Цвет мира — серый

ГЛАВА 13

Обыскав трупы, мы раздобыли немного еды, но кусок не лез мне в горло. Ланс решил, что он может поесть и на ходу и задерживаться на обед нам не стоит.

В тюке, который он прихватил с поля боя, нашлась более-менее целая одежда, так что надевать свои старые шмотки, еще не высохшие после стирки, мне не пришлось. Нацепив кожаные куртки имперских пехотинцев, мы тронулись в путь.

Ночь застала нас в самой чаще леса, но Ланс заявил, что собирается двигаться без остановки, и мне ничего не оставалось, кроме как согласиться.

Порой заросли становились настолько густыми, что нам приходилось прорубать дорогу мечами. Свой меч Ланс для этого не доставал — на такой случай он прихватил с собой железяку одного из убитых днем имперцев.

Я же в очередной раз задумался о своем будущем.

Предложение Ланса отправиться в Тхай-Кай было не лишено смысла. Хотя бы потому, что на Срединном континенте мне вообще никто не поможет. Но все-таки это был шаг, продиктованный полной безысходностью. Что я буду делать, когда попаду на Утренний материк, где там искать помощь, пробиваться ли на аудиенцию к владыке Фангу, и если пробиваться, то каким образом, или же обратиться за помощью к кому-то из тамошних мудрецов — я и понятия не имел.

Ланс предлагал решать проблемы по мере их возникновения. Это чертовски верная стратегия, если проблемы валятся на голову строго одна за другой. А как быть, если они упали одновременно?

Не успел я погрузиться в свои нерадостные размышления, как Лансу приспичило поговорить.

— Скажи, а зачем ты хочешь убить Гарриса? — этот вопрос застал меня врасплох.

— Разве у меня есть выбор?

— Ты можешь отказаться от этого дела, как я и предлагал, — сказал Ланс. — Но ты хочешь убить императора. Зачем? Что именно побуждает тебя попробовать сделать такой ход?

— Я не совсем понимаю суть твоего вопроса.

— Ты хочешь отомстить за отца? Вернуть престол Тирена? Избавить мир от ужасного деспота? Какой основной мотив заставляет тебя действовать?

— Если я не сделаю этого, он убьет меня.

— Значит, ты считаешь это самообороной?

— Ты так говоришь, как будто в этом есть что-то плохое, — сказал я. — Что-то недостойное. Странно слышать такие слова от человека, только что уложившего шестерых.

— Не сравнивай, — сказал Ланс. — Мы на войне, а на войне определить врага очень просто, и нет никаких сомнений в том, как следует с этим врагом поступать.

— Они предлагали нам сдать оружие, — напомнил я. — И говорили, что после этого мы будем вольны идти, куда захотим.

— При этом не было никаких гарантий, что они не порубили бы нас в мясной фарш после того, как мы отдали бы им свои мечи, — сказал Ланс. — Я предпочитаю не рисковать своей жизнью, опираясь только на чьи-то уверения, сколь бы убедительно они ни звучали. А эти парни не показались мне такими уж убедительными.

— Ага, — сказал я. — У тебя с ними, значит, война. А у меня с Гаррисом, выходит, нет?

— Именно так. Гаррис не воюет с тобой, — сказал Ланс. — Он с тобой играет. Если бы он с тобой на самом деле воевал, ты сейчас был бы уже мертв. И ни за что не покинул бы пределов своей страны.

— Мне все равно, играет он или нет, — сказал я. — Я с ним воюю.

— Случается и такое, — согласился Ланс.

Перед тем как мы двинулись в путь, он еще раз достал свой черный меч, попросил меня отвернуться и двумя ударами рассек мои ножные кандалы. На правой ноге осталась неглубокая царапина, на левой — только ссадины, натертые самими кандалами.

Я бы на его месте тоже не захотел расставаться с таким мечом.

— А можно теперь я спрошу?

— Валяй, спрашивай.

— Ты ведь вполне мог освободить нас до боя, — сказал я. — И мы могли бы попробовать уйти ночью. Почему ты этого не сделал?

— Во-первых, вряд ли бы нам так просто удалось сбежать, когда вокруг столько народу, — сказал Ланс. — А во-вторых… Мне нужен был этот бой.

— Зачем?

— Это был своего рода тест, — сказал Ланс. — Проверка для нас обоих.

— Кто-то из нас мог и не пережить такой проверки.

— Такой вариант снял бы все вопросы, — согласился Ланс. — В этом суть подобных тестов.

Я вдруг поймал себя на мысли, что Ланс чем-то напоминает мне Гарриса. Мотивы его поступков было так же трудно понять.

— И что же показала сия проверка?

— Мы оба выжили. Это можно расценивать как знак.

— Или это просто случайность.

— Тогда это будет уже вторая случайность, — сказал Ланс. — Две случайности подряд тоже могут расцениваться как знак.

— А когда была первая?

— Подумай сам.

— Когда мы оказались запертыми в одной камере?

— Происходящее с нами можно расценивать по-разному, — проговорил Ланс. — Кто-то увидит в одном и том же цепь случайностей, кто-то — закономерность и перст судьбы.

— Ты поэтому решил мне помочь? — спросил я. — Потому что тебе перст судьбы так указал?

— Нет, — ответил Ланс. — Просто ты напомнил мне о другом юноше, которого я знал довольно давно.

— И что стало с другим юношей? — поинтересовался я.

— Это долгая история.

— Мне казалось, времени на разговоры у нас полно.

Тут подлесок стал гуще, и Лансу, идущему первым, пришлось снова взяться за меч. Стало не до разговоров.

Интересно, наступит ли такое время, когда я получу ответы на все свои вопросы, или же эти приключения прикончат меня раньше?

— Когда-то я знал другого юношу, — сказал Ланс, когда я уже перестал ждать его рассказа. — Он был чуть постарше тебя, когда узнал, что он тоже своего рода принц.

— Как такое может быть?

— Он жил далеко от своего королевства и очень долго считал себя сиротой. В свое время его отец, правитель небольшой страны вроде твоей посчитал, что так будет безопаснее. Потому что хотя страна его была небольшой, у нее было немало могущественных врагов и многие желали смерти ее правителю. К старому лорду… королю часто подсылали убийц, и когда одному из них удалось добиться цели, верные слуги разыскали юношу, рассказали ему правду о его происхождении и помогли ему вступить в права наследования.

— А так бывает? — спросил я. — Я имею в виду, меня с детства учили тому, как быть правителем. Если тот юноша не знал о своем предназначении, он просто не мог быть готов к тому, что на него свалилось.

— Он и не был готов, — сказал Ланс. — Ему пришлось всему учиться на ходу, и он показал себя весьма способным учеником. Однако долго управлять государством ему не дали. С момента его воцарения прошло всего несколько лет, когда соседние королевства снарядили могущественную армию, которая должна была положить конец его родине. Уничтожить ее. Стереть с лица земли.

— Что-то я никогда не слышал о такой войне, — сказал я. — Когда это было?

— Давно. И довольно далеко отсюда.

— На нашем континенте?

— Нет.

— Но в Тхай-Кае такого точно не могло быть, — убежденно сказал я. — Великие Фанги создали единое государство более тысячи лет назад.

— Есть и другие миры, помимо вашего, — сказал Ланс, — Можешь думать, что это произошло в одном из них. А еще ты можешь считать, что это просто легенда.

— Но ты же сказал, что знал того юношу.

— Ну, так и считай меня частью легенды.

— А почему соседи хотели уничтожить ту страну, которой правил юноша? — спросил я, решив сначала дослушать историю до конца, а уже потом думать о том, как к ней следует относиться и следует ли верить утверждению Ланса о том, что он явился сюда из другого мира.

— Тому было много причин. Видишь ли, его считали Темным Лордом, злым колдуном и вообще живым воплощением всего самого ужасного, что есть на земле, — тон, которым говорил Ланс, не позволял усомниться в его словах. — Однако на самом деле все было гораздо проще и одновременно гораздо сложнее. Сопредельным государствам нужен был внешний враг, кому-то была нужна большая война, кому-то было нужно, чтобы эта большая война случилась подальше от его владений. Каждый преследовал свои цели, а козлом отпущения назначили того юношу и его государство.

— А на самом деле он не был воплощением всего самого ужасного, что есть на земле?

— Вряд ли, — сказал Ланс. — Это была тьма, которую нарекли тьмой, потому что так было выгодно тем, кто считал себя воинами света. Точнее, тем, кто себя таковыми называл. Историю, как ты должен понимать, пишут победители, а юноша был последним представителем рода, который все время проигрывал. Проигрывал на протяжении жизни нескольких последних поколений. Поэтому терминологию определял не он и не его предки.

— И что там произошло?

— Проблема этого юноши была в том, что он формально согласился играть роль мирового пугала, но так и не смог привыкнуть к этой роли. Он знал, что война неизбежна, готовился к ней, укреплял свою армию и пытался привлечь новых союзников, но все-таки в итоге к этой войне он оказался не готов. Морально не готов. Понимаешь?

— Не совсем, — признался я.

— Скажи, Джейме, ты считаешь себя хорошим человеком?

— Не знаю. Полагаю, не мне об этом судить.

— А все-таки?

— Ну, наверное, я все-таки не самый плохой.

— Теперь представь, что прямо сейчас тебе в руки попадет оружие страшной разрушительной силы, — сказал Ланс. — Магическое оружие, которое сделает тебя почти неуязвимым и одновременно с этим предоставит тебе сверхчеловеческие возможности. С таким оружием ты сможешь не только убить Гарриса, но и разнести на куски всю его Империю. Поставить весь мир на колени.

— Полагаю, я не отказался бы от такой возможности, — сказал я.

— Подожди, я еще не закончил, — сказал Ланс. — Ты с самого начала должен знать, что это оружие принадлежит темной стороне силы и что его использование, более того, даже простое владение им, по умолчанию, будет означать, что ты принадлежишь тьме и служишь всему недоброму, что только есть на земле. Что твой любимый Тирен отныне будет называться Империей Зла, и многие обитатели этого мира, люди в целом неплохие, люди незнакомые, люди, о которых ты даже ничего не слышал, будут желать твоей смерти. И гибели всей твоей стране, кстати. Они будут желать смерти всем твоим подданным только потому, что ты ими правишь. И для того чтобы просто оставаться в живых, тебе придется убивать этих, в сущности, неплохих людей. Как тебе такая мысль?

— Это обязательное условие? — уточнил я. — То есть вообще никаких вариантов? И нет никаких шансов что-то кому-то объяснить, как-то улучшить свою репутацию?

— Никаких, — отрезал Ланс.

— Пожалуй, я бы отказался, — заявил я после небольших раздумий. — В такой-то ситуации.

— А у того юноши, которого я знал, выбора не было, — сказал Ланс. — Отказаться он не смог. Но и полностью привыкнуть к своей роли у него тоже не получилось.

— Полагаю, немногие бы согласились на такое, — сказал я. — По сравнению с ним даже Гаррис находится в более выигрышной позиции.

— Сравнения тут неуместны. Если Гаррис выиграет свою войну, вряд ли кто-то запомнит его воплощением зла, уже независимо от его личных качеств, — хмыкнул Ланс. — Помнишь, кто пишет историю?

— Да. Так этот юноша, которого ты знал, проиграл свою войну?

— Ее невозможно было выиграть чисто технически, — сказал Ланс. — Огромная армия вторглась на территорию его государства и прошлась по землям с огнем и мечом. Они вырезали всех, они воевали не только с другой армией, но и с мирным населением этой страны и никому не давали пощады. В конце концов юноша и остатки его сторонников оказались заперты в его родовом замке, а в подвалах разместились те подданные, которым посчастливилось выжить. Но в итоге они все равно погибли еще до того, как пал сам замок. А в день последнего штурма юноша потерял всех своих друзей и соратников. Вообще всех. Он остался один.

Голос Ланса звучал все глуше и глуше. Похоже, ему было не очень легко об этом говорить.

— Попробуй понять, что он чувствовал, — сказал Ланс. — Воины добра и света убили его отца. Убили его приемных родителей. Убили его учителей, его слуг, всех, кого он знал. Они убили всех женщин, с которыми он когда-либо встречался. Просто потому что хотели обезопасить себя от его потомства. Уничтожили его страну. Вырезали всех его подданных, которых он клялся защищать.

Не хотел бы я повстречаться с теми воинами света и добра где-нибудь в темном… в светлом переулке. Среди рыцарей моего отца ходила поговорка о том, что добро должно быть с кулаками, и в принципе я был с этой поговоркой согласен. Теперь же я впервые в жизни задумался над тем, до какого размера добро может отращивать свои кулаки, не потеряв при этом права называться добром.

— Потеряв все, юноша испытал временное помутнение рассудка, — сказал Ланс. — И сделал то, о чем впоследствии очень сильно пожалел. Впрочем, впоследствии об этом очень многие сильно пожалели. Он призвал в мир зло. Настоящее зло, армию демонов, слуг хаоса, которые могли сокрушить всех его врагов, утопив их в собственной крови, и устроить на земле форменный ад. И тогда те, кто ему противостоял, познали разницу между злом нареченным и злом истинным. Для многих из них это стало последним, что они узнали.

— То есть в итоге он все-таки победил? — уточнил я. — Стал таким, каким его все это время видели, и победил?

— Нет, — ответил Ланс, после чего принялся махать мечом с удвоенной силой, хотя подлесок здесь был уже не таким густым и необходимость прорубать путь вроде бы отпала.

Я уже не решился спрашивать, что было дальше. Но Ланс все-таки собирался довести свой рассказ до конца.

— Очень быстро он понял, что натворил. Но обратного пути не было, демоны, а это были самые настоящие демоны, уже пришли в мир, и они ни за что не оставили бы его просто так. Тогда юноша повернулся против них, и даже его старые враги, осознав степень опасности, заключили с ним временный союз.

— Какой в этом смысл? — спросил я. — Для них, я имею в виду. Если у юноши не осталось армии…

— Он обладал сверхчеловеческими способностями, — напомнил Ланс. — По меркам того мира даже в одиночку он был очень опасной боевой единицей, и они не могли себе позволить отказаться от любой помощи. Война с демонами была очень жестокой и длилась почти год, но в итоге армия союзников победила, и демоны были загнаны обратно в то измерение, из которого они явились. А может быть, в саму преисподнюю.

— Надеюсь, юношу оставили в покое? — спросил я. — Ведь он показал всем, что такое истинное зло, и сам бился с ним…

— Нет, — сказал Ланс. — Дело в том, что он слишком многим мешал. В частности, он мешал одному генералу, который метил в императоры. Кто-то типа вашего Гарриса, только размах у него был чуть поменьше. Юношу порешили всего через несколько дней после окончательной победы. Существовало очень немного способов его уничтожить, но врагам удалось воспользоваться одним из них.

— И его убили?

— Да, — кивнул головой Ланс. — Я был там, но не смог помешать убийцам. В сущности, я был последним его другом и, как оказалось, единственным, кто выжил в войне против его маленького государства.

Наверное, надо было что-то сказать, но мой мозг не мог выдумать ни одной подходящей моменту реплики.

— Я служил командиром отряда наемников, который бился на стороне этого юноши с самого начала, — сказал Ланс — В тот день, день решающего штурма, когда мы потерпели окончательное поражение, меня вывели из строя заклинанием, и это спасло мне жизнь.

— Заклинание было обратимым?

— Иначе я бы тут с тобой не разговаривал.

Да, это был глупый вопрос. Но я очень плохо разбираюсь во всех этих магических штуковинах.

— Тот человек, который убил этого юношу, стал императором, как и хотел?

— Нет, — ответил Ланс. — Но не потому, что не попытался. Он просто не успел.

— А что с ним случилось?

— С ним случился я, — сказал Ланс. — Когда Ке… тот юноша умер, я взял себе его меч, Призрак Ночи. Думаю, его прежний владелец не стал бы возражать. И я напоил черный клинок кровью врагов.

— Это же не просто меч, не так ли? Это нечто большее?

— Да, — Ланс вдруг остановился и развернулся ко мне лицом. На какое-то мгновение мне показалось, что его глаза сверкают дьявольским огнем, наверное, я все еще находился под впечатлением от его рассказа. Прошел какой-то миг, и видение исчезло. — Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, — сказал Ланс. — Ты думаешь, что этим оружием ты можешь сразить Гарриса. Думаешь, что нашел искомое? Так?

— Я…

Он отшвырнул в сторону трофейный меч — тот вонзился в ствол дерева в десятке шагов от нас — и сгусток тьмы, черный клинок, почти невидимый в ночном лесу, оказался в его правой руке.

Он сумасшедший, подумал я. Не может быть, чтобы он пережил то, что рассказал мне, и при этом остался в ясном уме. А сумасшедший может сделать все что угодно.

Против него у меня не было никаких шансов. Я видел, что этот человек творит со своими врагами.

Но прежде чем я успел толком испугаться, Ланс протянул меч мне.

— Возьми.

Рукоять Призрака Ночи была холодной. То есть это в первые доли секунды она показалась мне просто прохладной, потом она обожгла мою руку холодным огнем. Это было невыносимо.

Я разжал пальцы. Ланс подхватил свой меч, не позволив клинку коснуться земли.

— Ты прав, это не просто оружие, а нечто большее, — спокойно произнес Ланс. — Это магическое оружие, и оно само выбирает своего владельца. Не знаю, по какому принципу, но догадываюсь, что нового хозяина эта штука обретет только после смерти старого. Хотя это, наверное, не является единственным условием, иначе… Хочешь попытать своего счастья, малыш?

— Нет, — твердо ответил я. — Надеюсь, в Тхай-Кае найдутся артефакты посговорчивее.

— Наверняка, — сказал Ланс. — Думаю, мы можем остановиться на привал. Заночуем здесь. До рассвета осталась всего пара часов, тогда и продолжим путь.