Цветы Эльби

МЫСКАРА

аконец-то дед пошел на поправку — банька помогла.

Попарившись вволю, сидел он у печки, розовый, помолодевший, и рассказывал мне о проделках Патяна.

Я не сразу понял, кто он, этот Патян, но дед в ответ лишь беззвучно засмеялся.

— Как это — кто? Землепашец, известное дело. Чуваш землю любит, а земля человека мудрым делает. Вот и был таким Патян — умница, выдумщик, никому спуску не давал и остер на язык — попадало от него и богачу, и попу, и обманщику. Неужто не слышал?

— Откуда он, из какой деревни?

— Из какой, из какой… — Казалось, дед с трудом сдерживается, чтобы не рассмеяться. — Из нашей! А может, из какой другой. Давно его нет на свете. А спроси любого, и тебе ответят: Патян? Наш он, земляк…

Ендимер явно наслаждался моим неведением.

— Удивительная вещь — популярность, людская любовь…

— То-то и оно, — сказал дед, — и приходит она к тем, кто ее не ищет. Патян не искал, вот она к нему и пришла. И навсегда осталась. Побасенки про Патяна называются «мыскара». Хочешь, кое-чего расскажу?

Как-то коза Патяна забрела в церковь…

Увидал ее поп, и ну орать, пинать ногами бедное животное. А коза кричит — за околицей слышно.

— Тварь, — бушевал поп, — святое место изгадила! Вот я тебя, шайтанское отродье!

Дед на мгновенье умолк, взглянул на меня:

— А знаешь ли ты, между прочим, почему козу кличут шайтанским отродьем? Не знаешь? А вот почему… Когда-то на земле вовсе не было коз. Молоко людям давали только коровы. «Спасибо великому Торе, — говорили люди, — за то, что дал нам корову-кормилицу». Услыхал их Шайтан, дай, думает, тоже сотворю свою корову, пусть люди и меня благодарят. Стал он творить: рога, ноги, туловище — все как у божьей коровы. И молоко есть. Только вот ростом мала, не хватило у Шайтана материала. Да и нравом пошла в своего творца, лезет повсюду, того и гляди беды наделает. Вот люди и назвали козу шайтанским отродьем.

Так вот, — продолжал дед, — Патян издалека узнал свою козу по голосу — и бегом в церковь.

Встал перед попом и говорит смиренно:

— Батюшка, зачем гневаешься? Разве ты забыл Евангелие. Там ведь сказано…

— Что? — прервал его поп. — Что там сказано?

— А то: коза, попавшая в храм божий, да будет священной.

— Ну да? — не поверил поп и побежал смотреть Евангелие, а Патян козу за веревку — и был таков.

Из губернского города приехал к старосте чиновник.

Угостил староста чиновника на славу, и захотелось тому после жирной еды воды попить.

У старосты во дворе колодца не было, и он повел чиновника к Патяну, У того колодец глубокий, и вода в нем чистая, родниковая.

Подняли ведро, напился чиновник вволю и заглянул в колодец: что там плавает, будто снежная лепешка?

— Что это, что это? — полюбопытствовал гость.

Это было масло, Патян бросил его туда, чтобы оно в жару не испортилось.

— Масло, барин, — сказал староста, — обыкновенное масло.

— Съедобное?

— Само собой.

— Как же оно туда попало?

Тут Патян, стоявший рядом, не выдержал, объяснил:

— А у нас, чувашей, масло в колодце рождается из воды.

— Ах, какая благодать, — поразился чиновник, — счастливые вы люди, чуваши.

Однажды Патян прибежал к попу.

— Батюшка, батюшка, — сказал Патян, запыхавшись, — скажи, пожалуйста, сколько грехов на совести, если убить одну божью коровку.

— За божью — три!

— А как их замаливать?

— Заказать три молебна да поставить семь свечей, — сказал поп, предвкушая заработок: ведь за свечи церковь деньги берет, и немалые. Да и молебнов давно никто не заказывал, а тут на тебе — целых три.

— Ай-ай-ай, — опечалился Патян, — этак ты, батюшка, разоришься.

— Как это разорюсь? — не понял поп.

— Да ведь твой-то сынок убил божью коровку, и не одну, а сразу две. На лугу. Я сам видел.

Пришлось попу даром отслуживать шесть молебнов и выставить четырнадцать свечей.

С тех пор он с Патяном здороваться перестал.

Сельского пуяна — богача, который был родственником Патяну, выбрали старостой. Однажды приехал к нему пурмис, и они вместе зашли в сторожку. Там, как обычно, сидели мужики и о чем-то судачили. Был среди них и Патян.

Староста, видно, рассказал пурмису о своем бедном родственнике. Вот пурмис и заговорил с Патяном. Видно, обласкать его захотел, одарить денежкой. Даже в карман было полез, а сам спрашивает:

— Значит, это ты Патян, родственник старосты?

— Нет, пурмис, да сохранится до старости твоя борода, — ответил Патян, — не я родственник старосты, а староста мой родственник.

Пурмис глазами захлопал и руку — вон из кармана.

Так и не получил Патян подарка.

Нанялся Патян плотничать к богачу, а богач тот был скрягой, кормил Патяна всего два раза в день, да и то не досыта. Утром и вовсе ничего не давал.

Однажды поутру, когда на плетне запел петух, Патян и сказал хозяину:

— Сдурел он, что ли, твой петух? Слыхал, что он говорит? Пора, мол, завтракать. И чего так старается, я ведь не голоден. Да и работать легче на пустой желудок… Кыш отсюда! — закричал Патян на петуха.

Неловко стало хозяину, позвал он Патяна завтракать.

Батюшка, кончая проповедь, сказал прихожанам:

— Рабы божьи, мир сей — юдоль горькая. Да приидет благодать на том свете. Жить вы будете в раю, под тенистыми кущами, реки там молочные, берега кисельные…

Патян перебил попа:

— Если так, — сказал он серьезно, — отчего же ты, батюшка, в рай не торопишься?

К одной девушке сваталось множество женихов, вконец ее замучили сваты. Не знала она, как от них отделаться. Был у девушки возлюбленный, только он в то время отсутствовал, уехал в город на заработки. Девушка дала слово ждать его и ждала. Родители, видя, что их дочь всем отказывает, осерчали:

— Этак ты старой девой останешься! — корил ее отец. — Слишком уж ты разборчива. Пройдет год-другой, спохватишься, да поздно будет! Нет уж, хватит ломаться. Кто первым сегодня придет, за того и просватаем.

Первым явился сын соседа-богача. Старик сдержал слово, велел выдать за него строптивую дочь. Уже и рядиться стали, а невеста — в слезы. Потом собралась тайком и побежала к Патяну.

— Патян-теде, Патян-теде, — запричитала бедняжка едва ступив за порог. И поведала ему о своей беде.

— Не горюй, что-нибудь придумаем, — успокоил ее Патян, — больше к тебе ни один сват не явится.

Сказал так и что-то зашептал ей на ухо. Невеста слушала, кивала, глаза ее просыхать стали, а под конец и вовсе заулыбалась, поблагодарила Патяна и со всех ног кинулась домой.

Дома в чулане нашла старое платье, затолкала в рукава сухой конопли и внесла в горницу. Как раз у них печь топилась, сватам угощенье готовили. Бросила девушка платье в печь, конопля от жара лопаться стала на всю избу треск стоит. А девушка — одним глазком на сватов — знай приговаривает:

— A-а, вот вам проклятым и смерть пришла! Много вы моей кровушки попили. Горите в огне, горите!

Переглянулись между собой сваты и говорят:

— И-и, да ведь невеста-то глупа. И неряха к тому же. Надо же так запаршиветь!

Сказали так и пошли вон из избы, даже с хозяевами не попрощались.

С того дня и пошла о девушке слава: неряха, дескать, да еще с придурью. А ей того и надобно: отделалась от сватов.

Скоро и жених вернулся из города, славная была свадьба. Само собой пригласили на гулянье и Патяна. Поблагодарили его молодые за выручку, а невеста поднесла вышитую рубашку.

— Носи на здоровье, добрый человек.

— Э, — сказал Патян, — добрым не проживешь, иной раз и хитрить приходится.

Пошел Патян в гости к снохе. Не очень-то его сноха жаловала, и на сей раз угощать не стала, даже за стол не посадила.

— Нет, — говорит, — милок, ничего, пусто в чулане… Молочком бы тебя попотчевать, так корова недавно отелилась, все телок забирает. Вот раньше, бывало, молока, хоть залейся. Сметану снимали. Хороша была сметана, нынче и вкус-то позабыли.

А у самой в сенях полный горшок сметаны: Патян, когда еще входил, подметил.

Сноха вышла во двор дать корма корове, а Патян поймал мышь, обмазал ее сметаной и вынес на крылечко.

— Эй, — крикнул он снохе, — погляди, что это с мышкой приключилось? В сенях поймал.

— И-и, проклятущая, — завизжала женщина, — всю сметану перепортила! Полон горшок был! — Вгорячах и забыла, как прибеднялась перед Патяном. — Что же теперь делать? Вылить придется.

— Зачем добру пропадать, — сказал Патян, — давай, я доем. Мышка — она тоже тварь божья, я не побрезгую.

Так Патян досыта наелся сметаны.

А снохе — урок! Не зря говорится: не обманывай — сам обманешься.

В церкви шел молебен. А поп в том приходе был жуликоватый, корыстный. Читает молитву, а сам говорит дьякону по-русски:

— Эй, дьякон, дьякон, погляди в окошко, не нам ли несут яички в лукошке?

Чуваши русского языка не знали, и невдомек им, о чем поп говорит, а на слух складно получается. Вот они и думают: «Хорошо читает молитву батюшка».

А Патян, который в тот день был в церкви, все понял. «Глупые люди», — подумал он.

Тут колокола ударили. Стали прихожане расходиться, а Патян все стоит перед образом божьей матери, молитву шепчет, а потом взял да и сказал, громко так:

— Услышь меня, матерь божья: у попа нашего глаза завидущие, руки загребущие!

«Хороший человек, верующий», — подумал поп, который не понимал по-чувашски.

— Эй, боже, — продолжал между тем Патян, — если ты справедлив, если ты существуешь, пошли сию минуту болезнь на попа, покарай хапугу.

Но батюшка ходил по церкви как ни в чем не бывало, махал кадилом. Удивился Патян: как же так? Где же божье могущество? Махнул рукой, сплюнул и больше в церкви не появлялся.

Поехал как-то Патян в Симбирскую сторону на ярмарку и заночевал в одной деревне. В той деревне жил скупой и жестокий богач. Он давал людям взаймы, а потом драл с них три шкуры, так что крестьянам нечем было даже налог уплатить.

Обо всем этом узнал Патян на постоялом дворе. И решил проучить богача.

— Вот что, — сказал он беднякам, — я вам помогу, только найдите мне одежду получше.

На другой день снесли ему кто что мог: один — совсем еще новую шапку, другой — сукман, третий — обувку. Еще привели Патяну коня — гладкого, откормленного. Где уж его раздобыли, одному богу известно.

Принарядился Патян, молодец молодцом, сел на коня и тронулся в путь.

Подъехал он к дому богача, спешился у колодца будто бы воды попить, а тут и сам хозяин на крылечко вышел.

Патян и говорит ему:

— Слушай, добрый человек, ты, никак, всех тут знаешь. Есть у меня дело — дом продаю. Сам в Питер перебираюсь, жаль дом оставлять, совсем еще новый, в лапу рубленный, с пристроечками. Может, кто купит на снос? Отдаю почти даром, по случаю.

У богача и глаза разгорелись.

— Давай, — говорит, — я куплю. Чего добру пропадать, деньги хоть и небольшие, а все тебе пригодятся.

И тут же вынес задаток, испугался, как бы не упустить покупку.

Взял Патян деньги, и поехали они в соседнее село. Патян это село давеча проезжал, видел на околице усадьбу богатую.

Прибыли они в то село, к той усадьбе, Патян и говорит:

— Вот, погляди, каков дом задаром берешь.

Богач ему и остальные деньги в руку сунул.

— Ну, спасибо, — сказал Патян.

Пришпорил коня и помчался, только пыль отнесло к обочине. А богач повелел своим людям разобрать избу. Бросились они к дому, залезли на крышу и давай ее растаскивать. Уже осталось немного — два-три венца, а хозяин тем временем у соседа гостил. Выбежал — и в крик.

Хозяин кричит, а богач еще громче.

Пока разобрались, что к чему, Патяна и след простыл.

Доскакал он до постоялого двора, где оставил свою телегу, отдал беднякам деньги, одежду и поехал дальше своей дорогой.

Один куштан все хвастал, будто он обо всем на свете слышал и все знает.

— Нет ничего такого, о чем бы я не слыхал!

— Значит, ты должен был слышать о диком звере по прозвищу Пингайк, — поймал его на слове Патян.

— Ну, как же, — ответил хвастунишка, — знаю, рассказывали мне об этом звере.

— А вот и не знаешь, — сказал Патян.

— Нет, знаю, — рассердился куштан.

— Давай спорить, — предложил Патян, — на самую жирную овцу. Если выиграешь, в твоем стаде голова прибавится.

— Давай! — согласился куштан.

Ударили они по рукам. Патян и спрашивает:

— А скажи, друг, на кого похож этот зверь: на зайца или на козленка?

— Н-на зайца, — сказал куштан и, увидев, что Патян улыбается, тут же спохватился, — нет, на козленка!

— Эх, ты, — сказал Патян, — никогда не хвались тем, что слышал, пока сам не увидишь. Такого зверя и нет вовсе, я его выдумал.

И забрал у куштана овцу.

Однажды поехал Патян на базар. А там посреди площади у телеги старого богатея народ толпится.

Оказалось, кто-то из парней присватался в шутку к дочери богача, а та его, как говорится, отбрила. Слово за слово, парень возьми и скажи, дескать, не иначе, как она с каким-то изъяном, раз до сих пор в девках сидит. Богач на рожон полез, и ну хвалить свое чадо: мол, дочь его красавица, оттого и разборчива. Не каждый ей по душе придется.

Дочь слушала, губки дула. А конь богача то ли застоялся, то ли чужую лошадку увидел, — как заржет на весь базар.

— Отец, отец! — закричала дочь. — Смотри, наш конь смеется!

Тут уж и люди вокруг засмеялись, начали расходиться. Все им ясно стало. Богач покраснел, точно рак вареный. А Патян покачал головой и сказал:

— Эх, айван-бедняжка. Разве дело в красоте? Мир красит солнце, а человека — разум.

Однажды Патян с соседом отправились на двух санях в лес за дровами.

Взяли они в дорогу по шыртану[29]. Сосед был жаден, захотелось ему Патянов шыртан съесть, а свой сохранить. Думал он думал, как это сделать, вдруг видит — лежит на обочине кряж, толстый такой, ну прямо матица от водяной мельницы.

— Давай поспорим, — вызвался сосед, — кто этот кряж на сани взвалит, тому и шыртан.

Сам он был высок, плечист, а Патян — невысокий, худощавый, с таким спорить можно.

Первым взялся за работу сосед. Тужился, кряхтел, а кряж ни с места. Вконец умаялся, сел на снег и говорит:

— Теперь ты попробуй!

Патян, не долго думая, расчистил снег возле кряжа, поставил в ложбину сани, да и толкнул кряж легонько, тот на сани и лег.

— Как же я-то не додумался, — горевал сосед, — эхма…

— Не был бы жадным — додумался бы, — ответил Патян. — А теперь отдавай-ка шыртан…

Поехал Патян в село Нюргечи, что в долине Кубни, покупать кирпич. Обошел мастеров-хозяев, поглядел, пощупал кирпичи — не понравились. Тут подходит к нему мужик из соседнего села Янкасы и говорит:

— Какой здесь кирпич? Один сырец. Ты к нам заезжай, у нас настоящий купишь.

— Э, — махнул рукой Патян, — знаю я вашу поделку, одним только и отличается…

— Чем же это? — нахмурился мужик.

— Если ненароком уронишь, — сказал Патян, — здешний кирпич пополам, а ваш — на три части.

Сестра Патяна любила поесть. Садясь за стол, так и норовила отхватить кусок побольше.

Однажды мать испекла им йывы — пышные пампушки из пресного теста в виде птичьего гнездышка с ямкой посередине. Чтобы йыва скорей дошла, ее накрыли коноплей. Конопля придает блюду особый вкус.

Вот вышла сестра на крыльцо скоротать время до обеда, а Патян тем временем задумал подшутить над ней. Взял сырой картошки, обрезал ее наподобие гнездышек, да и положил вместе с йывой, прикрыв коноплей. Йывы получилось много — целая гора.

Сели обедать, сестра — хвать самую крупную йыву. Откусила разок — захрустело на зубах, откусила еще раз — опять хруст, и во рту горько.

Смотрит, глаза выпучила — а в руке у нее картофелина. Заплакала сестра от обиды:

— Издеваться надо мной решили, да? Нарочно мне картошку подсунули.

— А ты не жадничай, — урезонил ее Патян.

— Не твое дело, — пуще прежнего заревела сестра.

— Ну, тогда не обижайся, — сказал Патян, — знаешь ведь поговорку: у жадного во рту и салма становится камнем. Вот и сейчас то же случилось. Была йыва — стала картошка. Очень просто.

С тех пор сестра перестала жадничать.

Зашли Патян с соседом на лесную пасеку. Пасечник гостей приветил, вынес им миску меда.

— Угощайтесь, чем богаты…

У Патяна и у его соседа своих ульев не было, и они обрадовались лакомству.

Вначале, как водится, поговорили о том о сем, пора и за мед приниматься. Патян стал есть, а сосед поскромничал. Такая у него привычка была, любил, чтобы его попросили.

Так было и на этот раз.

Попросил его пасечник раз-другой, еще бы словцо и уговорил, да тут вмешался Патян:

— Не надо его упрашивать. Он у нас такой, сладкого в рот не берет.

После этого какая еда? Теперь бы и поесть медку, да поздно.

Так и вышел из-за стола сосед не солоно хлебавши.

В другой раз поехал Патян в лес по дрова, а на обратном пути заночевал в чужой избе — метель помешала. Тут еще один путник забрел на огонек.

Зашли они в избу, а там холодней, чем на дворе. Хозяйка жалуется:

— Истопила бы печку, да некому дров наколоть. Может, вы поможете, люди добрые.

Патян с мужиком вышли во двор. Мужик, хоть и здоров с виду, а лентяем оказался. Пошарил под крылечком, топора не нашел. Пришлось Патяну топор искать, он тут с краешку и лежал.

«Ладно, — думает Патян, — вот я тебя научу уму-разуму».

Кое-как расколол чурбак, запыхался и говорит:

— Есть у тебя хозяйство, или ты так, бродяга?

— Как же! — ответил мужик. — Дом у меня. Осенью поставил.

— Ты, значит, плотник?

— Конечно, плотник! Первостатейный плотник.

— Ну-у, — протянул Патян, — тогда для тебя топор, что игрушка. Ну-ка, покажи свое уменье.

Принялся мужик показывать да все чурбаки незаметно разрубил. Пот со лба утер и говорит:

— Видишь, а ты не верил.

— Теперь верю, — отозвался Патян.

Как-то забрел в деревню путник и стал пугать сельчан.

— Я колдун, — говорил он, отведав хлеба-соли. — Все волшебства знаю. Ступайте по деревне, накажите, пускай несут, кто что сможет. Иначе рассерчаю, обернусь волком, всех овец ваших загублю.

В это время шел по улице мужичок с перебитым носом.

Показал на него Патян колдуну и говорит:

— Пошел бы я твой наказ передать, да ведь люди у нас какие. Они колдунам носы разбивают. Видишь вон того мужичка, он ведь тоже был колдуном, а вот — без носа остался.

Услышав это, испугался «колдун» и убежал из села.

Поучал поп Патяна:

— Если в Пасху пропостишься неделю — за год бог тебе грехи простит.

Не думал Патян, что так легко можно отделаться от грехов. Очень ему понравилась поповская наука, стал он поститься. Все куличи едят, а он, кроме черствой корочки, с утра до вечера ничего в рот не брал, водицей ту корочку запьет, и ладно.

Три дня постился, на четвертый не вытерпел, залез в подпол и съел горшок сметаны.

Узнал об этом батюшка, разгневался:

— Прорва бездонная, нечестивец, что ты наделал?

— Ничего плохого, — ответил Патян. — Поел сметаны. За полгода мне пост зачелся, а за остальную половину как-нибудь по весне отпощусь. Весной все равно есть нечего.

Когда еще Патян был маленьким, взяли его в церковь к причастию.

Поп помолился, отпустил взрослым грехи, а потом стал причащать вином. По глоточку каждый отхлебывал из серебряной чашки.

Дошла очередь до Патяна.

— Пей, только немного, — сказал поп, — ты маленький, тебе и капли хватит.

Отпил Патян, понравилось ему, схватил руками чашку да как закричит:

— Дай еще! Еще хочу!

Так все и выпил.

Поп хотя и был сердит, однако усмехнулся, сказал:

— Ишь какой шустрый. Этот в жизни много нахватает.

Ошибся поп. Ничего-то Патян не нахватал. До седых волос бедняком прожил. Но не унывал, всегда был бодр и веселье свое дарил людям.

Один пои пожил в городе и после этого сильно возгордился. Сельчан узнавать перестал, со знакомыми в первые дни даже не здоровался. А когда его укоряли, только руками разводил:

— Забыл язык чувашский.

Однажды зазвал его Патян к себе, заговорил о том о сем, какой урожай предвидится и какие нынче цены на хлеб. Говорил, говорил, а поп только плечами пожимает: дескать, не понимаю, о чем толкуешь. Забыл язык!

«Ну, погоди у меня, сейчас вспомнишь», — подумал Патян. И повел попа по двору, показывая хозяйство. Шли мимо сарая, Патян возьми и толкни попа на грабли, что были к плетню приставлены.

Наступил поп на зубья, а черенок трах его по лбу.

— Ай, чертовы грабли! — завопил поп. — Какой эсремет[30] поставил их на дороге!

Вспомнил, значит, язык!

Одно время принялся Патян сапожничать: хлеба к весне не хватило, а жить-то надо, вот он взялся за ремесло.

Однажды пришел к нему незнакомый человек, назвал себя волшебником.

— Подбей-ка мне каблук бесплатно. Да побыстрее! — сказал волшебник. — А не то вызову сейчас силы небесные, повелю казнить тебя злою смертью.

— О! — воскликнул Патян, — если тебе подчиняются такие силы, так ты им и прикажи, пусть тебе каблук подобьют.

И прогнал «волшебника».

Стал Патян плести новые лапти и потерял кочедык. Долго искал, под лавку заглядывал — нет кочедыка. Что делать? Не ходить же в одном лапте.

— Эй, боже, — попросил Патян, — помоги мне найти кочедык.

Но и после этого не смог обнаружить пропажу. Тогда Патян взмолился:

— Боже, помоги, а я тебе за это мешок пшеницы дам.

Сказал так и увидел свой кочедык. Он лежал рядышком на лавке.

Рассердился Патян не на шутку:

— Вот ты какой, господь! Нет бы просто так помочь бедному человеку! Непременно тебя задаривать надо! Да ты сродни попу нашему, тот тоже норовит урвать последнее. Не будет тебе пшеницы, и не надейся.

Так и оставил бога без подарка.

Однажды шел Патян по улице, споткнулся и упал.

Увидали его поп с дьяконом, стали дразнить:

— Ты что, Патян, ищешь, уж не пуп ли земли?

— Так здесь, оказывается, земля пуховая, — будто не расслышав, ответил Патян. — А я прежде не верил. А ведь так оно и есть! Пуховая! Побегу-ка, скажу жене, пускай с мешками придет, вот будет радость — подушки набьем.

Поп и дьякон, как только услышали слова Патяна, тотчас же побежали домой. Запрягли коней и назад. Две телеги землей нагрузили. Привезли домой, сбросили, прилегли: какой там пух, земля как земля, пополам с каменьями.

Как-то поп, подвыпивши, стал учить прихожан:

— Луна полезней солнца, потому что солнце светит только днем, а луна еще и ночью.

Услышал это Патян и говорит попу:

— Тогда твой нос полезнее глаз.

— Это почему? — удивился поп.

— Потому что глаза видят только при свете, а нос и в темноте запах чует.

В той деревне, где жил Патян, поп был всем скрягам скряга.

Однажды повстречал его Патян и говорит:

— Слушай, батюшка, какой сон мне приснился. Будто жена твоя меня пирожками угощала.

Всплеснул руками поп и — домой. Дома на жену накричал и выгнал на улицу.

— Что ж ты делаешь, батюшка? — укоряли его соседи. — Грех жену выгонять.

— А держать такую еще грешней, — ответил поп. — Если она каждого будет пирожками кормить, этак я разорюсь вконец. Нет уж, лучше жены лишиться, чем богатства.

Случилось это уже после революции. Проходил по улице поп. Увидел его Патян, выбежал из дома, догнал и повалил наземь. Сам уселся верхом, каблуками пришпоривает.

Завопил поп благим матом:

— Что ты делаешь, безобразник, креста на тебе нет!

— А на тебе крест есть, — отвечал Патян, — то-то ты на нашей шее век сидел. А теперь я на твоей часок посижу. Ты уж потерпи…

— Про Патяна, — сказал Ендимер, — можно всю ночь рассказывать. Сколько о нем в старину побасенок было!.. Теперь уж они забываться стали. Люди все книги читают. А про Патяна книг ведь не написано.