалистов пытаться день за днем разглядеть тайного врага. Он поймал себя на том, что даже Скаббарда подозревает! А уж тот-то не один десяток раз доказывал свою преданность! Но Стокер оглядывался вокруг, просматривал отчеты о самых последних социальных исследованиях и понимал, что все это — вынужденная мера, чтобы спасти их мир от раскола.

А пока результата не было, Стокер продолжал искать другими путями. Он снова и снова устраивался в удобном кресле, закрывал глаза и слушал, пытаясь узнать обладателя голоса. Он чувствовал, что буквально один крохотный шаг отделяет его от победы в этой партии: ему не хватало какой-то детали, чтобы образ говорившего появился в голове. Включал последнюю запись с того места, где диктор явно отступил от написанного текста и начал говорить сам. Прокручивая ее в очередной раз как-то вечером, Стокер заметил, что уже не впервые зевнул, и набрал секретаря, попросив принести кофе из его личных запасов. Спустя пять минут старик взял чашку ароматного напитка, от которого давно отказался из-за проблем со здоровьем, но почему-то под эти записи из уголков памяти всплывал его аромат. Он вдохнул горьковатый кофейный запах, так любимый Карабиной… И внезапно картина сложилась! Он узнал придыхания, такие знакомые, что их не смог скрыть механический голос. Паузы, которые он слышал множество раз. Они возникали, когда она кусала губы, обдумывая следующую фразу.

Мышь вздрогнул, выронив чашку.

Она, в последний раз сидя в кресле напротив, пила этот самый кофе и кусала губы, подбирая слова. Она могла догадаться про направления ударов. Ее опыта было достаточно, чтобы понять, что на самом деле происходит. Она была умна и умела искать информацию.

Карабина!

Стокер вскочил и заметался по кабинету. Хвост сек по ногам и мебели, оставляя синяки на живой плоти и царапины на коже дивана. Он включил запись на повтор.

Вот ее своеобразное произношение отдельных звуков. Вот ее подбор слов. Вот ее построение фраз. Он был прав все это время: предатель был ему близок и хорошо знаком. Но он даже не подозревал, насколько дорог!

Грудь сжало стальным обручем, и лидер повалился на ковер, задыхаясь. Сердце бешено застучало, не в первый раз за последние годы отказываясь работать как надо. Монитор на левом запястье взвыл, направляя сигнал личной команде медиков. А старик лежал, уткнувшись лбом в толстый, пушистый ковер, и из последних сил пытался содрать с руки этот проклятый передатчик, отключить его, отозвать помощь!

Не нужно ему врачей! Не нужно ему лекарств! Пусть сердце и дальше сжимается, а кровь больше не бежит к мозгу!

Она предала его! Она! Та, на которую была такая обида, но которую он любил и которой верил! Вот почему не мог он вычислить предателя: на нее он не мог даже подумать!

Дверь распахнулась, в кабинет ворвались Линк и несколько санитаров. Стокера перевернули, распахнули рубашку.

«Нет! Оставьте!»

На грудь резко надавили, а потом поток воздуха толкнулся в легкие.

«Я не хочу!»

Линк что-то проорал в рацию, глаза резануло ярким светом, на грудь снова резко надавили, едва не ломая ребра, на лицо легла маска, подающая кислород.

«Не хочу жить, раз она предала!»

Рядом уронили носилки, тело подхватили и переложили на них. Снова болезненный толчок — и волна кислорода хлынула в легкие. Носилки подняли, резко толкнули — и вот перед глазами замелькали лампы и потолок. Команда медиков мчалась куда-то, пытаясь успеть запустить остановившееся сердце. Где-то на краю уплывающего сознания он слышал крики и отрывистые команды.

«Блядь, оставьте! Дайте сдохнуть!»

Лифт. Снова удары в грудь, перед глазами мелькнуло лицо бледного, как полотно, Линка.

«Я так хочу покоя!»

Его втолкнули в помещение, наполненное приборами и медицинским персоналом любой квалификации.

«Откачают же, суки! Не хочу!»

Грудь полоснуло молнией, еще крепкое тело судорожно дернулось, но уставшее, одинокое сердце не захотело биться.

«Отпустите! Меня больше ничего здесь не держит!»

Снова разряд.

«Тэсс! Забери меня! Спаси!..»

Бух!.. Бух!.. Бух!..

«Не вздумай, проклятое, не смей!»

Укол в вену, мгновенно спутавший сознание.

«Даже собственное сердце предало! Одни предатели вокруг!»

Лидер, обреченно поняв, что снова дышит, отключился.

Его лучшие агенты следили за ней и Троттлом.

Он не решался ставить «жучки» в их доме, понимая, что подобное вторжение может быть замечено, но отдал распоряжение прослушивать машину, незаметно считать контакты с телефона и проанализировать, какие запросы отправляются с их компьютеров. Эти двое были очень осторожны, и какое-то время ничего не получалось узнать. Стокер даже с надеждой думал о том, что ошибся, и подруга не предавала его. Но однажды в машине упомянула второй телефон…

Ну конечно! Она была слишком умна, чтобы выходить на опасные контакты с основного номера!

Дождавшись удобного момента, его люди буквально за полчаса перерыли весь дом и нашли спрятанный под половицей в кладовке аппарат. Быстро считав с него данные, агенты Стокера, не оставив ни следа, покинули жилище. А Лидер наконец получил неоспоримые доказательства предательства Карабины и заодно базу тех, кто представлял опасность миру, который он строил.

Он сидел в рабочем кресле, вновь и вновь перебирая список контактов, просматривая звонки. Всех их — в лагеря! Он уже подписал соответствующий приказ, а Скаббард ждал распоряжения начать аресты. Но что делать с Карабиной? Ее в лагерь не отправишь: муж и его друзья не допустят. Да и Огонек вряд ли поймет, если мать его жены арестуют и осудят. За измену родине приговор один — казнь. А что будет, вынеси он смертный приговор марсианскому генералу? Однозначно, ее попытаются освободить, могут погибнуть невинные. Боевая тройка ее мужа — все еще опасные бойцы. И к ним вполне может присоединиться его мальчик, поддавшись эмоциям. Троттл однозначно знал о том, что она совершила и, судя по всему, поддерживал. А что знал он, наверняка знали и Винни с Модо. Однако доказательств их вины у него нет. Огоньку Стокер верил, последнему из всех после предательства Карабины: тот бы пришел к нему поговорить откровенно. Нельзя арестовывать и судить Карабину, это риск слишком большого резонанса и жертв!

Но как ему быть?

Простить ее? Позвать на разговор, сказать, что все знает? Годы взяли свое, но что-то подсказывало: она соберет семью, друзей и скроется, начав партизанскую войну. В то, что она может понять и принять его сторону, он не верил. Да и ее зять будет рваться между двух огней — семьей жены, дядей и им, тем, кто любит его как отец.

Просто забыть о предательстве? Но где гарантия, что она не попробует снова мешать его планам? Он бы хотел — как бы хотел! — сделать вид, что всех этих доказательств не было! Предпочел бы не пережить сердечный приступ, последовавший за пониманием того, чей голос слышит! Но его откачали. И теперь ему приходится принимать это сложное решение.

Вздохнув и спрятав лицо в ладонях, Стокер осознал, что у него лишь один выход. Хрипло застонав, понял: чтобы не допустить крови, придется убить Карабину.

Плечи старика вздрогнули и затряслись.

И Троттла — тоже. И не просто оттого, что он знает о предательстве жены, а оттого, что его старый друг будет мстить. Ему хватит харизмы и стратегических навыков, чтобы собрать тех, кто захочет поддержать его. И тогда на Марсе снова начнется война. Стокер был готов поспорить, что звонок — и половина тех, кто записан в телефоне марсианки, откликнутся на призыв о восстании. А Лидер просто не мог допустить новых жертв и междоусобиц.

Даже листа и ручки не нужно, чтобы посчитать, что два — меньше чем целая планета.

Он должен послать того, кто не испугается и сможет сделать все аккуратно и чисто. Стокер задумался на минуту, а потом набрал сообщение своему доверенному старшему телохранителю, прося зайти. Тот сможет решить эту непростую задачу, капитан Дрэгстер профессионал и придумает — как. Для старика важно только, чтоб все случилось быстро. А заодно убедится в безоговорочной преданности Дрэга — он давно присматривался к парню…

А Винни и Модо? Доказательств их вины нет. Он может приказать искать их, но, быть может, принесенных жертв будет достаточно, чтоб они остановились? Без своего лидера они не будут действовать. У них дети, они должны задуматься о том, к чему приведет их сопротивление. Да и смерть такого количества мышей вызовет вопросы. Нужно только так обставить ликвидацию, чтобы друзья поняли намек и оставили попытки поднять бунт.

На сердце чуть полегчало: его расчет подсказывал, что можно обойтись без лишних жертв. И можно даже позволить себе поверить в то, что они не участвовали в предательстве. Старик отчаянно не хотел терять иллюзию, в которой, сидя у маленького домика, он ждал в гости родных и друзей. И пусть двое из них теперь не смогут навестить его, он же может мечтать, что остальные будут с ним! Когда-нибудь, когда на Марсе станет безопасно и вырастут цветы.

Принимая решения, Стокер не любил откладывать их, поэтому к приходу Дрэга приказ об уничтожении предателей уже был составлен. В этой бумаге, несущей смерть его близким, он лично знал каждую букву, отвечал за каждую запятую и до конца дней будет помнить его слово в слово. Чувствуя, как снова сжимает сердце боль, он поставил твердый росчерк и передал документ на исполнение, кивнув, чтоб его оставили.

Руки затряслись. Захотелось вскочить и броситься следом, но ноги не слушались, дыхание участилось, а сердце сжал новый приступ боли. Стокер с раздражением содрал браслет, который мониторил его состояние, и отбросил в угол кабинета. Он не хотел, чтоб сегодня кто-то делала массаж сердца и в легкие принудительно закачивали кислород. Нащупав в кармане таблетки, выданные Линком, закинул половину дозы под язык и, ухмыльнувшись, принялся ждать, подействует ли. Он подписал смертный приговор друзьям, так пусть и сам сыграет в рулетку со смертью! Дрожащей рукой Стокер нацарапал записку об отмене последнего приказа в случае его смерти. Дрэгстер умный мальчик, он поймет, а на подготовку капитану понадобится гораздо больше времени, чем Лидеру — на смерть.

«Кого ты возьмешь, костлявая? Меня или их? Выбери из нас, я дал тебе все шансы! В случае приступа я должен пить две дозы и срочно звать врача. Я выпил половину и жду тебя. Возьми меня, но позволь им выжить!»

Сознание начало плыть. И в тот момент, когда Стокер впал в забытье, ему показалось, что кто-то появился рядом. На его грудь легла горящая огнем ладонь, а в голове пронеслось:

«Я не костлявая. Я — тот, кому она служит. И выберу за нее…»

Сердце снова сжало болью, но оно продолжило упорно толкать через себя кровь, будто его заставили. Медленно шли минуты, в течение которых слышалось лишь хриплое, тяжелое дыхание. Стокер хватал воздух крохотными глотками. С усилием, но грудь его продолжала вздыматься. Бесконечность спустя обруч разжался. Наваждение рассеялось.

«Значит, они. Это не мой выбор. Кто я, чтобы противиться?..»