Дерево красной птицы

Глава 11. Кымлан

Кымлан не могла уснуть и просто смотрела в потолок. Сердце было не на месте, дурное предчувствие сжималось внутри, как перед тем ужасным днем, после которого жизнь перевернулась с ног на голову. Тогда Кымлан тоже долго не спала, предчувствуя что-то неладное. А на следующий день оказалась в плену мохэ, надолго потеряв надежду вернуться в родное Когурё.

Рядом тихо сопела Сольдан, время от времени что-то неразборчиво бормоча. Раздавались стоны измотанных тяжелой работой женщин.

Огонь в очаге почти затух, но Кымлан даже на расстоянии чувствовала его тепло.

Из щелей барака тянуло холодом и мрачной тишиной. Мир будто замер, но в этой безмятежности ощущалось что-то тревожное и опасное. Так затихает природа перед тем, как разразиться бурным ливнем, сметающим со склонов холмов пласты земли.

По командным возгласам и топоту ног Кымлан поняла, что Мунно ушел. Его отсутствие ощущалось почти физически: деревня, находящаяся под защитой пусть и небольшого войска, сейчас будто осиротела. Неуемный страх жужжал в голове, как назойливые насекомые, рождая беспричинное беспокойство. Кымлан снова и снова убеждала себя, что они все предусмотрели и опасаться нечего, что кидани еще далеко, и Мунно не подпустит их к деревне. Хоть он и вел себя иногда как заносчивый мерзавец, но был разумным и грамотным лидером, за что Кымлан искренне его уважала. И даже не боялась себе в этом признаться.

Тяжело вздохнув, она перевернулась на бок и закрыла глаза. Она должна была хоть немного поспать, иначе завтра будет трудно работать.

Кымлан уже проваливалась в сон, когда снаружи послышалось движение и заполошные крики:

– Кидани! Кидани! Нападение!

Кымлан вскочила с лавки. Кровь отлила от головы, хлынув в сердце.

– Кидани? Напали? – Растерянные и заспанные рабыни неуклюже поднимались с лавок и терли лицо.

Кымлан встретилась взглядом с Сольдан и увидела, как ее глаза стремительно заполняет ужас. Первобытный, самый сильный страх – страх смерти.

На улице раздавались крики и лязг металла.

Кымлан ринулась к двери и со всей силы замолотила по ней руками:

– Чегон! Выпусти нас! Открой дверь!

Через щель она видела мечущихся людей, но не могла разобрать, где свои, а где враги. Их стражника нигде не было видно, и Кымлан в панике обернулась, лихорадочно соображая, что делать дальше. Рабыни смотрели на нее с нескрываемым ужасом. Они были в ловушке, и у них не имелось даже оружия, чтобы попытаться защитить себя.

– Кымлан… что же это… мы умрем?

Дрожащий голос Сольдан разворошил воспоминание о погибшем Чаболе – ударил в самое сердце оглушительной болью.

Нет. Ни за что на свете она не даст умереть этой девочке. Ни ей, ни подругам, которые сейчас видели в ней единственную надежду на спасение.

Нужно открыть дверь. Кымлан осмотрелась, схватилась за край ближайшей скамьи и потащила к выходу.

– Юнлэ, Акин, Хэгу, тараним дверь, – приказала она самым рослым и сильным женщинам, даже не подумав, что услышит возражения.

– Лучше спрячемся здесь, пока все не закончится, – испуганно прошептала Юнлэ.

Кымлан резко обернулась.

– Спрятаться? Два десятка воинов не могут защищать деревню, очень скоро их всех перебьют! – Она повысила голос и увидела в глазах женщин страх. – Кидани заберут самых красивых из нас, а остальных просто убьют!

Они затравленно переглядывались и нерешительно топтались на месте.

Кымлан едва не зарычала от ярости. Эти измученные люди, в которых человеческие желания были выжжены дотла рабством, не понимали, что их никто не спасет. Теперь их жизни были в их руках. В этот момент она всем сердцем была благодарна отцу, что научил ее защищаться, ни на кого не полагаясь.

– Мы должны выбраться! Никто нам не поможет, поймите же! – вскричала она, схватив Юнлэ за плечи.

Будто в подтверждение ее слов стену барака сотряс удар, и сквозь щели они увидели, как чье-то тело сползло на землю. Женщины завизжали, еще сильнее раздражая Кымлан. Если огонь защищает ее, то сейчас самое время ему пробудиться. Но, как ни странно, она не чувствовала привычного жара, словно в самый ответственный момент он решил предать свою хозяйку.

Увидев смерть так близко, рабыни будто очнулись и дружно кинулись к скамье. Схватили ее с двух сторон и начали неумело таранить дверь под четкие команды Кымлан.

– Р-раз! Два! Три! – Кымлан обдирала руки, но даже не обращала внимания на вонзавшиеся в ладони занозы, по лицу стекал пот.

Дверь дрожала от частых ударов, и вскоре замок поддался. Металлическое крепление с натужным скрипом вышло из дерева.

– Еще! Еще! – выкрикивала она, подстегиваемая страхом. Каждая секунда приближала их к смерти. – Еще!

С последним ее вскриком замок сорвался, и девушки вылетели наружу. Они едва не рухнули на мерзлую землю, но успели зацепиться пальцами за дерево. Рабыни толкали Кымлан в спину, стремясь вырваться на волю.

– Назад! – Она преградила путь женщинам, готовым бежать куда глаза глядят, а затем вернулась обратно в барак и прикрыла за собой дверь. Через небольшое отверстие она наблюдала за разворачивающимся на поле боя кровопролитием и думала, как спасти метавшихся за спиной подруг.

Кидани перебросили через ров лестницы и лезли на территорию деревни, как тараканы. Мохэсцы неистово оборонялись, но их было ничтожно мало. Надсмотрщики на вышках метали во врагов стрелы, но двое из них уже были ранены. В поле зрения Кымлан отчаянно сражались охранники, стараясь не подпускать киданей к основным постройкам деревни. До самой дальней вышки и коновязи враги еще не добрались, и это было единственным шансом на побег.

Кымлан посмотрела налево, но другие бараки тоже были заперты. В первую очередь нужно освободить остальных рабов, но у них не было ключей, а чтобы снова выбивать двери, требовалось время, которого у них не было.

Через щель Кымлан увидела бегущего к ним со всех ног мохэсца, с облегчением признав в нем Чегона. Она просунулась в щель и махнула ему рукой, и мальчишка, шумно отдуваясь, забежал внутрь. Он даже не удивился, что дверь отперта.

– Дай ключи, – без предисловий начала Кымлан и протянула руку.

– Чего? С ума сошла, смотри, что творится!

Недолго думая, Кымлан выхватила из его ножен меч и приставила к горлу.

– Дай ключи или сдохнешь. – Время катастрофически быстро утекало сквозь пальцы, и ей было не до вежливости. Для убедительности Кымлан слегка надавила на меч, поцарапав кожу. По его шее побежала тонкая струйка крови.

– Мы все равно умрем. – Чегон истерично хохотнул и послушно вытащил из-за пазухи массивную связку.

– Приди в себя, никто не умрет! – крикнула она ему в лицо, опуская меч. – Беги к Мунно и расскажи, что случилось. Он поможет.

«Если еще жив», – мысленно добавила она с горечью.

Не дожидаясь, когда Чегон отреагирует на ее слова, Кымлан отстегнула его ножны и повязала их на поясе. Убрав меч, она оттолкнула стражника с дороги и выбежала на улицу, махнув рукой испуганным рабыням.

По правую сторону шел ожесточенный бой. Мохэсцы отчаянно обороняли деревню, но киданей было в разы больше, и оставалось все меньше шансов выбраться из захваченной деревни.

Женщины потянулись к мужскому бараку вслед за Кымлан и спрятались на заднем дворе, пока она отпирала дверь. Ее встретили десятки пар глаз, затравленно смотревших на освободительницу.

– На выход! – скомандовала она, пригнувшись. Свист стрел рассекал воздух, а зловещий звон металла подгонял ее, действуя на нервы. – Вот ключи от оружейной, те, кто умеет сражаться, хватайте мечи. На западной стороне деревни еще нет врагов, разломайте забор и бегите!

Мужчинам не надо было повторять дважды: они рекой потекли из тюрьмы, которая служила им домом долгие годы.

– Быстрее, быстрее! Прячьтесь за дома! Сольдан, веди их! – подгоняла Кымлан, в этот ужасный момент доверяя только подруге и зная, что та не подведет.

Взгляд Кымлан метался по дерущимся воинам, а сердце молотилось о ребра в страхе, что люди не успеют уйти. Враги заполняли деревню слишком быстро, практически не оставляя им времени.

Пригибаясь, она подбежала к лежавшему на земле караульному, который мертвыми глазами смотрел в уже светлеющее небо. Вывернутая под неестественным углом рука, все еще крепко сжимавшая лук, открытый в предсмертном крике рот, пушистое оперение глубоко засевшей в груди стрелы… Кымлан никогда не питала симпатии к мохэским стражникам, но понимала, что сейчас они героически защищают деревню, пытаясь спасти не только себя, но и рабов, за которых были в ответе. И за это она уважала их.

Рядом с погибшим воином валялся колчан с высыпавшимися из него стрелами. Кымлан разжала одеревеневшие пальцы мохэсца и взяла окровавленный лук. Закинула колчан за плечи и привычным движением выхватила из-за спины стрелу. Она натянула тетиву и снова отбежала к рабам, прикрывая их спину.

Один из киданей увидел убегающих женщин и с диким ревом кинулся к ним. Рабыни завизжали и кинулись врассыпную, но Кымлан отправила стрелу в цель, и торжествующий крик врага мгновенно стих.

– Не разбегаться! Держаться вместе! – обернувшись, скомандовала Кымлан. – Осталось немного, мы почти на месте!

Они уже достигли западной стены, где мужчины дружно ломали забор. Под напором нескольких тел трещали доски, но поддавались с трудом. Кымлан металась вокруг рабов, как тигрица, и поражала киданей, появляющихся с разных сторон, одного за другим. Долго, очень долго! Кровь закипала при мысли, что они могут не успеть. От оружейного склада к ним спешили успевшие вооружиться мужчины, но кидани уже прорвали оборону и смертоносной рекой полились к рабам.

Последние защитники поселения пали. Деревня захвачена.

В сторону рабов полетели стрелы, и те с криками упали на землю, закрывая голову руками.

Нет, они не могут погибнуть! Не сейчас, только не сейчас! Чудовищный страх за людей пульсировал в каждой клетке напряженного тела. Наконец Кымлан почувствовала, как горячий огненный поток побежал по венам.

Забор с треском поддавался, но несколько мужчин были ранены, и у них совсем не оставалось времени выбраться. Они оказались в ловушке, зажатые между забором и надвигающимися врагами. Свист от новых выпущенных стрел слился с болезненным женским вскриком, таким знакомым и дорогим, что Кымлан прошило ужасом с головы до ног. Ее руки дрогнули, и она обернулась.

Сольдан, ее Сольдан, держалась за плечо, на котором кровавой кляксой расползалось темное пятно вокруг торчавшей из него стрелы.

Огненный вихрь заглушил внутри все, кроме чудовищной ярости. Сильнейший порыв ветра согнул макушки деревьев и поднял в воздух пыль, сухие листья и мелкие ветки. Кымлан повернулась к киданям, которые щурились и пытались отвернуться от налетевшего ветра. Все ее чувства выжгло неистовой злостью и желанием уничтожить всех, кто посмел причинить боль дорогому человеку. Рубаха на ее плечах начала тлеть, воздух заколебался от жара, который источало ее тело. Но Кымлан больше не чувствовала физической боли и четко понимала, как управлять бушевавшим в сердце огнем.

Сжечь все. Спалить дотла тварей, посмевших поднять руку на Сольдан и невинных людей, ее людей, которых стали для нее семьей.

Избранная шагнула вперед и медленно подняла руки. Из земли вырвался столб огня, отгораживая их от киданей. Сквозь опаляющие языки пламени она видела перепуганных воинов, метавшихся за смертоносной огненной стеной.

Кымлан воспользовалась передышкой и бросилась к Сольдан, не обращая внимания на потрясенных этим необычайным представлением мохэсцев. Подруга сидела на земле, прижимая руку к раненому плечу. Стрела вошла не глубоко, и Кымлан видела ее каменный наконечник, но доставать его сейчас не было возможности. Сольдан тяжело дышала, пытаясь сдержать рвавшиеся сквозь зубы стоны, на лбу выступили капли пота. Осторожно взявшись одной рукой за древко, Кымлан предельно осторожно переломила его пополам, чтобы стрела не мешала передвигаться. Из окровавленного плеча торчал короткий хвост, но, насколько могла судить Кымлан, рана была не смертельной.

– Сольдан, держись! – дрожащим голосом прошептала Кымлан, сжимая ее ладонь. – Уходи вместе со всеми, я найду вас позже.

– Кымлан… – На глазах Сольдан выступили слезы, и она вцепилась в ее руку, опасаясь, что они никогда не увидятся.

Под натиском рабов забор наконец-то громко затрещал и обрушился, создавая своеобразный мост через ров.

– Уходи! Я найду тебя, верь мне! – отчаянно пообещала Кымлан, а затем выкрикнула: – Бегите! Бегите быстрее!

Толпа обезумевших от страха рабов ринулась на волю, выламывая оставшиеся торчать по бокам доски.

Кымлан помогла Сольдан встать и перехватила испуганную Юнлэ:

– Позаботься о ней, пока меня не будет.

Когда последний мохэсец скрылся, Кымлан обернулась к метавшимся за стеной огня киданям и мстительно улыбнулась. Она осталась один на один с врагами, но это не пугало ее, а, напротив, разжигало в крови бешеный азарт. И она не позволит ублюдкам, посмевшим причинить боль Сольдан, уйти безнаказанными. Она уничтожит их всех. Всех до единого.

Расширив площадь пламени, Кымлан кинулась к коновязи. Огненный поток следовал за ней по пятам, закрывая от неприятеля, как щит. Лошади ржали и метались на привязи, чуя опасность. Перерубив мечом веревки, она освободила животных – они сами найдут дорогу из этого ада. Испуганные близостью огня, кони сорвались с места и помчались к разломанному забору.

Кымлан тяжело дышала, не зная, что делать дальше. Она видела безумный оскал озверевших, почувствовавших кровь воинов, которые наконец-то поняли, что именно она является источником этого сверхъестественного огня. Они метались по ту сторону пламени, видимо, не решаясь что-то предпринять. Но если огонь защищал ее от ближнего боя, то от их стрел совершенно – нет. И это лишь вопрос времени, когда они начнут стрелять. А вечно удерживать стену огня она не могла.

Тут Кымлан почувствовала на щеке теплое дыхание и дернулась от неожиданности. Прекрасный вороной жеребец стоял рядом и настойчиво тыкался мордой в плечо. Не раздумывая на секунды, она взлетела в седло и поскакала назад, чувствуя спиной жар огня, закрывавшего ее от киданей. Она неслась вдоль высокого забора, и вслед за ней вспыхивали деревянные ограждения, захватывая деревню в огненное кольцо. Неистовое пламя перекидывалось на дома и бараки.

Противник метался среди бушующего ада, не зная, куда бежать. Спотыкаясь и толкая друг друга, они ринулись к проделанному рабами пролому в заборе, который еще не был охвачен огнем, но Кымлан не собиралась отпускать добычу. Приподнявшись в стременах, она поймала ритм коня, двигающегося в такт биения ее сердца – уверенно и четко – и прицелилась. Одна за другой стрелы поражали киданей, и они падали как подкошенные.

Под прицелом Кымлан враги метались в смертоносной клетке, от ужаса не успевая сориентироваться для контратаки. Некоторые бросались прямо в огонь, другие пытались стрелять в ответ, но она ловко уворачивалась. Жеребец под ней был хорошо обучен – о таком боевом коне можно только мечтать. Он словно читал ее мысли и оберегал свою неожиданную наездницу. Трава под копытами превращалась в огненный ковер, пока пламя пожирало все вокруг. Ей нужно было выбираться отсюда, или она погибнет вместе с врагами.

Кымлан на полном скаку бросилась вон из огненной клетки, закрывая за собой проход. Пустившись в галоп, она слышала за спиной душераздирающие крики оставшихся внутри киданей и треск горящего дерева. Место, пропитанное многолетними страданиями и болью людей, в страшных муках заканчивало свое безрадостное существование.

Деревни рабов больше не было.

Кымлан немного сбавила ход и чутко прислушалась к звукам утреннего леса: глухой стук копыт по твердой земле, тихий шорох сухих листьев, редкий шелест деревьев, потревоженных проснувшимися птицами.

Рабы не могли уйти далеко, а учитывая то, что некоторые – ее сердце пропустило удар – были ранены, то они прятались где-то совсем рядом.

Кымлан спешилась и, похлопав коня по разгоряченному боку, благодарно прижалась к нему плечом.

– Ты сегодня очень помог, – прошептала она и вдохнула терпкий запах конского пота. – Спасибо, мой храбрый друг.

Жеребец фыркнул ей в ответ, и Кымлан улыбнулась.

Удивительный зверь. Не испугался огня, как будто знал, что он не причинит ему вреда. Недаром мохэские скакуны были предметом зависти соседних государств и стоили баснословных денег.

Только сейчас, оказавшись в относительной безопасности, Кымлан почувствовала чудовищную усталость. Огненное «представление» отняло у нее много сил. Как и во время пожара в мохэском лагере, огонь, покинув ее тело, оставил в ней зияющую, холодную пустоту, и Кымлан болезненно ощутила, что потеряла внутреннюю опору и уверенность. Она знала, что нужно отдохнуть, и тогда пламя вновь наполнит ее, вернет силы и чувство защищенности. Но расслабляться было некогда: в этих лесах вполне могли затаиться другие воины киданьского отряда, которые не успели проникнуть в деревню.

Кымлан вела под уздцы коня, сжимая в другой руке меч, вслушиваясь в каждый звук. Разжигать огонь в лесу было опасно, да и удастся ли ей это сделать сейчас? Очевидно, такая неожиданная огненная мощь стала следствием страха за Сольдан, и это подтвердило ее догадки о том, что самый сильный огонь возникает в моменты душевных потрясений. Она заметила это еще во время тренировок, когда училась управлять пламенем: если огонь не подпитывался внутренними переживаниями, то управлять им было непросто.

Где-то позади нее хрустнула ветка, и Кымлан резко обернулась, приготовившись отразить атаку. Вглядываясь в черные силуэты деревьев, она заметила, что за одним из них кто-то прячется. Она осмотрелась по сторонам, но не обнаружила ничего подозрительного. Скорее всего, враг был всего один.

Оставив коня, Кымлан медленно и бесшумно двинулась к широкому старому дубу, чтобы схватить не успевшего сбежать негодяя и немедленно казнить. От легкого дуновения ветерка зашелестела сухая листва под ногами, и, воспользовавшись естественным природным шумом, Кымлан в три широких прыжка достигла дерева. Выбросив вперед меч, она метнулась за ствол и встретила неожиданную атаку: враг блокировал ее удар и ловким движением едва не выбил из ее рук оружие.

Кымлан отскочила назад и вновь приготовилась к атаке. В сером утреннем свете, с трудом проникавшем сквозь широкие кроны, она не сразу разглядела своего соперника. А когда увидела, то еще крепче сжала меч.

– Кымлан!

Коренастая фигура Мунно нечетко обрисовывалась между деревьями. Он вложил меч в ножны и сделал несколько поспешных шагов ей навстречу, протягивая руки. На мгновение ей показалось, что он хочет заключить ее в объятия, но недоверие во взгляде Кымлан и по-прежнему воинственно поднятый меч сбили Мунно с толку.

– Ты жива! Слава богам! – горячо выпалил он, но не решился приблизиться.

– Ты тоже, – осторожно ответила она, невольно скользя взглядом по щеке с запекшейся кровью, прорезанным доспехам и разбитым кулакам. Он был цел, и Кымлан облегченно вздохнула. Только сейчас она осознала, что волновалась за него, – просто спрятала эти чувства глубоко в сердце, пока спасала деревню.

В узких глазах Мунно искрилась неподдельная радость, и у Кымлан дрогнула рука. Она не понимала, почему так поступила. При виде Мунно она ощутила, как теплеет ее ожесточившаяся душа. И все же… какое-то темное чувство отравляло все светлое, что она испытывала к нему. Он был врагом, по вине которого убили Чаболя, а сама Кымлан стала рабыней. Что бы она о нем ни думала, Мунно всегда был, есть и будет врагом ее народа, который, – она в этом уверена, – однажды обязательно захочет отомстить Когурё. Так не лучше ли прямо сейчас избавиться от потенциальной угрозы? Они в лесу одни, так что никто никогда не узнает, как погиб сын вождя племени Сумо.

Однако они были на одной стороне и сражались против общего врага. Неправильно убивать его за то, чего он еще не совершил, а может быть, и не совершит никогда.

Поколебавшись доли секунды, Кымлан все же опустила меч, и в черных глазах Мунно скользнуло облегчение.

– Где твой отряд? – спросила она, отводя взгляд. Ей стало стыдно за свои мысли, особенно когда он убрал клинок в ножны, демонстрируя, что не считает ее врагом. Слабость это или проявление великодушия, но Кымлан не смогла бы убить его.

– От него немного осталось. Чегон сообщил, что на деревню напали, и мы сразу бросились на помощь. По дороге наткнулись на рабов. Они сказали, что ты осталась в деревне.

– Деревни больше нет. Я сожгла ее вместе с киданями, – глухо проронила она, все еще не поднимая глаз.

Мунно промолчал, но Кымлан услышала его судорожный вздох.

– Ты видел Сольдан? – попыталась она сменить тему. Говорить о пожаре сейчас не хотелось, гораздо важнее выяснить, что с подругой.

– Да.

– Как она? С ней все хорошо? – оживилась Кымлан, осознавая, что своим безрассудным желанием покончить с Мунно едва не лишила будущего и ее, и себя. Ведь если подруга находилась под охраной воинов, то вырвать ее из их лап не получится без Мунно.

– Мы перевязали ее рану. Жить будет. – В глазах Мунно появилось какое-то новое выражение, и Кымлан насторожилась.

– Отведи меня к ней, – попросила она. Ей хотелось поскорее увидеть Сольдан и убедиться, что с ней все хорошо.

– Подожди, мне нужно обсудить с тобой кое-что важное. – Мунно остановил ее за руку.

Кымлан догадалась, о чем пойдет речь. Знала, чего он попросит, учитывая такие большие потери в армии. Поэтому решила выставить свои условия.

– Ты хочешь, чтобы я помогла тебе избавиться от киданей? – спросила она, уставившись в его диковатые глаза. Сейчас в них таилась настороженность вперемешку с горячим желанием взять реванш.

Мунно вздернул брови и немного помолчал, очевидно, недовольный ее прямотой. Наверняка он собирался преподнести предложение в более выгодном для себя свете.

– Да, – ответил он. – Взамен я отпущу тебя в Когурё.

Кымлан фыркнула:

– Я могу уйти в Когурё прямо сейчас, и ты не сможешь меня остановить, – насмешливо сказала она. Мунно хотел поторговаться, но она не собиралась идти ни на какие уступки. Или все, или ничего.

– Я отпущу с тобой Сольдан, – предложил он, в его глазах заплясали злые искры. Сын вождя не привык подчиняться и быть в положении слабого.

– Ты позволишь нам с Сольдан вернуться в Когурё и отпустишь на волю всех рабов, которые выберут свободную жизнь, – твердо сказала она, внимательно наблюдая, как меняется его лицо.

Мунно сжал челюсти, но не проронил ни слова – лишь испепелял ее сердитым взглядом. Что бы он ни сказал дальше, Кымлан в любом случае выиграла.

– Ты ведь понимаешь, что это невозможно. Если я отпущу их на свободу, племя не примет этого, – процедил он сквозь зубы.

– Тогда никакой сделки. – Кымлан равнодушно пожала плечами. Она старалась не показывать, как сильно ей нужно это соглашение. – Ты вернешься домой с поражением, и твой народ не примет наследника, который не в состоянии справиться с горсткой варваров.

Ей казалось, что она слышит скрежет зубов Мунно. Он был в ярости.

– Хорошо, я согласен, – наконец ответил он и отвернулся, будто смотреть на Кымлан было выше его сил. Гордость будущего хана была глубоко задета.

– Дай мне слово вождя, что выполнишь обещание и не обманешь, когда я уеду. – Кымлан решила идти до конца: скрепить их договор словом наследника, от которого он не откажется, если у него есть хоть капля чести. А в том, что честь у Мунно была, Кымлан не сомневалась.

– Даю слово.

Кымлан облегченно выдохнула, едва скрыв торжествующую улыбку.

– Тогда перейдем к главному. Какой у тебя план?