Силовые эфирные доспехи, забавный аналог танков в этом мире, своё развитие получили не только за счет специфик двигателей эфирного сбора и контролирующих элементов. Немаловажным нюансом для развития этого рода бронетехники являлось происхождение пилотов. Аристократы желали боевую машину, способную, в случае чего, с легкостью и на разной местности подавить любое количество обычных смертных, вооруженных легким стрелковым оружием. Не только это, конечно, поэтому, несмотря на три сотни лет мира, царившего на планете, мы обладаем столь высокоразвитыми механизмами автоматических турелей и автоматронов (хоть и доказавших свою низкую практическую эффективность), а также силовых доспехов.
Силовой эфирный доспех «Темпест-063» был очень особенной машиной. Весящее около 95-ти тонн в полной нагрузке чудовище было совершенно уникальной конструкцией английского производства. Никто кроме бриттов подобное не производил, но и само производство было категорически малосерийным, только по заказу и для очень немногочисленных клиентов. Титану, стоящему перед моим взглядом в позе молящегося человека, выпала по жизни особая роль – СЭД был мобильным командным пунктом.
Понятно, как он уцелел. Эта груда металла по своей сути является передвижным штабом, даже, можно сказать, командным бункером, который может трансформироваться в неподвижную крепость, вот как сейчас, может встать на карачки и начать очень даже бодро ползать по любой местности (его обычное состояние), а может и принять целиком человекоподобное состояние с выпуском над «головой» сенсоров, получая с почти сорокаметровой высоты великолепный обзор. Конструкция предельно проста – двухярусный бункер на шесть человек в закрытом толстыми слоями брони центре, радиорубка, позволяющая как транслировать сигналы по воздуху, так и держать связь через железнодорожное полотно, плюс наверху пилотная капсула с сенсорной аппаратурой, вот и всё.
Плюсы? Это великолепная возможность для меня провести переговоры. Минусы? «Темпест» не несет на себе вооружения. В него воткнули пару очень тяжелых пулеметов на «плечи» и несколько турелей на спину лишь ради приличия. Не удивительно, что он уцелел, наверняка осуществлял свои функции где-то вдалеке от Благовещенска…
- Момо, нам нужно его захватить…, - пробормотал я, не отрывая взгляда от СЭД-а.
- Жду ваших указаний, господин, - прошелестело рядом.
- Смотри, - я передал ей бинокль, - Взгляни на его… спину. На то место, куда идёт лестница. Там дверь внутрь, она единственная. Сейчас закрыта броневыми заслонками, значит, внутри кто-то есть. Нужно дождаться, пока её откроют, затем пробиться внутрь, обязательно вдвоем, понимаешь? Пока один будет искать, как закрыть заслонки, второй зачистит всех внутри. Я почти уверен, что там командиры. Совершенно не нужные нам в этих обстоятельствах люди. Мы можем подобраться ближе?
- Шагов на 20… 25, господин, - неуверенно пробормотала некомата, дёргая ушами, - Патрули…
— Значит, подбираемся поближе, а затем, когда дверь откроется, штурмуем, - решился я.
Поспешный план, но зато бьющий сразу двух зайцев – возьми я под управление «Темпест», то не только получу убежище, откуда смогу безбоязненно переговорить со всеми, с кем посчитаю нужным, включая Рейко на «Намерениях», но еще и ликвидирую нелояльных приказу командиров. Главное, чтобы кто-то из них вылез на свежий воздух…
Долго ждать не пришлось. Солдат и табак по жизни неразлучны, а курить в тесном пространстве внутреннего бункера занятие для законченных мазохистов. Так и здесь, через развернувшиеся с сочным лязгом раскрывшейся бронестворки просочился человек в майке и подштанниках, садясь на лестницу с сигаретой в зубах и начиная жадно и часто чиркать зажигалкой.
- Вперед, Момо, - хрипло проговорил я, поднимаясь с травы.
Идея отчетливо отдавала записным идиотизмом – врываться с саблей наголо в почти готовый к противостоянию с соседями военный лагерь противника, но это как посудить. Если ты высокий, тяжелый и умеешь бегать со скоростью, которая не снилась нормальному человеку, то всё может получиться прекрасно. А если еще и согласен потратить последние разрывные заряды «гренделей»…
Я был согласен.
Первыми в мой прицел попала патрульная двойка, как раз завершавшая очередной круг обхода. Оба солдата шли очень близко друг от друга, являясь крайне соблазнительной целью. Массивный пистолет в правой руке гулко рявкнул, разрывая звуком относительную тишину лагеря и превращая парочку удивленно выпучивших глаза людей в разлетающиеся фрагменты. Еще три шага и стреляю с левой руки, размазывая по броне «Темпеста» курильщика, подскочившего от грохота на лестнице. Удачное попадание. Нет, не попадание. Снаряд разорвало в метре от человека, но его это не спасло.
Бегу, бегу на всех парах.
Следующая цель – легкий двуногий СЭД, похожий на птицу киви, чересчур резко дернувший орудийной башней в моем направлении. Попасть я по нему попадаю, только вот броню не пробил точно, лишь заставил переступить ногами для сохранения равновесия. Торопясь, жму на спусковой крючок еще раз, корректируя прицел, умудряюсь задеть взрывом ключевое сочленение правой ноги, от чего перекосившийся разведчик начинает заваливаться набок. Вовремя, падающая машина разражается длинной пулеметной очередью, разносящей по округе.
Тридцать метров.
Самое опасное место, в траве повсюду разбросаны спальные мешки, а в них – уже проснувшиеся люди. Мало кто спит полностью застегнутым, если большой риск поймать пулю. К счастью, я не один. Тихо свистят метательные ножи Момо из-за моей спины, впиваясь в возящихся людей, пытающихся определить, откуда им грозит опасность. Не успевают.
Вновь стреляю, поспешно, часто, тратя три бесценных патрона. Слишком уж много теней вижу в одной из немногочисленных палаток лагеря. Теперь палатки нет, три выстрела из «гренделя» вполне могут заменить один из хорошего гранатомета. В плечо вцепляется маленькая рука, рывком выдергивающая тело решившей воспользоваться мной как трамплином некоматы вперед и вверх. Из рук шиноби вылетают короткие высверки ножей, поражая спрятавшихся в траве людей, уже начавших куда-то стрелять. Я хватаюсь за забрызганную кровью курильщика лестницу, легким броском подкидывая свою напарницу прямиком ко входу в «Темпест». Она тут же молнией ныряет внутрь.
Всё это занимает секунд шесть… или восемь, не более. Быстрый сокрушительный прорыв. Встав возле створок, разряжаю магазины по оставшимся палаткам и чему-то, сильно напоминающему пулеметный расчет. Тяжелое орудие развернуто в сторону «лоялистов», мне не угрожает совершенно, но шанс уменьшить число тех, кто вряд ли согласится сотрудничать, упускать не хочется. Чем меньше бунтовщиков, тем больше шансов, что остатки присоединятся к лояльным. Плюс меньше угрозы дирижаблям, возле которых стоит «Темпест».
Одинокий выстрел из внутренностей СЭД-а заставляет меня бросить «грендели» на пол. Бегу на звук, попутно ударяя локтем по мощному рычагу внутреннего запора. Створки скрежещут и лязгают за моей спиной.
Каморка, гордо называемая в проекте командной комнатой, завалена матрасами, объедками и обильно кровоточащими трупами. Кроме одного человека, пытающегося навести на зажавшуюся в угол Момо дымящийся пистолет. Свободной рукой он безуспешно пытается удержать внутренности, норовящие вывалиться через разрез. Его рука дергается, пытаясь навести ствол на появившегося меня, но опаздывает. Сжимаю в ладони пистолет вместе с плотью, вырывая из горла жертвы животный визг. Смяв оружие, наношу прямой удар ему в голову, убивающий солдата.
- Момо, ты как?! – бросаюсь к шиноби. Та молчит, лишь тихо вздрагивает, прижимая руками рану на ноге. Обычное сквозное ранение чуть выше середины бедра, я видел неоднократно, даже у себя, только вот Момо Гэндзи конституцией чуть ли не с ребенка. Обычное пулевое ранение в её ножке выглядит жутко большим.
Стол. Военные не обходятся без алкоголя. Есть нечто вроде самогона. Крепкий, вонючий. Быстро мою в нем заляпанные кровью руки, а затем выдёргиваю девушку из её угла. Несколько моих быстрых и деловитых рывков оставляют Момо без одежды ниже пояса, теперь рану можно оценить детальнее. Да, обычная сквозная, просто слишком большая для девочки, и обильно сочится кровью.
Черт.
- Господин…
- Молчи.
Жгут из попавшегося под руку шнура плотно перетягивает девичью ножку. Снаружи вовсю барабанят по бронестворкам, толку от этого ноль. На лестнице может поместиться один человек, ничего он не сделает. Никто ничего не сделает, «Темпест» может выдержать даже обстрел из средних СЭД-ов прямой наводкой. Значит, время есть. Заставляю Момо проглотить несколько капсул из собственного неприкосновенного запаса, затем, найдя наполовину распотрошенный ящик скорой помощи, накладываю на рану плотную временную повязку. Мне нужно время.
«Порошок Авиценны» использовать нельзя. Да, он моментально перекроет кровотечение и даже сузит раневой канал, но при этом оставит некомату инвалидом до конца жизни. Она больше не сможет бегать, красться, прыгать. Требуется другое решение, хотя бы временное. В Мирреде, да и на «Намерениях» есть небольшой запас регенерирующего эликсира, но я не могу сейчас всё бросить. Зато могу кое-что другое.
Миниатюрная шиноби вновь пытается что-то сказать, но препараты, чья дозировка рассчитана на меня, слишком быстро её вырубают. А я, сметя с койки разный хлам, аккуратно опускаю на освободившееся место раненую, а затем сажусь рядом на пол, прикрывая глаза и стараясь отрешиться от густого запаха крови и нечистот, витающего в воздухе от пяти распоротых трупов. Нужно сосредоточиться, найти необходимый здесь и сейчас «пузырь» знаний.
«Полевая хирургия», подраздел «Пулевые ранения».
Знания обычно лезли в голову в сопровождении мерзких болезненных ощущений. Понятия, определения, инструкции, всё это втискивалось, как тот же тампон в рану, расширяя, углубляя, придавая словам новые смыслы. Чуть-чуть, но глобально меняя мою картину мира. Сейчас я их даже подгонял, пытаясь осмыслить и вычленить нужное прямо на ходу. Здесь и сейчас. Ну же, давай, дай мне с чего начать, я не хочу ждать!
Вскоре я открыл глаза, морщась от неистовой головной боли. Мне нужен свет, инструменты, дезинфектант. Всё это есть в наличии, пусть и не в идеальном качестве. Сойдет.
Переложить Момо на стол, снять повязку, продезинфицировать рану и область вокруг неё. Надрезать кожу, оценить повреждения, убрать сгустки крови, аккуратно срезать лохмотья кожи и мяса, выглядывающие из выходного отверстия. Артерии и вены? Не задеты, всё чисто, просто пугающая большая дырка насквозь. Мышцы ерунда, нарастут. Что дальше? Практически ничего, можно закрывать, но нужен дренаж. К счастью, гибкая трубка в комплекте медпомощи еще осталась. Теперь самое главное – наложить достаточно тугую повязку, но так, чтобы она не перекрыла кровообращение. Накладываю, приматываю закупоренную и уже заполнившуюся кровью трубку дренажа к ножке девушки. Пока пусть побудет так. Теперь нужно создать ей место почище и поудобнее. Больше здесь ничего сделать нельзя. Мои недоработки и ошибки компенсируются алхимией.
В самом крайнем случае я рвану в Мирред, где… отрублю Момо ногу. Прижгу культю, волью ей регенератор. Много. Нужно будет, волью весь. Такая «операция» выведет некомату из строя надолго, до конца… всего, но… Не думать о том, что она не выживет в мире без эфира! Не думать о том, что эликсир пропадет зря! Понял, Эмберхарт!?! Ты не опустишься до этих мыслей. Никогда.
Омерзительнейший самогон я с натугой глотаю в приступе веселого садомазохизма, отчаянно желая, чтобы он вытравил во мне ту мерзость, которая попыталась сейчас прикинуться логикой и прагматизмом. Заодно можно и закурить, вряд ли дым «эксельсиора» ухудшит смрад от рассечённых ножом Момо тел.
Пора заводить «Темпест» и приступать к переговорам.
Пилотная кабина, похожая на водительское кресло трактора, оснащенное чуть ли не полусотней различных рычагов, сначала вызвала оторопь, но разобраться оказалось несложно. Всё-таки второе поколение СЭД-ов. Довольно быстро я определил, что органы управления тут для каждого положения доспеха свои, а затем нашёл доступ к управляющему кристаллу, активировав машину. Пропахшая потом, кровью и табаком конструкция грозно загудела многочисленными ЭДАС-ами, возвращаясь к жизни. Побегав глазами по панели, я нашёл переключатель, разворачивающий «Темпест» в «разведывательное» прямоходящее положение. Так будет спокойнее.
Неуклюжий громоздкий титан разворачивался медленно и громко. Явно давно не проходил техобслуживания, что вовсе не удивительно в наших обстоятельствах, но все основные системы, кроме трех вспомогательных двигателей, были в пределах нормы. Чего нельзя было сказать о бегающих вокруг гигантского СЭД-а людях, часть из которых подозрительно возилась у брюх дирижаблей.
- Всем отойти от воздушных судов! – громыхнул я через динамики «Темпеста», - Говорит лорд Алистер Эмберхарт!
…а затем навёл пулеметы на крошечных с такой высоты людей, активируя автоприцеливание спинных турелей.
Необходимый для успешных переговоров уровень был достигнут, но слишком большой, с моей точки зрения, ценой. Гэндзи всегда была тихой, незаметной и смертоносной, но одна только попытка штурма, пусть даже и толком не проснувшихся людей… и вот такое ранение. Паршиво. Ну ладно, рана зарастет, а мне лишь бы здесь разобраться, да вернуться в замок. Всё дальше пойдет само собой.
Дипломатии как таковой не случилось, просто не с кем оказалось договариваться – Момо положила всех, чье слово имело хоть какой-то вес. Поэтому я в приказном порядке велел бегающим под ногами воякам либо уматывать отсюда, куда душа захочет, либо идти к лоялистам и приглашать уже их на переговоры. Люди, осознающие, что идти до ближайшего хабитата, отбивать там дрезины, а затем ехать туда, где их примут как дезертиров, почти все согласились на второй вариант. А может быть, тому виной было расстояние, оставшееся между ними и авангардом индокитайцев. Его я тоже озвучил. Что такое «ракшасы» местные знали.
Затем последовал довольно неприятный момент – совещание с лоялистами я собирался произвести в отсеке «Темпеста», куда пригласил сначала обычных солдат. Перенеся спящую под лекарствами Момо в кресло пилота, я запустил внутрь людей, предупредив их, что открою огонь при малейшей угрозе. Очистка помещения прошла без эксцессов, не считая косых и враждебных взглядов от уборщиков, но вот командир «лоялистов» вместе со своими лейтенантами уже потребовал, чтобы на самом разговоре я присутствовал безоружным, также, как и они. На это я согласился легко. Правда, «лоялисты» решили сделать ход конем и буквально наводнили лагерь своих идеологических (или каких там еще) противников, бескровно захватывая всех в плен.
Хоть что-то само решилось.
Убедившись, что я безоружен, солдаты позвали командиров. Пока в тесную командную рубку впихивались трое битых жизнью и слегка одичавших мужчин в потертой форме, я лишь стоял, кивая им в знак приветствия. А вот последнее тело, с трудом втиснувшееся в дверь, было мне не просто знакомо…
- Евгений? – искренне удивился я, глядя на знакомое хмурое лицо своего габаритного друга, с трудом влезающего в рубку. Михаил Распутин, здоровенный блондинистый детина, шестой сын князя, и в таком ме…
Не говоря ни доброго ни худого слова, княжич схватил меня одной рукой за горло, с натугой приподнимая от пола и довольно больно ударяя макушкой о железный потолок. От силы сжатия у меня перехватило дыхание, а от удара в глазах заплясали бабочки из света. Вошедшие первыми тут же азартно загомонили на русском:
- Не ждал?
- Попался, сучонок!
- Все как и хотел, без оружия!
- Дерека убил, падла! Климушеску!
- От княжича не вырвется!
Я позволил себе лишь краткий взгляд в глаза своего русского друга. Прочёл в них злость, решимость, начинающее набирать силу удивление. Те, кто за его спиной, были уверены, что он захватил меня, взяв в плен, но сам Распутин… он давил, чтобы убить. Так, как это уже привык делать я, когда доходить до рукопашной. Размозжить ткани, хрящи, разорвать сдавливанием артерии, размолоть позвоночник. Это избавило меня от секундного колебания. На любую силу найдется другая сила. Значительно возросшая с тех пор, как когда-то мы с ним набили друг другу морды.
*хруст*
Евгений даже не понял поначалу, что произошло, почему его рука больше не удерживает меня за шею, несмотря на то что она осталась на месте, а вот противник, ловко пойманный в самый удачный момент, почему-то приземляется на металл пола. Затем его взгляд сфокусировался на безжалостно вывернутом мной большом пальце. Крутить пришлось резко, давить сильно… в результате упомянутый палец у княжича сейчас безвольно свисал вниз, вывернутый из своего места, а из разорванной кожи на ладони начинала хлестать кровь. Короткий удар в лоб отправил Евгения на только что наспех вымытую палубу командного отсека.
- Что…, - подскочил с места на койке ближайший ко мне вояка. Его я ударил нежно, почти ласково, стараясь ничего человеку не повредить, но не преуспел, тот отлетел, отыграв затылком о стену и, видимо, потеряв сознание. Рудольф, Момо, теперь еще встреча с другом, решившим на меня напасть. А я ведь очень немногих в своей жизни считал друзьями. Тяжело.
- Заткнулись. Сели, - мертвенным голосом начал отдавать приказы на русском я оставшимся двоим, - Будете рыпаться – вырву яйца. Очень. Медленно.
Мне нужно время перевязать дурака-Распутина.
Конечно, в тот момент я не знал, что Женя – дурак. Это выяснилось чуть позже, после того как я, намертво забинтовав руку княжича и скормив последнему лошадиную дозу обезболивающего, не запихал мычащее от боли тело в дальний угол, дабы оно не мешало проводить переговоры. Того, кого случайно вырубил, удалось частично вернуть в строй, залатав небольшое рассечение на голове, дав выпить и опять же скормив обезболивающего. Всё это время уцелевшие сидели молча, ждали.
- А теперь, господа, - тем же холодным тоном проговорил я, - Прошу мне объяснить, с какой стати вы решили на меня напасть. Разберемся с этим вопросом – приступим к основному. Времени у нас нет, есть лишь приближающиеся ракшасы.
Упоминание о четвероруких котах-гуманоидах «включило» моих собеседников. Как я и подозревал ранее, все трое были командирами отделений разведки, не выше, от чего дисциплина в лагере выживших особо не блистала. У людей просто не было лидерских навыков. Организовать на меня такую своеобразную засаду решили под давлением Распутина, утверждавшего, что умеет управлять СЭД-ами. Чем я не угодил местным воякам? Всё просто – Инганнаморте Инквизитор, а Константин Третий лишь император Руси. Приказ и объяснения второго они могут и хотят игнорировать, а вот Фаусто отдал четкое распоряжение меня убить. Безоружный, да еще и в тесной рубке, да еще и когда на вашей стороне здоровенный богатырь? Выводы напрашиваются сами.
Пилота «Темпеста» именно по этой причине с собой не потащили. Зачем рисковать ценным кадром, когда достаточно захватить СЭД и немного поводить пулеметами по сторонам, чтобы утвердить свою власть?
- Мда, не ожидал такой… прозаики, - стрельнув взглядом в слегка пришедшего в себя Евгения, баюкающего искалеченную руку, я обернулся назад к командирам, - То есть, вам передали, что я просто… приду и возьму командование. Один. Появившись из чистого воздуха. А затем решили, что вы справитесь и с моим убийством, и с зачисткой хабитатов, я всё верно понял?
- А мы обосрались. Со всем, - угрюмо признал самый старший из мужчин, - Что теперь будет?
- Ничего, - неприятно удивился я, - Передо мной и вами стоит одна задача – в срочном порядке лишить силы вторжения возможности пополнять пищевые запасы.
- Это пятьдесят… два… хабитата… Алистер, - внезапно прохрипел очнувшийся Евгений, - Больше… миллиона… человек, идиот ты английский! Ты понимаешь… сука, на что ты их… обрекаешь?
- Княжич, - тут же нехорошо покосился тот же старший, - Ты это о чем? До этого ты был целиком «за» … А сейчас о чем молвишь?
- Или он просто делал вид, - отрезал я, - Видимо, господин Распутин думает, что после армии индокитайцев останутся полупустые погреба и живые жители, а сами солдаты вымрут от непривычной им репы, тем самым решив дилемму гуманности на корню. Может, у него еще фантазии на эту тему найдутся. У нас нет времени это обсуждать.
- Согласен, - откликнулся ушибленный о стену, неловкими движениями раскладывая карту местности на столе между коек, - Давайте перейдем к делу, лорд. Дирижабли нужно подготовить, загрузить бомбы, определить маршруты, по которым они пойдут. Чем раньше отправим, тем лучше.
- Да. Но сначала вы мне укажете все нитки дорог, по которым могут пойти паровозы индокитайцев. У меня скоростной дирижабль, разрушить рельсы успею без привлечения ваших сил.
- Хорошо, затем…
- Нелюди…
- Заткнись, Женя, - с натугой выдавил из себя я, - Иначе я тебя сильнее поломаю. Просто потому, что ты дурак. Полный дурак, круглый такой. Прекраснодушный настолько, что я тебя даже не убил.
- Поч…
- Потому что, Женя, ракшасы являются людоедами, а слуги богов, придурок ты этакий, не будут оставлять за спиной живых. Они используют пленных хабитатцев для переноски провизии. Еда, несущая еду, дурень. Кто будет бесполезен – тех вырежут. А вот если мы разбомбим склады, оповещая по радио зачем и почему, народ может пуститься в бега. Шансы спастись в сотню раз выше у людей будут. В сотню. Хотя бы рассеяться по степям, по местности. Но ты ведь об этом не подумал, да? Перед глазами только горящие хаты? А теперь сиди и молчи, пока мы будем готовить будущее поле боя для твоего императора.
Выговорившись и видя понимающие взгляды солдат, я почувствовал, что мой долг как друга исполнен до конца. Если бы Распутин-младший на меня напал, подчиняясь приказу, из чувства долга или защищая своих, я бы его понял и простил. Пусть даже это ничего бы не дало ни сейчас, ни в будущем. Но он просто «пытался спасти хабитатцев», чем напомнил мне того идиотского старосту из Словении, умоляющего на коленях словенского же вояку «как-нибудь исправить ситуацию с телокрадом». Как-нибудь. Тупость и наивность, порождающие омерзение. Хуже, чем прятать голову в песок - это заставлять её прятать и у окружающих тебя людей.
Закончив с командирами распределять задачи, я их выпустил, попутно выведя нянчащего руку княжича на свежий воздух. Цели были определены, графики выведены, временные рамки установлены, настоящий пилот «Темпеста» уже спешил на своё рабочее место. Оставалось взять его на борт, отойти СЭД-ом на некоторое расстояние из лагеря, обменяться позывными с самим пилотом, дабы поддерживать связь с вояками, а затем вернуться с Момо на «Благие намерения». Плевое дело. Мелочи.
…она лежала на полу, когда я поднялся в кабину пилота. Как только я увидел её, распростершуюся на стальной решетке, то понял всё сразу. Еще не видя кровь, не перевернув хрупкое тело, не погладив пальцами рукоять знакомого короткого ножа, вбитого маленькой, почти детской, но очень опытной рукой в самое сердце. Её лицо было спокойным, полностью умиротворенным, даже довольным.
Короткая записка расплывающимися, но различимыми иероглифами на оборотной стороне мятой-перемятой карты. Она использовала кровь, чтобы писать. Свою.
«Лекарства понадобятся, я – уже нет. Простите. Так будет лучше.
Момо Гэндзи»