Цветок и камень 3

Глава 17. Бунтарка

Ее не было с нами уже второй день. Никто не сидел в закутке, зачитываясь романом, про графиню и садовника. Никто не начищал оружие. Не пил обезжиренное молоко. Не ел диетические хлопья. У зеркала никто не стоял, хмуря брови и разглядывая плоский животик. Никто не перебирал в миллионный раз свои многочисленные кофты, восклицая о том, что надеть совсем нечего. Не поправлял прическу. Никто.

Всю ночь Ган остервенело рыл землю для могилы, прихлебывая ром из бутылки. Крис постоянно курил. Теперь в моем домике все пропахло дымом от сигарет, хотя он и выходил наружу. Рикки просидел всю ночь на пляже, глядя в темное, траурное под стать событию небо. Кажется, он тоже что-то выпивал. Нинет к нему не подходила, да и я не лучше нее. Джено суетился вокруг нас, но потом сдался и просто уединился в своей комнате. Где были остальные, я не знаю. Не было ни сил, ни времени выяснять. Да и надо ли?

Я плохо помню, чем я была занята до сегодняшнего утра. Помню сначала истерику. Я много плакала. Потом Крис поднял меня с колен и отвел в хижину. Наверное, через час или больше того, он усадил меня под душ, и я помню, как кровь Чарны с моих ладоней уходила бордовым водоворотом в слив. Там я снова плакала, жалко поскуливая, утирая красные от рыданий глаза. Тогда же он осмотрел мои раны и, тихо выругавшись, ушел.

Потом пришла Фрея и наложила мне повязки. Она вылила мне в рану антисептик, а я даже не почувствовала боли. Я даже не отреагировала, когда из раны она извлекла маленький осколок пластмассы. Как он туда попал, я и не стала вспоминать.

События в тюрьме слились в единый поток горечи, крови, выстрелов и топота ног. Бешеный стук сердца, резкая боль. Чудилось, что Замира я видела не утром, а вообще в прошлой совсем нереальной и уже давно упущенной жизни.

Наверное, какое-то время днем я поспала. Может час, а может и больше. Во сне все снова было хорошо. Видимо, это Крис наколдовал. Когда я очнулась, вернулся кошмар.

Легче стало, только когда к вечеру вернулся Крис и, баюкая, обнимал меня весь вечер. Я цеплялась ему за плечи, как утопающий цепляется за спасательный круг. Я помню, он что-то шептал мне на ухо. Я плакала ему в плечо и раз за разом забывалась истеричной дремотой. Беспокойной и пустой.

Сейчас я сверлила взглядом черные туфли. Их я собиралась надеть на похороны… похороны любимой подруги. Нет больше. Чарна была моей семьей. Сестрой, с которой у нас разные родители.

Родители. Знают ли они, что случилось с их дочкой? Где они сейчас? Почувствовали ли неладное или нет? Родители ведь чувствуют подобные вещи, верно? Мои бы вряд ли смогли, а вот ее… они хорошие, они любили ее больше жизни. Они ведь согласились уехать ради нее из Чикаго с новыми документами и начать новую жизнь. Вряд ли люди, которые не любят, способны на такое. Знали ли они в последнюю их встречу, что она последняя? Да и понимала ли это сама Чарна?

Я вздернула плечами, отгоняя наваждение. Еще пара секунд в подобных мыслях и я вряд ли смогу сдержать слезы. Вернее даже не слезы, истерику.

Платье, тоже черное, мне с утра принесла Нинет. Она молча повесила его на спинку и стула и пробормотала.

— Невидимка была бы недовольна, если бы ты пришла на ее похороны, как чучело — слова прозвучали тепло и с долей отчужденной грусти.

Я слабо ухмыльнулась. Нинет была права.

Хотя кто теперь знает, чем бы была довольна Чарна? Ее больше нет, не спросишь.

Я уже надела его и долго не могла справиться с застежкой сбоку. Руки тряслись и никак не могли ухватить тонкую собачку на молнии. Рана на боку не болела, но ныла, что даже пришлось выпить пару таблеток из баночки обезболивающего, которую мне вчера кто-то занес и поставил на стол. Наверное, это Фрея или Карла. Я вчера не сильно была общительной. Только Крис вытянул из меня пару слов, да и вообще мог находиться рядом. На остальных я и не реагировала.

Слезы больше не текли. Голова болела, и в висках стреляло будто картечью. Я подняла голову и уставилась в зеркало. Я была бледной, щеки будто впали. Волосы не чесанными кудрями спускались по плечам. Губы припухли, я все их обкусала.

Скрипнула дверь, и я слабо дернулась на звук. Это Крис.

— Надо идти — тихо сказал он — Похороны так себе, но все дело в том, что…

Он не договорил. Условия хранения трупа моей подруги в данном случае отягощались местным климатом и неимением холодильника для него. Подобный аспект вызывал тошноту. Надо закопать ее быстрее, не то начнет разлагаться. Но она ведь не предмет, она моя подруга. Я не готова была думать о таких естественных прозаичных вещах, ведь ее больше не было, а люди носятся с этими похоронами… хотя видимо стоит сказать им спасибо за хлопоты.

— Я сейчас — тихо и хрипло произнесла я.

Сильная рука Криса легла мне на плечи, и он поцеловал меня в макушку.

— Мне жаль, что я не могу помочь. Хотя я бы мог немного, своей силой тебя взбодрить.

Я помотала головой и прикрыла глаза.

— Нет. Чарна заслуживает скорби по ней.

Глупости, Чарна заслуживает жить. Жить до старости. Только теперь все это уже невозможно.

В проходе замелькали фигуры Рикки и Джено, они уже надели свои костюмы. Вернее Джено черную рубашку, а Рикки темную футболку. Я среди них буду выглядеть даже помпезно. Но Чарна любила, когда все выглядит дорого и красиво. Это так несправедливо, что ее приходится хоронить в зарослях пальм. Хотя, ей бы, наверное, понравилось, что место рядом с океаном.

— Оставлю вас — тихо пробормотал Крис.

Он мимолетно чмокнул меня в щеку, а я рассеянно погладила его по руке.

Когда он ушел Рикки и Джено тихо вошли в хижину и прикрыли за собой дверь. Они сели по разным сторонам от меня и уставились перед собой. Матрас под их весом прогнулся и слегка осел.

— Поверить не могу, что нас осталось трое — проговорил Рикки.

Я повернула голову направо и посмотрела на него. Под глазами темные пятна от бессонной ночи. Футболка мятая, на темных джинсах песок. Кудряшки торчат в разные стороны, как макароны спиралькой из кастрюли. Ногти обкусаны, а пальцы подрагивают, когда находятся в воздухе без опоры. Он кладет руки на колени, чтобы унять эту дрожь.

— Поверить не могу, что ее нет — честно призналась я, хотя надобности в этом не было — Я не смогла ее спасти. Лола рассказала про ультиматум…

Рикки взял меня за руку. С другой стороны его жест повторил Джено. Их руки были теплыми, по сравнению с моими ледяными ладонями. Не знаю почему, но я этим утром закоченела, хотя на улице было тепло. Когда Крис с утра покинул хижину, мне стало так тоскливо и одиноко, а потом стало холодно. Как в том крематории в тюрьме.

Джено закусил губу и глубоко выдохнул. Он силился не показать слез, а вот у Рикки по щеке одна уже текла. От этого зрелища у меня перехватило дыхание, и я уткнулась лбом ему в плечо, пытаясь унять очередную истерику.

— Я хочу, чтобы после похорон вы собирали вещи — тихо произнесла я.

— Зачем? — спросил Джено, скорее на автомате, чем от интереса.

— Мы запечатаем купол и уедем отсюда. Тут больше не безопасно и я хочу, чтоб ее могила осталась нетронутой. Чтоб не один из тех, кто держал ее в камере, не ступил сюда и кончиком пальца на ноге.

Они озадаченно посмотрели на меня, но промолчали. Я винила себя в ее смерти и мысли, что появились у меня в голове накануне вечером, соорудили план, который я была им пока не готова раскрыть.

Тем временем мы встали с кровати, и парни подождали, пока мои ноги скользнут в туфли. Закрыв за собой дверь, мы пошли по пляжу. Я держала их под локти, увязая в песке и вглядываясь в сторону пальмовой рощи.

Небо было ясным. Ярко светило солнце и только легкий ветер обдувал нашу мрачную процессию. Крис и все остальные уже были там. Они стояли к нам спинами и смотрели на сверток в брезенте на земле в форме человеческого тела.

— Ее больше нельзя трогать — тихо и задумчиво проговорил Джено, пытаясь скрыть горечь.

Я не стала ничего говорить.

Рядом с ее телом была вырыта глубокая могила. Кучка песка и земли высилась неподалеку. Лола, Нейт и Саймон стояли поодаль — они почти не знали Чарну. Их лица были сосредоточенными, а руки сложены на груди. Карла сидела в доме вместе с Ником. Колин, наверное, отбыл с каким-нибудь поручением. Его тут тоже не было. Симпатяга с грустными глазами сидел рядом с Крисом и терся влажными носами о его ладонь. Нинет подошла к Рикки и приобняла его, пропустив свои изящные руки у него под локтями. Он положил голову ей на макушку и прикрыл глаза. Джено все еще стоял рядом. Ган и Бран облокотились на лопаты, торчащие из земли. Их лица тоже были осунувшиеся и бледные. Глаза Гана потускнели, и он хмуро смотрел на горизонт. Хильда, Готто и Ронда держались вместе. Перчик поддерживала полу-гнома под локоть. Паук беззастенчиво плакал. Фрея же облокотилась на ствол большой пальмы и утирала слезы, бегущие по щекам. Ее волосы трепетал ветерок, осушая капельки на щеках и превращая их в засохшие соленые тропинки до подбородка. Руди, засунув руки в карманы, ковырял мыском землю.

— Пора начинать, я думаю — произнес неуверенно Ган.

Он прокашлялся, не зная, что говорить дальше.

— Кто-нибудь хочет высказаться? Попрощаться? — пришла ему на помощь Фрея.

Повисло молчание, а потом заговорил Рикки.

— Чарна была моей подругой. Моей лучшей подругой — Нинет слегка отстранилась от него и подняла голову, глядя моему другу в лицо — Я знаю, что принято говорить о мертвых. Какими они были замечательными и идеальными. Но фишка Чарны была в ее не идеальности и причудах. Сегодня совсем не тот день, чтобы вспоминать ее не такой — он сглотнул и продолжил, обнимая Нинет и ища в ней поддержку — Я не помню, сколько точно мы дружили, но я помню, что это было круто. Я помню ее дебильные романы в мягких обложках, которые моя мама потом находила у меня. Кстати она их начала из-за этого читать. Один раз я пришел домой, а моя мама и Чарна обсуждают какого-то графа из Англии, который соблазнил дочку американского рабовладельца — все слабо улыбнулись — Знаете, она говорила маме, что тот граф хороший, а мама говорила, что он подлец. Мы собирались поиграть в приставку и поесть пиццу, а в итоге я весь вечер слушал, что граф Монтгомери и Элиза созданы друг для друга. Парадоксально, но это был один из лучших моих вечеров с ней — он замолк, а улыбки погасли.

Потом заговорил Крис.

— Подозреваю, что она считала меня засранцем.

— Тебя много кто таким считает — хрипло поддела его Фрея, шмыгнув носом.

После слов Рикки обстановка заметно разрядилась и мне даже стало легче.

Крис улыбнулся и, издав легкий смешок, продолжил.

— Нет, думаю, для нее я был особенной породой засранцев. Из тех, кто отнимает ее лучших подруг.

Все улыбнулись.

— В прошлом году, когда Денни попала в больницу, после паучьего яда, она накинулась на меня с кулаками и сказала, что если в ближайшие часы она не очнется, она меня побьет. Денни очнулась только через день, а Чарна запустила в меня банкой газировки из больничного автомата с напитками.

Все легонько засмеялись.

— Я никогда не видел, такой преданности у подруг. До ее появления я думал, что вы девушки, без обид, дружите не слишком самоотверженно. Только не кидайтесь тапками, моя младшая сестра все-таки Нинет, а не кто-то из разряда милых людей.

Нинет шепнула слово «засранец», но все услышали и засмеялись.

— Чарна Кинг была хорошим другом. Думаю, она сделала за свою короткую жизнь, больше, чем люди делают за многие и долгие годы. Пусть покоится с миром.

Я утерла слезу, и заговорил Джено.

— Когда мне было пятнадцать, а ей четырнадцать, она как-то пришла ко мне домой, чтобы я помог ей сделать проект по биологии. Она тогда сказала, что делает его потому, что хочет когда-нибудь стать врачом. Что хочет помогать людям. Она, конечно, поменяла свои приоритеты потом раз двести, но не в этом суть. Она сказала тогда, что, несмотря на то, что ей припишут какую-нибудь профессию на отборе, нужно всегда знать чего ты хочешь сам без принуждения. Думаю, она тогда даже не догадывалась, чему дала старт. Но если бы не она, я бы никогда не сбежал с плантаций травников. Смелости бы не хватило. А еще она была веселой. Очень. Когда мы приехали сюда вчетвером, мы во вторую или третью ночь нещадно напились. Она заставила Денни петь караоке, а когда Денни вырубилась, потащила меня и Рика к татуировщику. Ах, да Рикки, она и сама когда-нибудь хотела тебе рассказать об этом, но эскиз той фразы у тебя на боку, рисовала она. Она нарисовала его на салфетке из того бара. И татуировщику за это она заплатила. Ты тогда думал, что тебе пишут какую-то другую тупую фразу из песни, но был так пьян, что понял ошибку только на утро — Рикки округлил глаза, а потом засмеялся.

Я искренне захихикала.

Ган выпрямился и, ухмыляясь, начал.

— Нашей группе при мне новичков давали, раз пять, может больше. Моим последним учеником перед ней был Крис. Остальные не казались мне такими интересными или способными. Но она оказалась сюрпризом. Я помню наше первое занятие в тире. Она всадила всю обойму в центр мишени, хоть при первом выстреле, чуть не угодила себе пистолетом в глаз из-за отдачи. Это было всего один раз. Ей хватило раз ошибиться, чтобы больше не ошибаться никогда. Думаю, это то, что меня в ней удивляло. Всего одна ошибка и она исправлялась. Мне будет этого не хватать. Не хватать этой стойкости исправляться без напоминаний и мотива. Исправляться, просто потому, что она не признавала ошибок.

После его слов все как-то притихли, и заговорила Нинет. Не сразу, выдержав паузу, обдумывая что-то и покусывая губу.

— Мы никогда подругами не были. Да и вряд ли когда-то этого хотели. Лет до четырнадцати мы цапались из-за каждой фигни, а после друг друга избегали, как только получалось. Но потом все изменилось. То есть мы не лучшие подружки, но… — она замялась, подбирая слова. Было видно, что для Нинет откровенность в новинку — Меня всегда поражало, как она вступалась за друзей. Особенно меня это поразило, когда мы прорабатывали слова перед судебным заседанием. Мы тогда нервничали жутко. Боялись, что запнемся или начнем нести какую-нибудь ересь, и все поймут, что мы врем. Во время одной из репетиций, когда мне задавала вопросы Чарна, я почему-то запаниковала. Она задала мне какой-то вопрос, ответ на который я то ли не продумала, то ли еще почему-то… не суть важно. Я вышла из себя и пошла на улицу, подышать воздухом. Было желание броситься домой и забить на это все. Сделать как всегда, включить пофигиста. Она выскочила за мной и прижала меня к стенке. Я не буду пересказывать все ругательства, которые она мне тогда наговорила, смысл был в другом. Она смогла заставить меня поступить правильно, перебороть себя и сделать вещь, на которую я без эпичного пинка под задницу не решилась бы. За этот эпичный пинок я буду ей благодарна всю жизнь. Покойся с миром невидимка.

Настала моя очередь. Я прокашлялась от нервного напряжения, сделала шажок вперед. Чуть не оступилась, ноги еле держали.

— В школе у Хенрика мы с Нинет сильно не ладили. Мягко выражаясь.

Нинет ухмыльнулась.

— Один раз мы сильно подрались. Каждая ушла с боевыми ранами, но не в этом суть. Чарна тогда приболела и пришла только через неделю. Когда она увидела, что со мной, она сначала хотела пойти и разобраться с Нинет, но потом придумала кое-что получше. Она где-то достала мешочек с проклятием облысения и сунула его к туалетным принадлежностям.

— Так вот от чего я тогда на неделю облысела — пробормотала Нинет, ухмыляясь.

Все хохотнули.

— Она тогда сказала, что от мести может и не получишь удовлетворения, но справедливость должна восторжествовать не взирая, на срок давности.

Все притихли. Кажется, они стали понимать, что я хочу вывести эту речь за рамки воспоминаний.

— Я прошу вас решить каждый для себя нужно вам это или нет. Лола сказала, что охотники выставляют нас революционерами. Что мы враги устройства, но мы все знаем, что это едва ли так. Чарна погибла из-за этого. А теперь я хочу дать им то, что они заслуживают. Я хочу дать им то, что они нам приписывают. Как она и говорила, может быть я и не получу удовлетворения, но я хочу справедливости. Я не прошу вас идти за мной, я хочу, чтобы вы решили это сами для себя.

Последние фразы звучали в гулкой тишине. А потом вдруг резко сказал Ган:

— Все кто погиб из-за этой лжи охотников, кто погиб из-за их страхов заслуживает этой революции. За последний год из-за этого погибали люди неповинные ни в чем. Дорогие мне люди. Я в деле.

Со всех сторон послышалось эхо его слов. Мы как один захотели мести, и я почувствовала, как где-то под ребрами поселяется приятное чувство сродни гордости.

— Покойся с миром, бунтарка — проговорил Ган.

— Покойся с миром, бунтарка — проговорили хором остальные.