Посреди соснового бора
Отыскала светлое озеро,
Середь озера — столб золотой,
На столбе бел-платок полощется.
Золотой тот столб — мой любимый,
А платок тот белый — судьба моя,
Светло-озеро — мои слезоньки,
А шумливый бор — то враги мои.
ассвет…
Солнце еще не взошло, но огненные его перья уже заполыхали над степью.
Затем незаметно выкатился на край земли огромный расплавленный шар. И сразу все вокруг стало розовым.
Мы с дедом одни. Двое подпасков, Петюшка и Вася, который день в лесу на делянке пилят деревья для новой фермы.
На зорьке солнце всходит алое,
Пред ним бледнеет и кумач.
Проходит век — мой век без малого
Не удержать его, хоть плачь.
Я даже вздрогнул от неожиданности, обернулся. Оказывается, это поет дед. Вдруг Ендимер затих и уставился прямо перед собой. Я проследил за его взглядом: недалеко от нас, в траве, шевелился под ветром цветок утмалтурат. На солнце он был пронзительно синим. Но вот откуда ни возьмись появились две пестрые бабочки и, словно играя друг с другом, запорхали вокруг цветка. Крылья их переливались радугой.
— Эльбану-бике и Акташ, — вдруг произнес дед.
Мне показалось, что я ослышался.
— Эльбану и Акташ, — повторил задумчиво дед и добавил, как бы размышляя вслух: — Да, сильные люди жили в древности, крепкие, как сталь. И любить умели по-настоящему, и ненавидеть.
Я молчал, стараясь не упустить ни одного слова из новой истории деда.
В те времена, о которых пойдет речь, неподалеку отсюда стояла крепость чувашского князя Кушламара, из рода Таяба. Потому и крепость называли таябинской.
Справедливым был князь, но не повезло ему. Жена, которую он очень любил, рано умерла, оставив дочь.
Многие булгарские, суварские, хазарские и арские княжны, многие вдовы прославленных мурз, красивые, богатые, передавали ему салам с проезжими купцами, послами. Князья и мурзы звали в гости, желая познакомить со своими дочерьми. Но князь не хотел жениться вторично.
Дочку он назвал Эльбану, что значит красивый цветок.
Души в ней князь не чаял, исполнял все ее желания, нежил, баловал, дарил красивые одежды, украшения. Так шли годы. Исполнилось Эльбану шестнадцать лет, и стала она такой красавицей, какой еще не видывали таябинцы.
У одного храброго, но бедного воина был сын Акташ. Стройней кипариса, что растет в южных землях, в плечах широк, а глаза, что у дикого барса.
— Сын мой, — сказал ему однажды отец, — тебе уже семнадцать, ты силен, храбр, настоящий воин. Не пора ли тебе поступить по обычаю предков, исполнить долг перед родом. Взял бы себе жену, мне невестку, и подарили бы мне внука на старости лет.
— Я готов выполнить твою волю, — ответил Акташ, — и свой долг. Но моей избраннице всего шестнадцать, прошу тебя, не торопи, подожди немного.
Согласился старый воин.
Минул год.
Снова напомнил отец о женитьбе. И сказал тогда Акташ:
— Хорошо, посылай сватов к князю Кушламару.
Не поверил отец. Что за бредни — бедняку свататься к дочери князя!
— Я люблю Эльбану-бике, — ответил Акташ, — и она меня любит.
— Сын мой, — не на шутку разволновался старик, — до сих пор не имел я сраму, что же ты хочешь — опозорить мои седины? Побереги честь отца!
— Нет, — сказал Акташ, — тебе не придется рисковать добрым именем. Князь справедлив и мудр, он скажет, достоин ли я руки его дочери. Если нет, что же поделаешь.
— А если я не пойду к князю, — возразил отец, — и потребую, чтобы ты взял в жены простую девушку?
— Не делай этого, — тихо произнес Акташ, — мы с Эльбану поклялись, что будем верны друг другу. Если нас разлучат, оба погибнем.
Покачал головой старик — делать нечего — отправился к князю Кушламару.
Провели его в княжеские покои, встал он перед владыкой своим, поклонился.
— Дозволь сказать слово, князь. О твоей справедливости в народе песни поют. Прошу, будь и ко мне милостив.
— Говори, — промолвил князь.
— Состарился я, сражаясь под твоими знаменами, сраму в боях не имел, чести не ронял. А теперь вот, хоть казни, хоть милуй. Сын мой, храбрый Акташ, полюбил твою дочь, солнцеликую княжну. И она его любит. Просят воли твоей… Как ты скажешь, так тому и быть.
Нахмурился князь и грозно спросил:
— Подобает ли дочери князя брать в мужья простого воина?
— На то воля божья. И предков наших.
— Да, бога и предков, — кивнул князь. — Ну, что ж, зови своего сына, а я кликну дочь.
Позвал старик сына. Вошел Акташ, открыто взглянул на князя и сказал:
— Салам тебе, мудрый и справедливый, да не покинут тебя удачи, а счастье вдохновит на добрые дела. Мир этому сюрту.
— Салам и тебе, смелый юноша, — ответил на приветствие князь, — если ты так же честен и правдив, как и смел, то достоин многого. Да не покинет тебя моя благосклонность.
Отец Акташа, старый воин, слушал, сжимая рукоять меча: ждал, вот-вот прогонит их князь. Но, услышав последние слова Кушламара, едва не заплакал. Однако взял себя в руки — не подобало воину давать волю чувствам.
За пологом послышались шаги, и в покой легкой походкой вошла Эльбану. Одна щека подобна луне, другая — ясно солнышко. Глаза словно звездочки в весенней ночи. Коса до пояса, а на голове платок кружевной, вышитый рисунками эмит тэрри[18]. Такие платки повязывают девушки, когда идут на долгожданное свидание с милым.
Поклонилась Эльбану отцу и старому воину. Затем повернулась к Акташу и вся зарделась, как маков цвет.
— Салам тебе, Акташ, пусть сбудутся в этом доме твои мечты.
Сказав так, шагнула к любимому и в знак своей особой благосклонности накинула ему на шею вышитый кружевной платочек.
Сдвинулись брови князя, но сдержался он, увидев, как просиял храбрый юноша. Сменил князь гнев на милость, развел руками:
— Вижу, вы счастливы, дети мои. А нам на покой пора. Я одинок, Эльбану моя единственная дочь. Муж ее станет мне сыном, народу — князем. И хочу я, чтобы тот, кто останется после меня, также звался мудрым и справедливым. Так что не прогневайся, добрый молодец, придется тебя испытать. Послужи сначала княжеству умом да отвагой, вот тогда я вас благословлю.
— Приму, князь, любое испытание, — радостно согласился Акташ. А Эльбану-бике затосковала, но виду не подала.
— Тогда готовься, — сказал князь, — поедешь послом к соседнему князю народа буртас. А теперь попрощайся с невестой.
Акташ поклонился Эльбану и сказал:
— Жди меня семь месяцев и семь дней. И не горюй — я вернусь.
— Буду ждать, — прошептала Эльбану.
— И он уехал? — спросил я Ендимера, не выдержав долгой паузы.
— А что ж ему оставалось, — ответил дед. — Князь, видать, хитер был. Отказать жениху не решился, дочь жалел. А про себя думал: уедет Акташ и все забудется.
А дальше вот что произошло…
Был у Кушламара дальний родственник, коварный Минтук. Давно зарился Минтук на богатство князя и на дочь его Эльбану-бике. Не прошло и трех месяцев после отъезда Акташа, сговорился он с князем и пошел к Эльбану.
— Недобрые вести получены, — сказал он девушке, — погиб наш посланник Акташ. Тело его нашли мои люди за рекою Карлы, да и схоронили. Вот все, что осталось, — и подал Эльбану памятный платочек.
— Ах, — только и вымолвила княжна. И рухнула на пол.
С этого дня слегла бике. Не спит, не ест, словно свечка тает.
— Что с тобой, доченька? — спрашивал князь.
— Видно, смерть моя подходит, — отвечала Эльбану, — уж так нам с Акташем боги судили: если одному суждено погибнуть, то и другому долго не прожить.
— Полно тебе, — смягчился князь. — Ждать ведь еще четыре месяца и семь дней… Может, еще вернется.
— А платочек?
— Мало ли что бывает, — вздохнул отец, глядя в сторону: видно, стыд его взял.
Каждый день приходил Минтук к княжне, говорил о своей любви, о верности. Но Эльбану отворачивалась, гнала постылого.
Минуло семь месяцев. Пора бы Акташу и вернуться, коли жив. Но, видно, прав Минтук, — лежат его косточки в сырой земле.
Не встает с постели Эльбану-бике. По ночам тихо плачет. Прошло еще шесть дней.
— Худо мне, отец, — сказала она Кушламару, — чувствую, пришел мой конец.
— Но ведь полдня еще осталось и целая ночь, — успокаивал ее отец.
Наступила ночь. Все во дворце уснули, но не спит Эльбану, ждет не дождется Акташа.
На заре, едва затеплился восток, у ворот крепости послышался топот коней. Прибежали стражники и сообщили князю: мол, какой-то всадник на взмыленном коне трубит в кавал, требует отворить ворота.
— Открывайте, — повелел князь. — И передайте всаднику, ежели зовут его Акташем, пусть немедленно явится во дворец.
Уж очень боялся князь за жизнь своей дочери.
А Эльбану-бике лежала в своих покоях и шептала пересохшими губами: «Я должна умереть. Милый мой, единственный, нет мне без тебя жизни».
Но тут отворилась дверь и на пороге появился Акташ.
— Я успел! Я успел! — закричал он и упал на колени перед Эльбану. — Успел, — повторил он. — Три дня и три ночи скакал без передышки. Трех коней загнал. Хорошо, встречный пастух пожалел, одолжил мне скакуна своего. Да и тот пал у самых ворот. Но что с тобой, моя милая, отчего ты так бледна?
Протянула Эльбану исхудавшие руки, припала к груди любимого.
С этого дня начала она поправляться. Расцвела княжна, стала еще краше. Вечерами подолгу беседовали они вдвоем. Узнала Эльбану и про обман Минтука. Двоих гонцов посылал к ней Акташ, сообщить, что жив и здоров, помнит о ней. Ни один не вернулся. А третьему дал платочек, чтобы тот поскорей добрался до княжны, но исчез и третий гонец, а, видно, платок попал к Минтуку?!
Но не долгим было их счастье. Напали с юга на булгар серебряных несметные полчища чужих племен. Прибыли их послы к Кушламару, просят помощи. Позвал князь к себе Акташа, дал ему войско и приказал отправляться в путь.
— Значит, снова мне быть одной? Ждать тебя? — спросила Эльбану-бике, не сводя глаз с Акташа.
— Я вернусь! — ответил Акташ, обняв невесту. — И мы сыграем свадьбу.
Ничего не ответила Эльбану, поцеловала Акташа и стала собирать его в дорогу.
Утром Акташ выступил в поход. На другой день перешел он со своим войском реку Карлы и тут повстречались ему гонцы соседей. Недобрую весть несли они: буртасы разбиты, кочевники движутся к таябинской крепости. Ничего не оставалось Акташу, как повернуть назад.
Далеко позади оставил он тяжелую конницу, а сам понесся со своей свитой выручать князя.
А Минтук между тем сбежал из крепости, достиг вражеского лагеря и предстал перед самим ханом.
— Возьми меня в свое войско, всемогущий. Проведу вас к одной крепости, богатств ее хватит на всех. И не нужно мне за это никаких наград, об одном прошу, княжну, дочь Кушламара, отдать мне в жены.
Ночью враги ворвались в крепость. Завязалась битва. Многие защитники сложили голову, а оставшиеся заперлись в княжеской башне.
— Сдавайтесь, — кричали осажденным, — все равно с голоду погибнете. Нет вам спасения.
В крепости увидели, кто их предал, и на голову Минтука посыпались проклятия.
В это время дозорные заметили, что от дальнего леса мчатся к крепости воины на быстрых конях. Островерхие шлемы блестят, а щиты-питлехи снизу подрезаны.
— Наши! — закричали дозорные. — Помощь идет!
Все посмотрели в сторону леса, и Эльбану узнала скачущего впереди Акташа.
— Акташ! Акташ возвращается!
— В небо — горящие стрелы! — приказал князь.
Сразу же взлетели огненные стрелы — сигнал бедствия, просьба о помощи.
— В небе — горящие стрелы! — закричали эртаулы Акташа.
— В крепости враги!
— Хахайт! — И Акташ взмахнул над головой саблей и помчался галопом в крепость. За ним устремились остальные. Враги не успели выслать заслон, поднять мосты.
Бой завязался внутри крепости. На помощь Акташу спешил сам князь Кушламар. Враги наседали, много их было. И вот уже Кушламар, весь израненный, истекающий кровью, упал на руки верных нукеров, и снова чуваши попятились к башне.
— Нас предал Минтук! — кричали воины. — Смерть Минтуку!
— Где ты, предатель! — позвал Акташ… — Выходи, трус!
Обнажив саблю, выскочил Минтук на площадь, на лобное место. И стали они биться. Сабли звенели, ударяясь о щиты. Эльбану-бике следила из башни за их поединком.
— Ах, — замирала она, когда нападал Минтук.
— Так его, милый, смелей, — звенел ее голос, подбадривая Акташа.
И вдруг она вскрикнула, увидев за спиной Акташа кочевника с палицей.
— Акташ, берегись!
Вовремя оглянулся Акташ, вышиб палицу из рук воина и повернулся к Минтуку. Но тот, улучив момент, уже занес меч над Акташем, и Акташ не успел отвести удар. Упал, обливаясь кровью.
— Ах! — раненой лебедушкой застонала Эльбану, — Акташ, любимый!
Покачнулась она, сраженная горем. И вдруг заметила на полу боевой лук, а рядом брошенную кем-то стрелу. Схватила их, побежала к бойнице. Предатель еще стоял у тела Акташа, зло улыбаясь. Но просвистела стрела, и он медленно с искаженным лицом повалился на землю.
А Эльбану прошептала: «Любимый, я к тебе иду, я к тебе». И бросилась с башни прямо на вражеские копья…
Ендимер-мучи раскурил трубку.
— А потом, что было потом?
— Потом, — сказал дед, — пришла к таябинцам помощь, подоспела тяжелая конница Акташа. Прогнали пришельцев. А Эльбану и Акташа похоронили в одной могиле, сверху насыпали высокий курган. С тех пор, будто бы превращаясь в бабочек, выходят они по утрам из кургана и порхают в лучах солнца, радуясь теплу и свету.