Courgot

_{* * *}

Сколько открываний выдерживает коробочка от дисков? Перезагрузим, брат. Хо-хо, быть звездой. Хо. Встань и будь звездой. Слимовские прочнее, хотя должно быть наоборот. Ноорея. Модернисты переворачиваются в гробах, я переворачиваюсь в постели. Слабый намек на пробуждение. От одной двадцатой к одной десятой. Система потихоньку загружается. Где синеквадратные индикаторы? Так. Стоп. Обнаружено новое оборудование. Рядом какая-то протоплазма в виде тела. Я не один. Ого, кажется тело — женского пола. Я не один! Проверим, женского ли, а не среднего или какого-либо иного. Ожегшись на молоке, дуем на воду.

Однажды у меня было одно такое романтическое пробуждение. Мой друг (на тот момент он был мне другом) жил в общаге. Не в какой-нибудь общаге, а в общаге ЛИКИ. Кто там не был — пусть даже не пытается понять, что это такое, а лучше почитает Лема. Или, на крайний случай, Лукьяненко. Приехали мы туда уже изрядно нагруженными, поднялись на хрен знает какой этаж и врубили саунд. Лазерного у меня тогда еще не было, и там я впервые услышал 44,1. Меня зарубило. Понимая, что теряю контроль, как ворона, вообразившая себя авиалайнером, собрал мозги в кучу и потребовал девушек. Хотя бы одну, для общения. Это оказалось непросто, но в конце концов желание гостя было исполнено. Все, что я помню — это как мы пытались прикурить. После третьей попытки я хотел было предпринять четвертую, но Серж, поглядев на меня глазами Кашпировского, негромко приказал: «Спать», и легко перевел меня в состояние «офф». Еще смутно помню таракана, вытанцовывающего на фэйдерах «Прибоя». Когда я очнулся, не имея ни малейшего представления о том, сколько прошло времени, было полутемно и горизонтально. На «Прибое» никто не танцевал. Зато рядом лежала девушка. Судя по всему, очень красивая. По крайней мере, у нее были длинные мягкие шелковистые волосы темно-каштанового цвета (так мне казалось в сумраке), и стройная фигура. Ага, стал соображать я, значит, эта Ира, или Надя, или Анжела, или как там ее, благосклонно отнеслась ко мне (про сержевский гипноз я не удосужился вспомнить), и вот мы здесь. Я нежно ее погладил. Девушка не то чтобы дала недвусмысленно понять, что ей это приятно, но ее малозаметную реакцию я принял за добрый знак. А что было-то, а? Да ничего ж не было — мы лежим в одежде. Во романтика, тантра для мачо и мачихи. Значит, все впереди! Я стал делать то, что описывать не буду, все равно вырежет цензура, ведь я не Генри Миллер. Раздался всхрап пополам с басовым всхлипом, и девушка повернулась на спину.

Это был Серж.

Думаю, я побил все рекорды по скорости собирания и ухода из гостей.

…Я стал изучать тело. Тело как тело, неплохое, хоть и далекое от идеала. Вопрос: впрочем, что такое идеал? (Речь идет о теле другом). Почему я задался этим вопросом с бодуна? Ладно, хрен с ним, идеализмом. У этого тела есть один существенный плюс — оно материально. Наверно, его можно трахнуть. О-о, наконец-то! Сейчас Леночка проснется, и скажет: «Любимый, я так тебя хочу!» Стоп, затормозил я себя, не расслабляйся. А может, это какая-то сирена. Заткни уши. (А член спрятать в футляр?) Скептицизм, и еще раз скептицизм. Теперь я смотрел более критично. Ноги хороши, оч-чень хороши. Голова вроде на месте (в физическом смысле). Прыщики на спине. А. Взгляд остановился на жопе. Жопа как жопа. Впрочем, нет. Попка. Попусенька.

Выпить, покурить, или разбудить эту нимфу, дабы предаться любви? У меня есть правило — не будить женщину, сон — это свято. Но Курго — исключение. Если ее не разбудить, она будет спать часов до семи, вечера, естественно. Потом она встанет (процесс пробуждения займет часа два, а то и два с половиной), что-то сгрызет и потребует какой-нибудь малоизвестный альбом «Джой Дивижна». Притом что альбомов «Джой Дивиждна» раз, два, и обчелся. После этого, после долгого психологического тренинга, вырубится опять.

Снедаемый сомнениями, я вновь поглядел на тощую Ленкину задницу. Это — любовь?

Нет (я узрел на полу сигарету, нашлась и зажигалка, закурил), никакая это не любовь, а грязная похоть. Предположим, лежало бы тут какое-нибудь другое тело. Будь оно мало-мальски привлекательным, я так же его бы восхотел. Вот примитив. Нет, надо с этим барахлом завязывать. Поститься. Не есть, не пить. Не трахаться. Не чесаться, не пердеть, не писать, не какать. Не дышать. Не жить. Это, конечно, не выход. Во всех религиях есть одна и та же фишка: жизнь в нашем трехмерном мире — что-то вроде ссылки, или экзамена. В буддизме выходит так, что нужно пройти это единожды; и если ты во второй раз сюда попал — значит, сделал что-то не то. По другим религиям, ты должен очень много раз воплощаться — причем не обязательно в человека, ты можешь стать собакой или одуванчиком. Бусидо. Готовься к смерти. Жопа. Жопа? Анальный секс мне нравится.

Я пнул Ленку. Ей очень не хотелось просыпаться, зато мне хотелось. Не буду же я овладевать этим спящим телом — смахивает на какое-то извращение. У Бунина был подобный рассказик — я читал его в детстве, и по-детски воспринимал это сочинение как порнуху; таким образом я приобщился к литературе. Принцесса послала меня на хрен, и я опять задумался.

Спящий человек невинен. Убить — грех, но убить спящего — двойной грех. Человек должен осознать свою смерть. У него должно быть время, чтобы подготовиться к этому процессу. Вообще-то надо быть готовым всегда. Пути Господни неисповедимы. Точка сборки — способность индивидуума осознавать определенный поток событий. Тот, чья точка сборки воспринимает определенный, конкретный человеческий поток событий, и есть человек. Чтобы быть уткой, нужно воспринимать другой поток событий, соседствующий с нашим, человеческим, иначе утки не проявлялись бы в нашем мире. Во умняк. Это все не мои мысли, об этом я прочитал в философских книгах. Однако вставляет. Попробуйте еще раз перечитать этот абзац, особое внимание уделите уткам.

Она проснулась. Проснулась! При этом, правда, мне пришлось приложить немало усилий, как нравственных, так и безнравственных. О, пробуждение женщины — это такое шоу. Шоу маст гоу он! Сколько раз я был свидетелем этого зрелища — и до сих пор мне интересно, не наскучивает ни капельки. Самую шизофреническу ночь я провел с некоей Таней; у меня был замысел лишиться посредством ее — девственности. Но она просто вырубилась. Зато утром я увидел то, что не смог бы экранизировать даже дядя Линч. Женщине нужно 45 минут для того, чтобы привести себя в порядок. Это касается не только Тани, а и всех женщин, я засекал. Академический час. Откуда, кстати, взялось это понятие, академический час, сорок пять минут? Не иначе, его придумали женщины.

— Здравствуй, Ленушка, — я сиял, как начищенный медяк, и пытался гладить свою безумную подругу. Ей это не нравилось. А понравится ли вам, подумалось мне, если вы еще находитесь в сладком плену ночных событий, быстрого сна, а тут кто-то начинает до вас домогаться? Нет. Опять нет. Скажет ли мне кто-нибудь «да»? Я хотел ее трахнуть. И не хотел. Вот дуализм. Если честно — никогда я ее не любил. А трахаться без любви беспонтово. Это удел баб. Мы, мужики, умеем любить. Впрочем, я уже, похоже, разучился. У женщин одно жучилово на уме — впрочем, конечно, дай почитать этот текст представительнице прекрасного пола, услышишь такое, что завяжешь с писательством навсегда, и станешь идейным онанистом.

На самом деле глупо утверждать, что женщины не умеют любить. Еще как умеют, только эта их любовь принимает совершенно чудовищную форму. На тебя смотрят как на емкость, в которой хранятся некоторые ценности. Не деньги, нет. Расплачиваться приходится всем, все — валюта. Обламывает то, что ты представляешься им какой-то вещью, ты являешься шкатулкой, которую можно снять с одной полки и поставить на другую. Как файл в компьютере — перекидывай его куда хочешь. Драг энд дроп, так это называется? (Похоже на рок-н-ролл). Ты платишь. Мужик платит. Это обобщение. А куда деться от этих обобщений? Опять же, позиция слабого, а не воина. Кто придумал всю эту систему? Бог. Бог выше всего, и, тем не, менее, Он создал систему, которая нас ограничивает. Парадокс: хоть он и создал нас по образу и подобию Своему, мы паримся над вопросами добра и зла. Хотя этого вопроса нет в принципе. Хренова парадигма. Вот это мы уже придумали сами. Что сказано в начале Ветхого завета, на первой странице? Они были наделены способностью отличать добро от зла. Вот лажа, тем самым Бог попросту спровоцировал Еву схавать яблочко. Женщина получает профессию с рождением. Мужчина — нет.

Во всех этих моих рассуждениях есть что-то, чего я не понимаю в принципе. Допустим, я не философ и не сильно верующий. В каком смысле не сильно верующий? Я не хожу в храм, хоть и чувствую, что это неправильно. Я иду к любви просто как-то так, своим путем, и тут легко впасть в ересь. Но Бога я люблю.

Одна из моих женщин, за что я уважаю ее до сих пор, сказала так: «Я — вещь». Тогда меня это очень возмутило. Ты не вещь, пытался я объяснить ей. Ты — личность. Ты не принадлежишь никому, только себе и Господу Богу. Как бы не так! «Придет мой мужик, и он меня заберет». Так и произошло. А что, мне надо было с ним драться? Нет уж, увольте. Автограф на шее у меня уже есть. Трусость? Просто в лом. Не любил я ее. Или так: я не любил ее. А кто сказал, что я был должен. Дрался ли бы ты за ту, которую любишь по-настоящему? Конечно, да. Чем же отличаюсь я от неандертальца?

Не сто́ите вы того, не за кого драться. И зачем? Чтобы вот так любоваться жопой? Сто́ит ли, ребята?

Как любят женщины? Сейчас я обьясню. Ты для них — это какая-то фишка, вроде губной помады в ридикюле. Сегодня она пользуется одной помадой, завтра, увидев рекламу по телевизору, мчится за другой. И ты в ауте. Конечно, они вопят: ты, мол, любимый и единственный. Говно. Раньше я думал, что женские мозги измеряются долларами. Лажа, все гораздо хуже. Женские мозги измеряются твоими эмоциями. Которые на доллары не купишь, да и не за какие деньги. Все куда бредовей, чем голливудские истории о вампирах.

«Я хочу тебя…» — попытался я сказать, но осекся. Она-то явно не хотела. Насилие? Нет, мы пойдем другим путем. Все делается во имя любви! Взалкав, я стал целовать ее спину. Вот херня, принеси, говорит, водки. Мне надо опохмелиться. А там видно будет. Может, я тебя и полюблю.

После второй, естественно, надо покурить. Курго вырывает у меня из пасти сигарету и начинает жадно затягиваться. Романтика! Дерьмовая романтика, но это то, что надо. Любовь, блин. Попробуем подойти к этому по-кортасаровски. Двое лежат и курят. Пора заварить мате. Любовь есть, а мате нет. Не Рио-де-Жанейро. И на Байрес не похоже. Петербург.

Курго курила долго — настолько долго, что я закурил еще раз. И сказал: «Леночка, я тебя хочу». Реакция была неадекватна. Давай выпьем еще. Ладно. Выпили еще, еще и еще. Вообще-то я пытаюсь тебя любить, как и ты меня. «Крафтверк»? Нет у меня «Крафтверка». Есть «Джой Дивижн». У меня много чего есть («А как насчет «Баухауз»? Нет? Ты попал». Да это ты попала, дурнушка). Лучше смотреть видео. Какое-нибудь старое совдеповское кино. «Девчата» или «Сердца четырех». Ништяк, «Сердца четырех»! Самый эротический фильм из довоеннных.

«Хочу кактус», — заявила Ленка. Ну ладно, кактус — это кактус, и не более того, ладно. Перетыкаем SCART, и идет то самое кино. Я тащусь. Жучиться уже не хочется. Или хочется?

Хочется.

Выпьем, говорит Ленка. Ну ладно, выпьем. Я иду на кухню за водой и слышу грохот. Лена вздумала изучить изрядных размеров кактус, стоящий на подоконнике. Этому растению лет не менее, чем мне. А мы еще не верим в телекинез! Стоило Ленке на него посмотреть, как он рухнул. По крайней мере, она так сказала. Я не стал вникать. Ленка набрала всяких стаканчиков и баночек, наполнила водой и рассадила туда кактусят. Баночки были красиво расставлены на журнальном столике. Большой кактус мы общими усилиями водрузили обратно на подоконник. Но все это опять свалилось, потому что я пошел в сортир и плохо рассчитал траекторию. Мы выпили.

Неплохо бы домогнуться. Неплохо бы. Но зачем. Почитаю стихи. Однако Ленка стихов не любит, не воспринимает их. Читаю про себя. Ленка, а ты… Стихи-то хорошие. Ленка. Я хочу показать тебе такую дивную красоту — такую красоту, что ты чокнешься, не вставая с дивана. Я волокусь к стеллажу с дисками. А, еще идут «Сердца». Что, давно началось? Сколько прошло времени? Кажется, оно остановилось. Вот это самая настоящая любовь, о которой ты мне говорила, блин. Все идет к тому, что у них любовь — и бэби в перспективе. Фрейд — (бедный Фрейд) — обезьяна, выдрессированая психоанализом. А кактус? Пожалуйста. Вот тебе кактус в виде зародыша. Семена? Они размножаются кактусятами.

Я задумываюсь. Может быть, лучше ей уйти? Ладно, гнать не буду. Рано или поздно сама уйдет. Скорее рано, чем поздно.

Уйдет? Опять ошибка. Она решила у меня прописаться. Воообще-то она прописывается у всех, хотя и не бывает при этом потаскухой; по крайней мере, так она утверждает. Любовь; а может, нам действительно этого не понять? Прийти к другу, неважно какого пола, и выкинуть из левого полушария около семидесяти часов. Как-то я упрекнул свою жену в том, что у нее плоховато с правым. Оно, мол, включается только после третьей рюмки. Шутка возымела эффект. Только момент был не очень актуальный — похороны. Не люблю я это дело. Из своих похорон я не собираюсь устраивать шоу. Выкиньте меня в канаву, когда я сдохну, и веселитесь. Одно только пожелание — послушайте Малера. Часов, или градусов? В чем измеряем смысл жизни, братья шумеры?

Ленка пошевелила босой ногой изменнический кактус. Растение пыталось жить, ему этого хотелось. Хорошо, решила Лена, я сохраню тебе жизнь. Только Гнедаванский опять пошел в главный офис. Эй, чучело. Что? Унитазная вода романтично шумела, как водопад в американском фильме. Сменить кассету? Переключить на DVD? Значит, опять. Опять выдирать SCART и снова этот самый SCART втыкать непонятно во что. О, электронный кайф. Вам не понять. Двадцать один грамм и двадцать один контакт. Тысяча и один день. Ты не дигитален, сказал как-то Сережа, и это запало мне в душу. Мы стояли в туннеле, ведущем из Канонерки на материк. Проносились автомобили с жутким грохотом, а этот придурок пытался слушать плейер. Что-то в нем заклинило. Сережа был пьян в жопу, я — так себе, в норме. Этот туннель — хорошая натура для съeмок фильмов ужасов, как только киношники этого не просекли, меня удивляет. Когда едет легковушка, кажется, что едет грузовик. Движение грузовика же позволяет не забывать об Армагеддоне. Но Сережа тогда напугал меня покруче всякого Армагеддона. Я-то был почти трезв, причем настолько, что сама идея Страшного суда меня не затрагивала. Этот идиот, романтик, пытался воткнуть миниджек в соответствующую дырку. Прошло немало колов времени (почти по Хармсу), прежде чем ему это вроде бы удалось. Но что-то было не так. Возможно, один канал сдох. Серж грохнул электронную вертушку на проезжую часть, навороченная машинка была тут же раздавлена проезжающем многоосным чудовищем. Эффектный ход. Что́ он мне хотел этим доказать, я так до сих пор и не понял. Серж спрыгнул с тротуара (это был на самом деле не тротуар, а только пародия на него — разойтись со встречным пешеходом было довольно-таки интимным занятием) — и почесал зигзагами. Психодель. Фрипп, Кортасар, Малевич и прочая братия отдыхает. Я ринулся вслед. Он меня здорово напугал. Грохот был сумасшедший. Я догнал его перед выходом на Гутуевский. При всем своем пацифизме у меня возникло сладкое желание набить ему морду. Ты не дигитален. Но я не бросаю такие чудесные машинки на дорогу, и не наблюдаю со странным сладострастием, как их будут превращать в лепешку. Это какое-то извращение, при том что я отношусь к технике, как к технике, не более. Не делаю из нее культа. Для Сержа же как раз наоборот: техника ему была дороже — ни много ни мало, дороже невесты. Как-то решил он жениться. Мы хохотали. Зря: девка-то была неплохая, добрая, только полноватая, и попа у нее была большая. Бюст — в самый раз. Хотя для кого как. Беда у нее была одна: не врубалась она в музыку. Серж, не подумав как следует, ляпнул, что у него 2×35. По тем временам это было не хухры-мухры. Естественно, S-90. И дама обломилась: на кой мне мужик с такими гробами? Есть другие, с магнитолами. Страно, но она была из ЛИКИ. А в ЛИКИ-то как раз народ ценит пристойные штуковины. S-90, надо заметить, были попросту культовыми машинами. Но ничего у них, Сержа и этой барышни, не склеилось. «Пал народ, — мрачно цедил Серж, — если уже даже мужики стали приобретать магнитолы (бабам это простительно) — дело табак». Чувак сказал все. В их общаге был свой кодекс. Переносные аппараты не признавались. М-м-да, другие времена, другие нравы. Теперь уже не то. Стареем? Тогда иметь магнитолу было стыдно. Надо же, Великая Машина Одиночества угроблена под колесами какого-то очень невеселого грузовика. Ты избавился от ВМО, но тем самым проблем своих не решил. Кто ее заменит? Не женщина же.

И была еще такая ликишная история: один чувак бросил пить. Браво. Он начал бояться. (А другой интересным образом завязал с наркотиками, испугавшись стола). У его друга была странная привычка выгуливать по ночам долгопята. Так вот, первый перонаж об этом обстоятельстве забыл. И шел себе с двенадцатого этажа на девятый. А света в коридоре не было. И тут — красивые поблескивающие в сумраке глазки. Милый зверек. Но это наверняка байка, плагиат: позже я прочитал в одной увлекательной книжке о подобной истории. Правда, в оригинале чувак не то что бросил пить, а попросту сошел с ума.

Да что это я все о Сереже, и прочей ликишной братии? Русский язык. Насколько англичанам и армянам легче жить, им по барабану, мужской род или женский. Русский уникален тем, что это единственный язык, в котором самоназвание народа — не существительное, а прилагательное. Белорус, украинец, поляк, чех, ага, Европа не вкатывает. Африканец, австралиец. Египтянин. Вавилонянин. Итальянец. Француз. Список можно продолжать, пока не грохнется твоя винда. Может, я и гоню. Простите, я был троечником. Немец не скажет о себе: я немецкий. Неудачный пример? Неудачный. Хорошо: англичанин, или американец: я английский, я американский. Глупо? Глупо. А мы говорим: я русский. Ну и как? А-а…

Не лучше ли возлюбить Курго? Попробуем.

На экране еще что-то шевелилось. Бормотала фонограмма. Эта комедия меня не развлекала. Хотелось сурового рока.

Кажется, я выделывал красивые асаны своей попой. Оценить это было некому. Как-то, вооружившись учебником, я попытался помедитировать с бодуна. Как мне стало хреново. Хорошие мои подруги, вас много, а я один. Есть куча заумной литературы, и пипл с нее тащится. Есть даже непонятные специализированные магазины, вроде «Другого Мира» или «Розы Мира» (вот так, с заглавной буквы), и для меня загадка, как можно в подобных заведениях работать. У них принято не втирать клиенту товар. Чтобы оценить контраст, достаточно зайти на той же Сенной в «Эльдорадо» или в телефонную лавочку. Что, мол, музыкальным центром интересуетесь? Телефончик хотите? Какую модельку ищем? Тренинги проводят квалифицированные психологи: с клиентом надо общаться как с дебилом. Интересуюсь. А на кой ты мне нужен, продавец? Я тебя о чем-то спросил?

Это называется агрессивным маркетингом. Заходит чувак при бабках — пусть у него несчастные три тыщи с зарплаты — надо ему навязать покупку на три тысячи, не более, и не менее. Сколько у тебя денег в кармане — это вычисляют со входа.

«Курго, хочешь ли». «Я-то хочу. Но…». Эзотерика, блин. Я пришел к толкованию: что не есть эзотерика, то есть экзотерика. Умняк! Экзотерики навалом: Дюма, например. Однако время его прошло. Значит, эзотерика. Магазин эзотерики — не бредово ли это звучит? Коли они продают эзотерику, следовательно, товар этот эзотерикой не является. Эзотерику нельзя продавать. Какая это, блин, эзотерика? Спекуляция. Однако народ туда зачем-то прется, он, видимо, сам хочет быть обспекулированным. Как-то раз я зашел туда. От одного вида продавцов стало дурно. Психи конкретные. Толком ничего не соображают. Особенно один, по-моему, это главный псих. Вместо бэйджика у него к карману была прицеплена бирка с надписью «Последний экземпляр». Всегдашняя мечта всех сумасшедших — управлять сумасшедшим домом. Это не я сказал, а Дэвид Такер. Подошел я к психу (главному), и спросил, где эзотерика. Этот идиот развел руками: мол, у нас одна сплошная эзотерика, эзотерика на эзотерике ездит и эзотерикой же ее, мрачную тетку, погоняет. То есть литературы у них нет. На самом деле что-то есть (вот она), но тут все эдакое… Какое? А вот все такое азиатское. Преимущественно японское. Нет, сырую рыбу я жрать не буду. Не поняли мы друг друга.

Хотя: потом я поглядел на этого придурка: как он работал с клиентом, на это стОило посмотреть. Зашел чувак, весь в коже и депрессии: мне, видите ли, плохо. Как насчет психологических тренингов. Психологические тренинги, сказал главный псих, это что-то вроде анальгина. То есть вы можете купировать боль, снять симптомы, но при этом болезнь не излечите. Надо копать (вот тут-то я затащился и стал к этому базару прислушиваться внимательно). Фигня все то, что вы говорите. А Крайон? Да пожалуйста, вот вам Крайон. Мне сказали, что в этом есть суть. Ну и какая? Понимаете, трет чувак, у меня проблема. («Ну и что? — подумал продавец. — У меня, что ли, их нет? Я так похож на психотерапевта?») Может, Крайон поможет. Нет. Вы почитайте лучше Лазарева. И опять они вернулись к тому стеллажу.

Мнэ-э, говорит чувак, мне это непонятно. Все понятно, гнет продавец свою тему, вам нужно вчитаться. Лазарев однозначен: либо он прет, либо не прет. Вот пятый том и десятый. Тут ответы на все Ваши вопросы. Чувак затыкается.

Смешное было на следующий день: парень пришел весь сиящий, депрессии нет и следа. Я прикололся смотреть журналы по йоге, хотя ничего в этом не понимаю. «Спасибо, — говорит клиент, — вы здорово мне помогли». ПК (продавец-консультант) счастлив. — «Мне, будьте любезны, полный комплект в двух экземплярах. А кое-какие тома я возьму и в трех». И монстр засуетился. Он сбегал на склад, принес недостающие тома и выразил сожаление, что тома № 2 нет, он проверил. Телефон филиала? Пожалуйста. Аппарат вон там, я покажу вам дорогу. Не надо, у меня безлимитный тариф. Але? Второй Лазарева есть? О, замечательно. Мне нужно два экземпляра, я подъеду к вам в течении получаса. Спасибо. Спасибо (это продавцу). Клиент в кайфе, и продавец в кайфе. Всем хорошо. Сумасшедшие нашли друг друга. Я закрываю журнал — время ушло. И думаю о Курго. Слушай, а как насчет «Лед Зеппелина». А хреново. Никак. Нет его у меня. Как — нет?! Да вот так. Ну, ты конкретный пидор. Да, я — пидор. Нет у меня «Лед Зеппелина». Так получилось. У меня были пять винилов, но навернулись они каким-то непонятным образом. Ты что, их отдал? Отдал. Да. Жене.

Идиот.

Идиот, да. Ну и пусть. Плевать. В конце концов надо же всех прощать. А ты бы не отдала? Ты любила своего мужа не меньше, чем я — жену. И не отдала бы ты ему диски?

Конечно. Да. Вот мне бы она «Цеппелинов» не отдала. «Джой Дивижна» — да. Но не «Лед Зеппилин». Такой реестр.

А чего мы паримся-то? Получается, что мы ставим «Цеппелинов» наравне с Богом. Ерунда. Да фигня все это, не жалко, куплю на МР-3. Хотя не то. Эх, не то. А почему не то? Кто сказал — не то? Курго можно всунуть. А когда всунешь, не до «Цеппилинов».

Попробовал, да куда там. Давай, говорит, по рюмочке. Ну по рюмочке — так по рюмочке. Гадость, но надо. На Ваське есть такой мостик с корабликами — красиво, блин, и вот там-то я девственности и лишился. Не на мостике, конечно, а рядом с ним. Н-н-да, романтика. Как-то беспонтово. Но на тот момент было в кайф.

Да, я не девственник. И не Казанова. Противно. Вообще-то я любил ее. А она оказалась профессиональной шлюхой. Лажа, какая лажа все это. А что Курго, люблю ли я ее? Смешно. Я хочу всунуть. Причем осознаю, что всовывать ей — последнее дело. Но хочу.

Леночка, пытаюсь я что-то умное-такое-разумное протереть, знаешь ли ты, какая ты? И начинаю лгать, сволочь. Ах, какая ты. Сука. Знаешь ли ты, что такое тантра. Меня мутит от собственной похабени. Нет, жопа, я не такой. Я иной. Конечно, иной, я эстет, но всунуть хочу. Сними свои дурацкие трусы. Это вовсе не так уж и эротично, как ты думаешь. Твои идиотские трусы все время хочется снять, сорвать, содрать, порвать и разодрать. Может, это и есть эротика? Или эзотерика, которой я не понял? Не понял и не пойму никогда. Думали, я на это фуфло поддался. Я мачо. А может, и не такой уж мачо. На дерьмо не покупаюсь. Сними эту фуфлятину. Что? Ах, тебе надо расслабиться? А чем ты вчера занималась? Выпьем. Ладно, выпьем еще. Дрянь. Дырка. Дырка безмозглая. Почему ты не хочешь? Фригидна? Фригидна. Вот засада! Ей интересней бухать, чем трахаться. Мне тоже по кайфу бухнуть, но заняться любовью более, чем менее. Хотя какая тут любовь. И даже секса нет. Ничего Курго не понимает в романтике.

Порнография. Все могло бы быть красиво — но нет, правому полушарию все время напоминаешь, что надо бы думать правым, дерьмо, лажа, это напоминание — какая-то штука левополушарная, фигня, надо думать правым. Цивилизация наша на том и прокинулась. Раньше был жидомасонский заговор. Теперь жидомарсианский. Читайте Друнвало Мельхиседека, Гипербореева и прочих идиотов. Будет хреново. Пьяная Курго валяется и тащится с того, что она есть. Она жива, что не так уж плохо. И я, как мудак, тащусь. Виманика шастра. Когда же кончится это барахло.

Ты пустая. Ты пустая, Курго. С тобой скучно. Как и со мной. Необходим план спасения, иначе — гибель. Но я спасусь. Не знаю как, но я не погибну. Останусь в живых. Сколько раз мне казалось: все, крышка, крантец, но я как-то выкарабкивался. Каждый раз кажется: в такой заднице я еще не был; ложись, дорогой, да помирай. Нет. Какая-то сила дает мне хорошенького пинка и поднимает. Не время. Верую в электронного Буратино, и папа Карло — пророк его. Псевдоним пророка — Билл Гейтс, а имя истинное — папа Карло. То самое имя, которое не то что нельзя поминать всуе, а просто нельзя произносить. И сакральное число твое в мегагерцах нельзя озвучивать, как и размер твоего кондома. Помолимся же.

Курго. Я связался с тобой из трусости. Трусость была умно замаскирована под интерес. Встретились два одиночества. Я совершенно пуст, как молочный бидон, вылизанный котом — без нее, жены, мне слишком страшно. Ад одиночества. Она покинула меня давно. Солярис. Темная сторона Луны. Но Лена меня не спасет. Женщина по имени Спасение умерла. Теперь приходится рассчитывать только на самого себя. Будь Соломоном. А Курго будет Суламифью. Бля, как горько. Спасения не видно, не предвидится. Да, оно будет. На том свете. Как бы закончить свою жизнь грамотно, чтобы больше не попадать сюда. Так по буддизму. Христианство отрицает реинкарнацию — но есть издания, опять же, смахивающие на спекуляции — что, мол, Библия-то не та. Конечно, раньше масло было маслянистее. И раннее христианство вовсе не чуралось перевоплощения. Косвенные доказательства, псевдодоказательства, с точки зрения ортодоксов — какие-то, как ни крути, артефакты, как, например, книга «Евангелие от Иуды» (что интересно, автор — не Иуда, и есть как минимум две книги с этим названием), конечно же, ничего не доказывают, но задуматься заставляют. Во всей этой куче дерьма можно что-то отфильтровать, но какая же это работа. Легко спятить, работая в любом магазине. Я бы не смог выносить этот цирк. Клоунада должна оплачиваться так же высоко, как работа шахтеров. Или еще выше. А «Юрайя Хип». Ну ты тоже попал. Курго засыпает. Я любуюсь ей.

Тяжелый рок, говорят, как-то неправильно меняет структуру воды, и, более того, не позволяет ей правильно кристаллизоваться. О. В это я верю. А как насчет фуфлофой любви — любви, в которую я верю как-то иначе. Насчет любви к Курго. Ведь, не любя ее, я бы остался бы таким же дурным чуваком — не меняясь, я стал бы скучен. Да здравствует Курго.

Где же настоящая любовь?

Так чего же ты желаешь. Допустим, ты была бы моей (по-настоящему). Нет. Почему нет? Нет, и все. А ты сам-то чего хочешь? Ведь не того же. Но — запусти программу живого человека, пусть он пошевелится. Ленка дернулась, будто ее слегка шарахнули электричеством. Я решил спать.

Перед этим мероприятием, я, естественно, попытался сделать обход владений. Как кот. Или фэнтези начитался? Кактусы. Кактусы, блин. Я сделал еще одну попытку и был вынужден нажать ментальный «эскейп». Попытался приложиться мордой комфортно, но мешали эти дурацкие колючие растения. Хорошо, промахнулся. Иначе лишился бы зрения. Пол был уютен. Курго не было. В глазах у меня замигало так, что концерт «Пинк Флойда» 1987 года без Уотерса показался бы рядом с этим фейерверком школьной дискотекой в деревне. Бы?