Цикл «Идеальный мир»: Реквием по мечте

Огонек. Предатель

Спустя 16 лет 8 месяцев после победы над Плутарком.

В воздухе висел густой сигаретный дым. Пепельница за последний час заполнилась окурками настолько, что некоторые валялись вокруг нее на рабочем столе. Не замечая этого, Огонек пустым взглядом смотрел в экран — единственный источник света в темном кабинете. Руки тряслись, и мышь никак не мог унять эту дрожь. Он то и дело неловко задевал то стопку документов и канцелярские принадлежности, то приборы, то пачку сигарет, и они падали, рождая в его мозгу воспоминания об обвале, который однажды погреб под собой его мать и сестру. Он чувствовал, что в эти минуты, совсем как тогда, снова рушатся основы самой его жизни, его души, его веры.

Под приказом на выдворение Чарли с Марса стояла собственноручная подпись Стокера. Под приказом на убийство Троттла и Карабины стояла подпись Стокера. Под приказом на создание комиссий по депортации стояла подпись Стокера. К расшифровке аудиозаписи последнего эфира Карабины были приложены комментарии Стокера, на которых его уставший хриплый голос объяснял, будто рассуждая сам с собою, почему передачу ведет именно она. На документе, указывающем координаты точек авиаударов, впоследствии выданных за нападение крыс, стояла личная подпись Стокера. И целый ряд видео свидетельствовал о том, что именно он отдавал распоряжения и контролировал все, что происходило на Марсе.

А Скаббард только послушно и безропотно исполнял волю своего Лидера.

На всех документах стоял гриф «Совершенно секретно», и папки были особым образом спрятаны. Но Огонек после разговора с Дрэгстером знал, что хотел обнаружить, имел нужные коды и поэтому смог найти. Конечно, доверенный телохранитель ко всему этому доступа не имел — ему не хватало опыта и знаний, чтобы копнуть так глубоко. Но вскрыв один зашифрованный файл, Огонек смог понять, как добраться и до остальных.

Вот только нашел он совсем не то, что ожидал. Или… именно то, о чем давно знал, но сам себе не хотел признаваться, предпочитая обманываться и не замечать очевидного? И лишь только сейчас, когда его сознание, до последнего отказывавшееся принять личность диктатора и его роль в судьбе родной планеты, больше не могло игнорировать знакомый росчерк, который горел пламенем на сетчатке, он признал: его друг, его учитель, его… отец был виновен во всем, за что так хотелось мстить. И это заставляло гореть изнутри, молча кричать, снова и снова смотреть на документы в надежде, что морок рассеется, и все станет как прежде.

Но как прежде больше не будет. Больше некуда отступать, не за чем прятаться: его идол превращался в пепел и катился к песьей матери с пьедестала, на который Огонек возвел его. И каждый новый прочитанный файл низвергал того, на кого он всегда равнялся, все ниже.

Он отчаянно желал никогда не находить доказательств, которые получил такой кровавой ценой. Хотел закрыть глаза и отмотать жизнь назад, очнуться где-то не здесь, но продолжал смотреть на открытые на экране документы и понимал, что вот она — его реальность.

Тот, кому он верил, сам предал свои слова о целостности и взаимосвязи марсианских видов, приказав совершить геноцид.

Тот, кого считали другом, разрушил семью, отняв мать у детей.

Тот, кто был частью братства, отдал приказ об убийстве близких.

Тот, кого он считал отцом, растоптал его веру в непогрешимый идеал.

Огонек чувствовал, как его жизнь рушится, теряя опоры, что казались незыблемыми.

Поставив локти на стол, он сцепил пальцы и оперся на них лбом, вспоминая, какими глазами старик смотрел на тела Карабины, Стокера и Троттла в день их убийства. Как мог тот, кто отдал такой приказ, так прощаться, так горевать?! Огонек достаточно хорошо знал его, чтобы быть уверенным: скорбь и боль не были поддельными. Что же могло заставить так поступить?

«То же, что толкало его на все изменения на Марсе. Для чего он уничтожил крыс и псов, депортировал немарсиан, продавил принятие режима изоляции: для блага мышей. Для того, чтобы построить идеально безопасный для нас мир, каким он его себе представляет! Радио «Свобода» помешало его планам, и он отдал приказ устранить угрозу. Даже если это те, кто был ему дорог…»

Демоны Огонька бушевали в груди, раззадоренные совсем недавно пролитой кровью. Они рвались из оков его воли и толкали рассчитаться за все, что получивший власть безумец натворил за эти годы, вот только… не мог он поднять руку на старика, которого так любил. На друга, который фактически создал его мир заново после того, как тот уничтожила плутаркийская бомбардировка, когда унесла жизни дорогих ему женщин.

Огонек застонал, вцепился себе в антенны и что есть сил дернул, пытаясь унять душевную боль, но лишь заскулил от свербящего мерзкого ощущения, вызванного этой грубостью. Как хотелось ему сейчас опустить горящую голову Нагинате на колени и разрыдаться, словно восьмилетнему мальчишке, потерявшему отца.

Снова.

Эта мысль обожгла и полыхнула, от искры моментально вспыхнул пожар, жадно пожравший его душу. Огонек, вцепившись в ворот форменной куртки, захрипел и начал задыхаться. Тело внезапно забыло, как толкать в легкие воздух, горло сдавило ободом: тот, кто был опорой, кто вел по жизни, внезапно стал прахом, и теперь Огонек просто не знал, как жить, снова оставшись в одиночестве.

Удары крови в висках отсчитывали секунды, в глазах туманилось.

Но вот он все же смог сделать короткий, болезненный вздох. А потом еще один. И еще. Его мир рухнул и погиб в пламени, оставив Огонька на пепелище, но, выгорев, он понял, что продолжит существовать дальше. Просто теперь больше нет одного из барьеров, который надежно ограждал его от яда злобных демонов. Остался лишь тот, имя которому — любовь Нагинаты.

Боль от потери рвала душу и будто пульсировала, не давая переключиться на что-то иное, но все же постепенно притуплялась… или его болевой порог оказался настолько превышен, что он просто больше ничего не чувствовал?.. Внезапно Огонек как будто отстранился от того, кем для него был Стокер больше половины жизни, и увидел старика тем, кем тот стал — жестким диктатором, настойчиво и целенаправленно внедряющим свою политику, внушающим свое видение мира населению целой планеты. Лидеру хватало умения и харизмы делать это так, что даже самые близкие верили в него, но, оглядываясь назад, Огонек понял, как много они просмотрели из-за своей наивной любви и доверия, как много потеряли из-за слепоты! Когда тот, кто вел их к светлому будущему, стал его навязывать? Почему решил направить всех именно по этому пути?

У Огонька не было ответов. Только горечь во рту, только боль в груди.

Он еще раз просмотрел документы, которые нашел. Всмотрелся в подпись, иррационально надеясь увидеть признаки того, что она поддельная. Открыл файл видеозаписи с допросом Чарли. Вчитался в строки, приговорившие семью его жены. И вспомнил, как по приказу главнокомандующего они жгли горы, расстреливали тех, кто пытался скрыться, кто протягивал к ним детей, вымаливая для них жизнь.

Ради всеобщего блага безумный старик положил тысячи жизней.

Он отнял воинскую честь всех, кто выполнял его преступные распоряжения.

Целую армию низвел до простых убийц и подонков.

Этому нужно положить конец!

Диктатуре не место на Марсе!

Не глядя на время, он написал Винни и Модо сообщение с просьбой срочно встретиться.

Огонек почувствовал, как душу снова пожирает жажда крови, и, довольно урча, черные демоны, вырвавшиеся наружу из-под действия его оберега, подняли головы, роняя с острых клыков яд, что отравлял душу. О Фобос! А ведь все, чего он хотел, — прожить с Наги спокойную мирную жизнь! Но теперь от бездны безумия его отделяла лишь тонкая нить, горевшая рыжей медью. И лишь она была тем, что несло ему свет.

Упругие струи хлестали по напряженным плечам, вбиваясь в многоцветные узоры, больше десяти лет хранившие от беды. Он подставил шею горячему потоку и оперся руками о стену душевой. Вода, массируя затекшие мышцы, скатывалась по спине, стремясь убежать прочь от него и его демонов, как можно меньше времени провести наедине с этим опасным существом, которое сжимало и разжимало пальцы, едва сдерживаясь, чтоб не начать крушить все вокруг.

Его идол был мертв! Его идеал оказался всего лишь иллюзией!

Как жить теперь? Как найти смысл? Ведь не может же смыслом жизни стать убийство?..

Хотя именно его он отчаянно жаждал.

Огонька трясло от ярости, что рыком рвалась наружу. Не сдержавшись, он изо всех сил хлестнул хвостом по стенке душевой, от чего на пластике зазмеились тонкие трещины, и едва остановился, чтобы не разбить кулаки о стену.

Только кровь могла унять его боль.

Кровь и…

Он повернул вентили, полностью закрывая горячий, и позволив холодной воде окатить себя с ног до головы.

Сейчас не время, и нужно обуздать эмоции. Убить Стокера не так просто, они с Винни и Модо должны как следует подготовиться. Требуется подождать. Взять демонов под контроль. И он знал ту единственную, которая укротит их хотя бы ненадолго. Низ живота приятно потянуло в предвкушении той животной страсти, которой он вот-вот предастся.

Огонек закрутил кран и, наскоро вытершись, обернул полотенце вокруг бедер. Старая рана на ноге сегодня противно ныла, мышцу вдоль грубого шрама нудно тянуло, и он, подумав, выпил таблетку обезболивающего, припасенного для таких случаев. Марсианин посмотрел на пузырек, и на какое-то мгновение в душе всколыхнулось желание добавить еще, скатиться в забытье, уйти от реальности, рвавшей его на куски. Но он обещал Троттлу, а обещаний, данных покойному тестю, нарушать не хотелось. Он отписался на специальный номер своего куратора, которому по договоренности уже много лет сообщал о каждой принятой таблетке, и убрал пузырек в шкафчик с лекарствами.

Мужчина осторожно открыл черную стеклянную дверь спальни, стараясь не шуметь, и снова погрузил комнату почти в полный мрак, затворив за собой. У Наги сегодня был выходной, и Огонек мог без зазрения совести нарушить сейчас ее сон. Спать они продолжат вместе после.

За прошедшие с их первой ночи годы спальня не поменялась: те же черные зеркальные стены, та же подсветка, сейчас погашенная, вдоль кровати. Только Огонек больше не поражал оригинальностью дизайна случайных подруг. Уже много лет здесь его ждала та единственная, которую он выбрал своей путеводной звездой. Наги спала на боку, обняв подушку, и слабый свет, что все же проникал сквозь черное стекло перегородки, ласкал ее плечо и руку. Мужчина небрежно скинул полотенце на кресло и, не отрывая глаз от бархатистого рыжего меха, скользнул под одеяло, прижимаясь к теплой, манящей девушке. Как и всегда, она спала обнаженной, лишившись пары соблазнительных пижамок и тонких рубашечек, от которых у него сносило крышу и которые не выдержали его нетерпения. Скользнув рукой на круглую, идеально ложащуюся в ладонь попку, притянул жену к себе, а потом, поднявшись по ноге до колена, забросил ее бедро на свое. Тело сразу же отреагировало на близость, кровь резкими толчками устремилась вниз, наливая ствол и вызывая грудной рык. Наги, приоткрыв глаза, сонно улыбнулась ему:

— Привет… — голос со сна хриплый, томный. Желание накрыло с головой, заставив найти мягкие губы, привычно ответившие на горячий поцелуй. Руки девушки обвили шею, еще сильнее прижимая их друг к другу. Хотелось перевернуть ее на спину и немедленно войти в послушное тело, но он остановился, сбавив напор — для страстных игр требовалась тщательная подготовка. Мужчина нетерпеливо нашел ее сосок, заставляя себя начать с осторожных ласк, и почувствовал, как бедра качнулись ему навстречу, коснувшись головки каменно-твердого члена. Последние несколько дней они не пересекались из-за рабочих графиков, и Огонек был уверен, что страсть в его женщине должна закипеть так же стремительно, как и в нем. Сжав пальцы на плотной, упругой горошине, он получил стон в губы и плавные движения зовущих его бедер. Переворачивая ее на спину и накрывая собой, скользнул ниже, нетерпеливо пробуя, насколько отзывчивым на ласки станет клитор. Надавив на уже влажный бугорок, прикусил шею и сразу же сжал зубами известную только ему точку на рыжем ухе, прикосновение к которой всегда заставляло ее кричать и выгибаться. Нагината ожидаемо застонала, шире разведя ноги, просяще толкнулась к его пальцам и тяжело задышала. Еще немного — и можно будет перестать сдерживаться, брать ее так жестко и грубо, как ему хотелось и как он привык.

— Уже можно! — горячий шепот в шею вызвал электрический разряд, пронзивший его до самого кончика хвоста. Он потянулся к тумбочке, в ящике которой хранился запас противозачаточных пластырей и всевозможных игрушек. Внезапно Наги перехватила руку мужа, серьезно посмотрев в глаза.

— Давай без них? — девушка уткнулась ему в шею и, чтоб скрыть смущение, скользнула языком по чувствительной коже. Огонек, совершенно не ожидавший такого предложения, поймал ее лицо в ладони и, заставив посмотреть на себя, прошептал:

— Почему?

— Ты говорил, что хочешь детей, а я все не готова была, помнишь? Мне было нужно время, чтобы завершить наш проект. Так вот… для меня он завершен. Его передали под контроль военного ведомства, курирует его теперь лично Скаббард. Он хочет, чтобы под заказ были выращены дети, которые бы стали основой марсианских спецподразделений. Линк… вчера распустил команду, потому что моральные принципы не позволяют ему принимать участие в создании идеальных солдат… покорного пушечного мяса… И я с ним согласна: я не о том мечтала, когда мы начинали! Поэтому… больше меня ничего не держит от того, чтобы родить тебе сына. Ты… очень удачно пришел, сейчас подходящий период для нас, я посчитала. — Она улыбнулась и прижалась к нему, показывая, что готова продолжить то, что прервал рассказ.

Огонек замер, разглядывая ее лицо. Срывающая крышу страсть схлынула, оставив вместо себя желание выразить любовь через близость.

«Как не вовремя, родная моя! Именно тогда, когда я не могу с уверенностью смотреть в наше будущее. И… как же трудно тебе скрывать сейчас грусть! Стоило лишь внимательнее заглянуть в твои глаза, сколько разбитых надежд я нашел там! Не так, совсем не так я хотел бы, чтобы были зачаты наши дети! Но, возможно, материнство как раз позволит тебе справиться с тем, что ты семь лет отдала мечте, которую извратили и которой не суждено воплотиться в жизнь? Поэтому, если хочешь, чтоб я отвлек от тяжелых мыслей — я это сделаю… как умею».

Он нежно поцеловал ее в щеку и висок, показывая, что рядом, а потом улыбнулся, снова возвращаясь к ласкам, которые перервал:

— Применяешь профессиональные навыки, мой личный репродуктолог?

— Я всегда была за ответственный подход к продолжению рода, так неужели сама должна поступать иначе? Если сразу не получится, я тебе еще витаминов назначу, и попробуй их не принимать! — С этими словами она впилась острыми ноготками в широкую спину, показывая, что наказание за несоблюдение рекомендаций будет страшным, и поймала его рот своим, затягивая в танец языков. Огонек вздохнул и мягко ответил, делая вид, что не замечает некоторой наигранности в ее нетерпении. Он прекрасно знал Наги, поэтому понял: сейчас ей нужно тепло, а не обжигающая страсть, поэтому ответным поцелуем дал понять, что желает того же. Она хотела, чтобы он помог ей перевернуть страницу с ее разрушенной мечтой и шагнуть в будущее. И поэтому сегодня никаких преград между ними не будет — она будет его, а он ее, без необходимости ждать и сдерживаться. Даже рвущие его душу демоны отступили, позволяя любви утешить их обоих. В груди что-то затрепетало, когда Огонек понял, что впервые не просто будет удовлетворять желание или дарить удовольствие, а покорится древнейшему из инстинктов, чтоб создать новую жизнь. И, может быть, дети любимой женщины станут основой новой стены и новыми опорами для его мира, что вырастут на месте только что рухнувших.

Оторвавшись от губ Наги, он снова поймал ее взгляд и, удерживая зрительный контакт, хрипло прошептал:

— Ты нужна мне. Ты нужна мне, как никогда, — уверенный толчок бедрами в еще расслабленное со сна тело вырвал стон у обоих, упругая плоть плотно обхватила каменно-твердый член. Мужчина снова потянулся к чувствительной точке на ухе своей женщины и начал мягко двигаться. Тихие стоны ласкали его грудь и шею: Наги сейчас не кричала от страсти, а, закрыв глаза, растворилась в моменте близости, получая, видимо, удовольствие не столько телом, сколько душой. Нежность накрыла Огонька с головой, подогреваемая этими томными стонами, и он позволил эмоциям вести его, ни о чем не думая. Горячая. Влажная. Покорная. Он понял, что надолго его не хватит, тем более после того, как он не был с ней несколько дней, а она явно наслаждалась процессом, улыбаясь краешками губ каждому движению в ней. Мужчина застонал, непроизвольно ускоряясь и любуясь ее лицом, его слух ласкали короткие вскрики, каждый из которых отдавался в члене. Пара сильных фрикций — и он, резко покинув ее, до предела напряг низ живота и бедра, кончая, но не позволяя семени выплеснуться. Дрожа в оргазме, он вцепился зубами в собственное запястье, только бы не сделать больно ей.

— Ох, родная моя… — она успокаивающе гладила его по спине, шее и затылку, а он дышал ей в ключицу, пытаясь удержать хотя бы часть веса на руках. — Не смог сдержаться, ты… такая красивая! — едва слышно прошептал он и нашел ее губы, благодарно целуя и пытаясь восстановить дыхание, а спустя несколько секунд снова толкнулся в горячую плоть, вырвав стон. Трение невероятно чувствительной головки об упругие стенки вызвало болезненно-острые ощущения, снова заставив возбуждение связать тугой узел внутри живота и не позволив расслабиться члену. Огонек зашипел сквозь сжатые зубы, вздрогнув, и после пары движений вновь почувствовал, как растет в нем желание. Наги выгнулась навстречу, снова подавшись к нему и вызывая дикий восторг мужчины, ощущающего, как, отбросив все ограничения, ему отдается любимая женщина. Он поймал ее запястья и надежно, но осторожно прижал их к постели: сегодня она хотела не столько физического удовольствия, сколько долгой близости, и он переплел их пальцы, чтобы при каждом толчке чувствовать, как сжимает она его руку в своей. Мужчина наклонился, чтобы найти ее рот, и ощутил, как сцеловывает улыбку. Губы заскользили по щекам, по скулам, по шее. Огонек снова и снова ловил теплый взгляд красно-карих глаз, а потом обнимал, вжимаясь всем телом, ощущал каждой шерстинкой торса, чувствовал, как обхватили его талию женские бедра, позволяя и прося полностью заполнять собой.

Время будто остановилось, дав им возможность раствориться в моменте близости без остатка.

Но тело все же взяло свое: оргазм, который он оттягивал, как мог, накрыл Огонька лавиной, разошедшейся от живота к антеннам и кончику хвоста, пальцы на ногах поджались, из груди вырвался долгий хриплый стон. На этот раз он позволил себе не сдерживаться, всем своим естеством почувствовать, как прокатываются по мышцам одна за другой волны удовольствия и заполняет любимую женщину семя. О Фобос, а он и не знал, что нежность без испепеляющей страсти может приносить такое наслаждение!.. Но еще более сильные эмоции захлестнули его, когда он встретился глазами со взглядом Наги, в котором мешались любовь и обещание покоя. Они замерли в объятиях друг друга, тяжело дыша. Огонек прижался лбом к ее виску, покрывая короткими поцелуями шею, и почувствовал, как принялись успокаивающе скользить ее тонкие, но очень сильные пальчики по бугрящейся мышцами спине.

— Это… невероятно было… — тихо прошептала она, пытаясь восстановить дыхание, и охнула, когда он покинул все еще чувствительную плоть. — Будто я чувствовала тебя душой.

— Ты у меня — невероятная, — он поцеловал ее запястье, откинулся на спину и, обнимая, уложил себе на грудь. Она прижалась к его боку, привычно закинув ногу на бедро. Руки мужчины заскользили вниз по позвоночнику, повторяя изгиб поясницы, пальцы легли на основание хвоста, тихонько поглаживая.

— Ты еще раз меня хочешь? — Улыбнувшись, она зевнула ему в грудь и легонько укусила. Он вздрогнул и рассмеялся.

— Нет. Точнее, хочу, но немного позже. Не забывай про мой возраст! — он задорно ей подмигнул и поймал губами антенну, проведя по ней языком.

— Сказал он, кончив два раза! Возраст у него! — смеясь, она обняла его поперек талии, прикрыв глаза и слушая, как стучит родное сердце.

— Это хороший показатель среди моей возрастной группы, доктор?

— Если интересно, иди и поищи статистику. А я не буду раздувать твое и так чрезмерное довольство собой. — Она рассмеялась. Огонек зарылся пальцами в рыжие, отросшие ниже лопаток, волосы, чувствуя, как покой заполняет душу.

У нее получилось. Его демоны снова уснули. Вот только надолго ли?

Ему бы хотелось верить, что да.

Он точно знал, что нет.

Ката всегда успокаивали дух, помогая собраться.

Огонек, перенеся вес на левую ногу, сжал кулак и резко отвел локоть назад, выкинув вперед ладонь другой руки рубящим движением. Воображаемый противник отскочил, подставив плечо в качестве блока. Огонек нанес сильный удар в челюсть и тут же прикрылся от возможного ответного выпада.

Медленный вдох — и он всей стопой почувствовал плитки пола, представляя, как врастает в опору, как тело, поймав идеальный баланс, принимает оптимальное для следующей атаки положение.

Резкий выдох — и серия ударов руками и ногами вновь поразила воображаемого противника.

У противника был бурый мех с проседью, покрытые морщинами, но все еще сильные руки, на одной из которых он носил подаренное в знак дружбы и уважения кольцо из плутаркийской стали, и внимательные глаза, видевшие насквозь. Он знал каждый прием, каждое движение Огонька, потому что сам его обучил.

Левой, собранной в кулак, — удар в корпус.

Стокер всегда отражал такие, уходя в сторону и пропуская бьющую руку мимо, а потом, перехватив, лишал равновесия резкой подсечкой хвостом. Пока старик не перестал спарринговаться, он был идеальным противником: быстрым, точным, способным просчитать атаку на несколько шагов вперед.

Комбинация рубящих ударов ладонями и широких шагов — и тот, с кем он сражался в воображении, получил бы удар локтем в шею.

Но только не Сток! Тот бы снова ускользнул, не дав довести движение до конца, перехватил запястье и взял на болевой. И тут же нивелировал бы разницу в массе.

Даже когда Стокер стал сдавать, Огоньку не так часто и уж точно совсем не легко удавалось брать верх на тренировках. Опыт, знания и умение видеть противника делали старика мастером боя. И младший был благодарен ему за каждый преподанный урок.

Но как убить того, кого ты не можешь победить в честной схватке?

Застрелить в постели?

Схватить втроем и перерезать горло?

Подложить взрывчатку, рискуя жизнями других?

Его рациональная и расчетливая половина твердила, что связать, обвинить и прикончить выстрелом в лоб — самое верное, что они могут сделать. Демон в нем требовал жестокой расправы. А воина тошнило от одной мысли, что придется так поступить с тем, кто им всем был наставником и другом! Но дать шанс ответить на вызов… разве сможет стать справедливым сражение молодого тренированного мужчины и старика, пусть тот и мастер?

Снова серия сильных ударов руками и ногами, резкие вдохи и выдохи, вдоволь насытившие кислородом разгоряченное тело.

В убийстве Стокера не будет чести. Ее в принципе не может в нем быть. Заговорщики слишком многое поставят на кон, если дадут ему шанс умереть как воину. Если бы рисковали только собственными жизнями — ни один бы не колебался! Но за ними тремя благополучие их женщин и детей, ведь, попадись они, семьи могут не пощадить. А еще за ними целый народ, что даже не понимает, что позволил диктатору вести себя. За ними будущее свободного Марса!

Защитные блоки руками и скользящие шаги в сторону.

Как бы ни рвалось сердце, сделать это должен именно он, Огонек. Винни слишком эмоционален, вспыльчив и у него могут сдать нервы. Дядя, пройдя войну с Плутарком, каким-то образом умудрился сохранить свою воинскую честь. Зато Огоньку не привыкать быть убийцей. Сам Стокер его им и сделал.

Выходя в последнюю стойку ката, он краем глаза заметил, как рыжий силуэт мелькнул и скрылся в ванной: вот и Наги встала и собирается принять душ.

Он опустился на колени, уселся на пятки, опустил руки на бедра и, прикрыв глаза, начал быструю дыхательную практику, успокаивающую стук разгоряченного сердца. Пот струился по шее и груди, мышцы приятно тянуло от привычной физической нагрузки.

Решение принято! Это сделает он — терять ему нечего! Осталось только выбрать подходящее время.

А сейчас, пожалуй, стоит присоединиться к Нагинате.

Спустя 18 лет после победы над Плутарком.

— И куда это ты собрался? — он вздрогнул и резко обернулся, инстинктивно попытавшись спрятать за спиной сумку с оборудованием и оружием. Наги, закутавшись в его толстовку, смотрела с тревогой и страхом. — Что происходит?

Как же он надеялся, что проведенный за бурным сексом вечер ее вымотает, и она уснет, позволив ему незаметно покинуть дом! Он отчаянно не хотел объяснять, куда собрался, и еще меньше хотел врать, придумывая несуществующие проблемы на работе. Не хотел пугать, зная, что она не будет находить себе места от волнения. Закрывая глаза, он представлял, что просто успеет выполнить задуманное, избавиться от улик и тихо вернуться, а она, если будет следствие, на любом детекторе подтвердит, что он спал подле нее всю ночь. Но он ошибся!

— Огонек, что происходит? — повторила она вопрос. В ее голосе слышалось волнение. Он сделал шаг и обнял, прижав жену к себе.

«Дай же мне просто промолчать, отпусти!» — молил он, но понимал, что ему не избежать объяснений.

— Я… нашел того, кто виновен в убийстве твоих родителей.

Она вздрогнула и судорожно вздохнула, обняв за шею. Он погладил ее по волосам, покачал из стороны в сторону, пытаясь успокоить.

— Ты поэтому собрал оружие? — спросила девушка едва слышно.

— Да. Я отомщу за нашу семью.

Она всхлипнула, прижавшись теснее. Минуту просто молчала, видимо, о чем-то думая, но потом произнесла:

— Не надо. Я не хочу, чтоб ты кого-то убивал.

— Малыш, но…

Она отстранилась и очень серьезно посмотрела ему в лицо:

— Нет! Не хочу! Не хочу еще и тобой рисковать! Огонек, ты можешь не вернуться, и что тогда? Папы и мамы нет, Харлей служит так далеко, что с ним почти нет связи. Я… не хочу остаться совсем одна! У меня есть только ты!

«И даже наш сын никак не придет к нам», — ты забыла добавить, — грустно досказал про себя Огонек то, что не произнесла вслух Наги. — Но, может быть, если Великий Марс сегодня заберет меня в свои чертоги, он смилостивится над моей вдовой и сделает ее матерью воина…»

Он осторожно погладил ее по волосам, сердце защемило от нежности. Он знал, что она права, понимал этот страх и отчаянно не хотел оставлять. Внезапная мысль поразила его, словно молния:

«Она готова даровать тому, кто приказал убить ее близких, прощение? И сможет после этого жить дальше? Но если так… быть может, и нам с Винни и Модо стоит поступить так же? Не нападать, а попытаться поговорить и понять Стокера. Быть может, у нас еще есть шанс вместе все исправить? Если Нагината искренне простит…»

— Ты готова простить? — он заглянул ей в глаза и поклялся себе, что отступится от плана, если она ответит утвердительно. Все время, что он готовился к нападению, его терзали сомнения в том, правильно ли поступает…

— Нет, не готова! Конечно же нет! Но… я должна, понимаешь?!.. Должна задушить в душе боль и заставить себя об этом не думать!.. Потому что чувствую: это спасет тебя!.. Помнишь, однажды ты говорил про то, что, прости мы псов и крыс, не было бы крови, не исчезли бы два марсианских вида? Я чувствую, так и тут: ты пойдешь мстить, и в итоге цепочка смертей не оборвется. Я не знаю, кто и зачем это сделал, но я уверена, если не остановиться, будет беда!

Его сердце сжалось: выбор сделан. Но сколько истины было в ее словах! Простить. Отпустить. Остановить кровопролитие. И все же даже сама она в свои слова не верит. Простить должна, а не готова. Да и если бы вопрос был лишь в смерти близких, возможно, он бы и согласился с ней… Однако за его и его друзей спинами стоял целый мир! И значит, нужно отринуть сомнения и, стиснув зубы, выполнить свой долг!..

— Все не так просто, родная, — мужчина поцеловал ее в макушку. Он не мог не попытаться объяснить, как важно то, что он собирается сделать. Рассказать, что на кону стоит не только месть, но и всеобщее благо. — Тот, кто это сделал, ответственен за многое на Марсе. За депортацию Чарли и многих других, за изоляцию, за то, что все мы не можем дышать свободно. Если я не пойду, диктатура на нашей планете будет только сильнее сжимать свои когти.

— Вы нашли серого кардинала, что стоит за Стокером? — она подняла на него взгляд, полный ужаса. Тот, против кого сегодня выступит ее муж, должен быть весьма высокопоставлен, и покушение на него будет неимоверно рискованной затеей!

Огонек кивнул, но не стал посвящать ее в личность диктатора:

— Да. Я не назову имени на случай, если тебя будут допрашивать. Я и этого не хотел, чтоб ты знала. Пойми, девочка моя: тут вопрос не только в Троттле и Карабине. Вопрос в безопасности всех нас, целой планеты. Я рискую, да… но это шанс сделать смерть твоих родителей не напрасной. Это шанс положить всему этому конец.

Наги зажмурилась, чувствуя, как по щекам потекли слезы. Все внутри вопило, что нельзя пускать, что случится беда! Вот то, о чем много лет предупреждала ее интуиция! В этот раз сила, против которой выступил Огонек, слишком велика.

Он смотрел на нее уверенным взглядом родных пламенно-красно глаз. И в этом взгляде она прочитала, что ее муж просто не сможет иначе. Не сможет жить, если не попытается сделать все на благо родного мира. Она может повиснуть на шее, упросить, удержать слезами, но, отказавшись от того, что он считал справедливостью и долгом, он навсегда потеряет себя.

Она вспомнила, как однажды, сидя на крыше отчего дома, уже просила:

— Ты обещаешь, что с тобой ничего не случится?

Он улыбнулся, тоже припомнив фразу из их давнего телефонного разговора, который позволил ему встать на ноги после тяжелого ранения, и ответил теми же словами, что и тогда:

— Обещаю. Я сделаю все, чтобы это скорее закончить.

— Я люблю тебя, — Нагината прижалась к нему, ловя губы.

— Я люблю тебя, — Они слились в поцелуе, который не смогли разделить десять лет назад. Пусть он принесет удачу! Ему хотелось, чтоб он длился вечно. Хотелось, отбросив сумку с оборудованием, скинуть разложенные на столе ножи и бластеры, опрокинуть ее на столешницу и еще раз почувствовать, как их тела сливаются воедино. Он понял, что ему отчаянно хочется усмирить демонов, что рвутся с цепи и жаждут крови. Хочется убаюкать их плавными движениями в теле любимой женщины, остаться здесь, с ней! Плюнуть на все и жить так, как советовал ему однажды старый профессор в огромных очках с толстыми стеклами. Но его мир нужно избавить от диктатора, и только он и его друзья на это способны. А значит, он не имеет права спеть ставшую уже привычной колыбельную своим чудовищам. Сегодня он должен снять их с поводка и выпустить на волю…

Стремительное время отсчитывало секунды до условленного часа, и ему уже следовало поторопиться на встречу с Винни и Модо. Навстречу судьбе. Во имя всеобщего блага!

Она разорвала поцелуй и прижалась к нему всем телом. Они молча стояли пару минут, пытаясь запомнить этот миг. Миг, которого не будет больше никогда.

Наконец она отступила назад, зябко укутавшись в толстовку Огонька.

— Иди, — сказала Нагината тихо, не отрывая глаз от лица мужа и запоминая каждую черту. Глаза ее были сухими. Она чувствовала, что видит его в последний раз, но гнала от себя эту мысль и верила в лучшее. Ведь он обещал!

Огонек смахнул в сумку оружие и, не оглядываясь, вышел. Хлопнула дверь. В пустой темной квартире Наги осталась одна.

Спустя 18 лет после победы над Плутарком.

Где он облажался?! Где просмотрел слежку?! Как могло случиться, что их ждали, заманили в ловушку?!

А может, Стокер в очередной раз предсказал, где он нанесет удар, и просто дал ему возможность самому поставить себя в безвыходное положение? Как делал всегда во время их спаррингов, ловя тот единственный момент, когда Огонек терял равновесие, и применяя короткий и не требующий силы болевой?

Как и планировалось, он провел Винни с Модо по вентиляционным трубам и потайным переходам в резиденцию и оставил ждать в личных комнатах за кабинетом Лидера. Он знал, что здесь не было камер, — старик стремился сохранить хоть немного личного пространства. Потом, найдя Стокера, напросился на приватный разговор. Это тоже не должно было показаться чем-то необычным: поздно вечером или уже ночью, когда у главы государства появлялось немного свободного времени, они часто уходили от фиксирующих каждое слово записывающих устройств с бокалом хорошего крепкого алкоголя и беседовали о жизни.

Именно там, в полутемных личных покоях, Огонек, Винни и Модо схватили старика, бросили в морщинистое лицо страшные обвинения и уже собирались казнить, но Огонек не смог не дать тому, кто заменил ему отца, шанса оправдаться. Думая, что все пути отхода перекрыты, он швырнул в него копиями приказов и потребовал объяснений. Ответ «Ради общего блага!» опустил красную пелену ярости на глаза марсианина и наконец освободил всех демонов, что, сдерживаемые оковами, рвались наружу. Полковник Римфайер выхватил оружие, собираясь убить. В глазах Стокера отразились горечь и обида, старик тяжело вздохнул, будто смиряясь с неизбежным. Прозвучал выстрел, но внезапно заряд отскочил от старика, не причинив ему вреда. Матерясь, Огонек выстелил снова, но заряды опять отскочили — лишь едва заметное мерцание защитного поля показало, что попали в цель.

Стокер, как и всегда, предвидел нападение и обыграл его! Покушение провалилось! Все было кончено!

По-видимому, подобного сигнала и ждала охрана, притаившаяся за дверями, чтобы начать действовать. Из кабинета и тайного прохода, которым они воспользовались для проникновения сюда, высыпали лучшие телохранители Стокера. В одно мгновение его закрыли рослые бойцы, и небольшое помещение наполнилось преданными Лидеру, тренированными воинами. Не дожидаясь команды, они атаковали несостоявшихся убийц.

Огоньку хватило всего одного быстрого удара, чтоб сломать шею первому напавшему, и короткого движения ногой — чтобы вывести из боя второго, заставив охранника сипло дышать, материться сквозь зубы и хвататься за ребра, пробившие легкое. После этого бездумно переть на него передумали, и защитники выстроились полукругом, намереваясь сомкнуть клещи и растерзать тех, кто отважился предать Лидера.

— Отставить… атаку! — воздух, звенящий от напряжения, рассек короткий приказ, произнесенный сиплым голосом. Его обладатель говорил так, будто каждое слово причиняет ему боль. — Я сам.

Тьма в оставшемся открытым проходе зашевелилась, бойцы напряглись, нервно замахав хвостами, а потом почтительно расступились, пустив тьму в круг. Командир личной охраны Лидера был так же высок и широкоплеч, как полтора года назад, когда Огонек видел его в последний раз, истекающего кровью. Черная шерсть покрывала красивое когда-то лицо, теперь обезображенное множеством шрамов на нижней его части. Гранатовые глаза, устремленные на генерала, горели алой ненавистью и торжествующей насмешкой. Огонек вздрогнул, на мгновение решив было, что сошел с ума и видит призрак, а потом свет пробежался по металлическим сочленениям сжатой в кулак правой кисти, развеивая наваждение. Модо, тоже заметив протез, схожий со своим, не смог сдержать несвойственной ему нецензурной брани, а майор Дрэгстер, лучший из телохранителей Лидера, наслаждаясь реакцией, с трудом приподнял уголки непослушных губ. Нижней частью искалеченного лица, в отличие от тела, он еще владел плохо: требовал от врачей сосредоточить усилия на руках и ногах, не растрачивая ценных ресурсов на то, что лишь опосредованно относилось к его работе. Прищурившись, он долгим взглядом посмотрел на Модо, а потом на Огонька, вложив во взор обещание сделать с дядей то же, что сделал с ним самим генерал. Огонек сместился, закрывая собой друзей, и оскалился, принимая вызов.

Слова были не нужны. Вот и пришло время их последней встречи!

— Я не хочу крови! Сдайтесь, и я обещаю сохранить вам жизнь! — голос Лидера звучал искренне, Огонек хорошо его знал, чтобы распознать малейшую фальшь. Но по пламени, рвущемуся из искалеченной души Дрэга, понял, что тот найдет способ нарушить приказ. Даже ценой своей жизни.

Генерал на мгновение расслабился, дав отдых всем мышцам, а потом плавно принял первую из стоек его любимого ката. Дрэг довольно клокотнул горлом, скользящим шагом выступил вперед и выхватил из ножен армейский нож левой рукой. Правая, блестящая металлом, теперь сама по себе являлась и оружием, и щитом.

Нападавшим повезло: помещение было слишком маленьким, и охрана боялась пускать в ход огнестрельное. Генерал и майор сошлись, покружили, примеряясь, а потом внезапно бросились друг на друга, обменявшись серией мощных ударов. Огонек, прекрасно зная, что удар протезом дяди легко мог обернуться переломом, особенно внимательно следил на правой и пропустил момент, когда острое лезвие полоснуло его поперек груди, а потом мощный, невероятной силы пинок ногой откинул в угол. Каким-то чудом удар пришелся в жесткую кобуру бластера, которая тот смягчила, и не сломал ему бедро, а лишь заставил ногу ненадолго онеметь. Серый, растерявшись, пораженно смотрела на Дрэга, а тот довольно скалился, смакуя шок противника. Ему нравилась их игра в кошки-мышки, в которой впервые на его стороне было весомое преимущество.

«Епты! Чудес не бывает — плутаркийские технологии! И снизу протез! О Фобос, правая, должно быть, тоже!»

Противник, и без того имеющий прекрасные боевые навыки, стал еще опаснее: ноги и рука из стали теперь могли наносить сокрушительные удары, и Огонек понимал, что, попади в цель хоть один, — на его месте будет крошево из костей.

— Огонек! Остановись! Вы проиграли! Довольно крови! — Стокер снова попытался вмешаться, особым чутьем улавливая, впрочем, что в этот миг должно решиться, кто же перестанет дышать. И ничто не сможет помешать этому случиться.

Генерал не отреагировал на эти слова. Сейчас не с черным бойцом он сражался, а защищал от жестокой расправы тех, кто ему дорог. Прихрамывая и понимая, что у него лишь один шанс на смертельный выпад, он сделал серию ложных махов, а потом вложил всю мощь тела в удар ногой с разворота, который должен был прийтись точно в грудь черному, проломить ребра и разорвать сердце. Но тот успел сделать крохотный шаг назад, а потом схватил соперника сзади вокруг корпуса протезом, сковывая движения рук, нанес два коротких удара ножом под ребра. Отбросив оружие, он и второй рукой обхватил Огонька поперек торса и начал медленно, но верно сжимать кольцо, перекрывая воздух и пытаясь раздавить кости точно так же, как тот делал с ним самим однажды в пещере. Огонек дернулся, попытался нанести удар пяткой в стопу и голень, но лишь сам себе сделал больно: металлические ноги полукиборга не чувствовали ничего. Перед глазами начало плыть, ребра угрожали вот-вот треснуть. Он снова дернулся, а Дрэг, сильнее сжав объятия и жутко клокоча горлом, склонился к его уху и так, чтоб никто больше не услышал, прохрипел:

— Раздавлю… мразь… а потом… утешу… твою… бабу…

Кровь бросилась в голову и застучала в висках: об угрозе любимой женщине он никогда не задумывался. Но сейчас, почти задушенный, внезапно осознал, какой ад может ждать ее, проиграй он сейчас. Не дядю — закаленного боями и испытаниями воина, а ее — нежную и хрупкую. Что сделает с ней из мести этот ненормальный урод, проиграй он их бой?..

Ужас придал сил, мозг внезапно вспомнил любимый прием Стокера, и Огонек, рыча и делая вид, что пытается освободить руки, внезапно резко вскинул хвост и тремя кольцами обвил беззащитное горло соперника. Тот даже опешил на мгновение, не ожидая подобного: старик давно не спарринговался, и молодому бойцу негде было узнать, что протез, заменяющий лидеру хвост, является еще и смертельным оружием. Сток бы одним движением оторвал противнику голову — мощь сервоприводов позволяла. Огоньку же приходилось надеяться, что ему хватит сил задушить майора, и он сжал кольца на его горле. В ответ Дрэг зарычал, больше не пытаясь рисоваться, напряг мышцы шеи и сжал сильнее захват. Огонек, чувствуя треск ребер, заорал от боли, пытаясь в крик вложить усилие, резко дернул хвостом и одним мощным движением свернул противнику шею. Позвонки на его хвосте тоже хрустнули, не выдержав рывка, зато начали расслабляться чужие руки, уже начавшие ломать кости. Они оба рухнули на пол: Огонек — ловя ртом воздух, Дрэг — страшно хрипя и скребя пальцами железной руки пол. Спустя несколько секунд он затих.

Повисла тишина, давая победителю прийти в себя и справиться с болью. Он поднял глаза, и на долю секунды встретился с взглядом Стокера. В глазах старика, наблюдавшего за схваткой, мелькнула гордость, и на мгновение уголки его губ приподнялись. И, будто не стояли между ними смерти, Огонек снова почувствовал, как окрыляет его похвала названного отца, которая всегда будет заставлять его сердце биться быстрее. Ему отчаянно захотелось прекратить бойню, обнять старика, простить ему все и попытаться понять зачем. Стокер, не отрывая взгляда от его глаз, будто поняв это, дернулся навстречу, его губы сложились в столь значимое для обоих «сын»…

Но в этот момент с той стороны, где остались Модо и Винни, послушалась ругань, рычание и хруст: сообразительные охранники, пользуясь тем, что внимание привлечено к двум бойцам, осторожно зашли за спину несостоявшимся убийцам, сбили с ног жесткой подсечкой, заломили руки за спины и поставили на колени, обездвижив.

Наваждение, толкающее к миру, как рукой сняло. Огонек разорвал зрительный контакт и грязно выругался. Младший из заговорщиков, схватив обратным хватом армейский нож, который обронил его мертвый соперник, вскинул руку в защитную позицию. Раны в боку полыхнули болью, но воин заставил тело игнорировать и ее, и темные капли, падавшие на пушистый ковер. Взгляд Огонька забегал со Стокера, держащегося на безопасном расстоянии от драки, на своих обездвиженных союзников и загорелся алым пламенем гнева. Все было лишь игрой, чтобы отвлечь его от подлого маневра! Мужчина не даст так легко победить себя, он опытный и тренированный воин в лучшей из своих форм. Он голыми руками порвет тех, кто посмел тронуть его семью!

Трое охранников в черном начали двигаться, обходя его, пытаясь взять в клещи, но не решаясь напасть после того, что он сделал с их командиром. Мощное тело, ярость в бою и боевые навыки командира марсианских мотоподразделений были широко известны.

Один из защитников Стокера все же попробовал атаковать, молниеносным движением выхватив из сапога короткий нож и метя в горло. Блок, сильный удар в пах и мощный хук в солнечное сплетение — и нападающий отлетел к противоположной стене, хрипло дыша и поскуливая.

— Убери от него эту хуету! — рычание Винни заставило Огонька взглянуть в ту сторону, где на коленях стояли Модо и альбинос. Его замутило: горло дяди охватывал хвост из плутаркийской стали в точности так же, как его собственный всего пару минут назад сжимал чужую шею. Дядя, хрипя, силился напрячь мышцы, но справиться с мощными приводами, созданными безумным доктором, было невозможно. Единственный глаз, с мольбой глядящий на племянника, налился кровью. Огонек знал, Модо не желает помощи — старший из мужчин рода просил его сбежать, спасти хотя бы свою жизнь. К горлу Винни один из охранников приставил бритвенно-острый нож и, проколов кожу, пустил несколько капель темно-алой крови в путешествие по белому меху. Огонек взглянул на Стокера, который, не мигая, ждал нового контакта глазами.

«Его — убью! — читалось в них. — Не успеешь спасти. Даже не пытайся! Сдавайся! А лучше…» — Огонька будто полоснуло пониманием: Стокер присоединяется к мольбе дяди. Если генерал попытается скрыться, ему дадут шанс вернуться к Нагинате.

Мгновение растянулось в бесконечность. За долю секунды он вспомнил, как впервые увидел ее совсем малышкой. Как она потребовала, чтобы он был ее принцем. Как разглядывала она его, когда он позировал для ее работ в художественной школе. Как она шептала его имя, ворвавшись в его квартиру после долгой разлуки. Как пахли блинчики, которые она пекла ему на утро после их первой близости. Как блестели ее глаза, когда она выводила татуировку на его пальце, и как рыжий носик морщился, когда на него попадали брызги пигмента…

«Прости меня, родная моя…» — очень медленно, не разрывая зрительного контакта с лидером, он выпустил нож и поднял руки. Удар под колени опрокинул его, руки скрутили за спину и на запястьях защелкнули наручники.

Стокер расплел кольца вокруг шеи дяди и тот, судорожно хватая воздух и, кажется, на мгновение потеряв сознание, упал к его ногам. Лидер, не глядя на бывшего друга, шагнул к его племяннику. В глазах — гнев, обида, боль. Огонек с ненавистью уставился на него, оскалившись. Стокер ответил на оскал и резко, что есть силы, ударил по лицу своего мятежного офицера. Перстень из плутаркийской стали с эмблемой марсианского байкерского братства разорвал губу, наполняя рот вкусом железа. Мужчина сплюнул кровь под ноги Лидеру. В голове зазвенело: у старика была по-прежнему тяжелая рука.

— Почему? — поседевшие пальцы дернули голову вверх за длинную челку, снова заставляя смотреть в полные боли глаза.

— Ты похерил все, что я ценил, — тихо, чтоб слышал только один он, прошептал младший сквозь зубы.

— Похерил? Что же я похерил, сынок? Может быть, твою жизнь, когда не дал тебе скатиться в безумие и резать плутаркийцев? Остановил твое стремление словно маньяку мучить живых существ? Научил всему, что ты умеешь? Я дал возможность стать лучшим из моих офицеров, закрывал глаза на то, что ты творил в юности, да и творишь время от времени сейчас, хотя любого другого выставил бы прочь? Чем провинился, что ты пришел убить меня?!

— Ты приказал убить Карабину, Троттла и их сына!

— Мальчик был случайностью, я горюю по нему и виню себя в его смерти! — Старик заходил перед ним, эмоционально жестикулируя и нервно стуча хвостом. — Но его родители!.. Они меня предали, они пытались погубить дело моей жизни! — Он резко обернулся, глядя в глаза Огоньку.

— А Чарли? Дело твоей жизни она тоже пыталась погубить?! — рыча, выкрикнул Винни, который, оказывается, внимательно вслушивался в разговор. Стокер быстро пересек разделяющее их пространство и, безумно блестя глазами, уставился тому в лицо и, казалось, в самую душу:

— Я не хотел! Но мы не могли позволить немышам остаться на Марсе! Они бы в конечном итоге подняли мятеж, и снова лилась бы кровь. Я не мог оставить Чарли, пойми, это бы создало юридический прецедент, и на планету бы хлынули агенты захватчиков! Твоя Чарли — за безопасность миллионов! За безопасную, счастливую жизнь твоих дочерей! — он почти прошептал последние слова и резко отвернулся от потрясенного его логикой белого, возвращаясь к Огоньку.

— Ты врал мне! Из-за тебя мы выжгли два народа! — генерал, рыча, рванулся и закричал, почувствовав, как трещат суставы в заломленных руках.

— Мы спасали Марс! Эти предатели сотрудничали с Плутарком и снова продали бы нас! Эти сукины дети убили Тэсс! Я хотел планету, которая станет безопасным домом для каждого! Для тебя, для твоей жены, для ваших детей! Я подарил тебе идеальный мир, а ты пришел убить меня! — Стокер яростно смотрел в красные, полные ненависти глаза.

— Ты отнял у меня честь воина! — прорычал Огонек, снова дернувшись в держащих его руках, и ему почти удалось вырваться, но удар под колени и новая пощечина Лидера снова уронили мужчину.

— Честь? Честь — это роскошь в войне, мой мальчик. Честь может себе позволить только тот, кто не должен думать о жизни миллионов. Карабина всегда знала об этом, по-другому мы бы не выиграли войну с Плутарком. Честь может быть у солдата. Но, Огонек, когда ты — старший офицер, в чьих руках жизни, — спаси их любой ценой! А честь куда хочешь себе засунь! Я просрал свою, когда минировал пещеру, куда мы пригласили плутаркийцев на мирные переговоры. Зато мы обезглавили их армию, и это на годы сократило время войны и спасло тысячи жизней! Причем не только марсианских, — старик почти шипел, яростно размахивая хвостом, со свистом рассекая воздух. — Я потерял свою, взяв в заложники детей Камамбера, но зато смог выбить нам лучшие условия контрибуции. Честь — ради жизни других, тех, кому срать на мою честь, но кто хочет жить! Карабине тоже это не нравилось, ей хотелось быть воином, а не убийцей, — он криво ухмыльнулся и с отвращением сплюнул. — Вот и свалила на гражданку, не желая пачкаться о решения, которые приходилось принимать. И мне одному, одному, пришлось заботиться о целой планете! — он тяжело дышал и, поймав безумным взглядом взгляд одного из охранников, перехватил у него бластер, на автомате проверяя заряд. Огонек слизнул кровь с разбитой тяжелым перстнем из плутаркийской стали губы. — Я думал, что ты понимаешь меня. Ты всегда кидался на защиту, если Марсу грозила опасность. Твой дядя и вся эта компания уже предали меня однажды, оставив одного разгребать все то дерьмо, которого было полно на планете после Плутарка. Я прекрасно понимал, что они в любой момент сделают это снова. Но ты!.. Я готовил тебя на пост Министра обороны, моей правой руки и потенциального преемника! Я любил тебя как сына! Я верил тебе как себе! А ты… совсем как она! — выплюнул Лидер и вскинул руку.

Хриплый, полный боли крик, в котором почти невозможно было узнать голос дяди, резанул слух, следом в сознание ворвалось жужжание бластера, а потом из направленного в лоб дула вырвалась вспышка…

«Прости, родная моя, я обманул те…»