ДайсМен или человек жребия

6

Приехав домой, я обнаружил Лилиан на диване рядышком с Арлин Экштейн, причем обе в слаксах и хохотали так, словно только что приговорили бутылку джина. Арлин, заметим, постоянно находится в тени своего ослепительного мужа. С моей почти двухметровой точки зрения она не вышла ростом, обычно держится чинно и чопорно, носит такие же, как у Джейка, толстые очки в роговой оправе, черные волосы без затей стянуты сзади в пучок. Ходили неподтвержденные пока слухи, будто она при тонкой и стройной фигуре одарена замечательной полноты грудями, однако из-за ее всегдашнего пристрастия к мешковатым свитерам, мужским сорочкам и свободного покроя блузам никто не замечал ее грудь в первые месяцы знакомства — а к тому времени Арлин уже вообще никого не интересовала.

Думаю, было время, когда она мило, простодушно и по-домашнему, может быть, и давала мне понять, что очень даже не прочь, но будучи примерным семьянином, уважающим себя профессионалом и верным другом, я устоял — тем более что вообще очень быстро забывал о ее существовании. (Помнится, она как-то целый вечер просила меня собрать прилипшие к ее блузону ниточки корпии, и целый вечер я эти ниточки корпии с ее блузона собирал.) С другой стороны, поздней ночью, после тяжелого дня в психиатрической больнице, или когда у Лилиан и детей то простуда, то расстройство желудка, то корь, случалось мне и пожалеть, что я примерный семьянин, уважающий себя профессионал и верный друг… Дважды мне снилось, как целиком вбираю грудь Арлин в рот. Несомненно, при удачном стечении обстоятельств — например, если бы она голой улеглась ко мне в постель, — я бы не устоял, но столь же ясно, что жарко вспыхнувшее пламя прелюбодеяния скоро угасло бы, перейдя в рутину того, что именуется «связь на стороне». Так или иначе, инициативу следовало проявить мне, а поскольку этого не происходило, то все и шло прежним порядком. Семейный человек, профессионал и друг составляют две трети меня и всегда одолеют животное, ищущее разнообразия. Ты и сам, мой друг, понимаешь, что при таком соотношении сил животному началу — конец.

Лил хохотала громко, у нее даже голос осип, тогда как смех Арлин напоминал приглушенную автоматную очередь. При каждой такой очереди она все ниже сползала с дивана. Лил запрокидывала голову и фыркала в потолок.

— Чем это вы тут занимались? — осведомился я, сунув портфель под стол и аккуратно повесив плащ, — как раз над лужей, натекшей из кухни.

— Приговорили на двоих бутылочку джина, — лучезарно сообщила Лил.

— Думали-думали, что лучше — джин или наркота, а наркоты мы найти не смогли, — добавила Арлин. — Джейк не верит в ЛСД, а твои припасы мы не нашли.

— Странно. Лил ведь знает, что я всегда держу наркоту в шкафу с игрушками нашего парня.

— А я еще удивлялась, чего это он так охотно побежал сегодня в школу — сказала Лил и, хотя это было по-настоящему забавно, оборвала смех.

— Ну хорошо, а по какому поводу веселье? Кто-нибудь из вас разводится или делает аборт? — спросил я, готовя себе мартини. Джина в бутылке оставалось еще две трети.

— Да ты что?! — сказала Лил. — О таких взлетах мы и не мечтаем. Наши жизни вязкие и топкие. Не от возбуждения или тяги к сексу. Просто вязкие.

— Как вагинальный гель из тюбика, — добавила Арлин.

Поникнув, они сидели убитые горем, а потом Лил оживилась вновь:

— Знаешь что, Арлин, — сказала она. — Нам бы надо основать Клуб жен психиатров, разослали бы приглашения. А Люка с Джейком не пригласили бы.

— И слава Богу, — ответил я, подтащил стул, с некоторой театральностью уселся на него верхом и, держа в руке стакан, устало посмотрел на женщин.

— Мы могли бы стать его учредительницами, — продолжала Лилиан нахмурившись. — Только пока не пойму, какой нам от этого был бы прок. — Она прыснула от смеха. — Хотя, может быть, наш клуб стал бы больше вашего. — Весело посмотрев на меня, обе глупо захихикали.

— В качестве первого социального проекта могли бы на неделю обменяться мужьями, — сказала Арлин.

— И обе не заметили бы разницы, — сказала Лил.

— Вот и неправда. Джейк, да будет тебе известно, чистит зубы очень оригинальным способом, и, спорим, у Люка есть достоинства, о которых я понятия не имею.

— Поверь мне, — сказала Лил, — у него таких нет.

— Т-с-с-с, — шикнула на нее Арлин. — Ты не должна говорить об этом вслух — это может травмировать эго твоего мужа.

— Спасибо тебе, Арлин, — отозвался я.

— Люк — такой ин… ин… теллектуал, — выговорила она. — Я вот — даже не жалкий гуманитарий[27], а он изучал… изучал…

— Изучал мочу и кал, — в рифму добавила Лилиан, и обе захохотали.

Вот объясните мне, почему я могу предаваться тихому отчаянью изящно, достойно и с совершенным самообладанием, а почти все известные мне женщины с немыслимым упорством желают предаваться тихому отчаянью так шумно? Я всерьез задумался над этим вопросом, как вдруг заметил, что Лил и Арлин ползут ко мне на коленях, руки стиснуты в мольбе.

— Спаси нас, о Повелитель Стула, нам скучно.

— Даруй нам слово!

Не представляете, как хорошо вернуться к уютному семейному очагу после трудного дня, проведенного среди психов.

— Повелитель, помоги нам, наша жизнь принадлежит тебе.

Созерцание двух пьяных женщин, ползущих на четвереньках и о чем-то умоляющих тебя, привело к неожиданному эффекту — спонтанной эрекции. Не самый полезный отклик в профессиональном или супружеском смысле, зато искренний. Впрочем, я почувствовал, что от мудреца ждут большего.

— Встаньте, возлюбленные чада мои, — сказал я мягко, и сам поднялся перед ними во весь рост.

— О, Повелитель, говори же! — сказала Арлин, продолжая стоять на коленях.

— Вы хотите спастись? Возродиться к новой жизни?

— О да! Хотим, ужасно хотим!

— Тогда испробуйте новый «АН with Вогах»[28]!

От хохота они со стонами и воплями повалились на пол, но тут же опять приняли коленопреклоненную позу:

— Мы пробовали, пробовали, но никакого сатори не обрели! — вопила Лил, а Арлин добавила: — Даже «Мистер Клин» не помогает.

— Вы должны перестать беспокоиться, — сказал я. — Вы должны отдаться всему. ВСЕМУ!

— О, Повелитель, не здесь же, не при жене! — захихикали они, вертясь и подскакивая, как две воробьихи в любовном томлении.

— ВСЕМУ, я сказал! — пророкотал я раздраженно. — Отриньте всякую надежду, всякие иллюзии, всякое желание!

— Мы пытались.

— Мы пытались, но все еще желаем.

— Мы все равно желаем не желать, безнадежно надеемся и тешимся иллюзией, что можно жить без иллюзий.

— Оставьте, говорю вам. Оставьте все, включая и желание спастись. Уподобьтесь травам полевым, ибо они возрастают и вянут незаметно. Сдайтесь дуновению ветра.

Лилиан неожиданно поднялась и направилась к бару.

— Все это я уже слышала, — сказала она. — А дуновение бывает только из фена.

— Я думал, ты напилась.

— Минутку послушаешь твою проповедь — и станешь как стеклышко.

Арлин, все еще стоя на коленях, произнесла каким-то странным тоном, сощурившись за толстыми стеклами:

— Но я ещё не спасена. Но хочу.

— Ты его слышала, он сказал — оставь это.

— И в этом — спасение?

— Больше ему нечего тебе предложить. А Джейку?

— Джейку тоже нечего, но зато он по-родственному сделает мне скидку.

И обе засмеялись.

— Вы в самом деле пьяны или придуриваетесь? — спросил я.

— Я — в самом деле, а вот Лил уверяла, что обязана сохранить в целости свою дееспособность до твоего прихода. А поскольку Джейка все равно дома нет, вот я и дала своим способностям отпуск.

— Люк никогда не теряет ни одной из своих способностей: они все в бессрочном владении, — сказала Лил. — Вот почему они все дряхлые.

Она улыбнулась, сперва язвительно, а затем самодовольно и подняла стакан с мартини в издевательском тосте за мои дряхлые способности. Сохраняя достоинство, я неспешно прошел к себе в кабинет. Впрочем, бывают минуты, когда достоинства не прибавит даже трубка в зубах.