Дело о жнеце (ЛП)

Глава двадцать шестая Всеми доступными средствами

— Прима?

— Хм? — она оторвала взгляд от большой книги в кожаном переплете, глаза не сразу смогли сосредоточиться, она отвлеклась от веревок и парусов. Книга отвлекала ее, там было несколько абзацев про Британнию.

Это не помогало. Как и все другие книги, что она вытащила с полок. Они были бесполезны в этой ситуации.

Микал закрыл дверь с тихим щелчком замка.

— Вы идете на ужин? Или Финчу принести тарелку?

— Ничего не надо, — она отмахнулась, посмотрела на страницы. — Рома немного. Спасибо.

— Эмма, — он подошел к ее столу беззвучно, она увидела вокруг себя кабинет. Полки были на местах, хотя с дырами от ее поисков, стопка больших и маленьких книг была на столе, она собиралась сидеть тут всю ночь в свете угасающих углей и эфирной силы. Страницы с ее почерком — рисунки символов и имяглифов трепетали, усеивая комнату, но диван был пустым. Там она собиралась спать ночью, если исследования заведут ее в обещающем направлении.

Она была неаккуратной. Микал хмурился, но лицо не очень-то изменилось. Назревала беда.

Конечно, она приказала ему остудиться и пропала. Обычно она не была против его общества, пока работала. Но она не хотела, чтобы он видел ее дискомфорт. Или слезы, что блестели на некоторых записках, брошенных в решетку с шипением.

Чтобы разозлить сильнее, все эфирные нити, что вели к несчастному Келлеру, были закрыты на концах. Требовалась большая сила и внимательность, чтобы так скрыть следы мага. Кем бы ни был убийца, он был тщательным и ужасно умным.

Она скривилась, но мысленно. Лицо леди так не искажалось.

— Я тебя слушаю, Щит. Произошла новая катастрофа?

— Нет. Я подумал… вы расстроены.

— Я взялась за неблагодарное дело. И моя библиотека в этот раз бесполезна, — она сдула локон с лица, ее раздражало, что он был не на месте. — Меня расстраивает только одно в этом деле.

— Ментат…

«О, ты об этом хочешь поговорить?».

— …не твое дело, Щит.

— Он расстраивает вас.

— Как и ты. Если не уйдешь, не шуми.

«Хоть я ни на что не надеюсь. Похоже, все решили сегодня испытать мое терпение. Даже экипаж».

— Как я расстраиваю тебя, Эмма?

— Мне перечислить? Я сейчас занята. Тихо.

— Как долго вы будете игнорировать…

— Сколько пожелаю, Щит. Если не перестанешь, я тебя заставлю.

— И как же, Прима?

Она осторожно опустила книгу, отряхнула книги, как от пыли, и встала. Ножки стула скрипнули о деревянный пол, она напомнила себе, что леди не кричит. Только потом она посмотрела в глаза Микала, в комнате стало холоднее. Все страницы шуршали, их задевал невидимый ветер.

Когда она убедилась, что сдержит тон, она заговорила:

— Всеми способами. Устал работать на меня, Микал?

— Конечно, нет, — он опустил руки, расслабился. Она не доверяла видимости. — Вы — моя Прима.

«Майлз Кроуфорд был твоим Главным, ты задушил его у меня на глазах, а потом издевался на трупом. Потому что он ранил меня», — было странно доверять жизнь Щиту, совершившему такое на ее глазах. Но он заслужил это доверие много раз. Опасностью от него было не простое убийство.

— Тогда зачем ты так себя ведешь?

— Он причиняет тебе боль, — он выпятил подбородок, выглядел нагло, как в Коллегии, и это изумляло. — Много боли, и я не могу остановить его. Он будет причинять боль, пока вы позволяете.

— Да, — гнев вдруг пропал. Ее корсет впился в плоть, она не знала, когда будет день, что уберет их из моды.

Конечно, мода была зверем, порой неудобным и глупым.

— Да, — повторила она. — Он причиняет мне боль. Мне говорили, что так бывает, когда есть друзья. Потому у моих коллег друзей так мало. Настоящих.

— И я расстраиваю вас.

— Это последствия принятия… тебя.

— Кто я для вас? Если можно узнать, Прима.

— Нельзя, — ее голова болела, ей хотелось убрать боль уксусом и коричневой бумагой. — Однажды мы поймем. Но не сейчас, Микал, — она чуть не произнесла глупость.

«Пожалуйста».

Примы не просили. Главные приказывали. Но из-за Клэра, что гонялся за огоньками с идиотом-инспектором — а он был слишком хитрым идиотом — она потеряла… что? Источник и, может, расположение Клэра.

— Думаю, за убийствами стоит Главный, — осторожно сказала она. Это было почти логично. — И цель его — свергнуть Виктрис, и это немного меня радует, а еще убрать Британнию. Я ввязалась в это дело, и я пострадаю, если дело не распутать с умом.

«Без меня ты и все из дома останетесь без опоры».

— Ах, — слабый кивок, взгляд стал пронзительным. — Сочувствие создали?

— Возможно, — ей было не по себе от такого признания. Старшая ветвь магии, хоть и сильная, не повлияла бы так на сосуд правящего духа. И если бы дело было в Сочувствии, Эмма не ощущала бы его так хорошо.

Если это была Работа, а не симптом череды событий. Неприятные мысли толпились в голове. Эмма обратила внимание на настоящее с трудом.

— И в этом деле есть… другой аспект.

— Какой?

Он хоть не пытался догадываться.

Эмма повернулась, сделала два нерешительных шага к камину. Замерла.

— Если бы не случай, я была бы одной из них.

«Кто знал, что определяло волшебника? Если бы меня не нашли ловчие Коллегии, я была бы мертва, лежала бы на мраморной плите, и доктор рылся бы во мне. Или хуже», — она поежилась.

— Ах, — к счастью, он не добавлял. Он дал ей знать, что ее услышали, может, поняли. Хоть она не просила от мужчины понимания.

Она повернулась к нему, украшения трещали искрами, напряжение было заметным.

— Мне нужна твоя помощь, Микал.

Щит склонил темную голову. Он выглядел потрясенно, и не зря. Он два раза медленно моргнул.

— Помощь есть и без просьб, Прима, — официально и очень тихо.

«Да?» — но она лишь кивнула, лицо было маской.

— Хорошо. Принеси немного рома и оставь Клэра одного. Я не могу отвлекаться. Надеюсь, кузен Финча справиться.

— Он выглядит способным на это, — почти поклон, знак послушания Щита, и он повернулся и ушел.

Дверь за ним закрылась, и Эмма выдохнула.

Если он хотел ее успокоить, получилось наполовину. Она смотрела на беспорядок в кабинете и резко хлопнула в ладоши.

Треск и резкое Слово, и вес будто пропал с ее спины. Книги полетели, закрываясь, становясь на места. Звук изменился в конце, и бумаги легли аккуратной стопкой на столе, пятна чернил испарились облачком.

Что она не сказала ему.

Она подняла руку, считала причины, что высказала и нет, как стишок в детстве.

Один палец. Я одна.

Второй. Меня втянули в этот танец не случайно.

Третий. Я против Главного.

Четвертый. И я его не узнаю.

И пятый, самая сложная причина, ее большой палец, отделенный от остальных.

Я боюсь.