Нагруженный одеждой, которую девушки сдали после вечеринки, я поднимался на второй этаж модельного агентства. В рюкзаке позвякивали коробки с ювелирными украшениями. Всё это предстояло вернуть на склад и возврат задокументировать.
Размышляя о впечатлениях от необычной подработки, я поймал себя на мысли, что больше не хочу этим заниматься. С одной стороны, семнадцатилетнему телу и даже моему сознанию было любопытно и познавательно, с другой — слишком уж неправильным казалось происходящее.
Сдав одежду и аксессуары, я получил два талона, которые следовало показать Ли Джин перед получением оплаты. Что ж, пора с ней поговорить.
Увидев меня на пороге кабинета, стилист жестом пригласила войти и кивнула на пустой стул:
— Как впечатления?
— Вещи сдал, ювелирку тоже, — я положил на стол талоны.
— Немногословно, — заметила она, сверяя информацию из квитанций со своими записями. Удовлетворенно кивнув, наниматель отложила бумаги и подняла взгляд. — Всё на месте, ничего не повреждено — деньги поступят на карту в течение нескольких часов. Ну так что? — она подняла бровь. — Подробности будут?
Я вздохнул, подбирая слова:
— Знаете, спасибо, что приоткрыли завесу над закрытой частью мира, но в будущем я бы предпочёл с этим не связываться.
— Причина?
— Есть такое слово «нравственность», для меня означает больше, чем для окружающих. А разблагораживание доброго, разумного, вечного — худший вид торговли.
Стилист откинулась на спинку кресла:
— Презираешь девочек? Почему не покинул мероприятие?
— Я не сказал ни слова про презрение. Просто это не то зрелище, которое мне бы хотелось ещё раз наблюдать. А насчёт второго вопроса, подумайте сами, в каком свете я бы себя выставил.
— Хм.
— Во-первых, подняв шум и сбежав с яхты, я подставил бы моделей. Во-вторых — вас. Нашу договорённость я закрыл до конца, претензий нет, но уважаемая Ли Джинг, давайте сделаем так, что ноги моей там больше не будет?
— Продолжай.
— К моделям у меня претензий нет, по-прежнему отношусь ровно. Всё происходит добровольно, они сами рады туда ехать, кто я такой, чтоб осуждать.
— Ух ты.
— «Не судите, да несудимы будете».
— Признаться, я ожидала услышать противоположное. Что ж, позволь кое-что прояснить, — собеседница сняла очки, аккуратно положила их на стол и потёрла глаза. — Ты ведь понимаешь, как устроен рынок? Любой спрос рождает предложение.
— Увы…
— Мы платим налоги, уважаем решения каждой модели, у нас есть жёсткие правила, которым следуют все, включая гостей. И если всего этого не будет в моём цивилизованном формате, где каждая девочка уходит домой с гарантированной тысячей долларов в кармане плюс чаевые, кто придёт на рынок вместо меня? — она вопросительно приподняла бровь. — Точнее, что?
Мог бы я многое ответить, но нет: из уст семнадцатилетнего тела эти аргументы нормально звучать не будут.
— Ты даже не представляешь, какие уродливые формы может принять этот бизнес, сойдя с легальных рельсов. Насколько грязным и опасным он станет… это не оправдания! — стилист предупреждающе подняла руку. — Я действительно искренне считаю, чем большая часть ТАКОГО рыночного спроса будет удовлетворяться полностью легально, тем меньше останется в тени — соответственно, тем меньше грязи достанется на долю общества.
— Вы сейчас про даркнет и всё вытекающее?
— Не только. Ты же недавно в бизнесе, а знаешь, как аналогичное выглядит в Латинской Америке? Или давай ближе — на Филиппинах? — не дожидаясь моего ответа, она хмуро продолжила. — Благодаря спросу, подкреплённому большими деньгами и некоторой безнаказанностью, появляется предложение — но там уже совсем другие риски. Не наши. Этим занимаются очень серьёзные и и не всегда чистые на руку люди. В тех местах, поверь, о взаимном согласии речь заходит далеко не постоянно — как делаем мы. Хочешь подробностей? Почитай в интернете, ты же языки знаешь!
Собеседница поднялась из-за стола, прошлась по кабинету.
— Идём дальше, теперь лично обо мне. У меня есть семья, трое детей, которым я хочу помогать. И вот для такой старухи как я, будем говорить откровенно, не так много законных способов заработать две-три тысячи долларов за день, — она остановилась у окна и, скрестив на груди руки, посмотрела на улицу. — Лян Вэй, я с тобой полностью согласна, хотя никогда и нигде этого не скажу вслух. Однако с высоты возраста хочу заметить, ты сейчас не разделяешь два понятия. Ты мыслишь двумя, как одним.
— О чём речь?
— Мораль и закон. Знаешь, в чём разница?
— Скажите вы.
— Мораль в отличие от закона не является обязательной к исполнению.
— Занятно.
— Пример. Ты сидишь в переполненном автобусе, вхожу я, хромая. С точки зрения морали ты должен уступить мне место, так?
— Э-э-э.
— Но! Если ты останешься на месте, то никто тебе ничего не сделает — закон не нарушен.
— В таком разрезе не думал.
— Ты молод, — вздохнула женщина. — Ну и для полноты иллюстрации. Другим не видно, мне не видно, но возможно у тебя протезы и ты стоять физически не можешь. Протезы скрыты штанами и для всех, с точки зрения общественной морали ты подлец.
— Вы не усложняете⁈
— Боже упаси, я иллюстрирую. Ну правда, как поступишь? Начнёшь оправдываться на весь автобус, задирать штанину и демонстрировать? Абсурд — тебя никто ни о чём не спрашивал.
— И то верно.
— Именно поэтому фразу «давайте оставаться в рамках закона» я твёрдо поддерживаю, — жёстко продолжила Ли Джин. — И наше агентство, я говорила, всегда и полностью в рамках закона. То, что ты больше не хочешь участвовать в подобных мероприятиях, я услышала, будет исполнено. Санкций не будет.
— Точно?
— Да. У нас не заставляют, согласие добровольное, такие у нас правила. Для всех. Ещё есть вопросы, пожелания?
— Нет. Спасибо.
— Комментарии будут?
— Я вас услышал. Рад, что мы друг друга поняли.
В общежитие возвращаюсь перед началом смены. Весь день на ногах, ресторан ещё впереди, зато заработал прилично. Грех жаловаться.
Быстро переодевшись официантом, подхожу к зеркалу, как вдруг за спиной щёлкает замок.
Комендант? Почему не постучал?
Дверь распахивается, на пороге возникает незнакомый мужик.
— Вы кто? Откуда у вас ключ?
Собираюсь подкрепить устный вопрос чем-то более материальным, как тип достаёт из кармана ламинированный пластиковый прямоугольник:
— Управление по борьбе с организованной преступностью. Фэн Чжиюнь, подполковник, — он захлопывает мою дверь изнутри, не спрашивая разрешения.
Теперь понятно, откуда у него ключ. Такому человеку комендант что угодно даст и забудет, что было.
— Чем обязан? — озадачен сверх всякой меры, но нервничать повода не вижу ни в каком приближении.
Сам я ничего натворить не успел, особенно в Пекине, это чтобы мягко. От предшественника в наследство есть память — девственно чистая на эту тему. Ну и даже если бы… атрибутика была бы иная, я уверен, в том числе насчёт Китая.
Процессуальное законодательство, несмотря на все различия правовых систем, кое-какие процедуры делает до невообразимого похожими вне зависимости от части глобуса.
Мужик без приглашения проходит в комнату, как так и надо, где опускается на стул:
— Начну издалека. Как поживают родственники в Хэйлунцзян?
— Думаю, хорошо, — на правах хозяина занимаю кресло.
— Как вам Пекин? Уже освоились?
Странно. В деликатных моментах, по которым он явился, начинать полагается чуть менее, м-м-м, откровенно. Понятно, что всерьёз он семнадцатилетнего пацана не принимает, знает, куда шёл — видно по паре заданных вопросов, но правила есть правила.
Втягивание, вербовка, эксплуатация, в таком порядке. Как острили в другом месте (и в другой жизни), если скомкать первую стадию или вовсе перейти к третьей без первой и второй — возрастает риск достаточно негативной обратной связи.
— Вы ведь здесь не для того, чтобы узнать моё мнение о Пекине? Мне скоро на работу, давайте ближе к делу? — я на своей территории, границы его полномочий представляю лучше, чем он думает.
— Хорошо, к делу так к делу. Недавно вы устроились в модельное агентство Ли Джинг… — мужик явно перестроился на ходу, долго не ломая мозги над выбором линии поведения. — Не буду пугать зря, наш интерес направлен именно в ту сторону, не в ваш персональный адрес.
Да ну. Всё-таки в лоб и сразу с третьего пункта⁈
Удивление даже изображать не пришлось — так не бывает.
Или всё-таки бывает, констатирую про себя, с внутренним изумлением участвуя в происходящем в главной роли.
— Эти мероприятия посещают… — звучат совсем не тонкие намёки на чуждые мне ведомственные интересы.
Тип, сверившись с выражением подросткового лица, мои эмоции истолковывает по-своему — в его глазах вселенская усталость меняется на сдержанный энтузиазм и осторожное ожидание.
М-да, пожалуй, можно не дослушивать до конца — каждая стандартная ситуация всегда имеет несколько стандартных решений. В кое-каких конкретных я, в отличие от предшественника, тоже слегка ориентируюсь.
— Если этот разговор официальный, пожалуйста, давайте его оформлять как положено? — перебиваю. — Потому что если нет, вынужден буду огорчить: я не вижу продолжения нашей беседы в подобных условиях, — веду рукой вокруг.
Не говорить же вслух, «знаю, что вам отвечать».
— Да ну? — незваный гость сбивается с ритма, что-то обдумывает по новой и терпеливо вздыхает. — Я сейчас стараюсь остаться максимально корректным, потому, пожалуйста, соберитесь!
Ну правильно. При разрыве логической линии самый первый рефлекс — увеличить громкость.
— Работа в нашем ведомстве имеет свою специфику, в том числе в плане оформления…
Понятно, документов нет. Ещё проще.
— Я и не отказываюсь, просто вы почему-то слушаете только себя, — перебиваю повторно. — В то время как по всем неписаным правилам логично учесть и мою обратную связь, в идеале — авансом.
— Продолжайте.
Изначальный сценарий сломан, сквозь лихорадочные размышления на лице собеседника проступает неохотная задумчивость.
Справедливости ради, моё внутреннее состояние тоже далеко от олимпийского спокойствия — гормональные выбросы чужого тела, невладение здешней обстановкой, незнание процессуального законодательства.
— В случае вашей служебной необходимости мы с вами конечно поговорим, но не здесь неформально, а у вас в заведении и официально, — говорю как могу вежливо. — Или у вас есть возражения?
Ключевой момент. Ну а что тянуть.
— Господин Лян, я пришёл по очень серьёзному делу, — подполковник заходит на цель с другой стороны, уже смазанным виражом и с дрожащим в руках штурвалом, если фигурально. — Я не должен этого говорить, но речь идёт обезвреживании достаточно серьёзной преступной группировки. Хорошо, раз вы так настроены, скажу правду: нужна информация. — И немигающий рыбий взгляд с короткой дистанции в качестве подкрепляющего аргумента.
Видимо, собеседник действительно готовился на подростка, ничем другим выбранная тактика не объясняется. Точнее, её полное отсутствие.
— Завершите, пожалуйста, мысль, чтобы мне представить картину полностью, — предлагаю ещё более вежливо.
Борец с мафией опять делает какие-то собственные выводы, судя по ожившему в глазах энтузиазму:
— В свои семнадцать вы можете оказать стране неоценимую помощь. На вашу предыдущую ремарку: наша организация может о-очень здорово помочь вам на вашем жизненном пути. Обсуждать конкретные пункты я прямо сейчас не готов, но в случае вашего принципиального согласия…
Следующую пару минут под его речитатив обдумываю, что сказать. Точнее, как.
— … Итак? — договорив, незваный визитер без затей повторяет рыбий взгляд и для разнообразия украшает его подобием скупой улыбки.
— Для меня на первом месте — моя личная безопасность, — чистая правда, если что.
— Справедливо, — подполковник ожидал чуть иного и слегка озадачивается, поощряюще поднимая бровь.
— Мне семнадцать, — он сам с этого начал. — Соответственно, я не являюсь совершеннолетним.
Озадаченность взрослого сменяется лёгкой тревогой.
— Любые наши договоренности, если на школьных уроках основ права нам не врали, будут недействительными. — Теперь паузу делаю я. — Если они не подкреплены разрешением моих законных представителей. Единственное или почти единственное исключение — поступление в ВУЗ или устройство на легальную работу.
— Что вы этим хотите сказать? — в интонациях посетителя отчетливо лязгает металл.
— Первое, оформляем нашу беседу официально, — отгибаю от кулака мизинец. — Для этого жду заполненную правильно повестку, в официальное здание вашей организации, по которой я обязательно прибуду.
Сверлящий взгляд навстречу.
— Поскольку моя безопасность — приоритет и вы с этим не спорите, сам я ничего решать не буду — потому что по закону не имею права, — продолжаю. — Со мной вместе прибудут мои законные представители, мать, отец. Может быть, кто-то один из них.
В чужих глазах начинает разгораться достаточно неприятный огонь.
— Нарушение процедуры является нарушением закона, — напоминаю правовую аксиому, которая наверняка и здесь существует без изменений. — Подполковник Фэн, давайте соблюдать закон?
Пару секунд мерямся взглядами. В его глазах читаю невысказанные нюансы, которые расшифровать вполне могу — в отличие от него. Против офицера откровенно работает тот момент, что сидящий напротив него подросток семнадцатилетним пацаном ни ментально, ни по опыту не является.
— Неожиданно. — Выдаёт он в итоге. — Напрашивается вопрос, даже несколько, которые я, судя по вашей позиции, буду задавать совсем в другой обстановке. Вы же понимаете, о чём я?
— Угу. Вот и угрозы подъехали, — бормочу, на всякий случай отъезжая в кресле подальше. — Вы сейчас сгустите тучи, начнёте стращать, а потом в качестве единственного выхода обозначите собственные объятия — образно. Единственным моим шансом спастись от неминуемой беды, скажете вы, является исключительно добровольное негласное сотрудничество.
— Точно. — Он не пойми с чего веселеет. — Не буду спрашивать об источниках такой осведомлённости, но приятно говорить с понимающим человеком.
Интересно, все ли реалии здесь совпадают с мне знакомыми. К сожалению, подготовиться возможности не было и проверять придётся на живую.
— А разве запрет на несовершеннолетних в негласном аппарате в вашем управлении уже отменили? — он сам сказал на старте, откуда он.
Удостоверения я не рассматривал, точнее, не разглядел, но вряд ли была сказана неправда.
Бинго. Взгляд гостя на мгновение становится более чем красноречивым.
— И теперь логичен следующий вопрос, — развиваю наступление, поскольку я попал. — А что скажет департамент внутренней безопасности? Или как там оно называется, дисциплинарная комиссия? Вам же меня прямо сейчас и здесь надо убить, чтобы этот вопрос в моём исполнении не встал ребром. Потому что первое место, куда я прямо сейчас отправлюсь — это именно оно.