Дело о жнеце (ЛП)

Глава сорок шестая Уже произнесенное

Удушение. Она сплюнула кровь и слюну и вдохнула. Дыхание застыло от крика: огонь в лампах трепетал. Алтарь разбился, обсидиан пронзил тело, упавшее на него, и ее крик слился с жутким звуком.

Она упала на влажную грязь с полки, что держала ее над полом. Под Лондинием Темза проникла на дно всех дыр. Ее юбки были изорваны, но корсет остался целым, и она была рада этой поддержке. Она кричала, горло пылало от воспоминания о ране.

Всхлип на вдохе, она пыталась подавить крик. Больно, эфирная сила текла в измученный сосуд. Ее Дисциплина притихла, кожа горела.

Она приходила в себя и слышала, как убегал прометеан. Он трудно дышал, двигался с хрустом стекла.

«Что случилось?».

Учение отогнало воспоминания. Черные цветы мелькали по краям зрения, и мысль о падении в жижу под ней была заманчивой.

«Вставай. Прометеан ушел. Заверши то, за чем пришла».

Вопрос: зачем она это терпела? Не ради Британнии.

«О, Эмма. Вставай».

Она с болью встала на ноги. Ее волосы спутались, были в грязи и гадости, ее платье почти пропало. Она схватилась за доску, где до этого лежала, чтобы встать. Она не удивилась, увидев, что рядом древний скелет. Череп был разбит, коричневые кости были в зелени, покрыты мхом, а то и Коростой.

Она поежилась. Эмма напрягла плечи, словно ребенок, ожидающий удара, и отвернулась от гримасы скелета.

Вторая пара легких работала в комнатке, это был Левеллин Гвинфуд. Разбитый камень пронзил осколками его тело, отросшую плоть и металл Изменений. Кровь и черное масло покрывали обломки. Она смотрела, а обсидиан ломался дальше, новые копья пронзали волшебника.

«Как ощущения, сэр? Утолили голод?» — она закашлялась, кровь вылетела из легких, дышать стало легче.

Осталось еще одно. Она так устала.

Он снял ее сапоги. Босая, как проститутка Уайтчепла, она прошла по комнатке.

— Ллев, — она хрипела.

«О, сыграю. Но девчонка из Уайтчепла разбила его. Сможет ли она построить Империю?».

Не важно. Она обрела голос.

— Левеллин, — что она должна сказать?

Его безумный взгляд был как у зверя. Как Воля и Камень создали тело из обломков того, что оставила Великая Работа? Кости в Динас Эмрис хранили его сознание?

Он видел, как она полчаса стояла и глядела на него, а потом ушла? Он видел это без глаз?

Среди разбитых металлических ребер блестел Камень.

— Эмма, — выдохнул он, ладони дрогнули. В одной был крепко сжат нож. Клинок уже не сиял, почернел. В центре была алая линия.

«Хлыст и нож. Прометеан сверху, начнет убивать», — она склонилась.

— Эмма! — крик за ней.

Ее пальцы, черные от грязи, сажи, ее крови, сжались в теплом пульсе.

— Эмма, — выдохнул Ллев. Он помнил ее имя и забыл свое?

— Левеллин Гвинфуд, — ее щеки были мокрыми, свет ламп обжигал глаза. — Я когда-то любила тебя.

Нож дрогнул. Его рот раскрылся, может, для проклятия, может, для мольбы.

Эмма Бэннон села на пятки, собралась с силами и потянула плотью и эфирной силой.

Громкий треск.

Лампы потухли, поднялся ветер. Она упала в грязную воду, прижимая к груди второй Философский камень.

Вой был близко.

«Микал».

Он кричал ее имя, но, если прошел так далеко, найдет ее и без света. Она сжимала у груди теплый Камень, из последних эфирных сил выдохнула Слово, что уже произносила однажды.

В темноте кости стали пылью, алтарь сиял.

Дикий плеск, он бежал во тьме, глаза сияли, ладони сжали ее до боли с облегчением, поднимая.

Микал нашел ее, хоть и не так, как планировалось.