Дело о жнеце (ЛП)

Глава тридцать четвертая Точные условия

Газеты кричали чернилами. «Двойное убийство в Уайтчепле!». «Кожаный фартук — еще две жертвы!». Спекуляции были смешаны с серьезными предупреждениями и жуткими историями. Рисунки тел. Клэра не упоминали. Его скрытность помогала.

Варингу пришлось пригрозить. Комиссар был непоколебим. Но он был полезен, и она была уверена, что он будет на публике, закончится дело трагедией или триумфом.

Эмма посмотрела на заголовки, сказала Горацию разложить газеты в библиотеке и посмотрела на Финча. Ее голова болела, ее грязное платье было кошмарным, а ей хотелось быть чистой. Долг требовал сперва разобраться с нервами Финча.

— Ты в безопасности, Джоффри.

— О, я знаю, мэм, — он немного побледнел после новости о госте.

— Да? — она сдержалась. Финч смотрел на нее, и она разглядывала его лицо.

Мадам Нойон появилась на лестнице и спустилась, цокнув от вида платья госпожи.

Финч медленно кивнул.

— Да, мэм, — он почти улыбался. — Мне его жаль, мэм.

Ее наполнило облегчение, она перешла к следующему делу.

— Тогда ты добрее меня. Оставлю ужин вам с поваром. Потом они будут в комнате отдыха, пусть там будут любимые сигары Клэра. И твоего племянника. Он пока служил хорошо.

— Рад слышать, мэм, — он ждал, но она молчала, и он ушел.

— Бардак, — возмущалась Северина Нойон, размахивая пухлыми руками возле Эммы. — Боже, мадам, что вы с собой сделали? Скорее в ванную. И шоколад.

«Я могу съесть баранью ногу, и мне будет мало».

— И плотный завтрак, мадам. У меня аппетит не как у леди.

— Конечно, мадам, — пухлая женщина в черном платье погнала Эмму к лестнице. — Кэтрин! Шоколад и плотный завтрак в комнату мадам. Солнце, чтобы ей стало лучше. Изобель!

Дом заполнился суетой, наполнили ванну, и Эмма удовлетворенно вздохнула, погружаясь в воду с розовым ароматом. Не было времени нежиться. Она быстро помылась, высушилась, нарядилась в чистое платье. Выбрала другие украшения, Изобель быстро заплела ее волосы, шоколад ждал ее в солнечной комнате. А еще булочки, фрукты, миска каши — все стояло в ее любимом месте, а еще тоник рядом с чашкой шоколада.

Эмма подавила гримасу. Повар явно заметил ее в коридоре, переживал за ее состояние. Ее слуги порой делали мелкие жесты.

Комната была заполнена утренним светом, серым из-за тумана Лондиния. Дождь касался стекла и испарялся, задевая золотые символы, что лениво сияли там, защищая хрупкость. Сферы над растениями были нежнее, тихо позвякивали успокаивающими нотами.

К сожалению, Эмма не успокаивалась.

Микал прибыл, чистый и лишь немного бледный после ночи.

Эмма устроилась, и он стоял пару мгновений, пока она наполняла тарелку, сдерживая себя. К счастью, ее слуги привыкли к ее порой не дамскому аппетиту, и ей нужно было пополнить энергию, чтобы выполнить планы.

Она сделала много выводов за полчаса. Даже приведение себя в порядок решало проблемы, ведь чистый внешний вид был чистым разумом.

Она заметила Микала, и на его лице была тревога. Может, он ожидал того, что произойдет, или хотя бы догадывался о ее настроении.

Эмма откусила булочку. Хрустящая, с тающим маслом. Вкусно.

— Слушай, Щит.

Он напрягся, янтарь сиял вокруг него, она видела Взором.

— Слушаю.

Она была даже рада его дискомфорту. Может, она все же не была предсказуемой. Хорошо.

— Нам нужно поговорить, и я решила, что момент настал.

— Да, — это был не вопрос, сухой тон предупредил ее.

Ее мягкость тоже была предупреждением:

— Верно. Ты исполнил чудо, пока я умирала от треклятой чумы Ее величества.

— Прима…

— Молчать, — ее усталость не означала, что он мог перебивать ее, и она была рада слышать звенящую тишину в комнате. Даже сферы над растениями притихли. — Ты знал о Философском камне, и что я подарила его мистеру Клэру.

— Да. Прима…

— Отвечай мне. Щит. Если я захочу подробностей, я так и скажу. Ты что-то сделал, пока я была на смертном одре. Верно?

— Да.

— У этого приема есть длительные эффекты?

— Да.

— На тебе или мне?

— На обоих.

— Ах, — она задумалась. Это не повлияло на ее магию. Она могла думать только про улучшенное физическое состояние. А еще ее сопротивление ране, к которой она привыкла, когда Камень был в ее плоти. Это было не полной защитой Камня. Ее левое бедро дрогнуло, напоминая о себе. — Я стала выносливее, чем обычно Главные.

— Да.

— Надолго эта выносливость?

Он долго молчал.

— Я от редкого не могу вас исцелить.

«Ах. От этого он не исцелит».

— Лишение части тела и смерть, полагаю.

— У меня есть час после смерти. Меньше, если… тело не… целое.

«Поразительно».

— Полагаю, это связано с твоим происхождением.

Он пожал плечами.

Она совладала с темпераментом, но ответ был получен, и она сменила тему.

— Как ты скрыл это в Коллегии?

— Я прошел их Проверки, — он вскинул голову, она решила, что наказывать его рано.

— Конечно, иначе ты бы не… — в ее голову пришла странная мысль. Она опустила угощения, налила себе шоколад и села в кресло с ним. — Ты своенравен, как для Щита. Даже упрямый.

— Непослушный.

«Я бы так и сказала».

— Да?

— Нет.

— Хм, — она сделала глоток. Почти горечь окутала ее язык не только от шоколада. — Это делает немного другими наши… отношения.

— Я дал повод для жалоб?

Эфирная сила ужалила с болью. У нее почти не осталось сил после Прилива, но ее волшебная Воля давила на него. Он опустился на колени не медленно, но и не так быстро, как она хотела.

— Не думай, — тихо сказала Эмма, — Щит, что я позволила тебе задавать вопросы.

Может, он ответил бы, но она подняла палец от чашки. Короткое Слово, и его рот закрылся.

Стеклянные стены комнаты покрыла влага, жар наполнил комнатку. Это Эмме не нравилось, но ее планы зависели от нескольких условий, и она хотела все устроить, как ей нравится.

— Микал, — она ощущала его борьбу, он хотел встать, но не мог. — Ты меня расстраиваешь, а потому ты Скован. Ц-кс-б.

Слово осушило ее, усталость пронзила живот. Пальцы рук и ног покалывало, но учение держало ее прямой, она скрывала расход силы. Дом задрожал, сковывая одного из обитателей.

Пока она не изменит решение.

Глаза Микала пылали. Он перестал бороться и смотрел на нее.

Она перевела взгляд на шоколад.

— Иди в свою комнату, Щит.

Его тело напряженно встало, как марионетка. Она поискала признаки, что он играет, а не поддался. Но этого не было, ее челюсти сжались, а он пропал.

Он медленно шел по дому, и только когда он оказался в своей узкой темной комнате — она оставила ему комнату под его нужды, редко бывала там — и она ослабила хватку. Его дверь хлопнула с волшебной силой.

Эмма моргнула, глаза слезились. Это была ее Дисциплина. Слезы были слабостью.

Она принялась за завтрак, механически ела с хорошими манерами. Ей нужна была энергия. Ее щеки были мокрыми, на ее черном шелковом платье, как у Примы Гринод с осиной талией, были капельки горячей и соленой волы.

Много лет спустя она задумалась, из-за кого — или чего — Прима Гринод носила траур. Или она похоронила себя в Коллегии заживо, чтобы не выходить в мир снаружи.

Как скоро Эмма захочет поступить так же?