Я жила недалеко от городка под названием Менсано, примерно в часе езды к югу от Фиренце, который вы, вероятно, знаете как Флоренцию.
Менсано — крошечное, но красивое местечко. Это средневековая деревня, обнесенная стеной, с которой открывался вид на великолепные поля Тосканы. Внутри городских стен жило около двухсот человек.
Но я жила даже не в Менсано. А возле горной дороги, ведущей к деревне.
Мой отец держал кафе, которое посещали местные жители и немногочисленные туристы, проезжавшие мимо по пути в другие места.
Моя мать умерла, когда мне исполнилось всего двенадцать лет, и с тех пор я была его единственной помощницей в кафе. Он готовил те немногие блюда, которые мы предлагали в меню, а я обслуживала клиентов.
Это была одинокая, скучная жизнь.
Я любила отца, но это было не то, чего я хотела для себя.
Мне было двадцать лет. Я надеялась уехать, когда закончу школу в восемнадцать, возможно, даже во Флоренцию! Но у меня не было достаточно денег.
А отец умолял меня остаться. Без моей помощи кафе разорилось бы, потому что он не мог позволить себе платить кому-то еще.
К тому же он сказал, что без меня умрет от одиночества, и это разбило мне сердце.
Поэтому я осталась.
И все же я жаждала чего-то — чего угодно — другого.
Вскоре я поняла, что нужно быть осторожней в своих желаниях.
Мы жили с папой над кафе. Ближайшей соседкой была шестидесятипятилетняя вдова, которая каждое утро проходила четверть мили, чтобы выпить кофе и пофлиртовать с моим отцом.
В свои пятьдесят один папа выглядел намного моложе ее. Он был старше моей матери, и я родилась у него достаточно поздно (по крайней мере, по сравнению с тем, что было принято в сельской Италии).
Несмотря на шесть лет флирта, вдова так ничего и не добилась.
Папа горячо любил мою мать и до сих пор каждый день оплакивал ее уход.
Иногда мне казалось, что моя собственная жизнь закончилась вместе с ее жизнью.
Семь дней в неделю я принимала заказы на кофе, выпечку и иногда еду.
По воскресеньям я ходила пешком в церковь в Менсано на мессу, потому что мы были слишком бедны, чтобы приобрести машину. Возвращаться мне приходилось тоже пешком, торопясь пообедать в кафе.
Мой отец не был набожным. Он никогда не посещал мессу и, несмотря на мои жалобы, заставлял меня работать по субботам.
Каждое воскресенье я шутила:
— Из-за тебя мне придется провести лишний год в чистилище…
— Разве ты не слышала, Алессандра? Папа Римский давно избавился от чистилища, — дразнил он меня. — И ты не делаешь ничего ужасного, чтобы попасть в ад, так что все в порядке.
— Это потому, что здесь невозможно сделать ничего такого, что было бы достаточно плохо для ада.
Я и не подозревала, что что-то «достаточно плохое» само придет и найдет меня.
Это был вечер понедельника. Я помнила этот день, потому что было странно, что в понедельник в кафе ужинал кто-то, тем более незнакомый.
Ему было около тридцати лет, он был уродлив, как жаба с толстыми губами. По его акценту я поняла, что он с севера, далеко от Флоренции. Когда он вошел, то потребовал столик, за которым мог бы сидеть, прислонившись спиной к стене.
Он производил впечатление грубого и неотесанного человека, и у него была отвратительная манера пялиться на мою грудь, когда он со мной разговаривал. Всегда одеваясь очень консервативно, я не провоцировала его взгляды, но он все равно смотрел на меня, как на кусок мяса, от чего у меня бегали мурашки по коже.
Как только я приняла его заказ, то удалилась в дальний конец кафе и стала ждать, пока отец закончит готовить еду.
Уродливый мужчина постоянно обводил глазами каменные стены кафе. Кроме него, меня и папы, работавшего на кухне, тут никого не было, но мужчина, похоже, боялся, что из тени вдруг появится бугимен.
Видимо, он знал что-то такое, что было неизвестно мне.
Я как раз принесла ему pollo al limone — курицу с лимоном, когда мужчина сказал что-то странное на своем итальянском с северным акцентом.
— Передайте вашему отцу мои комплименты шеф-повару.
Меня поразило то, что он сказал это еще до того, как попробовал блюдо.
Потом я поняла, он не знает, что мой отец — повар.
Этот уродец никак не мог знать, что мой отец готовил ему еду, если только он не бывал здесь раньше… или не узнал о нашем кафе заранее.
Я подумала, не спросить ли его, откуда он услышал о нас, но этот человек мне так не понравился, что я просто кивнула и вернулась на свое место в дальнем конце кафе.
Поглазев на меня еще немного, уродливый мужчина принялся поглощать свою еду.
И тут дверь кафе открылась, и вошел еще один мужчина.
Он был высокого роста, намного выше шести футов. Одет, в черное пальто и черную шляпу, поэтому трудно было разглядеть его черты, но короткая светлая борода и ледяные голубые глаза говорили о том, что он не итальянец. Однако он был очень красив.
Как раз в тот момент, когда я собиралась поприветствовать его, незнакомец повернулся к мужчине и достал пистолет.
Тот застыл с вилкой, поднесенной ко рту. Затем он попытался достать что-то из кармана — вероятно, тоже пистолет, но его скорость была недостаточна.
БАХ-БАХ-БАХ!
Из пистолета светловолосого незнакомца вырвался огонь.
Тело уродливого мужчины трижды дернулось. Затем он завалился набок и упал со стула.
Я вскрикнула от ужаса, увидев, что кровь растеклась по каменному полу.
Блондин повернулся ко мне, и я почувствовала электрическую искру, когда его ледяные голубые глаза встретились с моими.
Я была уверена, что мне конец, и сейчас он направит на меня свой пистолет.
Но вместо этого красивый незнакомец убрал оружие и поспешно вышел из кафе.
Отец вбежал как раз в тот момент, когда входная дверь с грохотом захлопнулась.
— Алессандра, что случилось?! — закричал отец.
Я просто в шоке смотрела на труп.
Единственным мертвым человеком, которого я видела, была моя мама на ее похоронах…
И уж точно на моих глазах не убивали человека.
А ведь скоро я увижу еще много-много других. Мой отец, взглянув на мертвеца, вдруг испугался еще больше.
Позже я буду гадать, узнал ли он этого уродливого человека, хотя тогда, в состоянии шока, не задумывалась об этом.
— Ты видела, кто это сделал? — прошептал он.
Я беззвучно кивнула.
Он схватил меня за плечи и заставил посмотреть на него.
— Ты никогда и никому не должна говорить, как он выглядел, — хрипло проговорил он. — Особенно полиции.
— Но…
— ОБЕЩАЙ мне.
Я пообещала ему.
Возможно, это было единственное, что спасло нам обоим жизнь.