Д.В.Ж.Д. 2035

Всё повторялось как в странном сне. Та же печь, та же скинутая одежда, тот же последний дефицитный уголь кидаю в огонь, та же суета, лишь бы успеть. Разве что Амосов не причитает проклятья под ногами, и носить уголь на лопате кажется таким трудом, словно пробежал кросс на двадцать километров с полной боевой выкладкой, как в армии, а теперь приходится бежать ещё и в гору. Голова разрывается от боли, словно шустрая белая тварь пробралась под черепок и пожирает мозг. Это давление невыносимо. Перед глазами мухи летают.

Печь прогрелась, давление в котлах поднялось. Тягач дёрнулся и покатил состав по рельсам. Где мы вообще? Сколько из дороги приснилось? Почему все люди до сих пор спят? Я же проснулся. Или меня парень разбудил? Брусов говорил, что он вряд ли очнётся. А парень сам даже ходит. Странно. Либо медицина как всегда бессильна, когда больной хочет жить, либо… Постой-ка, а ведь у парня вообще могло и не быть никакого ранения головы. Шишку зажимает на лбу и всё. Надо узнать, какой момент люди помнят последним, сверить воспоминания.

Подошёл к бронированному стеклу, наблюдая за целостностью рельс впереди. Верно, всё было бредом, мы недалеко уехали от Уссурийска. Знакомая местность, помню. Часто ездил по специфике работы. Похоже, за городом нас и накрыло волной этого чуда, воздействующего на мозги. Интересно, с какого места? Шёл рядом со мной ещё майор или мне привиделся его подвиг? Не видел его в составе. Надо будет людей пересчитать как можно скорей. Сколько вообще не дошло? Неприятные предчувствия говорят о том, что возможно потери больше, чем пятнадцать человек.

От эмоций врезал кулаком по двери. Больно. Руки болят, ноги болят, спина, плечи, все мышцы ноют. Значит, всё-таки тащил рюкзак. Но почему напали галюны? Что или кто стали причиной? Монстров, вроде «титанов» я в округе не видел на обратном пути. Если они вообще каким-то образом воздействовали на своих меньших собратьев телепатически… тогда кто? Пацан говорил о какой-то Хозяйке. Может, сам бредит? Хозяйка чего?

Продолжая смотреть в окно на ровные, блестящие рельсы бархатного пути, припомнил глюки. Надо же, размечтался во сне — солнышко, птички поют, звери бегают по лесу стандартные. Романтик недобитый.

На самом деле в окно видно только низкие серые тучи, лес по краям железнодорожной насыпи стоит чёрный, канавы в лужах такие, что утонуть можно с головой, почти озёрца. Стоячие болота на склонах, поваленные деревья, кусты. Будь у природы больше летнего времени, насыпь давно бы обросла кустарником. Но с этой более чем двадцатилетней зимой у деревьев не было шансов. Так мало было тепла. Пророс бы разве что ягель, но в Приморском крае растительности крайнего севера отроду не наблюдалось.

Проехали утонувший в канаве армейский грузовик. Дороги и раньше заставляли желать лучшего, а после Конца Света и подавно.

Дав поезду полный ход, я заметил новую странность. Чем дальше мы отъезжали от Уссурийска, тем меньше болела голова. Сначала пропало давление, ушли ощущения муравьёв под черепной коробкой, затем потихоньку стала пропадать боль. Осталась только боль в щеке и плече, но после пережитого это почти не замечалось. Тело ещё не переключилось на новый источник опасности.

Похоже, мы всё дальше удалялись от какой-то опасной зоны. Не только радиационной, но ещё и телепатической.

Надо срочно пересчитать людей. В тендерном вагоне заворочался Амосов, держась за голову.

— А-а-а! Пресвятая Богородица, дайте рассола! — Было его первое требование. — Это была лучшая пьянка со времён студенчества. Громов, ты — человек!

Пришлось вновь прижать щиплющую щёку, чтобы заговорить:

— Припомни лучше, когда ты последний раз пил, Кузьмич. Сопоставь все факты, так сказать.

— А что не так?

— Всё не так. Не было ничего.

— Как? Я же, как сейчас помню: я, ты, мужики, закусь… — Кузьмич недоверчиво смерил взглядом, намекая, а не страдаю ли я провалами в памяти после гулянок.

Пришлось покачать головой, продолжая зажимать щёку.

— Принимай дозор, рулевой. У меня дела. Пойду будильником поработаю по составу.

— Хорошо, Василь Саныч. Как скажешь, — кряхтя, машинист поднялся и принялся за работу.

Первым делом пришлось расталкивать Тая в жилом вагоне. Парень был без ранений, странно улыбался, как будто видел что-то очень хорошее в своих видениях. Вырывать его из царства грёз было почти преступлением, но стоило разбудить, как без спору, почти с ходу, он побежал в крытый тендер-вагон и принялся кидать остатки угля в печку.

— Подъём, народ! Шустро! — Я пытался кричать, но щека не позволяла сильно разевать рот. — Брусов! Где этот эскулап? Найди мне срочно доктора! Всем остальным немедленный подъем! Будим друг друга! Офицеры, пересчитать народ! Доклад о состоянии личного состава через десять минут!

Алексей очнулся в женском купе под столиком, зажимая голову обоими руками и бормоча под ноги:

— Какие ещё к чёрту русалки? Привидится же.

Русалки? В моих видениях ты был гораздо кровавей. Надо найти Вику в числе прочих.

Доктор был в расстегнутом костюме химзащиты, и мне оставалось только гадать, прошли ли мы через антирадиационную комнату как надо или миновали систему антирадиационной безопасности? Внутренние счётчики вроде не пищали. Может, хватило мозгов сделать всё как надо и под галюнами? Всего-то дверь закрыть и кнопку нажать. Заряда от генератора хватало, завхоз зарядил его по полной перед выходом. Кстати, где сам Артём?

— Дока, быстро зашей мне щёку, мне надо прокричаться!

— Щёку… — Брусов поднял голову, треснув себя в грудь кулаком, — да я русалке ноги пересадил!

— Ценю твой сказочный бред, — кивнул я, — но сейчас мне нужен твой трезвый ум. — Соберись, Брусов. У нас много работы. Где Вика?

Он принялся бить себя по щекам, стараясь как можно быстрее прийти в себя. Помог только полный стакан воды, выпитый натощак. С Викторией пришлось провозиться дольше. Вся в слезах, она долго не могла прийти в себя.

Медсестра видела ни много ни мало — гибель мира.

Тигр обожрался, надолго утолив голод. Вкусное, сладкое мясо фактически само ползло ему в пасть, без труда насыщая тело. Добрую половину ночи Зверь собирал одиноко бредущих по насыпи людей, издающих резкие звуки от палок в руках. Сначала эти звуки пугали, потом привык, считая их защитной реакцией слабых существ.

Ещё эти двуногие существа безумно кричали. Штуки в их руках порой ослепляли резким светом, грохотали, но для него они вреда не представляли. Люди стреляли куда угодно, только не в него. Так, осторожно нападая из засады, он съел троих. Причём одно существо перед смертью само себе оторвало ногу. Земля словно разозлилась на него и просто отсекла ему конечность.

Сильный дождь прервал ночную охоту, но стоило вернуться поутру к большой цветастой штуковине, стоящей без движения на подозрительно ровной поверхности, как странные люди принялись покидать своё надёжное убежище. Они выходили и разбредались в беспорядке вдоль состава или в лес, а то и прямо к нему, словно были лишены всякого страха. Оставалось лишь прыгать и пожирать поодиночке, перегрызая глотки.

Так за утро он съел ещё семерых. Стало даже неинтересно, слишком лёгкая охота на этих двуногих. Заскучав, Зверь даже прилёг неподалёку в лесочке, наблюдая за разноцветной инородностью среди серого мира.

Логово людей было крепко. Он даже попытался попробовать один из вагонов на зуб, ударил лапой, но металл был невкусен, и в лапу отдало болью. Уж очень прочная берлога у двуногих.

Затем, неожиданно для Зверя, эта странное логово выбросило в небо белое облачко дыма, как будто загорелось изнутри, и двинулась дальше по насыпи. Зверь заинтересованно поднялся и подбежал к последнему вагону и некоторое время бежал рядом, вновь пытаясь поддеть вагон лапой, но «логово» набирало обороты, и вскоре Зверю наскучил этот бег. Да и когти лишь оставляли царапины на каменно-твёрдой поверхности.

Прекрасно запомнив запах цветастого недоразумения, тигр остановился на рельсах и ещё долго смотрел вслед розовому вагону.

Отпускать свою добычу он не хотел.

Щека в зелёнке была больше похожа на правду, чем секс с медсестрой или с приёмной дочерью. Раскуроченное плечо тревожно ныло, но осколок был извлечён, и на температуру некогда обращать внимания. Да и у Брусова было полно работы. Дока штопал всех без передышки — Вика была не в кондиции.

Суета по всему составу невероятная. Повсюду крики, слёзы, боль потерь, причитания, проклятья, молитвы, припоминающие детали разговоры, острое желание разобраться в ситуации или поделиться своим бредом. Всё сочеталось с перевязками, чисткой оружия, штопаньем химкостюмов и перекусом на скорую руку. Последнее, если у кого-то вообще был аппетит, у большинства лишь огромное желание пить. У резервуаров с водой выстроилась очередь.

Все дела и эмоции под стук колёс, пока Варяг упрямо тянул состав по рельсам. Каждый выживший пытался чем-то себя занять, прийти в себя, оклематься, лишь бы не вспоминать злополучный поход по мёртвому городу и ужасных тварей.

Мутантов помнили все. Как чёрных как муравьи «детей», так и белых, шустрых тварей-«собак». Их описания сходились стопроцентно. Так же каждый прекрасно описал «титанов», этих трёх здоровяков в схроне.

Выходит, что галлюцинации были после них. Последняя деталь, которую все описывали одинаково, была выходом из схрона в ночь. С той поры описания рознились кардинально. Значит, накрыло нас бредом тогда, когда покинули бомбоубежище. До состава уже добирались кто как. Прискорбно, но с тварями воевали совсем немногие. Не было никаких мутантов за пределами схрона. Только патроны тратили впустую, стреляя по несуществующим целям. Больше повезло тем, чьи галлюцинации позволили прийти к составу, а не уйти в лес. Мины же, гранаты… Я не мог даже представить себе, сколько людей прошлись по нашим же минным зарядам.

Подсчёт всех потерь и без того повергал в шок. Из путешествия к схрону не вернулось две трети группы! Сорок человек, считая меня, уходило в путь вчера, вернулось шестнадцать, так же отсутствовала технарь Жанна. Как сквозь землю провалилась, покинув состав.

По итогу от пятидесяти пяти человек в экспедиции осталось только тридцать. Мальчонка и пленник-сталкер в расчёт не брались. Первый метался в лихорадке, второму сам скоро пущу кровь за все прошлые дела. Таранов должен ответить за обман в любом случае. Как и я за излишнюю доверчивость, но это после окончания экспедиции. Отвечу перед анклавом за все косяки после завершения экспедиции. Не раньше.

Помимо потерь, трое из нас были в ближайшее время совсем не бойцы — Макар с отрезанной рукой так и не приходил в себя, Богдан действительно получил ранение в левое колено, а Артём потерял много крови, рана открылась при беге, теперь валялся полудохлый.

Тридцать человек! Мы ведь только Уссурийск прошли. Почти в самом начале пути. Ещё ехать и ехать! Причём уже потратили весь уголь, скоро придётся делать вынужденную остановку.

Без толку люди пытаются наладить костюмы химзащиты, они по технике безопасности все списаны под утилизацию при малейшем повреждении. Но сейчас об этом никто не думает, просто пытаются сделать, как было. Комплекс какой-то. Вроде как каждый ответственен перед общиной за выданную вещь.

Сколько бредущих от схрона захлебнулось в радиации в порванных костюмах? Почему в голове почти сплошные белые пятна с момента выхода на поверхность до пробуждения в розовом вагоне?

— Таранов, сука! — Снова вспомнил о пленнике. Почему он пошел со всеми нами и оказался здесь?

Вытащив нож из ножен на поясе, я пошёл за ответами. Майор пропал без вести, как и учёный Азамат и многие другие ребята, но кто-то должен быть в группе инквизитором, упырём и кем угодно, лишь бы больше не доверять незнакомым людям и оберегать от их советов группу.

Ленка уже нависала над голым сталкером, тыкая ему в лицо прикладом СВД. Лежащий в проходе мужского вагона тощий, связанный ремнём старик Таранов лишь беспомощно кряхтел и беспрестанно хихикал, как будто боль и неудобства доставляли ему удовольствие.

— Это ты же убил Гордеева, я точно помню! — Кричала Ленка на эмоциях, пытаясь разбить лицо сталкера уже после стараний майора.

Честно говоря, живого места на лице старика я не наблюдал. Интересно, Таранов шёл в противогазе? Как он вообще не сдох от холода под дождём на ветру? Возможно, он сам сейчас — источник радиации. Но почему не пищат внутренние счётчики Гейгера? Слабое превышение идёт лишь от наших оружий. Потому после чистки их всех уложили в ряд на складе под тенты.

— О-хо-хо, — ответил Таранов капитанше и лизнул пол. — Сладенький, — добавил он. — Попробуй.

Она закричала в бешенстве, пытаясь добить пленника. Пришлось поднимать её и отбрасывать с криком:

— Капитан Смирнова, отставить! Я сам убью эту сволочь!

— Уйди, батя! Он пристрелил Гордеева!

— Я помню! Лена, я ВСЁ помню!

Рядом оказалась ефрейтор Кабурова, стрелок, не участвующий в походе. Она была при полных силах, и держалась молодцом. С лёгким сердцем передал ей на руки распсиховавшегося капитана.

Вцепившись в руки боевой подруге, ефрейтор утащила её в женский вагон, не слушая причитаний командира. Смирнова не отдавала себе сейчас отчёта в своих поступках.

Я рывком поднял сталкера, прижал к стенке. Странно было прикасаться к его белой коже. Даже не от страха радиации, от ощущений. Она была не по-человечески холодной, словно змеиной, но в то же время не синей, как если бы он сильно замёрз. Разве у человека может быть такая холодная кожа, не меняя цвета?

— Зачем?! — Закричал я, глядя в не менее холодные голубые глаза безумца. Он был невероятно тощим, бледным, скулы на лице натянулись до предела. Казалось бы, только кожа, да кости. Но по-прежнему скалился и смотрел на меня с чувством превосходства.

Зачем нам повстречался этот дикий старик?

— Какова была твоя цель? Просто убить нас всех? ЗАЧЕМ, ТАРАНОВ?!

Он слабо улыбнулся бледными губами и закашлялся. Духан из пасти такой, что пришлось отстраниться и снова бросить на пол.

Нет, нельзя его держать внутри состава. Надо устраивать допрос с пристрастием только в костюме и только в закутке розового вагона.

— Сука ты, Таранов. Столько людей погубил. Зачем? Сам же не знаешь.

Его затрясло крупной дрожью. Вымазав пол кровью, он перевернулся на спину, и я заметил движение под рёбрами. Оно было хорошо различимо на фоне выпирающих ребер и впалых кишок. Что-то внутри задвигалось в сталкере и от этого стало не по себе.

— БРУСОВ!!! НАРОД, ТРЕВОГА!!! — Через боль в щеке изо всех сил закричал я по составу. Одновременно бросился за автоматом в оружейный вагон, поспешно закрывая дверь в розовый вагон.

Все, кто мог, примчались на крик, на ходу вооружаясь, кто чем.

— Батя, что случилось? — первым обронил Салават.

— В Таранове мутант внутри сидит.

Брусов подался вперёд, распихивая народ.

— Снова бред?

Стараясь не преувеличивать, я в двух словах описал ситуацию. Народ озадаченно переглянулся. Похоже, прошло то время, когда мы что-то понимали.

Мы с доктором облачились в бронники, костюмы, взяли персональные счётчики Гейгера, нацепили противогазы и с оружием наперевес приоткрыли дверь. Народ за спинами в проходе ощетинился оружием, готовый стрелять во всё, что выскочит навстречу.

Но ничего не выскочило. Сталкер в конце вагона приподнялся, освобождая руки от ремня, как будто был лишён костей в запястьях. Ремень просто сполз на пол. Сам дед прислонился спиной к двери антирадиационной комнаты и с вызовом посмотрел на нас с доктором.

— А ну замер, блядь! Двинешься — застрелю! — Пообещал я, посматривая на счётчик. Стрелка едва-едва оторвалась от нуля, словно только бы показать, что прибор работает. Пришлось отложить.

Брусов всё же без раздумий закрыл за нами дверь, отрезая членов экспедиции от неизвестной угрозы. Поступил, как настоящий врач.

Таранов (Он ли это вообще?) снова усмехнулся и обронил тихо-тихо:

— Ты так ничего и не понял, Громов. Они знают о тебе всё.

— Они? Кто они? Кто ты вообще такой?

— И что там у тебя в животе? — Грозно добавил Брусов, готовый жать на курок. Усталость после всех перевязок и походов сказывалась на руках. Попасть он сейчас мог только слону в задницу, как впрочем, и я. Температура давала о себе знать.

— Люди, ваше время ушло, — ответил просто сталкер. — Вы сами подарили нам новый мир. Теперь вы годитесь только нам на мясо. Ваше призвание — наша еда. Смиритесь.

Мы переглянулись с доктором.

— Таранов вы больны, вам… — начал было доктор, но сталкер поднял руку, словно отсекая лишние слова. К своему удивлению Брусов замолчал. По беглому взгляду я видел, что он хотел сказать что-то ещё, но уже просто не мог.

— Так, что за штучки, Таранов?

Прежде чем осознал свой поступок, я нажал на курок. Пуля угодила в ногу сталкеру. Он совершенно без каких либо эмоций посмотрел на меня, как будто нога была не его или он не чувствовал боли.

— Ресурс этого тела иссякает, — обронил Таранов. — Мне нужно новое.

Я сразу и не смог понять, я ли дал себе команду нажать на курок или что-то другое. Наверное, страх. Страх, что не смогу выстрелить в это нечто передо мной, похожее на человека. Эта хрень в образе сталкера как-то воздействовала на людей.

— Я пристрелю Таранова. И ты сдохнешь вместе с ним, что бы ты ни было, — пообещал я. — На этом все твои приключения и закончатся.

— Пристрелишь? — почти прошипел Таранов, тыкая пальцем алую дырку в ноге. — Тогда не узнаешь ничего.

— Единственное, что мне надо знать это то, что ты сдохнешь вместе с Тарановым и покинешь мой состав.

Тело Таранова откинуло голову назад, рассмеявшись.

— Здесь только ты и доктор. Дверь закрыта. Зачем ты взял доктора, а не солдата? Ты можешь объяснить сам себе? Или ты получил внушаемую мысль взять именно доктора? Человека, который может вскрыть грудную клетку одному сосуду и пересадить меня в другой, так же вскрыв «сосуд». Подумай, человек.

Брусов опустил оружие и двинулся к Таранову, двигаясь дёргано, неестественно.

— Лёха, ты чего? — обронил я.

Алексей не ответил, склонившись над телом и стянув респиратор.

— Кто ты, тварь?

Я в два шага настиг доктора и без тени сомнений уложил его прикладом в темечко. Лучше так, чем какие-то странные причуды.

— Молодец, Громов. Ты делаешь всё так, как мне нужно, — ехидно добавил Таранов. — А теперь избавь доктора от одежды, оголи грудь.

— Играть со мной вздумал, сучёнышь?! — Волна гнева прошлась по телу, я вскинул автомат, упёршись в лоб Таранова.

Он улыбался до последнего, словно не веря, что я способен спустить курок.

Выстрел был неожиданностью, как для него, так и для меня самого. В какой-то момент я ощутил, что палец замер, и тело больше не слушается меня. И страх, тот самый первобытный страх не столько за себя, как инстинкт самосохранения, а страх за коллектив, за вверенное мне семейство, клан, группы, можно назвать, как угодно… Он заставил меня спустить курок.

Я в полной мере ощутил ответственность за экспедицию и действовал уже на подсознании, спасая каждого члена группы от этой непонятной заразы в чужом нам человеке.

Голова существа откинулась, тело расслабилось. Живот Таранова принялся ходить буграми, выпирать. Что-то явно просилось наружу, как неимоверно разросшийся паразит в кишках. И прежде чем это вылезло на свет, я снова принялся давить на курок.

Превентивный удар. Просто уничтожить, не разбирая, не давать времени, убить как можно быстрее ЭТО, пока оно снова не взяло надо мной власть.

Пули в упор прошивали тело насквозь.

В дверь настойчиво забарабанили, услышав выстрелы. А я стрелял и стрелял, глядя, как пули терзают белое тело, пока не закончились патроны.

Прийти в себя удалось лишь несколько минут спустя, словно выходя из состояния гипноза. Такое ощущение уже было, когда надо мной стоял спасенный парень и будил. Снова эта боль в голове. Но уже не такая явная, как в прошлый раз.

Возможно, прошлый раз каким-то образом помог подготовиться к этой ситуации. Если бы не пацан, который разбудил, смог бы сейчас устоять перед этой тварью внутри Таранова?

На негнущихся ногах добрался до двери, отодвинув засов. Конструкция всех вагонов позволяла закрывать двери с обеих сторон. Инженеры почему-то решили, что так нам будет больше возможностей сохранить целостность состава в случае опасности.

— Батя, что случилось? — Лена повисла на шее.

Я ещё несколько минут был не в состоянии ответить.

Кабурова проскочила до доктора, поднимая и приводя Брусова в чувства.

Тот поднялся, зажимая голову.

— Василь, мог и под коленку ударить.

— Не мог я рисковать.

Брусов повернулся к расстрелянному телу Таранова, кивнул:

— Хотя, да… Ещё одного риска экспедиция бы не пережила.

Брусов устало положил на стол белесое окровавленное тельце сантиметров семи-восьми. Весь офицерский состав в моём купе впился цепкими взглядами в это существо. Не попади в него пуля из автомата, оно вполне могло походить на личинку муравья, выросшую до неимоверных размеров. Вот только у личинки муравья нет присосок вместо рта.

Весь состав стоял на ушах, пока Брусов препарировал тело сталкера. Как оказалось, личинка-паразит питалась субстанцией прямо из пищеварительного тракта сталкера. Как заключил доктор, она каким-то образом полностью подчиняла волю человека. Таранов давно не был самим собой. В его мозгах жила другая воля. Только подчинив волю существа, можно было попасть в его тело. Или с едой. Но тогда выходило, что личинки — это паразиты по своей сути. И им нечего делать за пределами тел-носителей. А ведь мы сражались и белыми и с чёрными мутантами и с титанами. Не один ли это род? Не одна ли цепь?

Брусов, ещё осматривая тела павших мутантов в схроне, предположил, что чернокожие «дети» не являются мутацией человека, хотя и похожи на человека внешне, прежде всего фигурой и общим строением тела, прямохождением. «Дети» и «собаки» были скорее похожи между собой, а значит, можно было предположить их преемственную линию. Проще говоря, все «белые» вырастали в «чёрных».

— Возможно, чернокожие не способны к живорождению, но как в старых фильмах ужасов, размножаются, откладывая личинок-паразитов в тела других живых существ. Прежде всего, теплокровных. — Обронил доктор, переводя взгляд с одного члена группы на другого.

— Фильмах? — подняла голову Ленка. Она сидела с краю у самого выхода.

— Ужасов? — добавил Богдан, свесившись с полки. Раненый в ногу старлей на время вышел из строя.

— Старых? — Шутки ради добавил Артём, свесившись головой с соседней верхней полки. Моё купе как-то быстро преобразовалось в лазарет. Брусов жил здесь же.

— Не важно, — отмахнулся хирург. — Важно то, что эти личинки разумны и способны подчинять себе «носителей». Но тогда встаёт другая дилемма — взрослые особи, вероятно, не разумны.

Я перехватил взгляд доктора.

— Тупеют с возрастом? Аналог человеческого маразма?

— Скорее теряют индивидуальный разум, заменяя коллективным. Превращаются в стаю.

— Но «титаны», — напомнил я.

— А этот как раз своего рода «пастухи» стаи. Индивидуалы, эволюционирующие до возможностей личинки, но уже в гораздо большей мере, с новым спектром возможностей, так сказать. Эту теорию подтверждает однотипная головная боль и от личинок и от титанов. Только если личинка подчиняет, чтобы забрать себе тело одного существа, то титан подавляет большинство, чтобы устранить угрозу для стаи.

— Это же надо! — Только и добавил Артём. — Василь Саныч, а галюны на нас тоже титаны наслали? Или личинка?

— Лейтенант, нечего сказать — заткнись! — Прикрикнула Ленка. — Сейчас не до твоих шуточек.

Я всё же снова посмотрел на Брусова. Вопрос интересный. Ответов нет. Есть уставший Брусов, готовый сколько угодно рассказывать теории, когда его слушают.

Тот пожал плечами, выдав новую:

— Личинка была рядом с нами от самого схрона. Выходит, что теоретически могла. Я не знаю пределов её возможностей. Вполне вероятно, что рядом есть другие.

— Дока, подумай! Головной боли не было. Мы даже перехода не заметили. Если троих огромных титанов не хватило, чтобы подавить нашу волю в замкнутом пространстве, то вряд ли эта маленькая хрень на столе могла взять нас всех в кулак почти на сутки.

Дока замолчал.

— Не будем гадать насчёт иллюзии, народ. В схроне мы ничего не жрали, во всяком случае, так что в нас ничего подобного вырасти не могло.

— Я могу проверить анализы. У учёных должны быть микроскопы. Позаимствую.

— Вот только не надо делать из состава лабораторию. Скажи лучше, Брусов, что ты ещё разузнал в процессе вскрытия? Не хочешь поделиться мыслями насчёт самой мутации? Как вообще мутация могла кого-то наделить разумом?

— Исходя из того, что я видел на поле боя, могу предположить, что организация общества чернокожих и белокожих, их поведение во время боя, а также то, как они действуют, нападая на людей, практически игнорируя инстинкт самосохранения, заставляют меня признать их скорее существами с общественным инстинктом вроде пчел или муравьев.

— Но как личинка получает разум, Лёха? Эволюцию до титана — я ещё пойму. Рост, взросление, опыт, ещё факторы. Но как сразу при рождении можно получить способность управлять другим существом, подчиняя его волю? Скорее я поверю в то, что личинки попадают в человека с едой. Все банки в схроне были вскрыты, а пацан… — Я не договорил, оборвав себя на незаконченной фразе.

Прекрасно помним, что пацана нашли в схроне. А значит, он мог питаться той едой. Угроза для экспедиции очевидна. От тела Таранова избавились, теперь вот новый незнакомец в группе.

Ленка подскочила, перегородив проход.

— Не трогайте мальца. Он столько пережил! Это всего лишь теории!

Когда она успела к нему привязаться? Мало ей слушков среди группы, что получила «капитана» не по заслугам, а только потому, что моя приёмная дочь, так ещё и защитницей всех сирых и убогих хочет выступить? Новый вызов будет.

Я опустил её обратно жестом руки.

— Никто и не собирается. Брусов лишь проверит его анализы, как и хотел. Да, дока?

— Да… это возможно, — протянул доктор. — Но если личинки действительно способны жить внутри тел носителей довольно долго, поедая переваренную субстанцию из пищеварительного тракта человека или зверя, то все «захваченные» личинками люди или животные должны быть очень худы. Тут все совпадает — Таранов как раз отличался невероятной худобой. Он или явно не доедал, или кто-то пожирал пищу внутри него. А пацан не выглядит тощим. Подробнее могут показать лишь анализы. Кстати, что ещё странно — я не нашёл больше личинок в теле Таранова. Она была одна. А это не говорит за версию об «отравлении».

— Или единичная личинка подавляет рост остальных во избежание конкуренции, — предположил я, сам поражаясь свои догадкам.

— Возможно, — тут же согласился Брусов.

— Но мы все забыли, что Таранов оказался в составе так же, как и мы. А значит, личинка так же была под действием гипноза. Иначе, зачем ему сдаваться нам в плен? — Напомнил я.

— Что самое странное, тело сталкера не излучало радиации. Совсем. Словно он шёл по стране грёз, а не по заражённой радиацией территории, — осторожно добавил Брусов.

Всё призадумались. По логике выходило, что ничего общего с наведёнными галлюцинациями личинка не имела, так как сама оказалась их заложницей. А значит, доктор переоценил её возможности. Но что тогда с радиацией? Она освобождала тело сталкера от радиации, спасая себя? Это возможно, но вот родиться сразу с разумом?

Это как рассказывать друг другу страшные истории на ночь. Чем правдоподобнее рассказ, тем крепче сам рассказчик начинает верить в выдуманную историю.

— К чёрту все догадки! Брусов, Ленка, проверьте анализы мальца. Тёма, Богдан, приходите в себя. У экспедиции есть дела поважнее, чем ковыряться в… теориях. У нас почти кончился уголь!

Все усмехнулись. Я поднялся и первым вышел из купе. «Женский» вагон почти пуст. Раненые, вроде Макара и мальца спят, Медсестра не в счёт.

— Кабурова!

Не участвующая в походе ефрейторша, полная энергии, резво выскочила из женского купе с автоматом наперевес. Похоже, чистила оружие, прислушиваясь к разговору офицерского состава.

— Да, адмирал.

В свои лет восемнадцать, она была готова ко всему: бежать, кричать, умирать, отдаться. Всё исключительно во имя высшей цели. Вся молодёжь свято верила в нашу экспедицию. Видно по блестящим задором глазам. Даже после похода в схрон.

— Собрать команду Алфёрова и всех, кто способен к работе. Подготовится к десантированию.

— Есть! — Она пулей помчалась в мужской вагон.

— Стой.

— Да, адмирал? — Она резко повернулась.

— Возьми у Кузьмича карту местности.

— Есть!

Она вновь повернулась, и я ощутил резкий жар во всём теле. Мир повело и заволокло чернотой. С грохотом упал на пол.

Похоже, на температуру всё же следовало обратить больше внимания. Я исчерпал лимит тела.

У каждого есть свой предел.